Mormor. Часть 2.

Вертолет мягко касается земли. Джеймс откладывает телефон, которым продолжал невозмутимо заниматься во время полета, и вслед за Майкрофтом выбирается из вертолета. Оказавшись на берегу, покрытом серым песком, Мориарти потягивается, разминая спину, останавливается и осматривает окрестности. Холодный ветер от воды перебирает пряди его волос и играет полами пиджака. - Не хотел бы я здесь задержаться дольше, чем для визита, - Джеймс оборачивается через левое плечо к Морану, который неотрывно сопровождает его, - Я бы не выдержал тут. Нескольких суток хватило бы на план и осуществление побега или чтобы свихнуться. - Пойдемте за мной, - приглашает Холмс. - Тебе ведь знакомо это место? - спрашивает Джим, пока они идут следом за ним по берегу в сторону каменной стены и пропускного пункта. Мориарти помнит эту строчку из досье Морана, которое изучил и запомнил наизусть еще с их первого контакта, а до этого мельком просмотрел еще очень давно. - Эвр Холмс уже содержалась здесь, когда тебя распределили сюда, ведь так? Холмс показывает свой пропуск на проходной, два охранника почтительно приветствуют его, и двери перед ними открываются. Увидев Морана, охранники вытягиваются в струнку, отдавая честь. В этом месте служат подолгу, и кадры сменяются редко, эти двое помнят прежнего начальника тюрьмы и избавиться от привычки сложно, Моран внушает страх на уровне инстинктов. Джим вызывает у них интерес, его движения расслабленые и властные, и полковник Моран держится рядом с ним так, как будто охраняет Мориарти и в любой момент готов подчиниться его приказу. Их пропускают через еще несколько пунктов досмотра, встречает действующий начальник тюрьмы и ведет по каменным коридорам. Он останавливается у нужной камеры, в отдалении от остальных, и Мориарти снова обыскивают и проверяют. - Дальше - вы один, - предупреждает Майкрофт, и дорогу Морану преграждают сопровождающие их охранники, отрезая путь. Дверь за Джимом закрывается, он делает несколько шагов внутрь и оказывается перед отделяющим камеру пуленепробиваемым стеклом. Силуэт за ним поднимает голову. Эвр сидит на кровати у стены. Здешняя грязно-белая форма заключенных напоминает пижаму пациентов психиатрических клиник. Длинные темно-каштановые волосы, спадающие с плеч, открывают лицо, и на Джима смотрит пара внимательных, холодных, серо-голубых глаз. Очень похожих на глаза Шерлока, но в них есть нечто большее, отстраненно-жестокое, интеллект, не связанный ограничениями морали. Джеймс снимает свои темные очки. - Ну, здравствуй, Эвр. Моего внимания давно так не добивались. - Несколько лет в этих стенах наедине с самой собой - и условности и нормы приличия забываются сами. Я ждала, Джим. Младшая Холмс поднимается и медленно идет к разделяющему их стеклу, останавливается и жадно вглядывается в своего посетителя, приподняв подбородок. Она излучает спокойную уверенность, не оставляющую сомнений, что и эта камера и весь мир принадлежат ей. И вместе с этим в ней есть некая тоска. Джим оценивающе склоняет голову набок. Эвр касается рукой стекла. Ее собственное отражение накладывается на черты Мориарти. Из комнаты видеонаблюдения, куда передается трансляция с камер, их странное безмолвное общение через стекло выглядит как телепатия или медленный танец. Джим легко усмехается и нарушает молчание. - Хочешь меня? Увы, это стекло ограничивает наши возможности перепихнуться под наблюдением. Поэтому придется говорить о делах. - Но мы можем это исправить. Освободи меня. - Это твое требование? Но почему именно я? Не твой брат, который, думаю, пошел бы на это, чтобы избежать жертв? - Я слишком долго была одна. Самодостаточность - хорошая вещь, когда ты не находишь себе равных. Но я устала... от себя. Шерлок был наиболее близок к тому, чтобы быть для меня тем, что может отвлечь. Но он стал предсказуем, когда выбрал быть "на стороне ангелов". Я знаю, ты тоже успел с ним развлечься. Он говорил мне о тебе. И тогда мне стало интересно. Что, если есть кто-то, равный мне, кого не останавливают никакие границы. Мне нужен скорее союзник, чем противник, - Эвр все так же изучает Мориарти и садится, устраиваясь на полу у его ног по ту сторону стекла. Заслужить содержание в Шерринфорде и статус одного из самых опасных преступников Королевства нельзя без причин. И женщина с внимательными серыми глазами в одиночной камере за стеклом производит впечатление опасного хищника, подобного ему самому. И первое слабое искушение открыть эту клетку и узнать ее в деле, сыграть с тем, кому проиграл Шерлок, просыпается в сознании Джима. - Для начала что насчет компенсации за сорванную операцию и возвращения мне того, что принадлежит мне? - Иными словами ты просишь меня не распылять нервно-паралитический токсин как все эти скучные переговорщики? - Это не моя проблема. Я предлагаю вернуть мне хороший образец биооружия, для которого у меня уже есть покупатель и более полезные планы. - Взамен ты выпустишь меня отсюда? Френсис невидящим взглядом смотрит на воду, бегущую из крана. Он не знает, сколько он так уже стоит. Возможно, прошло уже не мало времени. Он вздрагивает всем телом, услышав голос за спиной. Оборачивается и с ужасом смотрит. На секунду в его глазах застывает выражение загнанного зверя, инстинктивный беспричинный страх. За шумом воды он не слышал, как Ричард вошел, не слышал как открылась дверь. Ричард смотрит на него с осторожной тревогой. Это мог быть только он. Кого еще он боялся здесь увидеть. Френсис постепенно берет себя в руки. Сердце еще бешено колотится, он часто дышит. Его взгляд проясняется и фокусируется на Ричарде. - Рич? - слабо отзывается он. Техник преодолевает расстояние между ними и цепляется за него, судорожно обнимая, пряча лицо у него на плече. На какое-то время он замирает, оставаясь стоять молча. Вода в раковине продолжает течь. - Прости, что разбудил, - заговаривает он, спустя некоторое время, приподнимает лицо и смотрит на него, прижимается плотнее, - Все в порядке. Просто воспоминания. Плохой сон. Я справлюсь. Френсис не решаеися заговорить о сообщении. Он не хочет вытаскивать прошлое, открывать для него тем самым дверь, впуская в свою жизнь. В их жизнь. Не хочет тянуть в это Ричарда, который, без сомнения, сразу же бросится решать его проблемы. Он должен справиться с этим сам. Уничтожить свои слабости. Френсис постепенно возвращается в реальность, приходя а себя с руках Ричарда. Воспоминания и мысль о том, что его каким-то образом нашли, теряют свою силу, как блекнущий с рассветом плохой сон. У этих людей больше нет влияния, рычагов воздейстсия на него. Френсис оборачивается, чтобы выключить воду и берет Ричарда за руку. - Пойдем, нужно поспать. Техник снова обнимает его в постели, прижимаясь как можно ближе. Он долго не засыпает и смотрит в темноту. Мысли возвращаются в прошлое. Зачем про него вспомнили сейчас? Спустя столько времени. Он помнит номер. Тайлер - один из тех, кто работал с ним на его прежнего босса. После того, как он его прикончил и исчез, спустя время, Френсис слышал, что Тайлер занял место босса. Тогда Френсис, плхоже, оказал ему тем самым услугу. Техник думает о том, что Тай так же мог узнать о том, что сейчас он работает на Мориарти, и пожелать как-то воспользоваться этим. На следующее утро он берет телефон и набирает: "Иди к черту, Тай. И забудь этот номер". И сразу откладывает его в сторону. Даже это простое действие пробуждает прожигающую изнутри, выматывающую тревогу. Он идет на кухню и присоединяется к Ричарду, начиная вместе готовить завтрак. Френ обнимает его со спины и целует в изгиб шеи. - Как твоя голова? - спрашивает он. Френсис роется в холодильнике и достает упаковку яиц и хлеб. Ставит сковородку на плиту и включает чайник. - Раз уж у нас обоих свободный день, помнишь, ты говорил вчера, что у тебя есть на примете варианты квартир. Если ты все еще этого хочешь, так же сильно, как я, мы могли бы посмотреть их сегодня. Френсис поворачивается, чтобы поймать его взгляд, эти мысли снова заставляют его улыбнуться в приятном предвкушении. Моран выходит из вертолета следом за консультантом и застегивает пуговицу на пиджаке, чуть морщась от ветра и мерзких капель, что хлестали по лицу, разгоняемые вращением лопастей вертолета. Последний раз он был здесь 3 года назад, когда передавал дела и подчиненных своему приемнику, что нес здесь службу и по сей день, в то время как карьера самого Морана несколько раз за это время совершила несколько крутых поворотов. — Если бы я был начальником тюрьмы, то тебе не удалось бы никуда отсюда деться. Тут даже выхода на Тот Свет не имелось в мое время, — спокойно произносит Себастиан, сдерживая рвущуюся наружу самодовольную усмешку, потому что он все еще не видел причин для радости от нахождения Мориарти здесь, а месте, которое было Адом для многих. Здесь было запрещено умирать - здесь была медицина ровно настолько, чтобы поддерживать жизнь и не дать перешагнуть в "сладкое и свободное небытие". Здесь было запрещено иметь личные вещи, иметь контакт с внешним миром, смотреть прямо в глаза охранникам, часто даже запрещено было выходить на улицу. Наверняка гуманисты бы назвали это место скотобойней и требовали бы "освободить несчастных", если бы знали, что данная тюрьма существует. Но нельзя никого спасти, если не знаешь, что они нуждаются в спасении. Моран кивает охране, встречающей его так, словно он до сих пор начальник тюрьмы, на каждом из постов. Полковник напряжен и это напряжение достигает пика, когда Мориарти отправляют на непосредственную встречу с Эвр одного. Себастиан знае на что она способна и как опасна может быть даже безоружной. Во времена Морана она прикончила двух охранников через прутья решетки, тем самым заработав себе содержание в прозрачном кубе, откуда добраться до кого-то было той еще задачей. Полковник наблюдает за действом на экране, слушает разговор и ему снова хочется быть начальником жтой тюрьмы, чтобы беспрепятственно сейчас войти следом за гением. Его боялись заключенные. Даже она, хотя вида никогда не подавала, старалась держаться так, словно внутри у нее не сжимается все от страха, когда слышит звук его шагов в тяжелых армейских ботинках. Моран был худшим из всех, кого держали в этой тюрьме, и у него была лицензия делать все, что он хочет, пока заключенные не видят выхода и смысла. Брук понимает, что он не получит ответа. Что бы не беспокоило Френсиса, оно было страшнее, чем просто воспоминания. Так смотрят люди, которых в эти воспоминания возвращают. Это как пытки водой - ее льют на тебя до тех пор, пока ты не начинаешь захлебываться, пока легкие не начинают гореть и следующая попытка вдохнуть станет последней - тогдв тебя отпускают и ты дышишь, пропуская воздух в легкие, которые словно жжет огнем. — Это я. Все хорошо... — шепотом отзывается капитан, прижимая техника к своей груди, зарываясь носом в волосы на его макушке и больше не зная, что может сделать. Ричард не будет расспрашивать, не будет делать еще больнее, чем Фрэнсису уже есть сейчас. Но он будет защищать. Он будет рядом. Каждую секунду. Будет делать все, чтобы мужчина, что стал смыслом его жизни, был в безопасности. — Ты можешь не рассказывать мне... — нарушает тишину ночи Брук, когда они уже лежат в постели, должно быть, больше часа. Никто из них не спит, но и разговор они не ведут, каждый погруженный в свои собственные мысли и в свой ужас. — Но я хочу, чтобы ты знал, что я всегда здесь, что бы это ни было. И я всегда на твоей стороне. Я всегда за твоей спиной и готов прийти на помощь, Фрэнсис... Утро встречает типичной для Лондона сыростью в это время года и военный включает обогреватель в спальне, проснувшись первым и бесшумно выскользнув из постели, чтобы приготовить завтрак. Но позаботиться о своем партнере единолично он не может, потому что Фрэнсис настигает его сзади и дарит теплые мягкие объятия. — Все в порядке. Не переживай о моей голове, хорошо? Лучше подумай в чем ты хочешь облет сегодня, — улыбается Ричард, прикрыв глаза на секунду и перестав взбивать яйца в металлической миске, ведь ощущение чужих губ на шее было всепоглощающим. — Конечно я не против. Я только за, Фрэн. И даже до сих пор готов увезти тебя в лесную глушь, если ты пожелаешь. - Или вопрос в том, сколько времени заняло бы у меня убедить тебя предать свое командование и устроить мне побег, - бросает Джеймс. Он пытается представить себе тогдашнего Морана и их встречу в тех обстоятельствах, Себастиана, уже ни раз сменившего сторону, пославшего свою жизнь к чертям или поставившего ее на кон без шансов на выигрыш, чтобы только спасти Джеймса. Джим смотрит на Эвр через стекло, смотрит в ее глаза и проникается ощущением вязкого страха и клаустрофобии. Самая страшная вещь для Джеймса - это скука, пустота, бездействие, отсутствие возможности влиять на события и ход вещей. Запертость в своей голове. Он смотрит на нее как смотрят на неизлечимо больного или того, кому повезло меньше. Когда невозможно невольно не примерять на себя участь этого человека, но будто боишься разделить ее и заразиться. Он будто встречает кого-то схожего с собой. И одновременно один из своих самых больших страхов, воплощенный на нем. Интересно, можно ли считать отсутствие свободы жизнью? А если оно не временное? А бесконечность, с которой нужно смириться. Может ли такое существование быть предпочтительнее смерти? Для Джеймса это представляется самой жестокой пыткой. И отсутствие возможности умереть, которой здесь тщательно лишают узников. Джим никогда не думал, что отличается эмпатией. Его посещает еще одна мысль - как Эвр удалось сохранить здесь свой рассудок. Которая пробуждает следующую - мысль о ее нездоровой силе воли и самоконтроле. Она определенно будет полезна. Или интересна как противник. Джим еще не знает. Эвр может быть полезна. Как опасное оружие. При необходимости ее можно будет использовать против Майкрофта или Шерлока. Или для того, чтобы отвлечь их в нужный момент. Одним из решающих факторов для Джима становится то, насколько освобождение его сестры досадит Мистеру Британское Правительство. - Я могу это провернуть, - отвечает он, пожалуй, Джеймс - единственный, кто может и стал бы это делать. Пробраться в сознание Морана при их встречах, в основном на допросах или после тех двух обходов, когда надзирателей из ее камеры выносили в черных мешках, было невозможно. Инстинктивные реакции тела и ожидание боли неизменно заставляли ее сжиматься и напрягаться всякий раз при его появлении. Пусть и не заметно внешне, пусть боль и не была чем-то, чему она позволяла управлять собой. Но Моран слушался Мориарти. И если захочет Мориарти, Моран сделает то, чего он попросит. - За тобой первый ход. Сначала наш досадный конфликт интересов должен быть улажен, и мои ребята заберут контейнер с веществом. А ты перестанешь кошмарить службу внутренней безопасности Королевства. И, да, ты лишишься своего главного козыря и возможности купить себе свободу. Ну, или воспользуешься им. В любом случае никаких гарантий у тебя с этого момента не будет. И ты можешь получить этот шанс, только доверившись мне. Выберешь ли ты слепо мне поверить? - Я знаю, ты вернешься, - отвечает она. Майкрофту Холмсу могло бы показаться, что Джеймс просто поговорил с заключенной несколько минут, и она сделала то, чего ее не смогли заставить все службы безопасности Королевства вместе взятые. И он был не далек от истины. Одновременно понимая, что сам спровоцировал эту странную и несомненно разрушительную для всех участников сделку. Джеймс поворачивается, чтобы выйти из отсека и покинуть это жутковатое место, в котором против воли чувствуешь себя запертым. Но Эвр останавливает его. - Побудь со мной еще немного, - она задерживается у стекла, - У меня очень давно не было слушателей, а тем более - собеседников. Она поворачивается к нему спиной и идет в заднюю часть камеры, достает из-под кровати футляр. Невероятная роскошь здесь и исключение из запрета на хранение личных вешей. Эвр открывает его и извлекает инструмент, сосредотачиваясь на нем, больше не глядя на Джеймса. Скрипка. И возвращается к стеклу. - Ты ведь не о словах? - спрашивает Мориарти. - Конечно, нет. Слова - это скучно. Они всего лишь одна из форм выражения. Не самая совершенная, способная вместить далеко не все. - Расскажи о себе, - предлагает Джеймс, останавливаясь у стекла, чуть склоняя голову на бок. Мелодия, завораживающая и тревожащая, наполняет пустое темное пространство с серыми стенами. И Джим замирает, слушая и читая эту музыку, как книгу. Чувствуя, как увлекает и успокаивает эта мелодия. Эвр заканчивает играть и снова жадно смотрит в бесстрастные, испытывающие и исследующие ее черные глаза. Один из двоих смертельно опасных гениев, тот, что находится по ту сторону от пуленепробиваемого стекла, которая сообщается с внешним миром, снова поворачивается к выходу. - Был рад знакомству, Эвр. Я буду ждать, - его голос растягивается, и тает в тишине коридоров, растворяясь в стуке шагов туфель по каменному полу. Сердце в груди Эвр впервые учащает свой темп, как будто только сейчас вспоминая, что оно живое. Как будто ей дали глотнуть давно потерянной воли и чего-то большего, чем это. - Она сделает то, о чем я ее попросил, - говорит Мориарти Холмсу, когда возвращается в сопровождении ждавших его надзирателей и присоединяется к ним в коридоре, - Счастливы? - Не вижу причин для того, чтобы верить ни одному из вас. Но... спасибо. Холмс относится к числу людей, которых это слово будто ломает и жжет изнутри, и произнести его их может вынудить только действительно существенная причина. Мориарти самодовольно улыбается в ответ. - То, о чем вы говорили?.. - уточняет Майкрофт. - Кто знает, - Джим пожимает плечами. За весь их записанный и внимательно слушаемый разговор, заключая свою сделку, ни одна из сторон ни произносит ничего, что могло бы подтвердить согласие или служить доказательством. - Пойдем, у нас есть дела, - Джим завладевает рукой Морана, взяв его за предплечье, когда оказывается рядом с ним. Майкрофт идет впереди. И присутствие сопровождающих их надзирателей Мориарти совершенно не смущает. Он все еще ощущает напряжение в движениях и повадках Себастиана. Они не перегрызли друг другу глотки при первой встрече и даже не учинили масштабной катастрофы вопреки ожиданиям. Но, возможно, виной тому было стекло изолированной камеры. Которое теперь Джеймс планирует убрать и открыть этот чертов ящик Пандоры. - Да, я понимаю, насколько она опасна, Себ, - отвечает он на неозвученное, висящее в воздухе напоминание, - Но ей не место там. Она представляет такой же интерес и потенциал, как и опасность. Они проходят коридоры и пропускные пункты, одна за другой за ними закрываются тяжелые бронированные двери, выпуская их из этого страшного места. Джим ощушает невольный холодок по спине, когда снова оказывается на свежем ветру и открытом пространстве внешнего мира. Чуть дальше у входа их ждет вертолет. - Скажи, насколько это возможно забрать заключенного из этой тюрьмы? - буднично спрашивает Мориарти уже в машине по дороге домой, когда они снова остаются одни. - Мне нравится все, что ты мне готовишь, поэтому можешь сделать на свой вкус. Где-то в холодильнике была ветчина, - отвечает Френсис, наблюдая за ловкими движениями Ричарда через его плечо. А потом включает кофемашину, чтобы сделать две чашки кофе. Жизнеутверждающий аромат кофеина смешивается с дразнящим аппетит запахом омлета с ветчиной. Френсис отвлекается и вспоминает про чувство голода. Ему спокойно и хорошо с Ричардом, как никогда не было прежде. И все же тревога, поселившаяся внутри после ночного сообщения, остается тяжелым комком где-то на дне желудка. Кажущимся не реальным, но не исчезающим с наступлением рассвета наваждением. Эта мысль останется с ним постоянным напоминанием о том, чтобы быть настороже. Френсис ставит перед Ричардом его чашку и с удовольствием принимается за свою порцию омлета. За завтраком и время от времени днем Френсис иногда отвлекается, уходя в свои мысли, не сразу реагируя. Потом мимолетно, извинящеся улыбается Ричарду или слишком сильно прижимается к нему. Будто греясь или боясь отпустить. Ему очень хочется согласиться и уехать подальше отсюда. - Нет, долгая жизнь в глуши или вдали от Лондона все же не для меня, - отзывается он вместо этого, поднося кружку к губам, - Как и жизнь в бегах от самого себя, - добавляет он, говоря будто себе. Он не хочет бежать или бояться своего прошлого, если ему придется с ним встретиться. Он должен разобраться с ним сам. Френсис выбирает телефон одного из многочисленных агентств недвижимости, и уже к полудню они договариваются с агентом и едут смотреть первые апартаменты.