этап четвертый пятый: последствия собственных глупых действий
Ошибка 402 Требуется оплата: Ничего плохого не происходит с теми, у кого есть деньги.
Они идут, идут и идут, пока Марлин не начинает умолять его остановиться, они уже прошли точку, где можно воспользоваться каминной сетью, но Джеймсу сейчас определенное не стоит пользоваться камином, иначе его снова стошнит. Так что, он просто идет дальше, игнорируя Марлин. – Пожалуйста, скажи мне, что в этом плюшевом медведе миллион галеонов, – говорит она, – потому что я отказываюсь верить, что мы пришли вот за этим. Джеймс не отвечает. Он прижимает медвежонка к сердцу, думая о Регулусе и подсолнухах. Уже рассветает, когда Джеймс сворачивает за угол и видит своих родителей. – Ох, Джейми! – кричит его мама, бросаясь к нему. Они обнимают его так крепко, что у него перехватывает дыхание, а он вырывается, или пытается, потому что они не отпускают его. Он уверен, что кричал и плакал, или все вместе, Марлин что-то говорила, но Джеймс не слышал что. Его слух словно полностью заблокирован, как и мозг. Он сейчас чувствует себя мухой, попавшейся в медовую ловушку. – Тш, Джейми, все хорошо. – говорит его мама. Она прекратила касаться его, подмечает он. Он даже не может вспомнить, в какой момент это случилось. – Ты в порядке, дорогой? Ты ранен? И вот сейчас он осознает, что должен рассказать им все. Его не пугает наказание… о, его родители не Вальбурга, верно же? Но они разочаруются в нем. – Нет, дорогой, такого не случится. – говорит его мама, он должно быть сказал вслух. – Пойдем домой и поговорим, хорошо? Регулус так волновался за тебя, дорогой. Имя Регулуса заставляет его сосредоточиться. Регулус. Регулус. Он не понимает, как они добрались до дома, он просто оказывается там. Регулус одет в его одежду, у него перехватывает дыхание при виде Джеймса, он что-то говорит, но Джеймс не слышит его. Не слышит, потому что он смотрит на Регулуса, так что он замечает реакцию, когда Регулус замечает медвежонка. Регулус замечает медвежонка, и он не улыбается. Вместо этого он смотрит прямо Джеймсу в глаза и спрашивает холодным, даже ледяным тоном: – Что ты, блять, сделал? Он всегда все делает не так, как надо, да? Он просто не знает, каково любить. – Прости. – говорит он, слезы стекают по его лицу. – Прости. Я просто хотел… Прости. Регулус выглядит так, словно он собирается убить кого-то – нет, не кого-то. Джеймса. Он стискивает зубы, а затем приближается к нему, и Джеймс понимает, что заслужил это, что бы Регулус сейчас не сделал. Может быть, он ударит его, как Марлин. Ей следовало ударить его тогда посильнее. Может быть, тогда бы он понял, насколько это была глупая идея. Он заслужил это, он знает, но все равно вздрагивает, стоит Регулусу подойти вплотную. Регулус замирает, выражение его лица вмиг меняется, смягчаясь: теперь он сам похож на плюшевого медвежонка. Мастер Регулус – хороший, проносится в его мыслях. – Ты вздрогнул. – шепчет Регулус, и Джеймсу хочется рассмеяться. – Знаешь, это нормально. Но это ведь не всегда означает, что ты не хочешь, чтобы тебя обнимали, правда? Хочешь обняться? Джеймс не может произнести и слова, так что он просто кивает. Регулус медленно подходит ближе и обнимает его. Прижимается к нему. Медвежонок оказывается в ловушке между ними, грудь Регулуса упирается в руку Джеймса, которой он держит медвежонка. Джеймс пытается освободиться, Регулус берет его за руку, сжимает пальцы, и вот они уже держат медвежонка вместе. Вокруг так тихо, что Джеймс забывает, где он, и что они не одни в комнате. Когда он, наконец, открывает глаза, то осознает, что видит Сириуса. Разгневанного Сириуса. Конечно, он зол. Блять, ну, естественно. Джеймс с неохотой отстраняется от Регулуса и делает очень неуверенный шаг в сторону Сириуса. Тот стискивает зубы и сжимает руки в кулаки. О нет. – Ты в порядке? – спрашивает он, и его тон не предвещает ничего хорошего. Джеймс кивает. – Хорошо. Потому что я убью тебя на хрен. – Он двигается, и прежде чем Джеймс успевает что-либо предпринять, Регулус отталкивает его, сталкиваясь с Сириусом. Сириус кричит, Регулус дергает его за волосы, за что Сириус кусает его, а Регулус клянется, что проклянет его волосы, если тот не прекратит. Монти разнимает их, придерживая Сириуса одной рукой, а Регулуса – другой. Регулус шипит будто кот, а Сириус рычит словно собака. – Достаточно, вам так не кажется? – через некоторое время спрашивает он. – Давайте все успокоимся и все обсудим, согласны? Потому что я ничего не понимаю. Они перемещаются на кухню, и это выглядит так привычно, что Джеймсу хочется снова заплакать. Он сидит рядом с Регулусом, который держит его за руку и пристально смотрит на Сириуса, сидящего напротив них. Сириус пинает Джеймса под столом, и Регулус достает свою палочку. Сириус только смеется. – Нельзя творить магию за пределами Хогвартса, придурок. – О, мне нельзя, но я знаю, что Министерство не отслеживает наши палочки. Оно отслеживает, как близко мы находимся с местом, где было произнесено заклинание, так что это работает только среди магглов, где может быть только один волшебник, сотворивший заклинание. Поэтому у них нет возможности узнать был ли это я, Эффи или Монти, поэтому оставь его в покое. Мама Джеймса выглядит шокированной этой информацией. – Что? Откуда, черт возьми, ты знаешь это? – Сириус требует ответа. Регулус выгибает бровь. – Неужели ты забыл, что я дружу с сыном одного из самых важных министерских работников? Барти точно знает свое дело. Он действительно мог стать лучшим, если бы делал все, что хотел его отец, а не… ну, знаешь, все остальное. – Так, я убедился, что Марлин дома в целости и сохранности, несмотря на ранний час. – говорит Монти, входя на кухню, его голос очень усталый. Джеймс вдруг почувствовал себя виноватым: он совсем забыл о Марлин. Мерлин, он действительно худший в мире друг? Он смотрит в кружку с чаем, которую его мама поставила перед ним. – Джеймс, не хочешь нам рассказать, что произошло? – мягко спрашивает он. – Регулус не любит чай. – вместо этого говорит Джеймс. – Ему нравится какао. Но только в той кружке с подсолнухами. Потому что он обожает подсолнухи. Сириус закатывает глаза так сильно, что удивительно, как они не выкатились. – Я уверен, он-то, блять, знает об этом теперь. – насмешливо говорит он. Регулус отвечает ему что-то на французском. – Знаешь, я мог бы тебя проклясть, ты, маленький бл… – Достаточно. – говорит Эффи. – Вы, двое, прекратите. – Она даже не хмурится, но они тут же прекратили свои действия. Это было бы смешно, если бы не так грустно, потому что, несмотря на то, как они отличаются друг от друга, сейчас они являются отражением друг друга: они оба выпрямляются, убирают локти со стола и смотрят вниз, на свои колени. И вот это заставляет Эффи нахмуриться. – В этом доме нет никаких наказаний. – мягко говорит она. – Я просто хочу узнать, что произошло, хорошо? Джеймс, мы очень волновались за тебя. Регулус сжимает его пальцы под столом, не отводя взгляда, а плюшевый медвежонок сидит перед ними на столе, смотрит на него своими глазами-бусинками. И… Джеймс рассказывает им. Он рассказывает им все. Начиная с того, как Регулус в первый раз пришел к нему, как рассказал о своем медвежонке, и как потом Джеймс пригласил всех, чтобы помочь составить глупый план кражи. Он несколько раз подчеркивает, что они не виноваты, пытались его отговорить, потому что не хочет доставлять еще и им проблем. А затем он начинает говорить о том, что случилось сегодня. Слова застревают у него в горле, ему трудно говорить, но Регулус держит его за одну руку, и Сириус тянется через весь стол, чтобы взять за другую. И Джеймс, запинаясь, рассказывает, как все было, упоминая в конце Кикимера. И он всегда будет защищать своих друзей – всегдавсегдавсегда – но он рассказывает также и о Питере, потому что это причиняет столько боли, а еще, потому что он не знает что с ним и где он. Сириус бормочет что-то в духе «убью эту маленькую паршивую крысу». Джеймс опускает анимагическую часть, ведь тогда бы здесь потребовалось еще больше объяснений, в которые он не хочет сейчас вдаваться. Он знает, что облажался, едва только посмотрев на родителей. Они… в шоке. В полнейшем шоке. Они ведь не знают обо всем, что он творит в Хогвартсе, ведь это никогда не было настолько серьезным или глупым, чтобы сообщать родителям. И они знают, он мог устраивать какие-то розыгрыши, и если Сириус не удивляется, что Джеймс все придумал, то его родители – очень. Прежде чем они успевают сказать хоть что-то, он слышит Регулуса. Джеймс смотрит на него, пока не понимает, что это на французском, опять. Как же хочется, чтобы они прекратили делать так. Сириус кивает. И Джеймс пытается понять, что это было. И они не заставляют себя долго ждать. – Ты недоговариваешь. – говорит Регулус. И его голос не звучит рассерженно, скорее обеспокоенно. Большим пальцем он проводит по костяшкам Джеймса. – Скажи правду, Джеймс. – Я… – его голос совсем тихий. – Не заставляй меня говорить об этом за тебя. – говорит он. – Мне, правда, не хочется этого делать. Джеймс смотрит на Сириуса, и он кивает… Они знают. Они знают, и это все, что нужно Джеймсу. Не то чтобы он не знал этого раньше, конечно, но вот это – весомое доказательство. Назад дороги нет. Он снова плачет, он не смотрит ни на кого, только на переплетенные с Регулусом руки, и это его успокаивает. Он не уходит. Он знает и остался с ним. – Она использовала империо на мне. – его мама выдыхает так резко, что это самый громкий звук в комнате. Монти тут же вцепляется в ее руку, и Джеймс понимает: это подействовало и на него. – Мне жаль. – шепчет он. – Ты ни в чем не виноват. – вставляет Сириус. Он встает из стола и подходит к Джеймсу, обхватывая его лицо, хотя Джеймсу очень хочется, чтобы он так не делал. – Послушай меня, Сохатый, хорошо? Это не твоя вина. Да, это было максимально чертовски тупо, но не означало, что она должна была поступать именно так. Ни при каких условиях. Хотя бы потому, что это блядское непростительное. – Кто-нибудь когда-нибудь говорил тебе то же самое? – шепчет Джеймс, и Сириус замирает. – Прости. Я так люблю тебя, знаешь? Сириус кивает. – Я тоже тебя люблю. – Что-нибудь еще, Джеймс? – Регулус сжимает его руку. – Что? Нет, это все. А потом Сириус надавливает большим пальцем на его щеку, и Джеймс шипит от боли. Почему так больно? – Ты встретился с нашим отцом? – шепчет Сириус. – Это он сделал, Джеймс? Он ударил тебя? Если так, то, знаешь, все хорошо. Ты можешь рассказать нам. Именно в этот момент сердце Джеймса разбивается на миллион кусочков. Он думает, как он мог жить в одной комнате с Сириусом все эти годы и не замечать этого. Он должен был понять раньше. Сириус настрадался от своих родителей, как морально, так и физически, и никто никогда не говорил ему, что в этом нет его вины. И Регулус. Регулус со своим маленьким плюшевым медвежонком. – Это Марлин. – безэмоционально говорит Джеймс. – Она ударила меня, потому что я кое-что сказал по поводу того, что она надела костюм. Это был не… Это не ваш отец. Его там даже не было. Сириус изучает его лицо, возможно в попытке понять врет Джеймс или нет. Он продолжает держать его лицо в ладонях, а потом целует его в лоб. Джеймс поддается навстречу. – Почему ты сбежал? – спрашивает он. – Я не могу… в смысле, что они сделали? Ладно, они ничего не должны были делать причиняющее боль, но ты прожил там шестнадцать лет. Не могу представить, что такого ужасного они должны были сделать, чтобы ты, наконец, ушел от них спустя шестнадцать лет. Вместо ответа Сириус целует его еще раз в лоб, а потом садится напротив него. Только для того, чтобы сказать: – Ничего. – Джеймс не верит ему. – Нет, правда. Ну, что-то случилось, но в этом не было ничего… особенного. Все то дерьмо, с которым мы уже сталкивались. Ну, ты знаешь, проклятия там, побои и наказания. – продолжает он спокойным и сдержанным тоном, будто говорит о погоде. – Я не знаю, что это было, правда. Я думал дождаться семнадцатилетия, чтобы они не могли ничего сделать. Всего лишь одно последнее лето с ними, так ведь? – он вздыхает. – Правда, не понимаю, что случилось. Меня наказали за что-то, даже не знаю за что, и меня достало. Достала моя ебанутая семья и моя ебанутая мать, и я помню, как посмотрел на Реджи, он плакал. И я просто решил уйти. Мы выждали, пока наша мать не почувствует, что этого достаточно, и просто… ушли. Охранные заклинания не сработали. Не уверен, что он когда-нибудь рассматривала вариант, что мы просто уйдем. Уверен, она думала… Не знаю. Я, блять, не знаю, о чем она думала. Регулус ничего не добавляет. И Джеймс не знает, что сказать. – Мне жаль, что вам пришлось пережить все это. – со всей нежностью говорит Юфимия. – И мне жаль, что мы не знали, мы бы обязательно помогли вам. Сириус качает головой. – Вы бы ничего не смогли сделать. Блэки всегда выходят сухими. Но… спасибо. И за то, что разрешили остаться, тоже. – Ты можешь остаться здесь навсегда. – вырывается из Джеймса. – Вы оба. Потому что, думаю, это будет преследовать меня вечно, а мысль, что вы будете рядом всю жизнь… Просто... Мне нужно, чтобы вы были здесь со мной хорошо? – он вздыхает, вытирая слезы свободной рукой (Регулус все еще держит его за другую). Они сидят так еще какое-то время. Джеймс пьет чай, а его мама доливает еще, когда он допивает. Они не затрагивают никаких важных тем, только лето и предстоящий учебный год. Джеймс окидывает всех взглядом и, наконец, чувствует себя немного счастливым. – Боже, как я рад быть дома. – говорит он, и все улыбаются. – Амброзия. – говорит Регулус, сжимая его ладонь. – О чем ты, блять, говоришь? – фыркает Сириус. – На языке цветов амброзия означает возвращение любви. – говорит Эффи. Джеймс чувствует, как Регулус замер рядом с ним. – Язык цветов? – спрашивает Джеймс. – раз его мама рассказывает им о чем-то совершенно неожиданно, значит, она на него не сердится, так ведь? Она смущенно хихикает и смотрит на своего мужа с любовью. – Язык цветов. – повторяет она. – Им довольно часто пользовались в Викторианскую эпоху, тогда в любом отправленном цветке можно было найти скрытое послание. Монти часто посылал цветы, когда мы учились в Хогвартсе, и мне всегда требовалось много времени, чтобы расшифровать их значение. А у него была маленькая книжечка со значениями сотни цветов. Амброзия – одно из немногих, которое я помню до сих пор, потому что он всегда дарил мне их первого сентября в поезде. Любовь вернулась. – она улыбается, погружаясь в воспоминания, Джеймс чувствует их любовь. Любовь. Впервые Джеймс думает, что может по-настоящему понять, что она имеет в виду, а не просто надеяться на это. Любовь. – Ты нашел эту книгу, Регулус? – спрашивает она с легкой, уже зная ответ, улыбкой. – Я… не знаю, о чем вы говорите. – говорит Регулус, звуча так, словно его душат. Юфимия смеется. – Так вот почему ты продолжал вкидывать названия случайных цветков время от времени? – спрашивает Джеймс. – Это действительно мило. – Нет. – отрезает Регулус. – Отъебись, Джеймс. Прежде чем Джеймс успевает что-то сказать, его мама продолжает. – Так, хорошо. Думаю, нам уже давно пора идти в постель. Джеймс, ты в порядке? – он кивает. Он будет в порядке. – Нам нужно будет сообщить Министерству о том… что произошло. Я не уверена, что это принесет хоть какой-то пользы, но я буду чувствовать себя лучше, если мы сделаем хоть что-то. А сейчас марш по комнатам. Все вы. Сейчас же. Они идут к комнатам, Регулус выпускает ладонь Джеймс только возле своей комнаты, и заходит, не произнося и слова, держа в другой руке плюшевого медвежонка. Сириус закатывает глаза. – Так чертовски драматично, маленький идиот. Чертов язык цветов. Единственное о чем я сказал Лунатику, что нам нужно поцеловаться. Пойдем, Джеймс, вы сможете поговорить, когда выспитесь. Они не спят. Сириус… выспался благодаря тому, что Джеймс накачал его снотворным, и Джеймс уже миллион раз извинился за это, а потом он снова плачет, Сириус просто обнимает его и говорит, что все будет хорошо. – Сириус, как ты думаешь, я ужасный друг? – спрашивает Джеймс. – Ты о Питере? – Он сказал… сказал, что устал быть моим другом. Сириус вздыхает. – Я буду честным, я не знаю, что за хуйня случилась с Питером сегодня. Знаешь, мы немного разговаривали, ну, здесь. Он завидовал твоей семье, тому, какие у тебя замечательные родители. У него ведь только мама, и как ты знаешь, он не любит разговаривать о ней. И он сказал еще кое-что, то, что тебе всегда все сходит с рук, и как это несправедливо. И я не задумывался над этим, но… может быть, стоило. Но, Джеймс, это не имеет ничего общего с тягостью быть твоим другом. Иногда, кажется, что все достало, и только ты – тот, из-за кого я чувствую себя лучше. Сбегать из дома было страшно, даже если там было еще хуже. Но я знал, что ты будешь здесь. Ты мой лучший друг, Сохатый, и я люблю тебя. А Питер может пойти нахуй, если его что-то не устраивает. Сириус обнимает его, и, в конце концов, Джеймс перестает плакать. Разговор переходит на другие темы. В середине очередной глупой истории от Сириуса, дверь открывается. Регулус смотрит себе под ноги, но не на него. – Не хочешь какао? – тихо спрашивает он. Джеймс смотрит на Сириуса, но он только закатывает глаза. – Иди уже, Сохатый.переход к этапу ???: влюбиться в младшего брата своего лучшего друга и осознать, что ты демиромантик, потому что естественно для этого есть слово
Ошибка 404 Не найдено: Это не было частью плана
Скамейка в саду очень маленькая, и то, как Регулус пытается сесть как можно дальше от Джеймса, даже если на несколько сантиметров, выглядит комично. Джеймс не предпринимает ничего, так как мысль о прикосновении вызывает у него мурашки. Но в то же время ему бы хотелось обняться, но с другой стороны… У них есть время, верно? Регулус делает глоток какао, и Джеймс не выдерживает. – Так, что означают подсолнухи на языке цветов? – он тут же жалеет о своем вопросе, потому что Регулус хмурится. А Джеймс очень быстро понял, что ему не нравится, как Регулус хмурится. Но он похоже понимает, так как перестает хмуриться, как только смотрит на Джеймса. А потом он вздыхает. – Гордыню. – наконец говорит он, а в его глазах отражается веселье. Джеймс выглядит расстроенным. – В точности, – продолжает Регулус, – как например, кое-кто, кого часто ассоциируют с солнцем, забавное совпадение, верно? – Ты это придумал. – возражает Джеймс. Регулус словно ждал этих слов (мелкий гад), потому что он достает из кармана книгу и пролистывает ее. – Ага! – восклицает он и тычет книгой Джеймсу в лицо. Подсолнух. Выскомерие… Гордыня. – Я не настолько высокомерен. – бормочет он. – Но приму к сведению. Регулус хмыкает, выглядя довольным. – Джеймс, нам нужно поговорить о том, что ты сделал. – Я так не думаю. – Но нам нужно. Определенно нужно. Я видел выражение твоего лица. И знаю, что ты осознаешь, как это было глупо, но мне нужно услышать это от тебя. Сейчас. – Я глупый. – шепчет Джеймс. – Нет. – говорит Регулус. – Ты не глупый. Только не ты, потому что кто еще пойдет в дом, похожий на сплошной ночной кошмар из-за того, что кто-то сказал, что оставил там плюшевого медвежонка? На самом деле, не думаю, что глупый человек так поступит. Думаю… думаю это было очень… было… Джеймс… Мерлин, Джеймс задумывает над тем, чтобы удалить слезные каналы, потому что он устал плакать. Обычно он редко плачет. Только когда ему грустно. Или когда видит детенышей без матери. Или когда ударяется пальцем обо что-то. Ладно, может быть, он плачет много, но Мэри говорит, что, по крайней мере, он борется с токсичной маскулинностью, что бы это ни значило. – Мне не нравится, когда я не нравлюсь людям. – говорит он, когда Регулус слишком долго молчит. – И я подумал, если верну тебе медвежонка, то я понравлюсь тебе. – Так значит все часы, которые мы проводили вместе каждую ночь, говорят о том, как ты мне не нравишься? Как мило. А я думал, должно быть наоборот. – слова Регулуса так и кричат о сарказме. Джеймсу хочется обнять его. Он ведь может? Ему даже не нужно спрашивать. Ему достаточно протянуть руки, и вот его уже обнимают. Регулус теплый. Джеймс прячет лицо у него в волосах. У него такие красивые волосы. Все в нем красивое. От этой мысли Джеймс вздыхает. – Ты мне нравишься, полный ты идиот. – бормочет Регулус, прижимаясь к нему. – Да, я заметил это, когда моя мама начала рассказывать о цветочном языке. – О языке цветов. – Неважно, я тебе нравлюсь. – Регулус издает звук несогласия, но он буквально прижимается к Джеймсу, словно коала или плюшевый медвежонок, так что это не производит нужного эффекта. – Помнишь наш разговор о любви? – Регулус одобрительно хмыкает. Он проводит рукой по затылку Джеймса, зарываясь в его волосы, и Джеймс хочет стать котом. – Ну. Я… ты слышал моих родителей. Из-за их большой истории любви у меня было столько странных мыслей. Мой папа всегда как-то доставал маму, а она всегда повторяла, как ее это раздражает, но в тайне ей это нравилось. И я так делал с Лили, а она вела себя так, будто я ее раздражаю, вообще-то, она была раздражена, а я никогда не понимал этого. – Точно. Я забыл, что ты был влюблен в Лили. – Не уверен, что это правда. Я имею в виду, я люблю ее, но нам лучше быть друзьями. Я… мне нужно узнать человека, прежде чем влюбиться в него. И поэтому я вел себя, как идиот. У меня никогда не было возможности поговорить с ней нормально, так что я никогда… Не думаю, что объясняюсь верно, но просто, мне на самом деле нужно быть близко знакомым с человеком, чтобы влюбиться в него. А с Лили было не так. Но… Регулус сжимает его волосы. – Но? – переспрашивает Регулус. Но Джеймс все еще не может признаться вслух. – Мне нравится быть здесь с тобой каждую ночь. – говорит Джеймс вместо этого. – Мне тоже. Почему говорить так трудно? – Для этого есть слово? – спрашивает он. – Ты сказал мне, что есть слова для каждого вида любви. И ты сказал, что я бисексуал, и мне нравится, что есть специальное слово. Поэтому я просто глупый или для такой формы любви тоже есть слово? Регулус неожиданно дергает его за волосы, отчего Джеймс вскрикивает. – Не говори больше, что ты глупый. – Джеймс кивает, просто, чтобы ему перестали причинять боль. Но ему даже не больно. – Я не знаю, но, наверное, есть. Надо спросить у Барти или у Эвана. У одного из них есть книга со всеми словами, которые только можно себе представить. – Эван был там. На балу. Он скучает по тебе. – Его семья такая же, хреновая. – Она делала это и с тобой тоже? – спрашивает Джеймс, и ему не нравится, как напрягается тело Регулуса. – Прости. Я просто… Хочу, чтобы люди чувствовали себя лучше. Помочь им. И я знаю, что не могу ничего сделать. Поэтому я и пошел туда, понимаешь. Потому что я не мог исправить тот факт, что у тебя дерьмовая семья, которая причиняет тебе боль, но я могу… могу дать тебе плюшевого мишку, и, может быть, тебе станет немного легче. – он вздыхает, делая паузу. – Ты чувствуешь себя лучше? Хоть на немного? – Астрагал. – мягко говорит Регулус. – Ты заставляешь меня чувствовать себя лучше. Тебе не нужно ничего делать, не нужно вламываться в мой дом, чтобы украсть что-то для меня, хотя это и сделало меня счастливым. Но это не из-за медвежонка. А потому что ты настолько заботишься обо мне, что сделал это. Но, Джеймс, послушай меня, мне нравятся значимые, грандиозные жесты, правда, но ты не должен делать этого, особенно если это чертовски опасно или если тебе кажется, что если ты этого не сделаешь, то ты мне не понравишься. Потому что ты мне нравишься. И этого… тебя достаточно, Джеймс. Мне больше ничего не нужно. Мне нужен только ты. Потому что тебе не все равно. Никто никогда… – Ох, мне не все равно. – прерывает его Джеймс, потому что Регулус не должен грустить. Джеймс собирается своей жизненной миссией, чтобы он никогда не грустил. Возможно, ему следует остановиться и проанализировать все сказанное, но не сейчас. Вместо этого он отстраняется от Регулуса, но тот протестуя, прижимает его к себе, так что между ними оказывается несколько сантиметров. У Джеймса перехватывает дыхание. – Мне не все равно. – повторяет он, как идиот. Регулус протягивает руку и терпеливо ждет, когда Джеймс перестанет бояться его дальнейших действий. Когда тот кивает, Регулус нежно проводит по щеке Джеймса. – Ты узнал меня, потому что мы проводили вместе несколько часов каждый вечер, и теперь я тебе очень дорог. Это то, что ты хотел сказать? – слова… не работают, мозг Джеймса отключился, поэтому он просто кивает. – Я хочу тебя поцеловать, Джеймс. Ты позволишь мне тебя поцеловать? – Да. – выдыхает Джеймс. Регулус целует его. Солнце давно уже высоко в небе, заливает все вокруг своим теплым, оранжевым светом. Джеймс целует Регулуса в ответ, потому что он знает его, и он чувствует, как влюбляется в него. Поцелуй его удивляет, потому что не похож ни на один из тех, что у него когда-то были раньше. После своего первого поцелуя он плакал, потому что ему совсем не понравилось, и он был так разочарован и уверен, что все, кто говорил с ним о поцелуях, обманывали его. Когда Сириус рассказал ему о своем первом поцелуе, так радостно и возбужденно, не упомянув, как это было противно, Джеймс думал, что с ним что-то не так. Когда он понял, что не влюблен в Лили по-настоящему, хотя она идеальна, он также думал, что с ним что-то не так. Но к Регулусу он чувствует столько всего, он дорог ему. И очевидно, что это секрет хорошего поцелуя. Регулус прекращает целовать его, и Джеймс понимает, что все это время думал обо всем и забыл насладиться этим. Он хныкает, он так глуп, честное слово, первый хороший поцелуй, а он даже не помнит этого, но Регулус смеется ему в рот и целует его снова. На этот раз Джеймс сосредотачивается на этом. – А ты знаешь, что это не подсолнухи-гиганты? – спрашивает Регулус, когда они, наконец, отстраняются, что занимает некоторое время. – Они меньше. Их называют декоративными подсолнухами. – он улыбается, замечая, что Джеймс хмурится. – Я пойду спать вместе с моим медвежонком. Разбудишь меня позже? – и он оставляет Джеймса наедине с декоративными подсолнухами, будто это что-то значит. Джеймс смеется, когда видит, что Регулус оставил книгу на столе. Он листает страницы, пока не доходит до буквы «п». Ну, конечно, вот оно. Подсолнух, декоративный… Обожание.***
Джеймс спит по ощущениям целую вечность, проснувшись только к обеду. Они сидят за столом все вместе, даже с Регулусом, который выглядит как и всегда безупречно, но вот Джеймс чувствует себя так, что проспал бы еще вечность. – Джейми, мы подумали, что нам стоит сходить завтра утром в Министерство. – мягко говорит его мама. Джеймс просто… кивает. У него попросту нет сил на что-то другое. Но внутренне он понимает, что, скорее всего, это ничего не изменит. А еще он надеется, что его родители будут с ним рядом, переживать все в одиночку не хочется. – Возможно, нам стоит также рассказать… – Монти прерывает характерный звук из гостиной, какой бывает после пользования каминной сети. Джеймс замирает, чувствует, как ладони становятся влажными. Что если… – Все хорошо. – мягко говорит Регулус. – Не волнуйся. – Он держит его за руку, пока они идут в гостиную. Может быть, это Марлин, может быть, она забыла что-то у них. Мерлин, Джеймс надеется, что это не Питер. А что если это кто-то из Министерства? Что если Вальбурга рассказала им, как он вломился к ней, что если они пришли, чтобы забрать его в Азкабан, что если, что если… – Всем привет. – Барти, мать его, Крауч стоит посреди его гостиной, весь покрытый пеплом, да еще и ухмыляется, как маньяк (кем он в принципе и является). По правде говоря, Джеймс всегда немного его побаивался. Да, он учится на год младше, на занятиях они не пересекаются, но Барти – загонщик в слизеринской команде, и каждый раз, когда они сталкиваются на поле, Джеймс поминает его хорошим словом. Потому что, он, замечательно отбивает, но это не отменяет его безумия. Джеймс уверен, он, не колеблясь, вышибет кому-нибудь мозги, и Джеймс всегда очень боится, что этим кем-то будет он. Но он лучший друг Регулуса, а Регулус – его… так что Джеймс должен попытаться как-то опасаться его. – Привет? – он больше спрашивает, его голос звучит неуверенно. Он испугался, ему хочется наорать на него, потому что нельзя вот так вот заваливаться в чужой дом. Но Джеймс не кричит, в глазах Барти читается какое-то отчетливое желание вправить кому-то мозги. Но вот у Регулуса нет никаких сдерживающих факторов. Совсем никаких. Он пересекает комнату и просто бьет его. – Какого хрена, Бартемиус? – кричит он. – Ты, блять, совсем сошел с ума? Что ты здесь делаешь? Ты сбежал? – Естественно. – говорит Барти в попытке прикрыть лицо. – Перестань бить меня! И перестань менять тему, потому что у меня к тебе тоже есть несколько вопросов… что за херня, Регулус? Ты сбежал из дома и не додумался написать об этом? Я узнал об этом от Эвана, который сам узнал это от Джеймса, мать его, Поттера, когда тот вломился в твой дом? Серьезно, что за чертовщина происходит в твоей жизни? Регулус перестает бить его, теперь он стоит, потирая виски. – Я не сказал тебе, потому что знал, ты бы пришел в ту же секунду. Твой отец будет в ярости, Барти, а я не хочу, чтобы у тебя были проблемы из-за меня! Вот только это не кажется весомым аргументом, так что Барти просто отмахивается. – Он даже не заметит, его нет дома. Регулус вздыхает, но все еще всем своим телом показывая, что хочет его ударить. Джеймс смотрит на своих родителей, которые молча переглядываются друг с другом: у них опять происходит их безмолвный разговор. Джеймс морщится. От него столько проблем. Но его мама никак не комментирует это, просто спрашивает: – Присоединишься к нам за обедом, Барти? Барти ухмыляется, как идиот, и соглашается, влезая потом во все разговоры, говоря всю возможную нелепицу. На протяжении всего обеда Сириус выглядит так, словно собирается заколоть его ножом для масла. И Регулус, кажется, расслабляется, все же Барти – его друг, поэтому Джеймс прислушивался к разговору. В конце концов, родители оставляют их одних, говоря о том, что хотят лечь спать пораньше, так как этот день был изматывающим, и Джеймс снова чувствует вину. – Мне нужно, блять, покурить, или я убью кого-нибудь. – озвучивает Сириус, прожигая взглядом Барти. Барти только ухмыляется. И Джеймсу не нравится, что остались только они одни, потому что все внимание Барти теперь приковано к нему. – Итак, – говорит он и, ох, Джеймсу страшно. Он показывает на переплетенные руки Джеймса и Регулуса. – Регулус наконец-то признался, что был влюблен в тебя на протяжении нескольких лет? – Барти, закрой, блять, свой рот! – стонет Регулус. – Эм, нет. – говорит Джеймс, растягивая губы в улыбке. – Он не рассказывал мне об этом. На протяжении нескольких лет, говоришь? – Ага. – Барти хмыкает. – Скажу так, делить с ним одну комнату – просто невыносимо. В каждом разговоре ты хоть как-то упоминаешься. – Я, черт возьми, прокляну тебя сейчас. – рычит Регулус. И это могло сработать с кем-то другим, но Барти просто передразнивает его. – Кстати, раз уж ты здесь, хотя тебя никто не приглашал, то ты можешь оказаться полезным. У тебя с собой книга? Естественно, это привлекает внимание Барти. И к неудовольствию Джеймса тема влюбленности Регулуса в него сводится на нет. – Да, конечно. Но не думаю, что существует понятие поттерсексуал. Регулус закатывает глаза. – Это не для меня. Джеймс… я могу рассказать ему? О твоем понимании любви? – сердце Джеймса странно сжимается, кода он замечает, как полностью меняется тон Регулуса, когда тот говорит с ним, мягкий, спокойный. И, Боже, Джеймсу действительно нравится. Но когда до него доходит смысл слов, сердце делает еще один кульбит, но по другой причине. Регулус ни за что не расскажет Барти, если бы тот задумал вдруг посмеяться над ним, верно? Поэтому Джеймс кивает, потому что ему нужны ответы, и потому что он правда доверяет Регулусу. И это такая приятная мысль. – Итак, что мы ищем? – спрашивает Барти, доставая небольшую книгу из сумки. Джеймс даже не заметил, что он вообще взял с собой сумку. Кто убегает из дома с одной лишь сумкой? – Определенно что-то из аромантического спектра. – говорит Регулус, а затем он проводит пальцами по костяшкам пальцев Джеймса, отчего мозг Джеймса отключается. Не проходит и секунды, прежде чем Барти произносит: – Добро пожаловать в клуб! – кажется, он очень рад этому. Значит ли это..? – Итак, любовь моя. Какова твоя чертова странная концепция? Мне, например, нравится трахаться, очень, но влюбляться? Спасибо, но ни при каких условиях. Думал, это из-за того, что папаша часто бил меня в детстве, но оказалось, что я просто аромантик. Смотри. – он показывает Джеймсу страницу из книги, а Джеймс не понимает на чем он должен сосредоточиться, потому что, о чем, черт возьми, Барти вообще говорит? Регулус закатывает глаза, но он улыбается. – Просто… прочитай, и может быть, что-то отзовется в тебе. Если нет, думаю, это тоже неплохо. Джеймс кивает, чувствуя себя немного потерянным. Он начинает читать, и он… удивлен. Столько различных терминов с пояснениями и историями реальных людей. Слова, о которых он никогда раньше не слышал: аромантик, арофлюкс, грейромантик, литромантик и множество других. Некоторые из них приобретают смысл, а некоторые истории описывают моменты, о которых он раньше задумывался. – Круто, правда? – говорит Барти, его тон слегка изменился. – Откуда у тебя это? Я никогда не слышал ни о чем подобном. – он поднимает глаза, замечая как Барти и Регулус переглядываются. – Ну, – Барти снова ухмыляется, – ты не единственный, кто умеет вламываться в чужие дома. Но, откровенно говоря, мы сделали это качественнее. Это из Министерства Магии. Оказывается, есть много подобного, о чем они не хотят, чтобы мы знали, неудивительно, блять. В любом случае, эта книжка – сборник маггловской и магической херни. Здесь есть слова для всего. – Барти пожимает плечами. – Блядское Министерство хочет держать нас подальше от этого, потому что опасно, когда люди знают, кто они такие. Что-то уже было написано, о чем-то мы разговаривали с другими, выслушивая их истории, и мы просто придумали новые слова, потому что иметь какое-то понятие, описывающее тебя это здорово. И эта книга – тому результат. В словах Барти есть смысл, и это самое впечатляющее, что Джеймс когда-нибудь слышал, но один момент, отпечатался в его голове. – Вы вломились в Министерство Магии? – недоуменно спрашивает он. – Не рассказывай никому. – быстро говорит Регулус. – Но, да. Это было не так уж и трудно. Отец Барти работает там, и Барти соответственно знает все. На самом деле это забавно, потому что его отец хочет, чтобы он работал там, и если он действительно хотел, то был бы лучшим. – И все еще не хочу, спасибо. Я просто продолжу обкрадывать их. Ты нашел подходящее? – Нет, пока нет… не уверен. В смысле, многие моменты откликаются, но будто чего-то не хватает. – он вздыхает. – Могу я одолжить книжку на какое-то время? Я верну, честно. Я просто… хочу прочитать более внимательно. Регулус улыбается. – Конечно, Джеймс. И как я говорил, если здесь нет подходящего определения – это нормально. Мы в этом вместе, мы справимся. И если ты не хочешь искать определение, или оно тебе не понравится, или тебе не понравятся все варианты, то это тоже нормально. Хорошо? – Да, хорошо. Спасибо за твои слова. – Мне кажется, тут не хватает групповых обнимашек. – говорит Барти, и не дожидаясь ответа, утягивает их в объятия. Регулус замирает, Джеймс сжимает его пальцы снова и снова, пока тот не расслабляется. – Что за херня здесь происходит? – спрашивает Сириус, входя на кухню. Джеймс читает страницу за страницей книжечки – на ней нет обложки, только выведенное почерком подозрительно похожим на регулусовский «Сборник для запутавшихся». Он читает Сириуса, они обсуждают любовь, отношения, секс. Сириус также пролистывает книжку, что-то выписывая, отмахиваясь, что это никак не связано, но ему срочно нужно написать Римусу. А затем Джеймс переворачивает страницу и… вот оно. Демиромантик. Согласно распространенному определению, демиромантиками называют людей, которые не испытывают романтического влечения до тех пор, пока не сформируют с кем-то глубокую эмоциональную связь. – Сириус. – шепчет Джеймс, пихая того локтем под ребра. – Сириус, я, кажется, нашел. Сириус ослепительно улыбается. – Круто, Сохатый. И, Боже, так оно и есть.***
В Министерстве родители не отходят от Джеймса, держат его за руку, пока он рассказывает о произошедшем. И когда они говорят, что Вальбурга Блэк уже сообщила им об этом, и они не могут ничего с этим поделать, потому что это он проник в ее дом, и, соответственно, у Вальбурги было право убить его. Он даже не разочарован. Вот так и работает мир. Блэки – одна из самых влиятельных семей Британии, никто и ничто никогда не может навредить им. Его родители спорили с Министерством на эту тему, и сказали Джеймсу, что будут продолжать, пока он будет в школе, но, если честно, Джеймс думает, что все хорошо. Все хорошо, потому что Сириус и Регулус не вернутся туда. Все хорошо. Все хорошо. Джеймс не может как-то исправить сложившуюся ситуацию, это тяжело принять, но он правда пытается осознать тот факт, что не может исправить все. – Никогда у нас не было еще таких насыщенных летних каникул. – говорит его мама. – Предвкушаешь завтрашнее возвращение в школу? С тобой все будет хорошо, Джеймс? – Да. Но правда в том, что он не знает. Не похоже, чтобы глава завершилась, не так быстро, по крайней мере. Сириус и Регулус в безопасности, и этого достаточно, но есть еще несколько незавершенных моментов. Девочки до сих пор не знают о произошедшем, кроме Марлин, и Джеймсу действительно нужно извиниться перед ней. И есть еще Питер. Римус встречает их у дома, когда они возвращаются из Министерства, хотя его мама очень недовольна, что он уехал на день раньше, а также нужно будет послать кого-то за его вещами, потому что он не успел собрать их. Джеймс делает вид, что не замечает бинтов на его руках, а Сириус так яростно целует его, что Джеймсу интересно, как ему справляться с этим в Хогвартсе. Они говорят о Питере, Джемсу не нравится этот разговор, и, судя по всему, Римусу и Сириусу тоже. Но им также придется поговорить и с ним, так как они живут в одной комнате. Но сейчас никто не знает, где он. Может быть, дома. Разговор подождет. – Возможно он отрежет себе палец, инсценировав свою смерть, найдет какую-нибудь семью, проживет в качестве крысы тринадцать лет, прежде чем я найду его и попытаюсь убить, но он все равно сбежит. – предполагает Сириус. Джеймс не в силах произнести и слова удивленно смотрит на него. – Самое идиотское предположение, что я слышал за всю свою жизнь. – говорит Римус. Барти также остается у них. И Джеймса совершенно раздражает, что он спит в комнате Регулуса. Да, он очень ревнив. Это не смешно, но Регулус смеется над ним. – Нужно ли напоминать, что ты спишь с моим братом каждую ночь с тех пор, как мы здесь? Джеймс поджимает губы. – Мы делали так и в Хогвартсе. – Замечательно. Будто я и так не ревную. Барти даже не спит в моей кровати, ясно? Он пинается во сне, и я не собираюсь терпеть это. Пей свое какао, Джеймс. Честно, все хорошо. Поэтому Джеймс пьет какао из совершенно случайно выбранной кружки, а Регулус – из той с подсолнухами. Джеймс уверен, на ней нарисованы декоративные подсолнухи. – Ты возьмешь ее с собой в Хогвартс? Регулус отвечает не сразу, проводя пальцами по нарисованному, похожему на солнце подсолнуху. – Она твоего папы. – Он будет не против. – Ты уверен? – Конечно. И Регулус улыбается. Сейчас он постоянно улыбается. Джеймсу это очень нравится. – Тогда, ладно. Спасибо. Джеймс садится ближе и позволяет себя обнять. – Мы же продолжим делать это и в Хогвартсе? Но, пожалуйста, не в два часа ночи. Мне очень не хватает сна. – Регулус смеется, шепча Джеймсу на ухо, что можно, а потом наклоняет голову, утягивая Джеймса в поцелуй. – И это тоже? – глупо уточняет Джеймс, чувствуя смех Регулуса. – О, да, и это тоже.***
Почти невозможно уместить в одном купе столько людей, но друзья Джеймса помогли ему проникнуть на площадь Гриммо, поэтому он уверен, что все-таки возможно. Они с Регулусом сидят, ожидая остальных. – Прекрати. – мягко говорит он, пытаясь заставить Регулуса перестать дергаться. – Как ты думаешь, что им было нужно? – спрашивает он, действительно успокаиваясь. Джеймс вздыхает. Это должно было быть самое лучшее первое сентября для братьев, потому что никаких Вальбурги и Ориона. Только вот они пришли. Они стояли на платформе, словно статуи, Джеймс тогда подумал, что его стошнит прямо там только от одного ее вида. Мерлин, представьте, что это ваша мать. Регулус очень сильно сжал его руку, но Джеймс не показал, что ему больно. Он не знал, что говорить или делать, его мама хотела подойти и поговорить с ними, но Сириус опередил ее. – Я поговорю с ней. – едва только он это сказал, Джеймсу захотелось увести его от нее навсегда. – Все будет хорошо. Она не станет устраивать сцен в общественном месте, а за всю жизнь я знаю, как с ней общаться. – он широко улыбается. – А если она попытается что-то сделать, Римус ее укусит. – завершает он и ведет бедного Римуса за собой. Джеймс тем временем пытается как-то утешить Регулуса. – У меня есть кое-что для тебя. – говорит он с глупой улыбкой, а затем достает из кармана смятый цветок и кладет его за ухо Регулуса. От чего тот улыбается. Возможно, все будет хорошо. – Что за цветок? – Понятия не имею, сорвал в саду. Возможно, это сорняк, но выглядит красиво. Как ты. Регулус закатывает глаза, но целует его. Он снова нервничает, но прежде чем Джеймс придумывает новый план, в купе входят девочки. Марлин смотрит на него, словно хочет убить, а Мэри и Лили сразу засыпают вопросами, все ли с ним в порядке и что произошло. Он рассказывает им скудную версию. Он не упоминает империус, потому что понимает, как это воспримется, а он не может поступить так с Сириусом и Регулусом. Он извиняется перед Марлин, она только закатывает глаза и называет его тупым идиотом, отчего Регулус хмурится, но Джеймс понимает, что так она выражает свои эмоции. – А теперь ты можешь рассказать, ради чего вообще это все было? – спрашивает Мэри, выгибая бровь. – О, да, думаю, мы заслужили знать. – говорит Лили. И почему они на него так набросились? Джеймс широко улыбается и поднимает (ну, конечно) переплетенные с Регулусом руки. – Ключ к сердцу Регулуса. – драматично произносит он. Регулус закатывает глаза, но Джеймс до этого спрашивал, может ли он рассказать им, ведь не умеет хранить секреты, особенно когда переполнен эмоциями. Марлин издает рвотный звук. – Отвратительно. – Не будь гомофобкой. – говорит Джеймс. – Я лесбиянка, Поттер. Я определенно могу быть гомофобкой. – Знаешь, Марлин. – говорит Регулус. – Я знаком с Доркас Медоуз. – это определенно привлекает внимание Марлин. – Я могу поговорить с ней. Я ей нравлюсь. И могу рассказать, как ты помогла очень сильно этим летом. Уверен, она будет рада узнать, как ты умеешь помогать. Марлин ухмыляется. – Ты мне нравишься, малыш Блэк. Но не твой парень. – Джеймс показывает ей язык, и она делает также в ответ. Пирсинг похоже зажил, по крайней мере, немного. И Джеймс больше не хочет видеть его, от одной мысли о крови, его тошнит. – Возвращаясь к отвратительным геям. – она поворачивается к двери, Сириус отмахивается от нее. – Почему вы так долго, устроили быстрый секс в туалете? Джеймс хмурится. Он знает, как Римусу не нравятся все эти шутки про секс. Он хочет помочь, помочь, помочь… – Вообще-то, я асексуал. – отчетливо произносит Римус, и Джеймс выдыхает. – Ебать, да. – говорит Сириус, широко улыбаясь. Боже, он так влюблен. Джеймс счастлив за них. – Нет, смысл в том, что не ебать. – говорит Римус, тоже улыбаясь. Он поворачивается к Марлин. – Понимаю, что ты не специально, но все эти шутки про секс с моим участием заставляют меня чувствовать себя некомфортно. – Дерьмо. Мне жаль. – не раздумывая говорит Марлин. – Как вы чувствуете себя из-за гомофобных шуток? Пожалуйста, помните, что я лесбиянка, кроме Джеймса Поттера, который считал меня натуралкой. Вот к нему у меня шутки не иссякнут из-за ненависти. – Продолжай. – говорит Римус, садясь. Сириус тут же садится на него. Технически, он мог сесть куда угодно, в купе было еще не так много народу, но это Сириус. Он что-то обсуждает с Регулусом на французском, и никто естественно не понимает, о чем они говорят. Джеймсу нужно будет выучить французский. А пока что он просто держит Регулуса за руку. Он решают поделиться этим с остальными, так как следующие слова Сириус произносит на английском: – Наши родители планируют завести еще одного ребенка. Так как я предельно ясно объяснил им, что мы не собираемся возвращаться, благодаря конечно тому, что пригрозил поделиться воспоминаниями, в ответ услышал, какие мы неблагодарные отродья, блаблабла, а потом они просто сказали, что просто… сделают нового наследника. – Все настолько шокированы, что не знают, что и сказать. А как на такое реагировать? Сириус пожимает плечами. – Ну, если у них получится, то думаю, мы сможем устроить еще одно ограбление. Если у Джеймса получилось, не зная ничего о доме, то у нас с Регулусом получится украсть ребенка. – Только не доверяйте Джеймсу составлять план. – некстати вставляет Марлин. – Его идиотский план очевидно не сработал. Прежде чем Джеймс успевает ответить, Регулус смотрит ей прямо в глаза и говорит: – Еще раз назовешь его глупым или идиотом, и я прокляну тебя. Они перебрасываются оскорблениями, а Джеймс просто наслаждается компанией друзей. Через некоторое время к ним присоединяются Эван, Барти и Пандора. И вот тогда в купе становится тесно, но даже в такой ситуации Джеймс бы ничего не изменил. Однако Марлин подозрительно смотрит на недавно прибывших. – До меня только дошло, – говорит она, и Джеймс чувствует насмешку, – что кое-кто больше не является часть группы. – она не называет имени Питера, но… неловкое молчание говорит само за себя. – А так же, как я поняла, Джеймс и Регулус теперь встречаются, что отвратительно, но также значит, что мы все здесь не натуралы. И я не знаю, разрушат ли новенькие в нашей группе, которые это могут разрушить. – и она бросает на всех троих неприятных взгляд. – Я асексуал и биромантик. – говорит Эван, и Римус кивает ему. Джеймс видит, как на его лице расплывается улыбка. Это чертовски волшебно – знать, что ты не один такой в мире, верно? – Я аромантик и шлюха, что значит, что я трахаюсь со всеми. – признается Барти. Пандора накручивает волосы на палец. – Я ароэйс. – выдает она с самой счастливой улыбкой на лице. Джеймс понимает, что Марлин точно не знает значения большинства слов, но все равно кивает. – Тогда добро пожаловать. – приветливо говорит она. – Кто-нибудь хочет набить татуировку? – Я! – говорит Барти. Джеймс абсолютно уверен, что это худшая идея из всех, что когда-либо приходила им в голову. Еще хуже, чем проникнуть на площадь Гриммо. Но Марлин уже приготовилась ткнуть в кожу Барти самой страшной иглой, которую Джеймс видел, и ему приходится отвести взгляд. Так получается, что он смотрится теперь на Регулуса. Тот сжимает его руку. – Гардения жасминовидная. – шепчет он ему на ухо. – То же самое. – без колебаний отвечает Джеймс, хотя понятия не имеет, что это значит. Придется потом одолжить книгу и посмотреть значение. Но по тому, как Регулус улыбается, он понимает, что это что-то хорошее.