Mormor. Часть 2.

Пять лет назад Себастиан Моран был совершенно другим человеком. Он был из тех, кого Джеймс Мориарти ни за что не подпустил бы к своему ребенку, не то что дал бы на руки и позволил остаться одному с ним в комнате, пока принимает душ или варит кофе на первом этаже. Тот Себастиан был безгранично жестоким, безумным, контролируемо опасным, но этот контроль определялся исключительно теми границами, котрые выставлял сам военный. Он знал о пытках все. О пытках не только тела, но и разума. Полковник мог свести своего заключенного с ума буквально за несколько дней. Мог убить буквально запугав до смерти, ведь так легко выяснить страхи человека, когда он уже и без того в отчаянии. Он мог ограничить пространство мысли, отобрать жедание жить, смысл существовать, заставляя заключенных находиться на грани жизни, не позволяя им шануть в бесконечную бездну и лишиться мирских страданий. Его место было за одно из решеток и это все понимали, даже он сам, но хорошо иметь контролируемого психопата, который может делать всю грязную работу за тебя - так думало правительство, пока уровень безумия в этой тюрьме не перерос критическую отметку и Моран не начал терять свой контроль над самим собой. Сменил бы Моран сторону тогда, окажить Джеймс по ту сторону решетки от военного? Очевидным ответом является "нет". Себастиан бы уничтожил его, как уничтожал других. Да, с Мориарти и его гениальным разумом было бы сложнее, чем с остальными, но в конечном итоге гений бы его лишился. И сейчас Себастиана пугает то, что он мог сотворить с мужчиной, чувства к которому он не мог описать словами, но совершенно точно мог осознать сейчас в своей голове. Все происходящее по тусторону экрана заставляет Себастиана сжаться изнутри. Почему-то его его положение рядом с Мориарти снова начинает становиться шатким, словно полковник стоит с петлей на шее на лестнице, которая начинает медленно терять свою устойчивость на земле. Моран видит в младшей Холмс угрозу. Не только для себя, но и для Джеймса. Он видит в этом взаимодействии, таком непонятном и замудреном для остальных, больше, чем диалог двух безумцев о предстоящем деле. И это пугает. Нравятся ли Джеймсу женщины? Или ему лишь по душе такие же безумцы, как он сам когда диалог может проходить по большей части без слов? Как много для консультанта может значить равный ему по уровню? Как сильно может заинтересовать отзеркаленное безумие и экспрессия, которые были в Северине, которые есть в Эвр, но которых никогда не было в Себастиане? Все, что может полковник, это убивать методично и бездушно, выжигать изнутри. Делает ли он это с Мориарти сейчас са мтого не осознавая? Моран боится, что да. — Два дня с момента приказа, — ровным голосом отвечает военный. Это первое, что он говорит, с момента возвращения Джеймса из той камеры. Он видел больше, чем хотел бы видеть, он понял вещи, которых не хотел бы даже знать, не что осознавать. Но готов ли он уйти, если такой приказ будет? Точнее, готов ли он уйти, КОГДА этот приказ прозвучит? Потому что он прозвучит - Себастиан видел этому подтверждение в той камере. — Так говоришь, словно я лучший повар во вселенной, а я просто готовлю тебе комлет с ветчиной и режу сбоку на тарелку помидор, — смеется Брук, переводя взгляд на мужчину и наблюдая за ним. Фрэнсис, на первый взгляд, выглядит как всегда. Спокойный и рассудительный он выглядел так и в день, когда Ричарда едва не убили на задании, ударив по голове и оставив в здании лаборатории. Но только Брук знает как мужчина после дрожал вечером в его руках от подавленых эмоций и страха. Он не сможет заставить техника говорить, пока тот сам не захочет. Все, что капитан может сделать, это подарить чувство тепла и сделать все от него зависящее чтобы Фрэнсис доверял его настолько, чтобы открыться и рассказать собственной тревоге. Потому что важнее Фрэна в жизни Ричарда сейчас не было ничего. А может и никогда не было. Когда техник говорит о побеге от себя, Брук не может оставить это без внимания. Он ставит тарелки с омлетом на стол и обнимает мужчину со спины, мягко прижимая к себе и оставляя за ухом любовника теплый нежный поцелуй. — Я с тобой... Я обещаю, что буду с тобой, потому что только с тобой я счастлив по-настоящему. И я сделаю все, чтобы ты был счастлив рядом со мной. Я готов на все, Фрэнсис. Ричард говорит тихо, едва слышно. Так, чтобы его слова мог разобрать только техник, будто они не одни в этой квартире, словно их может кто-то услышать. Завтрак, кофе, пора звонков, кофе с собой из именитой кофейни и они уже стоят на пороге совершенно пустого помещения с только расчерченными стенами на полу и огромными окнами на противоположной стене - новостройки выглядят непримечательно, если ты не можешь представить себе то, как это помещение может выглядеть после ремонта. — Не слишком низкий этаж? — задумчиво спрашивает у Фрэнсиса капитан, осматривая помещение. — Может забраться повыше? - С момента приказа, - задумчиво подвторяет Джеймс, увидев в этом какой-то свой смысл, который Моран не вкладывал в этот ответ, и находя решение, - Ты прав, так будет гораздо проще. И мне потребуется твое участие. Я видел, как они смотрели на тебя. Весь персонал этого проклятого места, от надзирателей до нынешнего начальника Шерринфорда. Я думаю, твой авторитет не вызовет вопросов, и никто не осмелится ничего проверять, если у тебя будет приказ об ее освобождении. Но сначала нужно дожаться выполнения ее части договора. Джим изучает поля за окном и их уютную серую пасмурность, пока они подъезжают к заполненным машинами, застроенным улицам Лондона. Он увлеченно говорит о делах. Но от Джима не ускользает холодное молчание Себастиана всю дорогу, кроме моментов, когда Джим сам задает вопросы. Моран будто снова закрывается. Мориарти чувствует, что снова будто упускает его доверие, руша установившиеся, хрупкие попытки приручить. Ревность? - приходит вдруг понимание. В чем-то полковник прав, Мориарти влечет интеллект, и еще больше - безумие, отсутствие границ. И когда он находит себе равного, такое увлечение захватывает его. Скорее всего это не имеет общего с сексуальным влечением и не может быть сравнимо с тем, что успело возникнуть и только устанавливается между ними. Но Джим сам не знает, насколько всепоглощающими могут быть такие увлечения. И Себастиан нужен ему еще и для того, чтобы суметь вовремя вытащить. Даже если сам Джеймс этого не пожелает. Моран - единственный, кто может это сделать. - Чувствуешь себя лишним? - в затянувшейся тишине в лоб спрашивает Джим, - Это не так, Себ. Не после всего, через что я прошел с тобой за моим плечом. Но я не хочу, чтобы ты вмешивался в то, с кем и как я могу взаимодействовать. Джеймс не может заставить себя сказать простое: ты нужен мне. То, что он говорит, и так слишком большое откровение для него. Машина заезжает на подземную парковку в доме Мориарти. Они выбираются и поднимаются на лифте на первый этаж. Джим снимает пиджак в прихожей, расстегивает воротник темной рубашки и закатывает рукава. Хочется переодеться. Ему кажется, что запах и аура этого места остались на нем. Он идет в ванную - тщательно вымыть руки и принять душ. А потом переодевается в домашнюю футболку и штаны. Помимо собственной привычки часто мыть руки сейчас он не может позволить себе пренебрегать этим ритуалом из-за Дэниэла, заботясь о его иммунитете. То ли это недолгое путешествие и перелет, то ли давящая атмосфера тюрьмы, то ли тяжелое молчание, разговор и недосказанность между ними - Джим не знает, что именно сыграло свою роль, но чувствует себя неприятно усталым. Он идет в детскую, чтобы на остаток дня отпустить няню и остаться с Дэниэлом самому. Джим поднимает из кроватки ребенка, который уже тянет к нему ручки, заметив его появление, и удобно устраивает его у себя на груди, поддерживая под спинку. Склоняется ближе и вдыхает теплый, успокаивающий запах, ненадолго прикрывая глаза. Мориарти изменяется, когда он с ним. Каким бы он ни был до этого - властным, жестоким, опасным, нестабильным, харизматичным психопатом или холодным, рассчетливым гением, когда он берет на руки своего ребенка, он излучает спокойное, оберегающее тепло. Перемещаясь по дому, Джим всюду берет его с собой, не отпуская из рук. И Дэниэл проявляет интерес к его занятиям, стремясь принимать участие и возмущаясь, когда ему этого не дают. Джим идет на кухню и включает кофе машину. Дэниэл у него на руках начинает капризничать, когда ему не позволяют дотронуться до чашки с горячим кофе. В результате, отвлекаясь, чтобы его успокоить, Джим сам о ней забывает. Он тихо напевает колыбельную, слегка укачивая ребенка. - You are my sunshine, my only sunshine, You make me happy when skies are gray, You'll never know, dear, how much I love you... Голос Джеймса, негромкий и вкрадчивый, с завораживающими перекатами, напоминающими о шорохе гальки в спокойном морском прибое у далеких холодных берегов, успокаивает ребенка. Мориарти осторожно подцепляет со стола в кабинете ноутбук и перетаскивает его на диван в гостиной, устраиваясь там, полулежа, вместе с ребенком, по-прежнему держа его на груди. Свободной рукой он включает ноут, уходя в работу над очередной схемой. В ближайшее время Эвр дает о себе знать и выполняет свою часть их договора с Мориарти. Подконтрольные ей наемники выходят на связь с людьми Джеймса и передают ему сообщение с просьбой о встрече для передачи остававшегося у них образца биооружия. Джим посылает своих представителей, после убеждаясь, что все коды и обозначения совпадают, а контейнер не был вскрыт. Узнав об этом, Майкрофт Холмс и все спецслужбы Британии впервые за все это время выдыхают с облегчением. Закрывая глаза на тот факт, что чрезвычайно эффективное оружие массового поражения теперь остается у Мориарти, и на то, какой именно из группировок на Ближнем Востоке он его продаст. Теперь очередь за Джимом. С первой встречи между ним и младшей Холмс завязывается эта игра в правду или вызов. Игра на прощупывание границ и возможностей друг друга. А переходить за пределы чертовски интересно. Особенно подталкивая этим другого, вынуждая шагнуть еще дальше. Это начинается с простого "Сможешь без всяких гарантий довериться мне?" - "Сможешь дать мне свободу?" И вот у Джима готов план и приказ о досрочном освобождении Эвр Холмс из Шерринфорда. И второй план, предусматривающий применение силы, в случае накладок с первым. И ключевую роль в нем должен сыграть Себастиан. Ему не нужно что-либо говорить, хотя Моран и предпочитал все больше молчать, чтобы Джеймс ощущал буквально кожей, насколько полковнику не нравится эта затея. - Ты возвращаешься в Шерринфорд с приказом, действуешь так, чтобы ни у кого не оставалось сомнений в том, что ты выполняешь приказы Короны, забираешь ее и доставляешь в безопасное место. Я предоставляю транспорт и столько людей для страховки, сколько тебе потребуется. Сделаешь это? - спрашивает Джеймс холодным утром в своем кабинете в офисе Сети. Будто давая Морану выбор. - Спасибо, Рич. Я счастлив, что у меня есть ты, - техник отклоняется назад, прикрывая глаза и прижимаясь к Ричарду спиной. Его терпеливая забота и тепло, которые Брук дает ему, заставляют тревогу раствориться и отступить. Френсис проходит по бетонному полу, осматривается и останавливается у стеклянной стены. Это помещение сейчас мало похоже на дом и может стать чем угодно, но техник обладает достаточным пространственным мышлением, чтобы его воображение до мелких деталей дорисовало возможную планировку поверх пустых стен. Но чего-то все же не хватает. - Да, я тоже думаю, что нужно повыше. Какой смысл в таких панорамных окнах, если они будут выходить на окна соседей через улицу, - отзывается Френ, - Но мне нравится место и планировка квартир. Посмотрим верхний этаж? Только что сданная высотная новостройка в Тауэр-Хамлетс. Империал стрит, 6. Возможно, этот адрес станет их общим домом. Френсис берет Ричарда за руку, когда они следуют за агентом к лифту. Такая же квартира на пятнадцатом этаже нравится ему гораздо больше, и Френсису не хочется тратить день на то, чтобы смотреть другие варианты или ломать голову с выбором. А, может быть, то, что он уже начал представлять, как они будут выстраивать вместе их общую жизнь здесь, делает это место привлекательным для него. При этом Френсис знает, что с Ричардом он с радостью перебрался бы в любую дыру. И поэтому не намерен придираться к деталям. - Как тебе? - спрашивает он, снова подходя к окну, не отпуская руки Ричарда, и изучая город. С этой высоты Лондон будто принадлежит им обоим. То, что Моран ощущал в моменты, когда разговор заходил об Эвр, нельзя было назвать ревностью. Ведь ревность это когда ты ощущаешь недостаток внимания, любви или других позитивных чувств и эмоций от своего партнера по отношению к себе. Себастиану было достаточно того, что давал и дает и ему Джеймс. Он не смеет просить о большем, потому что это и так гораздо больше, чем он когда-либо в своей жизни получал. Ему достаточно той ограниченной близости, что есть у них с Мориарти, достаточно даже просто позволения быть рядом, достаточно разрешения помогать с ребенком, когда консультанту это необходимо, достаточно делить с ним постель один раз в, кажется, вечность, потому что для военного физическая близость такого рода, да и вообще любого рода, является опциональной. То, что ощущает Моран, это, скорее, осознания собственного несовершенства, можно даже сказать, что в какое-то степени это осознание собственной ничтожности, которое подкрепляется словами "после всего, через что я прошел с тобой за моим плечом". Потому что это звучит для волковника не как единение, не как принятие его важным человеком в жизни консультанта, а как долг, который тому пришлось взять на себя ради ребенка. Моран не может дать Джеймсу того, что могут дать другие. Он не эмоционален и горяч сердцем, как Северин, он не гениален, как Шерлок, он не безумен и талантлив, как Эвр. Он даже не как Майкрофт, что, пусть и до оскомины зануден, но имет власть и талант управлять, кто и что бы не говорил. В Себастиане этого всего нет. И сейчас это чувство разъедающей пустоты, что плотно заселяется внутри военного, поглощает только образовавшуюся слабую связь между ними, но оно не заставит Морана отойти. Он больше не побежит искать своей смерти, прячась от боли, словно ребенок. Он примет ее как она есть, даже если она его уничтожит. Потому что если от безумия Эвр придется спасаться, то Себастиан сделает все, чтобы Мориарти и его сын выжили в этом "пожаре". Дом консультанта привычно не вызывает ощущения дома. Себастиан за все это время так и не перестал ощущать себя здесь так, словно он постоялец дорогого отеля, где безмолвно выполняются все пожелания и даже застилается постель, стоит ему отойти за чашкой кофе утром и вернуться спустя каких-то пять минут. Тревожить Джеймс после поездки в Шерринфорд Моран не смеет. Они не говорят, не пересекаются, если Мораирти не задает вопросов, если нет необходимости в совместной поездке в офис. Полковник спит в своей спальне, работает тамже, хоть и имеет от Мораирти позволение использовать его кабинет, встает к ребенку один раз за несколько ночей, когда слышит плач первым и успевает успокоить Дэнниэла до того, как тот разбудит няню или Джеймса. Ребенок, кажется, привыкает к нему - малыш успокаивается на его руках, принимает из его рук бутылочку со смесью, а затем отдается этой скорой младенческой усталости, начиная посапывать под мычание все той же старой немецкой колыбельной. Морану не нравится эта идея с освобождением Эвр Холмс, но он не идет против Мориарти, выполняя его волю как приказ. Потому что это он и есть. Эта иллюзия выбора, заданная вопросом в кабинете гения, просто смешна. Джеймс знает какой получит ответ даже если полковник всецело против. - Мне нужно полчаса на сборы. Без подкрепления. - Четко отвечает Себастиан, по военной привычке держа руки сложенными за спиной. Моран только кивает и покидает кабинет Мориарти сразу же направляясь в раздевалку, а затем в оружейную, чтобы подготовиться. Моран выходит на мокрую от мелких капель воды вертолетную площадку под звуки не умолкающих лопастей - у него нет времени на то, чтобы затем ожидать их запуска, поэтому пилоту приказано ждать. На военном надет не костюм, пополненный дорогими туфлями и пальто, а тактическая одежда черного цвета, ведь сегодня он конвоир и палач, если ему так удачно выпадет шанс. Письмо об освобождении, спрятанное под курткой полковника, перекочевывает в руки нынешнего начальника тюрьмы уже под козырьком входа в здание и лицо Морана не выглядит так, словно он готов отвечать на какие-либо вопросы, а поэтому... задают их минимум. Себастиан не сдает свое оружие на входе, потому что никто не готов пойти против приказа старшего по званию, пусть и бывшего, военного. Звук тяжелых армейских ботинок Морана снова разносится в тишине коридоров, заставляя всех заключенных замолкнуть и вжаться в стены своих камер. Но он пришел не за ним - Себастиан Моран останавливается по другую сторону стеклянного куба от Эвр Холмс... Выбирая для себя с юных лет карьеру, которую выбрал Ричард, человек должен осознавать, что он вместе с эти выбирает и одиночество. Мало кто готов жертвовать своим уютом и стабильностью ради того, чтобы ездить за тобой от военной базы к военному базе, жить подолгу одному, ожидая, привыкая к этому ожиночеству, а затем снова впускать человека назад и принимать это, не считать этого вновь прибывшего чужаком и нарушителем покоя. Ричард был готов быть один. Был готов возвращаться в пустую холодную квартиру, где каждый предмет мебели был покрыт приличным слоем пыли, после каждой отправки вникуда. Он видел такой свою жизнь еще полгода назад, а сейчас... Сейчас он не видит будущего и даже представить не может своей жизни без Френсиса, сидящего на диване в позе лотоса со своим ноутбуком, прикусившего при этом язык от напряжения, пока тонкие пальцы ловко печатают на клавиатуре. И он видит их жизнь здесь, в этой пустой пока квартире на пятнадцатом этаже с видом на изгиб Темзы из огромных панорамных окон. Он уже может представить как Фрэнсис сидит за своим рабочим столом тут у окна, защищенный пуленепробиваемым стеклом, пьет свой чай вечером и работает в тишине, которую нарушает только щелкание оружия, которое сам Брук готовит к следующему заданию. - Я уже вижу здесь счастливое будущее, Фрэн, - шепотом признается мужчине на ухо Ричард, вставая позади него и обнимая одной рукой за корпус. - Мне здесь нравится... Ощущается как... дом. Что скажешь? Ты мог бы назвать это место своим домом? Моран будто ускользает, замыкается, избегает контакта. Мориарти не может найти причины этому, но знает точно, что она как-то связана с его делами с Эвр Холмс. Это изводит консультанта. Как и невозможность найти ответ и пробраться в сознание всегда отстраненного и замкнутого Себастиана. Моран похож на дикого зверя, выдернутого из привычной среды, запертого там, где стены и окружающие его люди чужды ему и причиняют страдания. Он будто постепенно задыхается здесь, не жалуясь, не переча, продолжая следовать за ним и оставаться там, где он нужен. Джим знает, что за уверенностью Морана стоит опыт и рассчет, но ему все равно не нравится, что он отказывается брать с собой группу, которая прикроет его в случае ошибки. Эти мысли не дают Мориарти покоя. Он остается в своем кабинете в штаб-квартире уже с раннего утра, погруженный в ноутбук. Лондон за окном, мокрый и серый, скрывает очертания ближайших зданий во влажной дымке. Ее крупицы оседают на стекле. Джиму хочется курить впервые за долгое время. Он почти совсем отвык от этой привычки. Возможно, сигареты, их запах, в первые секунды смешивающийся с холодным воздухом после щелчка зажигалки, связаны в его сознании с полковником. Хотя Моран и стремится уединяться, чтобы не курить при консультанте. Но иногда Джим нарушает его одиночество, заставая его с сигаретой. Джим выбирается из кабинета, как бы невзначай пересекаясь с Себастианом. Моран идет к выходу в полной экипировке. И Джим задерживается, наблюдая. Себастиану идет тактическая одежда, как и оружие, и Мориарти нравится наблюдать его в действии. Джеймса завораживают его движения, сдерживаемая сила, смертельная опасность, которой веет от Морана. Себастиан - совершенное, надежное, дорогое оружие, которое никогда не будет направлено против Джима. И за всем этим отточенным до инстинктов профессионализмом, нездоровым самоконтролем, делающим его полностью лишенным человеческих эмоций для непосвященного взгляда, скрывается то живое, что не дало Морану нажать на курок в тот первый раз, когда Мориарти оказался расчерчен делениями шкалы поправок в его прицеле, то, что заставляет его оставаться рядом. - Будь на связи, - говорит Джим, останавливается, прислонившись к стене, провожая Морана взглядом. Возможно, они должны поговорить, думает Мориарти, когда Себастиан уходит, но разговоры и откровения - это то, чего ни один из них не умеет и не любит. Джим выделяет для Эвр одну из принадлежащих ему квартир в качестве временного убежища, куда Моран должен будет ее отвезти сразу после ее освобождения-похищения. И дает Морану пакет поддельных документов для нее. Дальше она получает свободу отправиться куда пожелает или остаться в Лондоне и продолжить играть в прятки со службами безопасности. У нее снова посетители? Женщина в камере мгновенно реагирует на тяжелые шаги по бетонному полу, звук которых пропускает стекло, приподнимаясь, как будто и не спала. Существование здесь научило ее быть готовой, что в любой момент дня или ночи ее могут поднять, чтобы увести на допрос или по любой прихоти надзирателей или приказу сверху. Готовой мгновенно реагировать даже во сне, отслеживая все звуки. Она садится на койке, когда Моран останавливается у стекла. Сглатывает, подавляя инстинктивное напряжение, мгновенно узнавая его. И в следующий момент улыбается, склоняя голову на бок, расслабленно и хищно. Серые глаза при этом остаются пугающе внимательными и холодными. Беспристрастными, как будто это она сейчас по другую сторону стекла одиночной камеры и обладает властью делать с ним, что захочет. Зачем он здесь? Ее мозг собирает и анализирует детали в его облике, движения и действия. Которые пока не складываются в ответ. Когда два других тюремщика говорят ей подняться и собирать вещи, отключают охранную систему и запускают механизм, поднимающий стекло, она все еще не понимает, что происходит. Она забирает с собой только футляр со скрипкой и отдает одному из конвоиров. На ее запястьях защелкивают наручники и передают ее Морану. В этот момент и пока они идут по коридорам мимо других камер Эвр думает о том, что Мориарти ее бросил. А после ее "сдачи" и выполнения всех условий, ее переведут в другое место, более тщательно позаботившись о том, чтобы оборвать ее связи с внешним миром и сделать невозможным осуществление чего-либо снова. У нее нет никаких улик, связывающих Морана с Джеймсом. А предыдущего надзирателя вполне могли привлечь для ее конвоирования и перевозки, учитывая статус ее опасности. И полное отсутствие проявления морали и эмоций и вместе с тем высокий интеллект полковника. За все время, что он управлял этой тюрьмой, она так и не смогла найти к нему подход. Найти его слабость. Но слабости есть у всех, это Эвр знает как никто. Ей нравится ломать людей. И она ненавидит того, кто в течение двух лет сам проделывал это с ней. Она идет впереди него. Покорная и равнодушная, выжидающая. Замечающая все вокруг и прислушивающаяся к нему, как зверь, ждущий возможности вырваться, но никак не подающий вида. Двое надзирателей держатся по обе стороны от нее. - Куда мы отправляемся? - спрашивает она за воротами тюрьмы, когда двое других сопровождающих остаются позади. Мориарти погружается в работу, отвлекаясь от прочих мыслей. Дела Сети требуют постоянного контроля, и ему удается найти время, чтобы посвятить им эти несколько часов без перерыва. Одновременно он следит за перемещениями вертолета, которым воспользовался Моран. К вечеру, садясь на заднее сиденье машины, чтобы ехать домой, Джим набирает его номер. - Себ, - глубокий, немного усталый голос хорошо скрывает тревогу, которую консультант все равно испытывает, нельзя расслабляться даже в самых простых операциях, а тем более, если в них задействованы Холмсы, - что там у тебя? - Нашим. Я хочу, чтобы это место стало нашим домом, Рич, - отвечает Френсис, подаваясь назад, ближе к Бруку, тая от тепла в его чутких руках от одного прикосновения, - Давай остановимся на нем. И обустроим здесь все так, как мы хотим. Техник кладет одну руку поверх руки Ричарда, а второй дотягивается назад, с нежностью вплетая пальцы в его волосы. - Что-то решили? Посмотрим еще варианты? - их заставляет отвлечься голос снова вернувшегося в комнату агента. Френсис смотрит на Ричарда, удостоверившись в том, что он думает так же. - Нет, спасибо. Нам нравится эта. Они едут в офис агентства, чтобы провести оплату и оформить все необходимые бумаги, и скоро получают ключи от их общего жилища. Хотя перед тем, как они смогут туда перебраться и назвать его домом, им предстоит еще много отделочных работ, выбор мебели, установка охранной системы и замена стеклопакетов на пуленепробиваемые. И Френсиса радует это предвкушение того, чтобы вместе решать все эти простые бытовые задачи. Когда они покидают офис, на улице Френсис крепко обнимает Ричарда за талию, улыбается, всматриваясь в любимое лицо, и коротко целует его. - Мы это сделали, - сообщает он, отстраняясь от его губ, - предлагаю отметить и заодно перекусить по дороге обратно. Как на счет пиццы? Возможно, не позволять себе чувств к кому-то и долговременных отношений с их образом жизни - наиболее разумное решение. Но для Френсиса уже слишком поздно. И он ни о чем не жалеет. Он знает, что не готов однажды потерять Ричарда. Но он готов жить с этим постоянным страхом потери, притаившимся всегда где-то близко на переферии его сознания. Знать, что однажды Рич может не вернуться к нему. Или еще хуже - Френсис будет с ним, но не сможет этому помешать. Знать это лучше, чем не позволить себе разделить с ним то время, которое у них есть. Френсис готов к этому. И готов оберегать его по-своему, как только сможет. День проходит в приятных, таких обычных, заботах, что он почти забывает о постоянных рисках и движении, которыми наполнена их жизнь, о тревожных мыслях. Новое сообщение из прошлого мгновенно возвращает их. Френсис начинает ненавидеть сигнал сообщений. Который неизменно заставляет что-то внутри него сжиматься от неприятного предчувствия. "Не думай, что смог потеряться", - сообщают буквы на экране. "Я знаю, где ты живешь". "И на кого работаешь". "Нам нужно увидеться и поговорить". "Пошел ты к черту", - набирает техник в ответ. "Я сам тебя найду". Френсис не выдает своих эмоций. Как если бы это были одни из привычного потока сообщений, связанных с работой и жизнью Сети. Которые ни в свободные от оперативных заданий дни, ни в какое время дня и ночи не переставали поступать, требуя срочного решения той или иной проблемы. Только, убрав телефон в карман, он застревает в своих мыслях чуть дольше обычного, наблюдая поток машин впереди через лобовое стекло. Его беззаботность и оживленность снова будто выключаются. Это можно списать на усталость к концу дня. Френсис пропускает что-то, что говорит ему Ричард, не сразу реагируя, понимая, что слышит, но не разбирает слов. - Ты что-то сказал? Прости, - он моргает, возвращая себя в реальность, и поворачивается к Бруку.