***
Антон резко открыл глаза, носом втягивая спёртый комнатный воздух. Сердце колотилось в его ушах словно бешеное, тело было мокрым и ледяным. Одеяло скомканным неудобным комом спуталось в конечностях, и под ним было невероятно душно. Петров зажмурил глаза, пытаясь переосмыслить приснившийся кошмар, но отрывки сна, как назло, до сих пор яркой сценой стояли перед глазами. Просто кошмар. В груди поселилась неприятная тревога. Ещё когда они жили в старой квартире, кошмары часто преследовали его, но после переезда в посёлок этот был первым. За такой короткий промежуток он отвык просыпаться по утрам с загнанным пульсом и пить таблетки, чтобы спалось нормально. Парень протянул руку к тумбе, чтобы найти очки, и те тут же привычно легли в руку, заставив его облегчённо выдохнуть. Хотя, с другой стороны, расстроился бы Антон, если бы проснулся в своей старой спальне? Он иногда даже засыпал с этой мыслью. Как было бы хорошо, будь рядом с ним его друзья, которые непременно бы согласились встретиться. Или его девушка. Но он сам сказал не звонить и не писать ему. Проще оборвать все связи и не мучиться мыслью, что всё могло быть иначе, чем страдать по тому, чего нет. Пальцы нащупали выключатель, раздался щелчок. Лампа тускло загорелась спустя пару секунд, медленно накаляясь. Взгляд упал на часы: 6:20. Можно было и встать, но хотелось поваляться ещё пару минуток, хотя бы до половины седьмого. Антон упал обратно на подушку, разглядывая трещины в потолке. Да, это тебе не зелёные звёзды, уже не представишь себя, как в детстве, космонавтом. Антон прислушался к завыванию вьюги за окном. С каждым порывом ветра стёкла в раме дребезжали, грозясь выпрыгнуть из неё. Он вздохнул. В школу идти категорически не хотелось, даже если его там ждала Полина. Но выставлять себя трусом, который при первой же угрозе идёт на попятную — не хотелось ещё больше. Рома ведь не какой-то там бандит, верно? Антон видел бандитов. Не тех, что показывают в папиных фильмах, а настоящих, и Рома не один из них, по крайней мере, пока что. Взглянув на часы, Петров понял, что уже половина. Пора собираться.***
Дорога в школу была необычайно долгой. Ветер всё выл и выл, словно дикий раненый зверь, стонал и кусал за лицо и ладони, на которые Антон не надел рукавицы: забыл. Всю дорогу он кутал поглубже в шарф сестру, которая ещё с вечера вдруг расчихалась, и кутался сам, но по приходе в школу щёки всё равно щипало от мороза. Антон шёл в кабинет химии, словно агнец на заклание. Мрачные коридоры пустовали. Первый звонок прозвенел минуты три назад, а потому все ученики уже разошлись по классам. И ему тоже стоило поторопиться. Опаздывать на первый урок химии не хотелось. Антон и без того плохо понимал эти структуры и строения, а позориться ещё и опозданиями перед новыми учителями Петров не хотел. Он остановился у белой двери с облезшей краской, на серой табличке было написано: «38. Химия». Петров постучал три раза и зашёл. — Извините, можно? За учительским столом никого не было. И то славно: если и учитель задержался, то можно не беспокоиться, что сам едва не опоздал. Хотя радоваться долго Антону не пришлось. Ещё до того, как он подошёл к своему месту, парень заметил Полину: девушка сидела за своей партой прямо за Катей, брови её уже привычно изогнулись на переносице. Она поймала его взгляд сразу же, как только почувствовала, что он и сам смотрит на неё, но Антон не стал на ней задерживаться. В желудке медленно холодела неуверенность. И только потом Петров заметил. Собственное место не пустовало. — Ну привет, Антоша, — вальяжно растянув ноги под столом, на его стуле сидел Рома. Его губы растянулись в хищной улыбке, клыки опасно сверкнули. — Это моё место, — Антон напомнил. Бяша тоже улыбался, при чём так хитро и мерзко, что в горле поднялась волна отвращения. — Было твоё, стало наше, на, — протянул второй хулиган, покачиваясь на стуле. Не двигаясь с места, Петров кинул беглый оценивающий взгляд на соседние парты, и в голове тут же сложился пазл. Третий ряд был полностью занят: на последней парте расположились весы, гири и прочие принадлежности для лабораторных работ, а прямо перед ней сидел Семён, выглядящий донельзя довольным. Средний ряд, за исключением почти такой же ситуации, был занят каким-то парнем. Тихим и забитым. Сашей, кажется, как ему Полина вчера говорила. Он даже не смотрел в их сторону, скрючился только над собственной тетрадкой, да зарылся носом в книгу. Оставались только последние два места: за и перед Ромой с Бяшей. Антон сощурил глаза, глядя на Ромку. Тот оскалился в ответ и чуть склонил голову на бок, мол, выбирай. И Петров понимал, что они пытаются сделать, думать надо было быстро. Пятифанов прекрасно знал, что Антон ни за что не сядет с Семёном, а потому посадил его дальше всех, чтобы у Петрова попросту не осталось выбора. Выбери Антон сейчас этого забитого парня, его тут же отнесут к лохам: сядет рядом и сам покажет, к какому уровню себя относит. И пусть для самого Петрова это не значило ничего, то класс, буквально пожирающий его спину взглядом, сразу вцепится в него, как в новую добычу. И ведь посадил бы Рома на место Бабурина этого Сашу, ещё оставался шанс, что Антон мог подсесть к нему. Всё равно подальше от них. А так получается максимально патовая ситуация, ни туда, ни сюда. А потому у него было только два выбора. И, конечно, Петров выбрал самый очевидный. Он скинул рюкзак к самому окну за последней партой, как раз в тот момент, когда дверь в класс открылась. Заскрипели стулья, зашумели голоса. — Здравствуйте! — хором разнеслось со всех сторон. Даже Рома подал голос, но с места так и не встал. В прочем, учительница на это внимание не обратила, прошла только к своему учительскому месту запыханная, видно, очень спешила в класс. — Сегодня пройдёмся по плану на эту четверть, — говорила она. Антон уже не слушал. Краем глаза он поймал движение: это Полина взглянула на него из-за плеча. Девушка мягко улыбнулась. Это маленькое, простое действие придало чуть-чуть уверенности. По крайней мере, она про него не забыла. Как и не забыли хулиганы. Антон не понимал, откуда взялись эти злоба и агрессия, и почему они были направлены на него. Хотя мог представить. Парень достал блокнот из рюкзака и карандаш из пенала, но рука так и замерла над листом. Взор упал на короткостриженый затылок. Неужели всё это было из-за Полины? Из-за девушки, подсказало сознание. Могло ли быть такое, что Пятифанов просто-напросто ревновал? Поэтому смотрел вчера так напряжённо: боялся, что Антон сблизится с Полиной. Но как Петров вообще может с ним соревноваться? Глупости ведь, Антон даже подумать о таком не мог. Да он в этой школе от силы день! А Рома уже успел понапридумывать себе всякого. Разве что и причина была в другом? Всё-таки мало ли, за что Антона можно ненавидеть: очки носит, волосы будто крашеные… Антон понял, что на этом причины, собственно, и заканчиваются. Хотя нужны ли такому парню, как Рома Пятифанов, какие-то причины? Выдумал свои правила, живёт по каким-то понятиям. У него тут своя кухня. Петров медленно и тихо вздохнул, чтобы не привлекать лишнего внимания. Рома почему-то не предпринимал никаких действий в его сторону, что как успокаивало, так и напрягало. Был ли у парня какой-то план оставалось лишь гадать, хотя Антон за утренний инцидент уверился: Полина была права, Рома сообразительный. Играет с ним, как с каким-то забавным зверьком, выстраивает одноклассников, как шахматист недоделанный, что раздражает не меньше. Но тогда если класс — это его шахматная доска, то Антону нужно просто сделать свой ход.***
— Антон, да? Перед обедом к нему подошла Катя. Девушка преградила ему путь, когда он встал из-за парты, намереваясь пойти в столовую. — Антон, — подтвердил он, хотя вопрос и был явно риторическим. — А ты Катя, да? — Катя, — ответила она тем же и улыбнулась. — Пойдём вместе? На секунду он задумался. После первого урока Полина в коридоре извинилась перед ним за утреннее и выразила своё желание дальше общаться, но пока временно держаться на расстоянии. Антон не знал, что и думать об этом, и Морозова не объяснила: тут же ускорила шаг и ушла. Могла ли она ждать его в столовой? Антон не имел привычки теплеть ложных надежд, поэтому просто пожал плечами: — Почему бы и нет, пойдём, — он закинул рюкзак на плечо. Катя чуть ли не светилась от радости, еле сдерживая улыбку на лице. Она тут же схватила его под руку, на что Петров выдохнул удивлённое «о», не ожидавший такого запала. И хоть он порывался вырваться, то лишь дёрнулся. Всё-таки, это бы немного резко? Хоть и сама Катя поступила не совсем тактично, но она всё же девушка, кажется, для неё такое в порядке нормы. — Так почему ты, говоришь, перевёлся к нам? — неожиданно спросила она. «Я не говорил», — нахмурив брови, подумал он, но вслух сказал: — Из-за отца, у него тут новая работа, — заученная ложь легла на язык горечью. Хотя повтори он это ещё раз десять, может, и сам в это поверит. — О-о-о, надо же, не подумала бы, что здесь есть, чем заняться. Кем он работает? — В стройуправлении, тут недалеко, — на самом деле, Антон понятия не имел, а потому сказал первое, что в голову пришло. — Правда? Не знала, что… Ай! Антон почувствовал, как его в плечо толкнули, да так сильно, что он на секунду запутался, где находится. Мир закружился, и он почти упал, но Катя всё ещё держала его, а потому тоже попала под раздачу: Смирнова столкнулась со стеной, а Антон — с Катей. — Бабурин, козлина! Смотри куда прёшь!!! — так резко и звонко крикнула она, что Антон чуть не оглох на одно ухо, даже испугавшись от неожиданности. — Ужасный, отвратительный… — продолжала причитать она, отряхивая невидимую пыль с плеча. — Вот… Невыносимый! Казалось, она сейчас топнет ногой от злости. Антон почувствовал и свою долю вины. Хотя и было ясно, что Смирнова цела, он всё равно спросил: — Извини, ты не ушиблась? Всё в порядке? — А ты за что извиняешься? — её голос всё ещё сочился гневом, а светлые брови были сведены, потому казалось, что она его отчитывает. — Этот придурок всегда таким был. — Всё-таки, его целью был я, а не ты, — он поправил рюкзак на ходу, Катя уже не держала его. — Так что и тебя бы не задело, если бы ты не шла со мной. — В чём ты виноват? В том, что Бабурин хулиган? Так это его проблемы! От её тона Антон почувствовал себя пристыженным. Стало ещё более неловко. — Наверное, — согласился он. Катя болтала ни о чём и всём сразу: она рассказала о «героях» школы, когда они прошли мимо стены с грамотами и кубками, на которых он заметил выведенные печатными буквами имена «Роман Пятифанов» и «Полина Морозова», также она не забыла затронуть тему заморозков, которые неизменно приходят в посёлок каждый год как раз к началу декабря, не обошла и всякие мелочи, вроде любимой музыкальной группы. В общем, скучно с ней точно не было, хоть Антон и слова вставить не успевал. Смирнова не казалась плохой, просто на своей волне, так скажем. Задавала порой странные, подозрительные вопросы, но до сути не докапывалась, что вызывало недоумение. Как сказала Полина: «лучше не связываться», но Антон и так не собирался говорить кому-либо здесь что-либо о себе и своей семье. Стоили ли доверия его одноклассники? Сплетница-Катя, или хулиганы, или тот же тихоня Саша? Да даже Полина доверия не внушала, попросила его держаться на расстоянии, и сама не приближалась, говорила и смотрела как-то странно, будто Антон здесь наказание отбывает, а не учится — хоть он и сам об этом порой думал — и пусть ему было весело с ней, как и Морозовой с ним, но всё это было как-то сомнительно. Как любила говорить мама: «Поживём — увидим», нечего трепать себе этим нервы.***
Перед последним уроком на стол прилетела сложенная вчетверо бумажка. Антон огляделся, но в классе было слишком много людей, чтобы понять, кто именно это был. В конце концов взгляд неизбежно упал на Рому и Бяшу, которые стояли у парты Семёна и о чём-то негромко переговаривались. Антон развернул записку с таким опасением, будто там сейчас окажется дыра, через которое на него будет смотреть дуло пистолета, но на удивление, вместо угроз и приглашения встретиться «за школой», красивым витиеватым почерком был выведен вопрос: «Увидимся после школы?» Ни имени отправителя, ни фамилии, но Антон сразу понял, кому принадлежала записка. Он тут же поднял голову, но девушка уже не смотрела на него. Антон хмыкнул себе под нос, снова взглянул на хулиганов, совершенно занятых какими-то своими делами. Могли ли это быть они? Подкинули фальшивку, чтобы после школы тумаков надавать, а записку попросили написать какую-нибудь девчонку, у которой почерк на Полинин похож, знают же, что Антон не откажется. Он снова посмотрел на Морозову, задумчиво пожевав губу. Нет, вряд ли. Если уж Рома и способен на такую подлость, то явно поставил бы предложение по-другому, точно не вопросом, Антон же может подойти к Полине с ответом, да и вряд ли такие, как Пятифанов, хотят оставлять за своими драками — избиениями — свидетелей. Да и почерк явно принадлежит Полине, Антон лично убедился в этом, когда она объясняла ему математику и писала на полях короткие заметки. Антон вырвал из черновика половину листа, вывел короткое, размашистое «да» и свернул бумажку. Он встал, скрипнув стулом, и направился в туалет, незаметно оставляя ответ в чужом пенале. Сердце в груди билось так часто, будто Петров не записку отдал, а украл что-то. Со смешком выдохнув, он не сумел сдержать глупой улыбки, выйдя из класса. В туалет и правда хотелось. Антон держался целых два занятия, чтобы не напороться там на неприятности в лице Семёна или Ромы с Бяшей, но семь уроков сделали своё дело, как и стакан разбавленного и наполовину холодного чая в столовой. Петров от греха подальше решил спуститься в дальний туалет на втором этаже. Это большая перемена, а потому времени было до кучи. Правда, тёплая вода была только у младшеклассников и в учительском туалете, а потому, когда он включил воду, чтобы помыть руки, та неприятно обожгла их холодом. Не добавляло удобства отсутствие нормальных отопления и окон в туалетах, которые в такой морозный день продувало ещё сильнее. Поэтому, когда Антон закручивал кран, тот неохотно поддавался заледеневшим пальцам. И только Антон собрался уходить, как за дверью раздались голоса. Он цокнул языком, только не застонав от безысходности. Парень быстро скользнул в одну из кабинок, с трудом загнав щеколду в паз. Потирая онемевшие кончики пальцев, которым досталось от этого простого действия, Антон внутренне взмолился, чтобы Ромка и его компания прошли мимо двери в туалет, но сегодня Бог явно не на его стороне. — Да я тебе отвечаю, на! Я видел его! — дверь распахнулась, впуская чужие голоса. — Брешешь, — Антон поджал губы. В глубине души он надеялся, что это всё-таки не его одноклассники. — Чтобы такая херня — и у нас в посёлке? Да кому здесь чё надо. — Маняку надо! — выпалил Бяша. — Кому ещё, как ни ему! — Может, показалось? Темно же было, — раздался гнусавый голос Бабурина. Рома цыкнул, зашуршал чем-то. Вдруг раздался грохот, и по ногам потянуло холодом. — Или правда… — Да нет тут никаких маньяков, олухи, — раздражённо проговорил он, держа, видимо, что-то в зубах. Звонко щёлкнула зажигалка. — Трудовика небось видел, сотку ставлю. — Тогда с тебя сотка, на! Не Витёк это! Хочешь сказать, что я совсем тупой: трудовика от незнакомца не отличу? — Ниче я не хочу сказать, хорош уже воду мутить, — вонь сигарет неприятно ударила в нос, Антон поморщился. — Мало ли кого ты видел, вон, чужаков у нас прибавилось. — Батёк, может, Пидров! — раздался громкий хрюкающий смех, резанувший по ушам. Друзья Бабурина, однако, шутки не оценили. Сам пошутил — сам посмеялся, как говорят. Несложно догадаться, кого Бабурин имел в виду. Что «Антон», что «Петров», хорошо рифмуются со многими словами, ничего нового из этого парень не услышал, только сморщился неприязненно, убедившись, что Семён такой же тупой и неоригинальный, как и его шутки. Задумавшись, он не сразу заметил, что в туалете стало слишком тихо. БАМ! Парень дёрнулся: в дверь кабинки ударили с такой силой, что она ещё несколько секунд сотрясалась. — Слыш! — Антон обречённо вдохнул и возвёл глаза к потолку, будто надеясь найти там быстрый выход. — Выходи, на, слухач недоделанный. И медленно и тихо выдохнул, прежде чем потянуть за щеколду. Дверь тут же пнули, и благо инстинктам Антона, он успел двинуться в сторону, оперевшись рукой о стенку. И надо же было так влипнуть! Сжимая руку в кулак, Петров резко и хмуро посмотрел на Рому, взгляд которого тут же переменился. — О-опачки, а кто это тут у нас? — радостно протянул Пятифанов, словно игрушку в автомате выбил. Петров понял, что выбивать тут сейчас будут его. — Антоша, так это ты наш шпион? — Урод очкастый, — сплюнул прямо на пол Бабурин, и Антон скривился, подражая стоящему рядом с Семёном Бяше. Петров раздражённо ответил: — Вы после меня пришли, на кой мне вас подслушивать? — глаза спешно оглядели каждого. Положение в углу Антону совсем не нравилось, но и пути к отступлению были закрыты: взгляд наткнулся на Семёна, своей огромной тушей перекрывавшего проход к двери — не сбежать. — А чего же ты тогда в кабинке спрятался, а? — задал встречный вопрос Рома. Антон на это лишь вскинул бровь, мол, серьёзно? — Да просраться там не мог, поди, — заливаясь глухим смехом, хрюкнул Семён. Антону уже уши с мылом помыть от его юмора хотелось. Рома на его высказывание никак не отреагировал, только отошёл обратно к окну. Он достал из заднего кармана красную помятую пачку, вытаскивая ещё одну сигарету и старую латунную зажигалку, чтобы прикурить. Будто пытаясь найти скрытую угрозу, Антон внимательно следил за каждым его движением: как Пятифанов затянулся, как шмыгнул носом и поднял на него взгляд, после чего хмыкнул, наверняка заметив его нервозность: — Так что, Петров, твой папаша по лесу ночью бродит? Рома пристально смотрел на него, будто намеревался при первой же возможности уличить во лжи. Вроде и насмехался над ним, а в глазах — лёд. Антон не предпринял никаких попыток выйти из кабинки, продолжая войну взглядами, всё равно смысла в отступлении не было, Бабурин ведь был всё ещё здесь, и уж у него-то точно рука тяжёлая. Лучше стоять и не рыпаться, кто знает, может Антону повезёт и от него отстанут. — Чего молчишь, Антошка? — Рома улыбнулся над сигаретой. — Да откуда ж этому педику знать, чем его папаша занимается? Антон не выдержал. — У тебя какие-то проблемы, Бабурин? — зло выплюнул он. — А чё? — медленно спросил парень. Его верхняя губа поползла вверх, и Семён вскинул свой жирный подбородок. Наверняка эта поза должна была вызвать страх и как-то подавить его волю, но Антон подавил только желание передёрнуть плечами от отвращения: Бабурин смотрел, будто взглядом пачкал. — Тебя, я смотрю, эта тема очень интересует. Прям не заткнуть. Бяша, резанув ему по ушам своим громким голосом, вдруг засмеялся звонко: — Сёма, тебя уделали, на! Лицо Бабурина побагровело. — Да ты! Парень вдруг кинулся вперёд на Антона, замахиваясь кулаком, и Петров едва успел увернуться, несильно ударяясь о боковую стену плечом, и пока Семён, чуть не свалившийся с ног, пытался прийти в себя, он в два шага обошёл его и спешно вышел из кабинки, не оборачиваясь назад, что было его ошибкой: Антон тут же спиной наткнулся на Бяшу, крепко ухватившего его под плечи. — Опа, на, — прозвучало прямо сзади, и Петров попытался развернуться, только вот держали его действительно крепко. По Бяше и не скажешь, что он спортсмен: всё-таки спортивную форму из них троих носил только Рома. Антон дёрнулся ещё раз, судорожно понимая, что целым ему отсюда не выйти: что он может против трёх хулиганов? — Да не рыпайся ты, — подал голос Рома. — Ничё ж ещё не произошло. Эта его фраза не вселила ни капли спокойствия. Антон сжал челюсть, глядя на него из-под чёлки, как вдруг перед ним выросла тень. — Тебе хана, сучара. Антон открыл уж было рот, чтобы ответить, но все слова застряли в горле. Он едва уловил движение, как здоровый кулак уже прилетел прямо под дых, заставив подавиться словами и скрючиться, губами хватая воздух. Антон вытаращился на чужие коричневые ботинки, его мутило секунд десять, пока он пытался прийти в себя и найти силы вдохнуть. Всё тело будто онемело, а жгучая боль расползлась от желудка к горлу. «Сука, — выругался Антон про себя. — Вот сука…» Не успел он поднять головы, как ему прилетело во второй раз, на этот раз в челюсть. Голова мотнулась в сторону, и прежде, чем Петров осознал, его пронзил жар: зубы клацнули друг о друга, прокусывая щёку между собой. Поджав губы, он простонал от боли, чувствуя, как вкус железа наполняет рот. Чёрт! Антон бывал во многих передрягах, но в настоящих драках — впервые. Судорожно вдыхая и выдыхая через нос, он сжимал кулаки до побеления костяшек, впиваясь короткими ногтями в кожу, лишь бы отвлечься на что-то более терпимое. Сейчас он был даже рад, что Бяша держит его, потому что иначе Антон непременно упал бы на пол. — Стонешь, как девчонка, — мерзко прогнусавил Семён, насмешливо улыбаясь над ним. — Надеюсь, тебя это не заводит, — Антон сплюнул Бабурину в ноги красную слюну и усмехнулся, исподволь поднимая на него яростный взгляд и наслаждаясь отвращением на чужом лице, которое стало похоже на сморщенный апельсин. И вот, когда Семён ожидал этого меньше всего, Антон решил, что самое время попытаться вырваться. Бабурин, скорчив на лице противную злобную гримасу, замахнулся посильнее. Именно в этот момент Антон сделал резкий выпад вниз. — Ай бля!!! — громкий вскрик Бяши дал понять, что прилетело ему знатно. Антон ведь тоже не пальцем делан, пару приёмчиков знает! Помнит ещё, чему отец учил, хотя и надеялся, что это ему никогда не пригодятся. — Уф-мх, су-ука-а-а… — Бяша, цел? — из-за плеча Бабурина вылез взволнованный Пятифанов. — Да цел-цел, на… Не теряя времени, Антон отполз на шаг, пытаясь на ходу подняться. Семён стоял, потупившись, но как только заметил, что Антон пытается свалить, как тот очухался и схватил его за ворот рубашки. — Чё, блять, думал, что так просто улизнёшь? — он с силой потянул парня на себя, да так, что рубашка, казалось, порвётся. Антон схватился за его толстое запястье обеими руками и попытался ударить в колено, но сразу же получил в рёбра. — Смирно стой! Семён держал Петрова, будто это не стоило ему никаких сил. На его пальце блеснул массивный перстень, и Антон наконец понял, откуда взялась та неприятная режущая боль. Видимо, в довершение, Семён решил ударить ещё раз, и теперь Петров был готов: сжал челюсть покрепче и зажмурился. Очки от встряски накренились и почти слетели с носа, но по сравнению с остальным — это было так, щекотка. Бяша, видимо, тоже пришёл в себя, потому что краем глаза Антон заметил, что тот встал рядом, потирая разбитую губу. Петров вернулся взглядом к Семёну. В близи его лицо ещё больше походило на поверхность луны: с такого расстояния еще четче было видно бугристую кожу, покрытую кратерами шрамов от прыщей. — Закончил? — искренне поинтересовался Антон, сжимая пальцы на Семёновой руке, а потом обратился к Роме: — Может прогонишь уже своего поросёнка? Кажется, это позабавило обоих: и Бяшу, что тихо захихикал у него за спиной, тут же морщась от полученной ссадины, и Рому, что вдруг недобро усмехнулся из-за плеча Бабурина. Семён же, заслышав новую кличку застыл и вдруг побелел сначала, как полотно. А после его лицо покрылось красными пятнами. — Пиздец тебе, выродок, — парень пришёл в бешенство, Антон буквально видел, как на чужом лице проступают вены от злости. — Подержи-ка. И хотя он ожидал очередного удара, Бабурин вдруг развернулся к Пятифанову, грубо пихнув Петрова прямо на Бяшу, который снова подхватил его, но скорее из рефлексов, нежели по собственному желанию. — Ты чё? — Рома приподнял левую бровь, недоуменно смотря на приятеля, который буквально вырвал из его пальцев почти догоревшую до фильтра сигарету. — Ало! Очки совсем сползли на нос, и взгляд на секунду помутился, потому Антон не смог различить выражение лица, с которым Бабурин повернулся к нему, но зато прекрасно услышал слова Бяши. — Э, Сёмыч, ты чё творишь, на? — голос его звучал настолько обеспокоено, что Петров и сам невольно занервничал ещё сильнее. А как только до него окончательно дошло, что Бабурин собирается сделать, то и вовсе потерял самообладание. — Ты совсем поехал?! Блять, нет, стой! — Антон дёрнулся и сразу почувствовал, что его больше не держат. — Ну нахер, я в этом не участвую, на… — Сёма, блять! Но Бабурин, словно в бреду, схватил Антона за правую руку, дёрнув рукав рубашки: раздался треск и по полу покатилась белая пуговица. — Останется тебе, сука, напоминанием… — Антон врезался в стену сбоку, будто пёс на привязи, пытаясь вырваться из чужой хватки. Всё произошло так быстро, что Антон едва сообразил: «Поздно. Бежать некуда». Семён с силой прижал горящий окурок на сгибе локтя, и кожу тут же резануло жгучей болью. Из глаз брызнули слёзы, Петров силой воли сдержал себя, чтобы позорно не взвыть, хотя пронзило его так, что хотелось вырваться даже ценой потерянной руки. Казалось, все нервные окончания до единого собрались в одной точке. Будто кто-то задел оголённый нерв, как электрический провод. Бабурин, пытаясь сделать ещё больней, прокрутил окурок. — Су-ука.! — сквозь крепко сжатые зубы выдавил парень. — Ты совсем ёбнулся?! — Рома рванул Сёму за плечо, и Антон едва нашёл в себе силы поднять на него замыленный влагой взгляд: Пятифанов выглядел по-настоящему рассерженным, что уж там — в ярости! Он встряхнул Сёму, как мешок с мясом, пытаясь вразумить его. Даже находясь на гране сознания, Антону было очевидно, что Рома беспокоился не об Антоне и его руке, а о том, что парень может пойти с этим в милицию, и Петров был уверен, за этим потянется огромная вереница неприятностей. Бяша тоже стоял рядом, приоткрыв рот, и в отличии от остальных, тот с ужасом смотрел на оставленный ожог, покрытый чёрно-серыми разводами пепла. Антон взялся за предплечье, невесомо прикрывая рану, словно пытаясь защититься от ненужного взгляда. Бабурин тем временем что-то мямлил, выпученными глазами смотря на Ромку. — В себя приди! — Рома отвесил ему хлёсткую пощёчину. — Блять, баран… — Пацаны… — Пошли, — скомандовал Рома. — А ты, — он точно поймал взгляд Антона. — Что б ни слова, понял? Петров не ответил, только глаза прикрыл. Хлопнула дверь. Он тут же опустился на корточки, выдыхая через нос и морщась от боли под рёбрами. Антон перевернул руку тыльной стороной вниз, проводя по целой коже рядом. Выглядело это ужасно. Чудовищно. Плоть чуть левее и ниже от внутренней стороны локтя покрывало черное от табачного пепла пятно, небольшое, но взбугрившееся в некоторых местах. Переступая через себя, Петров поднялся, направляясь к раковине. Он выкрутил правый кран, хотя было без разницы, какой крутить, подставляя руку под ледяную струю. Парень облегчённо выдохнул и прикрыл глаза, почувствовав приятный холод вместо жгучего жара. Мысли были немного спутаны и хаотичны, словно Сёмины удары перевернули что-то в мозгах. Думать о произошедшем не хотелось, а идти в класс — тем более. Парень уже думал пропустить последний урок, но чертыхнувшись, Антон вспомнил, что оставил вещи в кабинете. Звонок, кажется, прозвенел ещё минут пять назад? Вдруг из открытого окна дунуло холодом, Петров поёжился, а потом вдруг в голову пришла мысль. Выключив воду, он подошёл к окну, зачерпывая с подоконника комок снега, а потом приложил его скуле, тоже получившей своё. Антон не знал, что творится у него на лице, но стало чуть легче, хотя и ожог, лишившийся прохлады, вновь накалился и запульсировал. Разум услужливо напомнил, что он должен ещё будет встретиться с Полиной, не говоря уже о том, что придётся идти домой вместе с Олей, которая обязательно начнёт расспрашивать, как прошёл его день. А что он ответит? Да так, меня избил один жутко мерзкий старшеклассник со своими дружками, всё как обычно? Захотелось провалиться сквозь землю, лишь бы не видеть встревоженные, не дай Бог заплаканные Олины глаза, не отвечать на неприятные вопросы. Не лгать. Растаявший снег тихо закапал на пол, затекая под рукав рубашки. Это немного привело его в чувства. Ещё чуть постояв у окна, Антон принял решение вернуться в класс.***
В кабинет он постучал немного неловко, а услышав негромкое «входите» совсем растерялся. Петров открыл дверь. — Извините за опоздание, классная руководительница сестры задержала, — он смущённо улыбнулся. Ложь настолько легко и быстро слетела с языка, что захотелось горько рассмеяться. Есть в кого. — Ничего, проходи, — учительница математики была очень доброй, но довольно строгой женщиной. И, кажется, он выглядел действительно лучше, чем себя чувствовал, потому что, осмотрев его и не заметив ничего странного, Татьяна Павловна, продолжила вести урок. Видимо, никто не обратил на него особого внимания, но как только Антон подумал об этом, тут же наткнулся глазами на Полину, которая смотрела на него неспокойно. Начинало казаться, что это выражение навечно отпечаталось у неё на лице, потому что как только Петров на неё смотрит, то не видит ничего другого. Это удручало, будто он мученик какой-то, в самом деле. Казалось, Полина и сама чувствовала себя виноватой, только ничего сделать не могла. Антон прошёл мимо неё, не задерживая взгляд, и как только подошёл к своей парте, сразу обратил внимание на Рому. Тот сидел, как обычно, с ничего кроме лени не выражающим выражением лица. Казалось, он сейчас посмотрит на Петрова в ответ, но, к его же счастью, Пятифанов не удостоил его и каплей внимания. В отличии от своего соседа, который посмотрел на него как-то странно. Антон даже думать не хотел, что скрывалось за этим взглядом.***
— Что с тобой случилось?.. — Полина, казалось, хотела протянуть руку и дотронуться до его щеки, но вовремя одёрнула себя, сделавшись очень взволнованной. Её тонкие брови изогнулись, а рот был чуть приоткрыт, будто она вот-вот заплачет. — Со стеной столкнулся, — его губы изогнулись в полуусмешке. Ага, с большой, жирной, прыщавой стеной. Полине это забавным не показалось. — Антон, прости меня, — извинилась она, смотря в ноги. Петров удивился. — За что ты извиняешься? — Я думала, если буду держаться на расстоянии, Рома тебя не тронет, — призналась она, опустив голову. — А вышло так, что я просто оставила тебя, когда нужна была больше всего. Прости, я пойму, если ты больше не захочешь общаться со мной. Антон просто открыл рот и замер, не зная, что сказать. Оказалось, её помыслы были куда более благородными, чем он только мог себе представить. Полина отдалилась от него не потому, что боялась Пятифанова, она отдалилась, чтобы Антон не пострадал. В груди расползлось приятное родное чувство. Надо же… Антон внезапно тихо рассмеялся своим мыслям. — Что? — Полина, приняв его смех на свой счёт, тут же изменилась в лице, хмурясь. — Не вижу ничего смешного. — Извини, просто не ожидал от тебя такого, — не задумываясь, он потрепал её по волосам. — Знаешь, Антон, если ты не заметил, я пытаюсь извиниться, а ты только смеёшься надо мной! — она поправила рюкзак на плече, поджимая губы. — Спасибо, — Антон прикрыл глаза, вздыхая, и Морозова вдруг смутилась, а после и сама выдохнула, покачав головой. Они не спеша продолжили идти к гардеробной. — Иногда мне кажется, что мы знакомы куда дольше, — поделилась девушка. — Ты тут всего два дня, а я уже не помню, как было до тебя, — она заметила его удивлённый взгляд и поспешно выпалила. — Ну что? Не смейся только! Антон всё же не удержался от улыбки. Он согласился. — Мне тоже так кажется. — С этого дня я от тебя не отстану! — шутливо пригрозила она. — Кто ещё от кого не отстанет!***
Дорога до дома была спокойной. Мороз на улице всё ещё щипал щёки, а Олю на себя снова взяла Полина, а потому ни на какие вопросы с её стороны отвечать не пришлось. Всё же Антон был рад, что нашёл здесь такого друга, как Морозова: девушка оказалась преданной и мудрой, быстро подстраивалась под ситуацию и понимала его с полуслова, а иногда и без слов вовсе. Такого человека Антон и не надеялся встретить, но вот, Полина снова сияла рядом с ним ярче зимнего солнца. — Ну что, мне туда, — они вновь остановились на развилке, Полина махнула в сторону своего дома. — До завтра! — попрощалась Оля, помахав рукой. — Увидимся, — кивнул ей Антон. Когда они зашли в лес Оля взяла его за руку. Парень поднял глаза к небу. Кроны деревьев возвышались над ними, загораживая и без того не солнечному небу свет. Антон смотрел на чёрно-синие тучи и бледные облака, которые на фоне первых выглядели словно неряшливые мазки художника на холсте. Петров поглубже вдохнул морозный воздух чувствуя, как голова от него слегка кружится. Хотелось поскорее добраться до своей кровати, скинуть с себя все вещи и забыть о случившемся сегодня, как о плохом сне. Сестра вдруг негромко прокашлялась, вытягивая его из мыслей. Где-то в далеке залаяли собаки. Оба молчали, глядя на дорогу перед собой, прежде чем Оля заговорила. — Тош, ты с кем-то подрался? — тихо спросила она, не вытаскивая из-под шарфа носа. Что ж, этого вопроса он и ожидал. — Просто столкнулся с кем-то в коридоре, ничего такого. — Тош… Ну я же уже не маленькая, — сестра подняла на него обеспокоенный взгляд, и Антон вздохнул, понимая, что от Оли ничего не утаишь. — Да так, повздорил кое с кем, не переживай за меня, — мягко улыбнулся Антон. Оля затихла. Антон уже и не думал, что девочка скажет что-то ещё, как она уже увереннее произнесла: — Это тот мальчик, да? Тот старший хулиган. — Нет, не он, другой, — без утайки ответил парень. Сестра ответила лишь короткое «м», которое он не знал, как интерпретировать. Впервые было так неловко идти с ней, будто он провинился в чём-то. — Оль, правда, не волнуйся, всё в порядке, просто дежурная ссора, — уверил он. Из-за деревьев показался дом, сестра больше не сказала ни слова, поэтому и Антон тоже молчал, не зная, что ещё можно добавить. После того, как родители объявили о переезде, Оля стала ещё более закрытой. Петров надеялся, что девочка просто ещё не привыкла к новому месту, каждый ведь справляется по-своему, верно? Беспокоило только, что сестра справлялась с этим без него. Антону оставалось только смотреть издалека, но находиться достаточно близко, чтобы она понимала, что может поговорить с ним обо всём, что её беспокоит. Подойдя к забору, Оля убежала вперёд, желая скорее порадовать маму хорошими оценками. Она радостно распахнула дверь. — Мама! И вдруг остановилась. Антон сразу нагнал её и остановился позади, тут же понимая, в чём дело. — …Да потому что я задолбался есть одни макароны каждый день! Я тебе деньги даю, так приготовь уже наконец что-то нормальное! — пробасил голос отца. — Я каждый божий день у плиты стою! На что хватает, то и готовлю! Да у меня на себя-то сил не остаётся, а ты ещё и попрекаешь меня! — кричала в ответ мама. Оля застыла в дверях, не решаясь зайти. — Да что ты там готовишь?! Даже дети твою стряпню не едят! Ладно я, никому не нужен здесь, а о них ты подумала? Антон осторожно коснулся плеча сестры. Та тут же вздрогнула, и начала стягивать с ног ботинки. Девочка быстро разделась, не желая оставаться здесь ни секунды, и, быстро топая, поднялась по лестнице в свою комнату. Парень лишь смотрел ей вслед, стоя посреди коридора. Дерьмово. — Антон, — внезапно с усталым вздохом позвала мама с кухни. Он повернул голову, глядя на обоих родителей. Отец стоял рядом с мамой, и так же, как и она, смотрел прямо на него усталым взглядом. Антон долго здесь оставаться не хотел. Мама смотрела на него так, будто безмолвно говорила ему «иди поговори с ней». А это он должен делать? Он должен идти и успокаивать её? Почему в этом доме всю ответственность скидывают на него? Не смотря на родителей, он снял с себя верхнюю одежду и повесил на крючок, лишь бы поскорее избавиться от родительских взглядов. — Антон… — вновь послышался мамин голос. — Антон, ты куда пошёл? Мама с кем разговаривает? — выступил отец. Парень на эти слова только нахмурился, чувствуя, как внутри поднимается ледяное раздражение. Ничего не отвечая, он медленно поднялся по ступеням, желая никого не видеть и ни с кем не разговаривать. Превозмогая усталость, он постучал в комнату Оли, но оттуда не донеслось ни звука. — Оль?.. Тишина. — Я буду у себя, хорошо? — сказал он на тот случай, если сестра захочет поговорить. Зайдя к себе в спальню, он едва прикрыл дверь, как снизу вновь послышался шум голосов. — Я ничего не могу сделать, понимаешь?! — Ты и не пытаешься! Сколько это продолжается? Сколько это ещё будет продолжаться? Раньше Антон думал, что способ помирить родителей есть. Он мечтал, что тот совсем близко: в прогулках по городскому парку, в его рисунках, во времени, которое они проводят вместе. Что эти маленькие вещи заставят вспомнить их, что они друг другу не чужие люди. Но сейчас, оглядываясь назад, помнит ли Антон, какими были его родители? Каждый день приходя домой после школы Антон мечтал поскорее уйти. Он хотел перестать существовать в этом месте. Холодном, отсыревшем и гнилом месте, которое все называли «домом», и которое он называл так когда-то. Изо дня в день он возвращался туда и забывал, что ел на завтрак. Просыпался утром и не помнил, как провёл вечер. Словно в каком-то сне, где, проснувшись, ты не вспомнишь ни лиц, ни места действия. Воспоминания затуманились, покрылись толстым слоем пыли, и Антон уже не припомнит, о чём ссорился с родителями, но он точно знает, что это было неприятно. Только вот эмоции никуда не исчезают. Стянув с плеч рубашку, парень поморщился: трение отозвалось неприятной болью в руке. Он уже и забыл, что Семён оставил ему маленький подарок. Присев на стул, Антон осторожно стянул рукав, рубашки, на которой проступило красноватое пятнышко. Замечательно, ещё и стирать придется… Картина, по правде, была не из лицеприятных: из-за трения кожа на месте покраснения слезла ещё сильнее и невероятно болела при каждом сильном сгибе локтя. Совсем не хотелось, чтобы остался шрам. Хоть и все лекарства и прочие принадлежности были внизу, Антон также помнил, что они были на кухне, а туда идти хотелось меньше всего. Именно на такие случаи Петров приберёг свою «аптечку скорой помощи». Парень отъехал на четырёхногом стуле, неприятно скрипнув по деревянному полу ножками. Открыв нижний шкафчик в столе, он достал небольшую зелёную коробку из-под какого-то печенья, подаренного когда-то родственниками. Небольшой свёрток бинтов, ватные тампоны, антисептик да дезинфицирующее — вот и весь набор. Негусто, но ему больше и не нужно. Возможно позже он сходит в аптеку, поищет что-то от шрамов, потому что хоть шрамы и красят мужчину, но «напоминание», как выразился Семён, оставлять не хотелось. Как только ожог был обработан и замотан, Антон почувствовал, как силы резко покинули его. В голове не осталось ничего, кроме неимоверного желание упасть на кровать и проспать часов двенадцать. Петров, понимая, что следовало бы сначала сделать уроки, махнул на это рукой. Упав на кровать, он расслабленно выдохнул. Как только лицо коснулось подушки, приятная нега прокатилась волной по всему телу. Только сейчас парень почувствовал, как был всё это время напряжён, и как болело всё тело, будто он прошёл километров десять, не меньше. Мысли будто исчезли из головы, медленной дымкой растворяясь в голове. На смену им пришли размытые, нечёткие силуэты и сцены, никак не связанные между собой и не имеющие смысла. Закрыв глаза, Антон медленно погрузился в беспокойный сон.