***
Иван просыпается первым по будильнику. Он специально завёл его на полчаса раньше, чтобы успеть приготовить завтрак до того, как проснётся Хулия. Обычно она варит им кофе и жарит хлеб, сегодня его очередь, хоть раз в жизни, сделать что-то приятное для неё. Он грохочет на кухне, засыпает кофе в кофеварку, рисует кетчупом улыбку на яичнице, которую едва ли не спалил, и, когда почти заканчивает, слышит медленное шарканье наверху. Нойрет улыбается, внезапно задумываясь над тем, что ему нравится готовить. Не только для себя, но и для кого-то, кто ему так дорог. Проживя с Хулией две недели, он успел привязаться к ней настолько сильно, отчего, если её сейчас отобрать от него, он почувствует пустоту внутри себя, словно бы всегда жил с ней. Она неуклюже спускается вниз, волосы взлохмачены на макушке, словно бы её голова — птичье гнездо, заспанные глаза и через чур бледная кожа лица. Иван хмурит брови, но старается не придавать этому никакого значения. Хулия права — она не фарфоровая ваза, за которой нужно следить. К тому же, она сама врач, и, если ей будет плохо, она скажет ему об этом. Если только… — Чёрт! — хрипит она, едва ли не падая со стула. Нойрет рефлекторно хватает её за руку, удерживая от падения. Его стулья действительно высокие, на то они и барные, но раньше залезть на них у неё не составляло никаких проблем. — Ты в порядке? — взволнованно спрашивает Иван, помогая ей снова залезть на стул. Она удерживается руками за стол и ёрзает по сидушке, чтобы удобнее сесть. — В полном, — кивает девушка. Она лжёт. Ничерта она не в порядке. Всю ночь она не могла уснуть, её мучили приступы кашля и нехватки воздуха. Хорошо, что в доме отличная звукоизоляция и Нойрет не слышал этого, — Ничего себе. Ты приготовил завтрак? — Хулия выдвливает улыбку. На самом деле она действительно рада, что он позаботился об этом, потому что сегодня готовить она совершенно не могла. Он, словно бы, прочитал её мысли. — Да, яичница, — гордо заявляет он, — Правда едва ли не ушедшая птицам на улице. Но я успел её спасти, — он ставит тарелку перед ней и достаёт из кофеварки чашку с кофе. Медина вновь улыбается, замечая самодельную улыбку и глаза на яйцах, и Нойрет не может не усмехнуться, когда понимает, что ей понравилось. — Ты молодец, — говорит она ему, отламывая кусочек вилкой и засовывая в рот, — Это очень вкусно. Самодовольный Иван всё-таки усаживается за стол, стараясь не подавать виду, что ему очень сильно не нравится, как она сегодня выглядит. А это падение со стула и вовсе вызвало опасение, что с ней всё-таки не всё в порядке. Он хотел бы поговорить с ней об этом, выяснить, что происходит, но понимает, что она ему ничего не скажет, а насильно из неё что-то вытягивать тоже не очень-то хочется, учитывая её характер.***
Смена выдаётся, как обычно, не из лёгких. Они катаются всё утро с одного адреса на другой и отвозят пациентов по больницам. Сегодня, практически все, у кого они были, подлежали госпитализации. Кто-то с отравлением, у кого-то высокая температура, бабулька с прединфарктным состоянием и дед, который пытался сам починить свет в доме, но не удержал равновесие и свалился со стула, а подняться уже не мог. Хулия измерила ему давление, как и положено, когда они приезжают на вызов к пожилым людям. Мужчина перенервничал, потому что находился совершенно один в доме, и его показатели зашкаливали. Медина провела рукой по лбу, чувствуя, как пот скатывается на нём, но резко вспоминает, что на улице мороз, и ей не было тяжело подниматься… Её лоб слишком горячий. Часто такое бывает, когда помощь нужна не пациенту, а врачу. Перед глазами, как будто бы, всё плывёт, в голове всплывают какие-то странные голоса из прошлого и она мотает ею в разные стороны, чтобы отогнать их. В груди что-то сжимается. — Есть подозрение, что у вас может быть сотрясение мозга, — говорит Иван, а девушка слышит его так, словно он находится далеко от неё. Она поднимается со стула на котором сидела и пытается сложить обратно аппарат для измерения давления, — Нужно проехать в больницу, чтобы вам там полноценно помогли. Старик соглашается. По его взгляду было сразу понятно, что он не откажется, потому что сильно испугался за свою жизнь. Он также успел рассказать, что у него есть жена, которая уехала сегодня к их внукам, а у него скокануло давление и он, вообще-то, должен был лежать весь этот день, но в прошлом мужчина был электриком, и мелькающая лампочка его жутко раздражала. — Да, мы часто делаем то, из-за чего будет потом сожалеть, — соглашается с ним Иван, спускаясь вниз. Они держат пациента по обе стороны рук и Хулия думает о том, кто ещё кого держит. — Когда хочешь сделать кому-то приятно, всегда идёшь на крайние шаги, — усмехается дедушка. Они находятся уже на последней ступени, нужно просто сделать шаг, и Хулия понимает, что не может сделать его. Она неуклюже сходит с этой «преграды», едва ли не упав, и не утащив дедка за собой. — Хэй, ты в порядке? — взволнованно спрашивает Нойрет. — Да-да, — нервно отвечает она, тяжело вздыхая, — Просто споткнулась. Думала, что ступени закончились. — Аккуратнее, — с недоверием говорит ей Иван и смотрит на неё. Они встречаются взглядами лишь на мгновение, но кажется, словно он всё понял. Хулия судорожно кивает, чувствуя, как всё тело начинает ломить от температуры. Ноги гудят, руки болят, словно бы она начал заниматься спортом спустя долгий перерыв и сейчас у неё забились мышцы. На улице мороз щиплет ей щёки, она думала, что от холода станет легче, но ошиблась. От холода стало только холоднее и теперь её начинал бить озноб. Всё таки прав был Иван — нужно было остаться дома. Но, тогда она не получит зарплату за этот месяц и не сможет купить ему достойный подарок. Хулия уверена, что он подарит ей что-то сильно дорогое, что в его духе, и ей нельзя остаться перед ним нищенкой. К тому же, жить в его доме постоянно она тоже не собирается и нужно начинать откладывать деньги на новую квартиру, которая будет получше той, в которой она жила. Всю дорогу Медина обнимает себя руками, отвернувшись к окну. Она долгое время спорила с Иваном, чтобы он сел с пациентом, и в итоге всё-таки взяла своё. Сейчас было главным, чтобы Антонио не заметил, что ей плохо, иначе они оба точно прикончат её за все выходки, последствия которых она сама знает. В прошлый раз, когда у неё была пневмония, всё закончилось ужасно. Она упала в обморок на паре и её увезли в больницу на машине скорой помощи. Хулия лежала в палате абсолютно одна, врачи звонили её матери, но женщине, по всей видимости, было всё равно. Она задыхалась от нехватки воздуха в одиночестве, врачи надевал ей кислородную маску на ночь, иногда находились рядом, когда ей было плохо. Но разве может посторонний человек как-то помочь? Даже морально, Хулии было стыдно за то, как она выглядела тогда. Также, как и то, что она до смерти боялась уколов. От воспоминаний, её передёрнуло. Она тяжело вздохнула и тут же закашлялась от холодного воздуха. — Какой-то нехороший у тебя кашель, котёнок, — бормочет Антонио, смотря вперёд — на дорогу. Они поехали по навигатору и тот, по всей видимости, решил обвести их мимо пробок, потому что дороги, хоть и были отвратительно заваленными, но машина ехала без остановок. — Нормальный кашель, — хрипит она, — Такой же, как у всех. — Тебе, конечно, лучше знать, — соглашается с ней мужчина, — Но недавно мы с Иваном, пока ты болела, отвозили девушку в больницу с пневмонией. Так вот у неё был похожий кашель. Хулия молчит, поджимая губы. — Что у вас там? — Иван открывает окошечко, разделяющее салон с кабиной, и высовывается, насколько это ему позволяет пространство между ними. — Это Хулия сейчас так кашляла? — продолжает он, обеспокоенно смотря на неё. — Ты уверена, что не хочешь, чтобы я тебя послушал? Ну или, если не я, то какой-нибудь другой врач в больнице? — Уверена, — Медина толкает его рукой в лоб обратно и резким движением закрывает окно, — Со мной всё в порядке! — поясняет она, когда Антонио смотрит на неё, нахмурив брови. Он слишком хорошо смог узнать её, чтобы сказать с точностью, что она что-то скрывает. И чувствуется, что это что-то может плохо кончиться. — Знаешь, я восхищаюсь тобой, как человеком и как врачом, но твоё это: «Я всё сделаю любой ценой» может обернуться для тебя катастрофой, — говорит мужчина, — За всю свою жизнь я не сумел найти нужного мне человека, не женился, и с двадцати лет катаюсь на скорой с врачами. У меня не было времени для себя и для своего счастья, у меня нет детей, у меня нет никого, кто мог бы скрасить мне мою старость, Хулия. И тут врываетесь вы с Иваном, как две бестии, которые сносят всё на своём пути, и, честно говоря, моя жизнь стала казаться мне лучше с вашим появлением. Я не отрицаю того, что вы оба просто мои напарники, но я успел полюбить вас, как родных детей, поэтому, прости мне моё чрезмерное беспокойство, но будь я твоим отцом или дедом, я бы насильно отвёз тебя к врачу. Хулия расплывается в широкой улыбке. Очень приятно, что кто-то беспокоится о ней, кто-то, кто даже не является ей родственником. Обычно так и происходит, когда чужой человек становится ближе, чем кто-то родной. — Но ты не мой отец или дед, — соглашается с ним она, — Но я рада, что ты так считаешь. Она тянется к нему, чтобы обнять, пока они стоят на светофоре, всё же выехав в город на очищенные дороги. Антонио усмехается и обнимает её в ответ, лишь слегка дотронувшись подбородком до её лба. Он резко отстраняет её от себя и тянется ладонью к её щеке, ошарашенно смотря на неё. — Ты сумасшедшая?! — возмущается он. — Хулия, ты горишь! — Да, тише ты! — также отвечает она ему. — Да, у меня есть небольшая температура… — Небольшая? — он всё-таки продолжает разговор тише, чтобы там она не пыталась скрыть. — Ты горяченная, знаешь? — Я отработаю сегодняшнюю смену и вернусь домой на выходные, — продолжает она, — Ты ведь знаешь, что мне нужна моя зарплата, как бы там ни было, даже, если учесть, что сейчас я живу у Ивана. Он потрясающий человек и всегда пытается сделать для меня что-то приятное, но я не могу так жить. Я не могу жить, зная, что кто-то за меня платит или что-то делает. И ты должен это понимать. Антонио тяжело вздыхает, двигаясь с места. На улице начинает уже темнеть и зажигаются яркие фонари. — Тебе стоит поговорить с Иваном, чтобы не выходить из машины лишний раз, — молвит Антонио, и затыкает её сразу же, как только она собирается что-то ответить, — Это не обсуждается. Не хочу, чтобы следующим пациентом вон там была ты! — Хорошо, — соглашается она, — Что мы ему скажем? Почему я не пойду с ним в приёмное отделение? Мужчина задумывается. Это, конечно, весомый аргумент, но нужно что-то придумать, потому что эту сумасшедшую уже никак не уговорить вернуться домой. — Притворись спящей, — пожимает он плечами, — Иван не станет тебя будить для того, чтобы отвезти пациента в приёмное отделение и оформить его. Хулия соглашается. Это она может устроить даже по-настоящему. Потому что, как только она кладёт голову себе на плечо, глаза сами по себе плотно закрываются и она погружается в сон. Какой-то слишком напряжённый, заставляющий её переживать, но сон.***
Иван возвращается обратно в машину спустя полчаса возни с документами. Как Антонио и предполагал, парень не стал будить свою напарницу, и, как только вернулся, осторожно сел рядом, чтобы не разбудить её. Он усмехнулся, показывая, что они могут ехать дальше, а у мужчины впервые чесался язык рассказать обо всём Нойрету. Однако, как он может это сделать, если уже обещал ей, что ничего не расскажет? Хулия обидится на него и долгое время не будет разговаривать, но он же может это пережить, если поможет ей поправиться быстрее, и не «умереть» на работе? — Жалобы на высокую температуру и понос, — читает Иван, — Сегодня что, день скорой помощи? Всех будем катать в больницу? Антонио пожимает плечами. Всё внутри сжимается, когда он снова и снова не может выдавить из себя нужных слов. Голова Хулии скатывается на Ивана и мужчина думает, что, вероятнее всего, парень сам сейчас всё поймёт, но он лишь осторожно обнимает её за плечи, подтягивая немного вверх, чтобы ей было удобнее. Чёрт возьми! — Странная она сегодня, — начинает мужчина. — Да, не могу не согласиться, — отвечает ему Нойрет, — Но может поспит и станет более менее нормальной? Бывают дни, когда она встаёт не с той ноги, — он усмехается, но водителю точно не до смеха. Он открывает рот, чтобы всё рассказать, но тут же закрывает, думая о том, что ему сказала Хулия. Он понимает её, как никогда, но и смотреть на то, как она будет мучиться весь оставшийся день, тоже не очень-то хочется. Нойрет осторожно будит её, потряхивая за плечи, когда они приезжают на нужный им адрес. Она что-то возмущённо мычит, но всё-таки неуклюже вылезает из машины, натягивая перчатки на руки. Антонио наблюдает за тем, как они подходят к подъезду, и, пока ждут, когда им откроют дверь, Иван сжимает её руку в своей. Мужчина думает о том, что этот жест не выглядит дружеским, по крайней мере, со стороны парня. Он уже давно заметил, что тот как-то не очень-то ровно дышит к ней, но сейчас это было очевидным. Так может они просто скрывают свои отношения? Может, в таком случае, ему стоит рассказать обо всём? Антонио думает о том, что вот они сейчас вернутся и тогда он разрушит данное им обещание. Пусть Хулия будет потом косо на него смотреть и обижаться, но он сделает всё возможное, чтобы после этого вызова она оказалась дома. Ребята поднимаются по лестнице. Большинство людей, которые вызывают скорую, живут в многоэтажках выше десяти этажей. Все они безумно узкие внутри, и, к сожалению, не во всех работают лифты. Сейчас был тот случай, когда нужно было подняться на восьмой этаж пешком. И, если в обычной ситуации это можно было сделать в два счёта, сейчас Хулия понимала, что чем дальше она поднимается, тем хуже ей становится. Она запыхалась и воздуха становилось всё меньше, голова кружилась так, словно бы она находится на аттракционах. — Ну ты где там?! — воскликнул Иван, выглядывая с верхнего этажа. Пока она тут пыталась как-то подниматься, он уже оказался на два этажа выше неё. — Иди, я догоню! — кричит она ему, кашляя. — Ты в порядке? — спрашивает он в очередной раз. Ей бы, конечно, сказать ему, что она задыхается и, вероятнее всего, может сейчас упасть в обморок, но тогда он побежит к ней, а не к пациенту, который ожидает их у себя дома. — Да, — отвечает она, — Просто немного устала. Иди. Нойрет выглядывает из-за перил, смотря на неё. Она поднимает на него взгляд и выдавливает улыбку, после чего он всё-таки продолжает путь наверх. Хулия останавливается, садясь на одну из ступеней и подпирая голову руками. После этого вызова она согласна вернуться домой. Иван поднимается на нужный ему этаж, где его уже ожидает женщина. Он не успевает даже взглянуть, насколько далеко от него Медина, когда его уже зазывают в квартиру. Пациент — мальчик двенадцати лет. После того, как он не высушил волосы после бассейна и так уехал в школу с одноклассниками, у него поднялась высокая температура. Хрипов в груди у него не было, по общему осмотру всё было в порядке, поэтому Нойрет не стал забирать его в больницу. Его сейчас, на самом деле, больше волновалась его напарница, которая, по всей видимости, так ещё и не поднялась. Иван сделал ребёнку укол жаропонижающего и выписал лекарства, которые теперь нужно будет принимать. Он говорил всё по факту, но очень быстро, потому что сердце бешено колотилось в груди от отсутствия напарницы рядом. — Спасибо вам, доктор, — улыбается ему женщина, выпуская на лестницу. Хулии даже на горизонте нет. — Не за что. Впредь теперь будет знать, что старших, всё-таки, нужно слушать, — нервно усмехается он. Нойрет бежит по лестнице, как только дверь закрывается. — Хулия! — зовёт он её. — Хулия, где ты?! В ответ лишь тишина. Он пробегает седьмой и шестой этаж, также пятый и четвёртый, и находит её лишь на третьем. Она не поднималась за ним, как говорила, она прислонилась телом к стене и ждала его всё это время здесь. — Хулия! — парень спешит к ней, садясь на корточки возле неё и хватая за руки. Даже сквозь перчатки он чувствует холод её пальцев. — Чёрт возьми, что случилось? Почему ты мне ничего не сказала? Она поднимает на него уставший взгляд и хнычет. — Прости меня, — хрипит она. — Что? За что простить? — не понимает он, растирая холодные ладошки в своих. Он подносит их к губам и дует тёплым воздухом изо рта. — Что случилось? Тебе плохо? — Голова кружится, — признаётся она, судорожно вздыхая и снова заходясь кашлем. Иван кивает, потянувшись к молнии её куртки. — Да, давай послушаем, — продолжает парень, вытягивая из кармана стетаскоп. Хулия снова хнычет, словно бы маленький ребёнок, у которого очень высокая температура, — Ты знала? — спрашивает он у неё, стягивая с себя прибор. — Ты ведь сама слышала эти хрипы? Она кивает. — Вчера, когда ложилась спать, — признаётся девушка. — И ты не рассказала мне обо всём, потому что… — Нойрет подталкивает её на ответ. Он не пытается сейчас доказать ей, что был прав, и ругаться на неё тоже не видит смысла. Иван знает, что она сделала это по какой-то важной для неё причине, потому что Хулия — тот человек, который распознает пневмонию, даже без слышамых хрипов в груди. — Потому что мне нужны деньги, — отвечает она, — Деньги тебе на подарок и просто, чтобы не сидеть у тебя на шеи. — О, милая, — вздыхает он, потянувшись рукой к её лбу, — Ты горишь, — с сожалением продолжает он, — Встать сможешь? Нужно отвезти тебя в больницу и сделать, как минимум, рентген грудной клетки. Она судорожно кивает, хватаясь за его протянутую руку, чтобы встать. Иван осторожно обнимает её за талию, ведя к следующему лестничному пролёту и крепче прижимает к себе, когда они спускаются вниз. Они уже почти у двери, чтобы выйти, когда её колени всё-таки прогибаются. — Иван! — восклицает она. — Я здесь, — он ловит её, резко подтягивая вверх, — Я здесь, малыш. Он наклоняется вниз и подхватывает одной рукой под её коленями, а второй держит за спину. — Ничего страшного, — бормочет он ей, — Всё хорошо. Хулия роняет голову ему на плечо, чтобы спрятать там своё лицо от стыда, который она сейчас испытывает. Иван лишь усмехается с её действий, толкая дверь ногой, чтобы выйти. — Знаешь, я всегда мечтал поносить тебя на руках, — говорит он ей, — Без шуток. Я серьёзно. Хулия молчит, но ей и не дают ничего ответить, когда Антонио выпрыгивает из машины, завидев их. — Что случилось? — спрашивает он. — Мы едем в ближайшую больницу, — отвечает ему Нойрет и указывает головой на дверь, чтобы мужчина её открыл. Тот спешит выполнить просьбу, и бежит обратно за руль. Иван сажает Хулию в кресло, в котором они обычно возят пациентов. — Всё хорошо? Или хочешь лечь? — спрашивает он у неё, прикладывая ладонь к её щеке. Она мотает головой в разные стороны. Нойрет думает о том, что ей должно быть очень плохо, если она даже не в состоянии сама сделать элементарные вещи. Он пристёгивает её ремнями безопасности и садится в кресло напротив. Теперь он видит всё, что она пыталась от него сегодня скрыть: бледность лица, пересохшие от обезвоживания губы, кашель, вырывающийся из её груди каждые минут десять… — Хорошо. Кольнём жаропонижающие? — он заправляет вылезшие волосы ей под шапку. — Ты ведь знаешь, что я делаю это не больно. — Ты хочешь исполнить свою мечту и увидеть мою задницу? — тихонько усмехается она, но всё-таки поворачивается в кресле. Терпеть такую высокую температуру слишком невыносим. — Я бы хотел увидеть твою задницу при, немного, других обстоятельствах, — отвечает он ей, открывая чемодан. Он набирает лекарство в шприц и смотрит на неё, — Давай, я лишь слегка приспущу тебе штаны и… — Не приспустишь, — бормочет она, растёгивая куртку. Только сейчас он вспоминает, что эти шуршащие штуки на лямках. — Да, точно, — соглашается он. Хулия пытается расстегнуть лямки, но её руки слишком сильно дрожат, чтобы пальцы слушались её. Иван зажимает шприц между зубов и тянется к ней, чтобы помочь. Он щёлкает замком, опуская лямки вниз и расстёгивает молнию, чтобы выполнить все действия. — Давай, любимая, счас всё пройдёт, — бормочет он себе под нос, когда втыкает иглу в мягкую кожу. Медина дёргается лишь от ощущения укола и он горько усмехается, вспоминая, что она боится уколов, — Ну, маленькая, не больно же. — Любимая, маленькая… — тянет она, хрипя. Иван закрывает иглу колпачком и откидывает в мешок с отходами. Он помогает ей застегнуться и обнимает её, когда она тянется к нему руками. — Конечно, любимая и маленькая, — соглашается он, поглаживая её по спине, — Самый дорогой человек в моей жизни. — Это твой своеобразный способ признаться мне в любви, — шутит она ему в грудь. Иван улыбается. — Именно он, — отвечает он, — Я думал, что ты и так уже поняла, как сильно я тебя люблю Наступает оглушающая тишина, слышны лишь хрипы её лёгких и кашель, пробирающийся время от времени. — Прости, — вдруг бормочет Хулия, — Ты единственный, кто признался мне в любви, — она слегка остраняется от него, — Это было немного неожиданно. — Ну тогда, если это не очевидно, то ты — самое лучшее, что случилось в моей жизни, — продолжает он, проводя ладонью по щеке, — И я хочу тебе сказать, что ты не обязана отвечать мне взаимностью. Я признался, чтобы ты просто знала, что есть кто-то, кому ты очень сильно дорога и кто готов сделать, буквально, всё, что ты попросишь, всё ради тебя. Слышишь? Да? Девушка поджимает губы и судорожно ему кивает. Она снова пытается вздохнуть глубже и заходится громким влажным кашлем. Иван притягивает её к себе, целуя в холодную скулу, и, пока ему это позволено, он наслаждается моментом. Он признался ей в любви, теперь это очевидно.