А это злобный начальник

      Есть что-то романтичное в том, чтобы сидеть полтретьего ночи в тёмной комнате с единственным источником света в виде экрана ноутбука с открытыми на нём миллиардами вкладок, таращиться в окно, зная, что в ближайшие четыре часа ты точно спать не пойдёшь.       В пятнадцать лет Арсений думал точно также, пока романтизация горящих дедлайнов не оставила его и без всего этого романтичную до скрежета зубов натуру.       Впервые он столкнулся с чувством вселенской ненависти ко всему живому, когда писал диплом за кратчайшие сроки с горящей жопой, и всё равно по итогу его купил. И романтичное в миллиарде вкладок, в похеренных нервных клетках и кучи кружок с кофе, от которого потом он блевал почти сутки, развидилось само собой.       Особенно сейчас.       Арсений никогда не жаловался на свою работу. И пусть он не бежал навстречу каждому новому дню в московский офис СК «ДОМСТРОЙ» с распростёртыми объятиями, боготворя каждого сотрудника и своё начальство, но и убить каждого, кто встретился ему по пути на работу ему никогда не хотелось.       И он считал это успехом. И так было до позавчерашнего дня, когда начальство, то самое, которое устраивало его почти полностью, сменилось на другое. То, что твой начальник никогда не сможет полностью тебя устраивать, старо как мир и по-обычному естественно.       Даже если на девяносто девять процентов твоё руководство — мечта каждого, кто пытается устроится на работу, потому что и зарплата приличная, и нервные клетки в сохранности, и с уважением с каждым общается, и выходные вовремя с отпуском, то всё равно будет тот самый один процент (если не больше), из-за которого этого уважаемого тобой человека хочется приложить чем-нибудь потяжелее.       У Арсения так было с Волей. И не той, которая в кулаке.       Его начальник, уже, к сожалению, бывший, Павел Алексеевич Воля был тем самым, почти идеальным директором, с которым Арсению работать хотелось. Он был справедливым, в меру строгим и отчитывал только по делу. Пусть и казалось поначалу, что он просто самовлюблённый индюк, который вечно травит ужасные шуточки и вообще предвзят, то со временем мнение о нём изменилось.       Причём кардинальным образом. Арсению по сути оставалось закрывать глаза только на то, что порой к нему действительно предвзяты. И если изначально постоянный поиск недостатков в его работе казался странным и даже бесил, то спустя буквально несколько месяцев Арсений просто решил, что он слишком хорош, и его пытаются проверять на наличие хоть каких-то профессиональных недочётов.       Хотя, возможно, ко всем генеральным секретарям престижных компаний относятся подобным образом. В таком заведении, как центральный офис СК «ДОМСТРОЙ» все должно быть не просто хорошо или отлично, а идеально. И сотрудники тоже. Особенно приближённые к верхушке.       Для Арсения, впрочем, не должно было ничего поменяться, потому что он остался на прежней должности, и было бы всё так просто. В силу вступил тот самый один процент, который Арсений ненавидел всей душой в своём руководстве — ебучий заместитель его директора, который после внезапного ухода Павла Алексеевича за хлебом (батя Арсения бы оценил) занял его должность.       Арсений вот искренне не понимал, почему некоторым жизнь лижет жопу, а некоторым говорит: сейчас вот этот хуй дососёшь — и сразу следующий.       Арсений и не против какого-нибудь хорошего члена, кто вообще от такого добра откажется, но когда этот самый член пихают ему в рот против его воли, то становится уже совсем не прикольно.       Арсений любит, когда по взаимному согласию и, когда его ебут не в метафорическом смысле. А жизнь, сука такая, только это и делает. Лучше бы кого-то нормального подогнала.       И да, Попову не грех жаловаться, потому что зависать на сайтах знакомств он перестал ещё в семнадцать лет, спустя неделю, как только начал, заподозрив за собой странное увлечение мужским полом.       Он тогда по своей детской наивности решил прогуляться с парнем, с которым общался двое суток, чтобы просто проверить свою голубую теорию, но тот оказался совсем не восемнадцатилетним Романом, а Игорем с тридцатником за плечами, как минимум, который охотился на сладких мальчиков, а ещё очень тупых, по типу Арсения в семнадцать.       Опыт был не из приятных, потому что, во-первых, его наебали, а во-вторых, чуть не выебали, но Арсений весьма точно попал в нос и сбежал, ни капли не сожалея.       А потом, в двадцать, его настигла карма, он даже почти поверил в её существование, потому что прилетело (и тоже кстати в нос) теперь уже ему. От своего одногруппника, который таких приколов, как крепкая мужская дружба, не оценил.       Ох этот дивный мир натуралов. И шутки гейский пошутят, и по заднице шлёпнут при встрече, но признаешься в чувствах — отхватишь неплохих пиздянок, потому что ты-чё-реально-педик-я-просто-шутил.       Хорошо ещё, что Арсения тогда не сделали предметом насмешек. Не то чтобы его это каким-то образом волновало, потому что чужое мнение создано, чтобы ебать его в рот, а не проглатывать чьи-то оскорбления. Но было бы весьма неприятно, потому что в нос получить ещё раз, теперь уже от кучки гомофобов было как два пальца об асфальт.       После этого Арсений открыл для себя гей-клубы, но очень зря, потому что его романтичная натура не хотела просто секса без обязательств, а вот его партнёрам, которые махали ручкой на прощание и говорили о том, что у Арсения клёвая жопа, и вообще он классно трахается, на романтику было глубоко насрать. Сердце они ему, конечно, не разбивали, но ощущения оставляли поганые.       И плюс во всём этом был только в том, что у Арсения не было недотраха, как у многих других в его возрасте спермотоксикозников. И на том спасибо.       А потом Арсений устроился на работу и понял, что можно забыть не то что об отношениях, даже о потрахушках. У него не было времени лишний раз поесть, не то что посмотреть вслед симпатичному парню. Да и как-то не хотелось особо.       Арсений не боялся получить по лицу ещё раз, да даже по яйцам, просто он вдруг перестал чего-то искать. Наверное, любовь к нему должна была прийти когда-то сама. Все же её находят. Вопрос только в том, чтобы её не потерять.       Арсений трепетно ко всему этому относится, и, если ему когда-то представится шанс, даже самый крошечный, влюбиться и быть любимым в ответ, он ни за что его не упустит.       Но пока ему хватает того, что он спит и живёт работой. И женат, видимо, на ней же.       И пусть так, главное, чтобы деньги были. А остальное можно перетерпеть.       Арсений говорит так себе уже третий день, с того момента, как сменилось начальство. Он теперь не то что не сможет кому-то там вслед взглянуть, он теперь не сможет даже нормально поспать. А всё потому, что его драгоценный начальник завалил его работой на год вперёд, но выполнить её какого-то хуя нужно уже к завтрашнему дню.       Арсений никогда не жаловался на бумажную волокиту, но это уже слишком. Он этими отчётами жопу собрался подтирать или что? Неужели Арсений не мог их делать постепенно? Три ебучих отчёта.       Антону Андреевичу хорошо, стал директором — и пиздец, теперь его вообще ничего не сдерживает. Он Арсения и до этого не особо жаловал, придирался похлеще Павла Алексеевича и говорил, что тот относится к Попову слишком лояльно. А сам Попов молча охуевал и молился, чтобы пореже пересекаться с этим дьяволом во плоти, который, кажется, работу любит больше, чем всё в этом мире.       Арсений видел сам и много раз слышал, что от коллег, что от самого Павла Алексеевича, что его, на тот ещё момент, заместитель работает сутками напролёт. И это не шутки, не преувеличение. Человек работой буквально дышит. Ему важно, чтобы всё было идеально, чётко и в сжатые сроки.       Кто-то говорил, что он совсем не умеет расслабляться, кто-то отпускал шутки, что он однажды реально на работе женится, кто-то острил, что он попросит себя похоронить на рабочем месте и обязательно в своём костюме.       А потом в коллективе появилась фраза: я сегодня Андреич. И значила она: я сегодня буду ебашить, как не в себя весь этот день. Обычно, если кто-то так говорил в самом начале рабочего дня, это обозначало, что человека этого будет не видно и не слышно из-за огромного количества работы.       Сам Антон Андреевич об этом, конечно, не знает. И не узнает никогда, потому что ему вообще не интересны чьи-то разговоры, если они не касаются работы. Да и не слышит он разговоров. Он из своего кабинеты выходит только в двух случаях: утром, когда заходит и вечером, когда уходит домой. Второго правда никто ни разу не видел, потому что он покидает офис позже всех, да и не факт, что уходит. — Он поди с окна ссыт, чтоб не покидать свою обитель лишний раз, — отпускает шутку Матвиенко, когда за Шастуном захлопывается дверь теперь уже с надписью «Генеральный Директор А.А. Шастун»       Арсений бы посмеялся, но выходит только мученически улыбнуться. Он с отчётами почти до утра возился и теперь практически стекает под собственный стол безвольным телом. У него мешки под глазами размером с Марианскую впадину. Он ведь возился с этими кошмарными бумагами и две прошлые ночи тоже. — Доброе утро, — Дмитрий Тимурович, теперь уже единственный заместитель гендиректора, как всегда в прекрасном настроении. — Ага, — Арсения не хватает даже на полноценный ответ.       Шутки с тем, чтобы почти не спать трое суток и бесконечно работать не доводят до добра в любом возрасте. А Арсению уже двадцать четыре вообще-то.       Он смотрит на закрывающуюся дверь с надписью «Заместитель Генерального Директора Д.Т. Позов» ещё с минуту, а после задаётся вопросом, которым задавался всегда: чему Позов всегда так рад? Наверное, человек познал высшую ступень счастья, потому что у него прекрасная жена, двое детей и работа отличная, но лично сам Арсений бы расстроился, если бы из двух своих заместителей директор посадил на своё место не его.       Хотя, вероятно, Дмитрию Тимуровичу до этого не было дела. Он теперь остался единственным замом гендиректора, в его обязанностях ничего не поменялось.       А может это и к лучшему. Кому хочется нести лишнюю ответственность за огромное количество людей и нагружать себя дополнительной работой? Кроме того, Шастун и Позов — близкие друзья, так что назначение Антона Андреевича на место генерального не сулило ничего ужасного.       Очень жаль, что не для Арсения. — Арс, заебал, кофе будешь, нет? — Матвиенко, как оказалось, стоял всё это время рядом и что-то говорил. — Возьми любое, потом переведу.       Арсений говорить ни с кем не хочет. Язык еле функционирует. Побыстрее бы положить эти отчёты на стол начальника и, забив на всякие убеждения, поспать хотя бы час. Как в старые добрые на каких-нибудь бесполезных парах пресловутой экономики. Арсений давно не студент правда, но он в самом деле смертельно устал. Ему по голове словно молотками колотят, а с собой даже таблеток нет. — Попов, в кабинет с отчётами.       Серёжу с кофе Арсений, к своему великому сожалению, дождаться не успел. Даже пытаться не стал, пожить ещё хотелось.       Подхватывая папку с нужными бумагами, Арсений надеялся лишь на то, что их примут с первого раза. Он был уверен в себе, ещё ни разу не было такого, чтобы директор был недоволен его проделанной работой. Но так было с Павлом Алексеевичем. А чего ждать от Шастуна Арсений пока не знал и это нервировало. — Можно? — гендиректор даже глаз не поднял, кивком пригласил пройти в кабинет. Арсений невольно оглядывает всё вокруг себя. Всё почти также, как было при Воле, только вот цветы, стоявшие тут и там, исчезли. По всей видимости для Антона Андреевича любые яркие оттенки были раздражающим фактором в его однообразной серой жизни. — Так и будете стоять истуканом? — Арсений вздрагивает слегка от громкой реплики в свой адрес и хмурится. И минуты не прошло, как зашёл в этот кабинет, а гендиректор уже сделал всё, чтобы начать раздражать.       Но Арсений проглатывает своё недовольство и подходит к столу быстрым шагом, протягивая документы. У него пальцы слегка подрагивают после бессонной ночи, а вот у директора руки словно крепкие ветки. Даже намёка на тремор нет.       Пока директор быстрым взглядом проходится по листам с отчётами, Арсений продолжает разглядывать кабинет на наличие изменений. Всё также просторно, но темнее, чем обычно. Теперь на панорамных окнах, отделяющих кабинет директора от остального отдела, висят жалюзи. Никто этому особо не удивился, но у Арсения это вызвало раздражение.       Павел Алексеевич всегда был будто бы в постоянном контакте со штабом, а Антон Андреевич сделал всё, чтобы от него оградиться.       Шкаф с документами, кресла кожаные, стоимостью, наверное, как вся квартира Арсения, и стол начальника с высоким креслом на колёсиках. Ничего лишнего. Этот педант даже фикус убрал. Любимый фикус Павла Алексеевича. — А куда вы дели Аркадия?       Арсений пожалел, что открыл рот спустя буквально секунду, когда Антон Андреевич, оторвавшись от бумаг, медленно поднял на него глаза полные колючего холода и небольшого смятения после странного вопроса. Какого ещё Аркадия? Антон моргает пару раз, прочищает горло. — Что, простите? — Ну, фикус. Тут стоял, — Арсений рукой указывает в угол, где стоит шкаф. — Когда Павел Алексеевич… — Попов, — звучит как «пошёл на хуй», — это место больше не принадлежит Павлу Алексеевичу. За цветок можете не беспокоиться. — Да я особо не беспокоился. — Закройте рот, будьте любезны.       Арсений, всё это время смущённый прямым взглядом начальника, будто бы пришёл в себя.       Блять       БЛЯТЬ       Он чуть ли не перешёл на неформальное общение. Перестраиваться под Шастуна оказалось занятием не из лёгких, особенно когда он так привык к Павлу Алексеевичу. Арсений сейчас слишком сонный и слишком тупой раз позволил себе разговаривать с начальником о цветке. О фикусе, блять. И сдался ему этот Аркадий.       Но у Арсения как в песне ни мозгов, ни денег, да и лёгкое смятение директора было видеть весьма забавно, опуская факт, что он сам еле выдержал взгляд начальника. — И всё-таки, куда вы его дели? — Попов, — Арсению кажется, что ещё чуть-чуть и он начнёт ненавидеть свою же фамилию. Она произносится с таким холодом и ядовитой интонацией, что хочется директору либо вмазать, либо попросить его заткнуться. Сложно что ли по имени называть? — Это что такое? — Отчёты, — не видно, что ли? Арсений это не произносит конечно, но ему очень хочется.       Он стоически молчит и выжидает следующей реплики. В горле пересыхает. По взгляду начальника становится очевиден факт, что что-то не так, но это попросту невозможно. — Это теперь так называется? Два приму, но финансы. Откуда вы взяли эти числа?       Арсений устало трёт глаза и не сразу понимает, что директор развернул лист, чтобы Арсений сам взглянул на свою писанину. — Эта информация взята из отчётов финансистов, ошибки в расчётах быть не может.       Арсению под нечитаемым взглядом хочется покаяться во всех своих грехах. Антон Андреевич как будто даже не моргает, следит за каждым движением, а Арсения в момент начинает бесить повисшая в кабинете тишина. Он элементарно заёбывается стоять и нервничать непонятно по какому поводу.       Директор его взглядом испепелить хочет? И с какой собственно стати? Ошибки быть не может. Арсений в себе уверен.       Ну, в данный момент может не очень, но это условность. — Вы считаете? — интересный вопрос, но как же похуй. Арсений себя отпускает, смотрит теперь на Антона Андреевича таким же прямым взглядом и видит, как у того в уголках глаз блестят смешинки. — Да. — Значит, пересчитывайте.       Смешно ему, сука. Арсений проглатывает собственное возмущение. Хмыкает только, ну а хули? Пусть этот мистер я-никогда-не-ошибаюсь слышит, что он Арсения совсем не задел. Хотя на деле всё наоборот.       Арсений не ошибался с расчётами. Никогда. И сейчас, на выходе из кабинета, Арсению больше всего на свете хочется доказать, что ошибся сам Шастун. Около самой двери его заставляют остановиться. — Попов, чтобы к концу рабочего дня отчёт был переделан. — Могу идти?       Арсений простоял ещё несколько секунд, прежде чем понял, что ответа он не дождётся. Вот же кретин двухметровый.       Арсений пытался успокоиться, но по охуевшим глазам Матвиенко, когда он увидел полетевшие на стол бумаги, у него это явно плохо получилось. — Не принял?       Арсений только угукнул, принесённый и оставленный Серёжей кофе, выпил залпом. Поперхнувшись крепким эспрессо, Арсений был готов сжечь ко всем чертям собачьим этот офис, заперев в нём начальника. Вот мудак. Хоть бы сказал, куда фикус дел.       Арсений выдыхает пару раз, прежде чем решается отойти от навязчивых мыслей о гендиректоре и отчёте. Он даст себе перерыв в несколько минут. Нужно найти Аркадия. Только он его и успокоит.       Это как Болконский и дуб. Только Арсений и фикус. Их история любви должна продолжаться.       Матвиенко хлопает его по плечу, и Арсений поднимается с места, отправляясь в увлекательное путешествие. Фикус он всё-таки найдёт. А потом отчёты, конечно.       Сегодня всё намерено было испортить ему настроение.       Даже кофе этот сраный остыть успел. Сговорились, суки.