Эта молодость будет вечной

Кейсу не заморачивался победой. Он объяснял то, что было просто и… пошло. Но и «дрочить» и «буфера» удались ему за секунды, а на слове «стонать», он чуть повернулся и… застонал. Весьма искренно и чуть хрипло. Самым классным его наитием стало, когда он просто показал на Кин: обрисовал вокруг ее головы нимб и опустился на одно колено у ее ног. Кин не смутилась, лишь, подыграв ему, повыше вздернула голову, поправляя невидимую корону, томно прикрывая ресницы. Тооно с усилием не заржал, он знал колоду и от того понял: «невинный ангел» не подходил, зато «сексуальная богиня» была весьма выразительной. Простые и быстрые объяснения Кейсу позволили Тооно угадывать почти мгновенно, но Кейсу пропускал слова — целых четыре. Вот только Тооно отчего-то не мог больше думать о победе команды или расстраиваться. Ему скорее нравился процесс, пусть он и предпочел бы другой, но предвкушать было неплохо тоже. Тооно закурил, украдкой подмигивая Таку. Он знал, что это точно не конец: Кин ожидаемо повернулась к Таку. — Теперь я, — она не спрашивала, скорее требовала. — Я хочу ответить ему, показать, как надо играть, — Кин немного раскраснелась, теперь алкоголь начал забирать и ее. Таку кивнул, он все больше просто наблюдал за Тооно и… пожалуй, фантазировал, уже не только вспоминая то, что было в гараже, но думая о фонарике и просто о поцелуях, и о Тооно. Он тоже потянулся за пачкой, но даже прежде, чем понял, что забыл сигареты в куртке, Тооно бросил ему свою. — Твои слишком крепкие, — пояснил он почти равнодушно. Таку закурил и оставил пачку себе. Этот жест вдруг показался Тооно таким… значимым, словно Таку захотел оставить себе что-то его. — Внимание! — скомандовала Кин, — Я начинаю… И Мурасе был вынужден повернуться к ней, чтобы избежать обид и возмущений. Кин играла красиво, Тооно всегда нравилось наблюдать за ней в Шарадах. Это был спектакль, достаточно откровенный и эротичный, но в тоже время без излишеств и пошлостей. Кин и правда владела их вниманием, но Тооно отвлекался, почти ревнуя к внимательному взгляду Мурасе и его быстрым отгадкам. Кин пропустила всего пару слов, и Тооно знал, она сделала это специально, чтобы не показывать что-то совсем за гранью. Кейсу глядел на Кин безотрывно, а когда она показала пару карточек на нем, мягким воском потек с диванчика на пол. Тооно даже подумал, что ему хватит, а играть дальше бессмысленно — Кин настолько раззадорила и одновременно демобилизовала Кейсу, что он и под дулом пистолета уже ничего бы не угадал. Кин чуть склонила голову в ответ на овации, а Тооно еще раз глянул на Кейсу: — Кажется, пора заканчивать… — Да, я уже едва держусь, классно, но все же пора ложиться, — подтвердила Рен. Тооно победно улыбнулся, но Кин прервала его радость: — Ну, уж нет! Теперь твоя очередь, Тооно, и ты не можешь лишить нас наслаждения, у меня сна еще ни в одном глазу. — Я польщен, дорогая, но я не уверен, что у Кейсу есть настроение отгадывать. — Точно, вот в этом ты прав, я, пожалуй, пойду наверх, раз все расходятся, — подтвердил Кейсу, бросая на Кин тоскливый взгляд. Кин будто и не заметила: — Не отлынивай, Тооно — зачем тебе Кейсу? Объясняй нам с Мурасе. Он же ужасно честный и не станет таиться, что угадал. Если ты единственный покажешь нам все десять слов, а мы отгадаем, то ты выиграл. Что скажешь… капитан? — Кин обратилсаь к Таку и даже улыбнулась ему, явно требуя не отказывать ей. Тооно закатил глаза, подозревая ответ. Хотя… он был вовсе не против сыграть именно в эту игру, и именно с Таку. В общем-то того он с самого начала и хотел, но зрителей было многовато, однако, теперь они уже почти остались одни… Таку выпустил дым, пытаясь понять, к чему это Кин? А потом встретился со взглядом Тооно и чуть не подавился дымом, впервые задумавшись, как будет выглядеть Тооно на этом месте, показывая… да в принципе почти, что угодно из этой колоды. А они похоже оставались втроем, и Таку точно знал, что правила приличия орут о том, что и ему пора. Оставить жениха с невестой наедине так сказать. Эта мысль взвела Таку мгновенно, вырывая из расслабленности, что дарили уже почти две бутылки вина в желудке. Таку подмывало предложить Кин соревнование между ними: кто из них поймет Тооно лучше? Это было бы провокацией, при том настолько наглой, что мести долго бы ждать не пришлось… Таку выпрямился и пожал плечами, стараясь выглядеть равнодушно: — Вы хозяева вечера, кто я, чтобы спорить? Он затянулся глубоко, почти докуривая сигарету, но тут же достал себе следующую, мало думая о том, что это тоже жест. Голос Таку изменился, он явно не хотел разделить удовольствие с Кин, и Тооно легко заразился его нежеланием. Он в любом случае предпочел бы играть вдвоем с Таку: гораздо бездумнее, интереснее, ничего не стесняясь, позволяя себе все, обещая, что игра вот-вот перерастет во что-то большее. Тооно не сомневался, что справится провернуть что-то подобное, пусть более сдержанное и на глазах Кин, но это было бы слишком. Ее гордость могла и не выдержать такого оскорбления, по крайне мере, не один на один. — Ты меня недооцениваешь, Кин. Я вовсе не настолько помешан на победе, чтобы согласиться. Я уже вышел из школьного возраста, а сегодня Мурасе бессопорный победитель. Во всем, — Тооно наделся, что Таку услышит все нужное в интонации, поймет, что Тооно не намерен исполнять желания Кин. Тооно нежданно вспомнил фонарик, что усмотрел за шкафом, провожая последних гостей, и это заставило его немного покраснеть, но лишь тверже донести свои намерения: — Мне остается только восхищаться, а тебе смаковать победу вашей команды, Кин. Моим игрокам не хватило выдержки — партия окончена. Тооно решительно хлопнул в ладоши и посмотрел на Таку. Тот нашел в вазе очередное яблоко, взгляд его, все еще немного напряженный и чуточку гневный, обещал Тооно так много. — Тогда… пойдем наверх, — Кин уже стояла рядом, и она… звала Тооно так недвусмысленно, упорная в достижении своих целей. Словно королева, она подставила Тооно бокал, и он плеснул в него вина для нее. — Меня ведь еще ждет мой подарок, Тооно? — уточнила Кин, и Тооно понял: она все же, недостаточно пьяна, как и он сам. Она играла свою партию, намереваясь оправдать ожидания родителей и всех вокруг. Тооно кивнул, но потянулся в карман за мобильником. — Один момент, — ответил он и, отвернувшись, набрал сообщение для Таку: «Иди в комнату, мне нужно минут десять». Тооно надеялся, что это даст Мурасе точное понимание, что он не собирается уступить Кин. Ему и в голову не пришло, что мобильник Мурасе, как обычно, оставил где-то довольно далеко от себя. Тооно сделал так, как поступил бы отец, в лучших традициях: подставил Кин локоть, безупречно угадывая, чего от него ждут, даже предвосхищая… Кин сразу ухватилась за него, чтобы пойти с ним наверх, теперь она странно задумчиво молчала, но шла за Тооно уверенно. Поднимаясь вместе с Кин, Тооно думал о том, как он мог бы разыграть для Таку такие слова, как «оргазм» или «кубики пресса», каким мог бы стать «стриптиз» Таку только между ними, и голова немного кружилась. А были еще такие карточки, как «засос» и «поцелуи под луной», которых Тооно отчего-то ждал. Не во время шарад, но теперь. Оставалось верить, что Кейсу уже упаковал себя, как лучший подарок, и встретит Кин в ее покоях. Тооно в очередной раз удивлял: Таку смотрел, как они с Кин уходят, напоминая себе, что по плану Тооно там ждет Кейсу, и это точно было лучше любых других раскладов — Таку в общем-то почти не нервничал. Он долил себе вина, собрал чужие позабытые бокалы и отнес к стойке, где взял новую бутылку вина и свежий бокал для Тооно. Заметив его очки, Таку осторожно положил их в карман. Таку скорее просто занимал себя, ожидая, когда Тооно вернется, и не особенно переживал. Это было не просто одиночество и не просто ожидание, это было… радостное предвкушение. Оттащив нужное на подносе на столик возле лестницы, Таку привалился к стене. Тооно остановился у дверей комнаты Кин и чуть склонил голову: — Покои для принцессы, — заключил он. — И мой подарок. Достав из кармана пиджака коробочку с браслетом, он открыл ее перед Кин. — Гранатовый браслет, Масами. Ты… поразительно щедр. Любовь, верность и страсть… Перенесешь меня через порог спальни на руках? Тооно вдруг усмехнулся. — Любовь, верность, страсть… Всего этого у тебя будет сполна, Кин. Но не со мной, извини. Этот браслет все компенсирует. — Как ты смеешь? — ее шепот стал пронзительным и горячим, словно она всерьез теперь обижалась. — Я смею все. Как и ты. Мы похожи. И не стоит строить из себя невинность. Мы оба знаем, что это не так. Правила игры ясны нам давно. И ты знаешь, что значит если я останусь. А в моих планах пока нет женитьбы. Тем более, что и у тебя есть свои фавориты. — Есть, но брак не имеет к этому отношения, Тооно. Ты обещал, что если придется выбирать, то выберешь меня, — Кин стала теперь совершенно серьезной. — И я сдержу слово. Если придется выбирать, — сообщил Тооно. — Мы оба слишком трезвы, чтобы не понимать. И чтобы портить друг другу отличный вечер. Сожалею, но тебе не удастся меня соблазнить. — Самоуверенный наглец, — отрезала Кин жестко. — Кто же окажется в твоей постели, Тооно? Неужели… — Не переходи границу, — предупредил Тооно в тон. — Это не важно. Достаточно и того, что я знаю, кто окажется в твоей. И это вовсе не утешение. Он ведь твой предпочитаемый главный приз. Обойдемся без оскорблений, Кин. Побереги свой яд к другому случаю. Ты же знаешь: мы повязаны и в случае чего будем падать вместе. Но твое падение станет более сокрушительным. Мы не так далеко ушли от порядков наших предков. Что позволено мужчине, то все еще позор для женщины. А я… могу немало, что порассказать. Тооно поймал руку Кин на излете пощечины. — Но не буду, не нужно так волноваться, — Тооно чуть сжал ее прохладную ладонь. — Твоя страсть покоряет. Но не меня, дорогая. И я молчу. Не станем портить нашего… сотрудничества. Кин кивнула, отступая. Отец мог бы гордиться Тооно, ни один мускул не дрогнул на его лице, с которого даже не сошла легкая усмешка. Кин и правда не смогла ни напугать, ни даже затронуть его. Тооно развернулся, и в этот момент все в нем пришло движение — он позволил себе чувствовать и спешить и шел по коридору, не оглядываясь, но слышал, как за Кин закрылась дверь. Это была хорошая сделка, стоящая. Тооно знал, что к утру Кин уже не будет сердиться. Простит. Он играл с ней справедливо и честно. Тооно скучал по Таку, и шаг его становился все более нетерпеливым. Даже чуть приспущенный галстук давил на шею, и… то ли глаза устали, то ли мысли о Таку туманили разум и взгляд: все расплывалось. Тооно залез в карман за очками, но понял, что оставил их в гостинной на столике у дивана. Спускаться за ними Тооно не стал — бесценной казалась каждая минута. Он не вошел, он ворвался в комнату вихрем, захлопнул за собой дверь, прижался к ней спиной, вглядываясь… в абсолютную темноту. У Тооно не было шанса разглядеть хоть что-то, но он не чувствовал присутствия Мурасе, не чувствовал ни одного колебания воздуха, не слышал дыхания, и это вдруг напугало его достаточно, чтобы прийти в бешенство. — Блядь, — выразил Тооно свои чувства в пустоту. Но не удержался и окликнул: — Таку… — так глупо и бесполезно, прежде чем до конца поверить… Дверь за Тооно хлопнула с треском, он шел теперь вперед, а реальность вокруг плыла размытыми очертаниями. Тооно знал Мурасе так давно и… Тот, конечно, мог и обидится. Даже на то, что Тооно долго не было. Или на что угодно еще. Тооно чувствовал, что хочет ударить и даже наорать, предъявить: «Какого хуя?» Теперь он уже почти бежал, хватаясь за перила. Ему потребовалось пройти полпролета, чтобы понять, что Таку ждет его у подножья лестницы. Такой… яркий, прислонившийся к стене спиной и затылком, с сигаретой зажатой между зубами, такой узнаваемый, выразительный и… желанный, что зрение Тооно, кажется, достигло небывалой четкости даже без очков, а ступени смазались, покачнувшись под ногой. Тооно замер, застыл, так и не завершив до конца спуск, вцепляясь в перила, чтобы не упасть, закусил губу, кулаки его разжались в один момент, он выдохнул так громко, оглушительно. — Ты, — прошептал Тооно хрипло, пить хотелось отчаянно, — здесь. Он облизал губы и вот теперь, чувствуя себя практически поджаренным на сковородке, вспомнил скинуть пиджак и резко дернул галстук вниз, развязывая его окончательно, превращая в ленту струящуюся вокруг воротника рубашки. Тооно прошел вперед, вниз, остановился напротив Таку, упираясь ладонями в стену вокруг его головы — все приближаясь, пока не уперся Мурасе в плечо лбом, надсадно дыша, словно пробежал тысячи километров в погоне за Таку. — Я тебя потерял, — сообщил Тооно тихо. Таку осторожно провел рукой по его плечу, поднимаясь к шее, зарываясь в волосы, и сказал: — Ну, фонарик же здесь и очки твои, — Таку извлек их из кармана, а, когда Тооно приподнял голову, надел на него. Таку улыбался пьяно и расслабленно, чуть переживая лишь о сигарете, что могла помешать и которую некуда было стряхнуть, пока Тооно удерживал его у стены. — Да, — выдохнул Тооно, — просто рядом с тобой мне трудно мыслить здраво. «И так было всегда» — понял Тооно, и, встречая улыбку Таку, не смог удержать свою. Такую… не такую, как для всех. Тооно чувствовал руку Таку в волосах, и уже от одного этого было безумно хорошо и пьяно. Тооно забрал сигарету изо рта Таку, целуя его в угол губ, невинно, мягко. Он знал: пусть все и разошлись, лестница — плохое место. Но контроль выключался стремительно и Тооно уже целовал Таку совсем иначе. Откровенно и глубоко, воруя у этого вечера, этого дома и всех гостей минутку только для них. Глядя потом, как их фонарик улетает в небо, Тооно подумал, что ничего прекраснее он еще не видел. Фонарик горел смело, безудержно, рвался из рук. Он поднялся высоко, так высоко, что стал казаться одной из звезд. Сияние его чуть трепетало, но он все еще горел. Тооно держал Таку за руку, так просто, а фонарик горел между ними новым поцелуем. Тооно повернулся к Таку полностью и вот теперь снял очки, чтобы видеть его без преград, чтобы ничто им не помешало. Тооно больше не мог и не увиливал от ясных понятий: они с Мурасе встречались. И впервые для Тооно отношения были столь серьезны. Стена дома была ледяной, она морозила, заставляя Тооно покрываться мурашками даже сквозь куртку Таку, которую тот накинул на его плечи. А губы Таку и его руки под рубашкой жгли. Тооно отвечал, вдруг расслабляясь и отдавая Таку всю инициативу. Так редко и так… страшно. Но так прекрасно было впитывать его смех, его прикосновения, его жадность. Тооно любил эту жадность и забирал ее себе. Такая странная безумная почти детская прелюдия оказалась очень полной. Словно им некуда было пойти, они обещали друг другу больше, но все еще торчали на улице, и глаза Таку светились ярче всех звезд, таких четких и многочисленных сегодня. — Пойдем, — позвал его Таку. И Тооно просто пошел за Таку Мурасе, так словно это было совершенно естественно.