этап третий: исполнение
Ошибка 421 Ошибочный запрос: Непонятно, какое значение слова имеется в виду. Случайным образом выберется один из вариантов.
исполнение (чего-то):
1. Выполнение плана, задачи или непосредственно действия.
2. Предание к смерти (также в качестве наказания) или действия, связанные с этим.
Оглядываясь назад, стоит задуматься, если в план входит пункт о накачивании друга наркотиками, то, может, не следует этого делать? Но слишком поздно. К тому же, это не наркотики, а всего лишь зелье сна без сновидений, да и Сириус заслуживает нормально поспать. Предыдущей ночью он вообще не спал, смотрел на полную луну и, ругаясь себе под нос, выкуривал одну сигарету за другой, пока не скурил полностью две пачки. Джеймс представил, как он наполняется сигаретным дымом и просто… исчезает от дуновения ветра. Джеймс засовывает вину куда подальше, где она его недостанет, и поправляет галстук. – Как я выгляжу? – он спрашивает у Питера, который показывает ему большой палец, потому что он уже спросил об этом раз тридцать. – Ладно, хорошо. Где, черт возьми, носит Марлин? Словно ожидая приглашения (что, как он теперь понимает, Марлин бы и сделала), Марлин появляется, и мозг Джеймс отключается. Потому что какого хрена? – Что, черт возьми, на тебе надето? – спрашивает он. И снова, оглядываясь назад, он понимает, что вопрос стоило задать по-другому, учитывая вспыхнувшие в глазах Марлин опасные огоньки. – Тебя так чертовски беспокоит, что на мне надето, Поттер? – произносит она, стиснув зубы. Питер, как самый умный, бормочет что-то про воду и скрывается на кухне. – Ну, нет, я имею в виду, что не меня. – судорожно начинает объясняться Джеймс. – Меня не беспокоит, но… это бал. – И что, блять, это должно значить? – Что если они вышвырнут нас? Очевидно, Джеймс Поттер. Очевидно. Иногда Джеймс скучает по магии летом, скучает по своей палочке, которая заперта где-то, потому что его родители, очевидно, не доверяют ему (ладно, справедливо). Иногда хочется коснуться палочки, чтобы почувствовать себя в безопасности. Однако, прямо сейчас, он благодарен, что им нельзя пользоваться магией, учитывая с какой силой Марлин бьет его по лицу (страшно думать, будь на месте руки палочка). Смотрите. Джеймс проклинал людей до этого. Они с Сириусом делали это по приколу, и он невозможно сосчитать столько раз проклинал Снейпа, но он абсолютно точно не был готов к настоящей драке. Это ощущается, словно поезд проехался по твоему лицу, во рту кровь, да и на белой рубашке она точно скоро окажется, и, о Мерлин, почему так больно. – Ты сказал, что хочешь, чтобы я пошла и помогла отвлечь внимание от тебя. – говорит Марлин, и неожиданно это звучит гораздо хуже, потому что она не злится – она расстроена. – Ты никогда не говорил, что тебе нужен блядский объект в красивом платье рядом с тобой. Я полагала, что должна буду просто стоять и выглядеть мило. Может быть, фраза «вбить немного здравого смысла» как никогда подходит ему, потому что о чем он вообще думает? – Да, – морщится он. – Блять, ты права. Извини. Ты выглядишь потрясающе, на самом деле. – и это правда. Джеймс ненавидит себя за свои же слова в ее адрес, потому что они похожи на то, что сказал бы Снейп. Обычно это Джеймс бросается на ее защиту со скоростью света, а теперь говорит такое? Марлин вздыхает и протягивает ему салфетку. – Ты серьезно думаешь, они вышвырнут нас оттуда, потому что я не в платье? – О, нет. – сипит Джеймс. – Это не в стиле чистокровных. Они… они, возможно, будут обсуждать тебя за спиной, в лицо же говоря обратное, но не вышвырнут. Понимаешь, вся драма всегда происходит за закрытыми дверями, а не на публике. – Он смотрит на кровать, где Сириус громко сопит, и осознание, какая это правда, ударяет его. Сириусу никогда не нравилось рассказывать о своей семье, поэтому Джеймс понятия не имеет, что на самом деле происходило с ним. Он думает и о Регулусе, как он вздрагивает каждый раз, стоит кому-то подойти слишком близко, как он просто хочет, чтобы его обняли, но так и не научился просить об этом. Исправить, исправить, исправить. – Извини. – говорит он, пытаясь заглушить шум в голове. – Правда. – Все нормально. Я вроде как привыкала к такому. – Нет, нет, дерьмо, Марлин. Не привыкай к такому, хорошо? Честно, пошли нахуй всех, кто говорит, что ты не можешь носить смокинг, пошли нахуй меня за это. У меня нет никаких прав говорит тебе, что тебе следует носить, а что нет. – Спасибо, дружище. Но тебе не нужно объяснять это мне. – она закатывает глаза, но сейчас она смеется. Джеймс вымучено улыбается. – Точно, прости. – он делает глубокий вдох. – Все, что ты сказала, правда. И то, что я скажу дальше совершенно не связано между собой, я не пытаюсь как-то тебе противоречить. – ее бровь выгибается. – Я бисексуал. И, наконец, она широко улыбается. Джеймс обожает, когда его друзья так улыбаются, практически сияют. – Это действительно замечательно, Джеймс. Мне нравится, когда в нашей компании кто-то аутится. А еще тебе стоит переодеться. Он прочищает горло… Серьезно, она выбрала эту одежду. – Можешь… выйти? – спрашивает он, и Марлин не подшучивает, хотя и закатывает глаза. Он просит ее выйти не совсем потому, о чем она думает, но мантия-невидимка заправлена сейчас в его брюки и спрятана под пиджаком. Он кладет ее на кровать, быстро вытирает кровь с лица (почти теряя сознание от вида повреждений) и выбирает другую рубашку. Он быстро накидывает пиджак, они не могут позволить и дальше терять время, и выходит из комнаты, бросив последний взгляд на спящего Сириуса. На этот раз он даже не спрашивает, как выглядит: ему уже все равно. Он начинает нервничать. Марлин похлопывает его по спине, и он пытается взять себя в руки. Они все спланировали. Он сделает это. Он сделает это ради Регулуса. Он думает о Регулусе, когда они крадутся через весь дом. По всей Британии расположена общественная каминная сеть, и они собираются добраться до той, которая ближе всех к Площади Гриммо. Марлин подготавливает камин, он шипит на нее, чтобы она была потише, на что она только высунула распухший язык, который проткнула тогда на вечеринке, после того, как он, слава Богу и Мерлину, ушел, и говорит, что пойдет первой. Когда она исчезает, Джеймс бежит на кухню. Хвост ждет его на столешнице, и Джеймс осторожно берет его и запихивает в карман. Это не очень удобно, но сойдет. Он шепчет «спасибо» и спешит обратно к камину. Он абсолютно уверен, родители узнают, что они им воспользовались, но это проблема будущего Джеймса. Его ум привык концентрироваться на миллионе разных вещей одновременно, но, пожалуйста, не сейчас. Сейчас ему нужно думать только о плюшевом медвежонке. Когда он наконец оказывается на станции, Марлин курит, и Джеймс закатывает глаза. Его друзья серьезно собрались умереть от рака легких. Это самая важная ночь в их жизни, и… вы знаете что. Неважно. – Идем. – шипит он, и она идет за ним, оставляя за ним пепельный след. Джеймс никогда до этого не был на Площади Гриммо, и Сириус ни разу не упоминал об этом. Так что он ожидал чего-то масштабного, и был сильно разочарован, когда увидел маггловский район. Почему Блэки живут здесь? – Здесь нет двенадцатого дома. – подмечает Марлин. Так что-о-о, следует ли нам пойти домой? Джеймс хмурится. В обще-то, она права. Вот одиннадцатый дом, вот тринадцатый, но двенадцатого нет. Но опять же, это дом одной из самых сильнейших семей волшебников, очевидно, он не может быть… видимым? Джеймс лезет в карман, хмурится и перечитывает приглашение. Может быть, они должны были переместиться сразу внутрь? Но это маловероятно. Он стоит прямо напротив одиннадцатого дома, дотрагивается до кирпичей, пытается сделать что-нибудь. Потому что, серьезно, все не может закончиться вот так вот. Он готов к тому, что столкнется с родителями при возвращении, готов столкнуться с Сириусом. Он не может отступить сейчас. Он пострадает от последствий, но ему нужно что-то осязаемое, чтобы справиться с ними, пожалуйста. Вокруг абсолютная тишина, но него в голове Джеймса – внутри него сейчас столько эмоций, что становится больно. Исправить, исправить, исправить… Неожиданно Марлин громко вскрикивает, отчего Джеймс подпрыгивает почти на три метра в воздухе. – Какого черта? – кричит он. – Там, блять, была крыса! Джеймс уже готов наброситься на нее, потому что ну кто вообще боится крыс, но потом он тянется к своему карману. Хвост пропал. Джеймсу остается надеяться, что он сможет разгадать эту загадку, ведь Джеймс очевидно не может. А после Марлин снова кричит и хватает его за руку. Джеймс всерьез рассматривает свою позицию по поводу драк с девушками, потому что какого… – У Мастера есть приглашение? – спрашивает кто-то одетый в парадную мантию. Чем-то напоминает приведение и, ладно, теперь Джеймс готов закричать. Он протягивает приглашение. – У Мастера есть приглашение? – снова раздается вопрос, протянутое приглашение так и остается в руках Джеймса. – У Мастера есть приглашение? Серьезно, что не так с семьей Блэк? Поттеры не устраивают балов, но он уверен, если бы когда-нибудь, то они бы спокойно разрешили людям войти, а не устраивали что-то подобное. Он должен был догадаться какие они кучка драматичных ублюдков, хотя бы просто из-за общения с Сириусом. – Может быть это какой-то код. – бормочет Марлин. Человек поворачивает голову к ней. – У Мастера есть приглашение? Ладно, думай, Джеймс. Только вот «думать» никогда не было его сильной стороной. Он умен, но он с трудом концентрируется на чем-то одном, отсюда и возникает головная боль. Что бы сделала Лили? – думает он. Лили умнейшая из всех, кого он знает. Вот что значит быть магглой – она всегда думает решить проблему так, как волшебники бы никогда не сделали. Подождите. Он поворачивается к призрачному человеку. – У Мастера есть приглашение? – Tojours pur. – говорит Джеймс. Если это не сработает, он просто купит плюшевого медвежонка где-нибудь, серьезно. – Джеймс, смотри. – Марлин дергает его за рукав. Он снова смотрит на дом и точно… они расширяются, или, скорее, что-то между ними появляется, растет, как чума, погружая в тень все, словно черная масса безумия. Когда Джеймс снова поворачивается, то человека-призрака уже нет. – Что, блять, это было? – спрашивает Марлин. Теперь она шепчет. – Как ты догадался? – Просто… моя мама всегда говорила, что единственная причина, по которой нас приглашают на бал, потому что технически мы не предатели крови пока что. Да, нам немного нравятся магглы, но мы все еще чистокровные, как-то так. Так что, я подумал, что это должно быть связано с фактом, что они лучше остальных. Tojours pur – это их девиз или что-то в таком духе. Чистота крови навек. Сириус всегда высмеивал это, вот откуда я это знал. – Вот это чертовски гениально, Поттер, иначе не скажешь. – Это так. Спасибо, Лили. – Мы заходим? – Полагаю, мы должны. Дверь открываются самостоятельно, кажется, сам дом ведет их к бальной зале. Это немного напоминает Джеймсу о Хогвартсе: стены искривляются, кружатся и направляют, только здесь они словно стремятся задушить их. Он тянется к руке Марлин, убеждая себя, что просто не хочет ее потерять, а не из-за того, что дом вызывает у него чувство клаустрофобии. Он не может представить как можно вырасти здесь; не может представить хотя бы одного ребенка в этих стенах, особенно Сириуса. Неудивительно, что когда они всегда встречаются в поезде, ему казалось, что света внутри того меньше. Ему всегда требовалось время, чтобы перестроиться. Джеймс думает о Регулусе, как стены так долго поглощали того. Как Сириус говорил о нем с такой ненавистью в голосе, но Джеймс знал, вся эта ненависть была любовью, потому что он был уверен, Регулус одного мнения со своими родителями. Да и братья противоположности друг другу: там, где Сириус мог вспылить – Регулус отступал; где Сириус чувствовал себя безопаснее, бунтуя – Регулус подчинялся. И все нормально. Это просто разные реакции на одну и ту же травму. Джеймс делает глубокий вздох, и Марлин сжимает его пальцы, за что он благодарен. Ему хочется домой, проверить как там Сириус и сделать какао Регулусу. Скоро – убеждает он себя. Позвольте ему только спасти один кусочек детства, что остался у Регулуса. Но учитывая, что это место готово задушить его в любую секунду, то он удивляется, что у Джеймса вообще было детство. Коридор резко заканчивается. Внутри Джеймса все переворачивается. Он не успевает сориентироваться, как они оказываются в бальном зале – величественном и прекрасном – но Джеймс не чувствует себя здесь хорошо. Не чувствует себя в безопасности. Тут уже собралось много людей, которых Джеймс не знает. Это вполне логично: его родители не общаются ни с одной из чистокровных семей. Технически, они чистокровные только формально, но их никогда это не волновало, так что и Джеймса тоже. И осматриваясь, он рад, что не знаком с ними. Они совсем не выглядят дружелюбно. Как они и не выглядят людьми – просто копии друг друга. – Итак, что конкретно мы должны делать? – шепчет Марлин ему в ухо. – Я абсолютно точно не собираюсь танцевать с тобой. – Я не умею танцевать. Мы просто… Я не знаю. Просто оставайся здесь какое-то время, пока я попытаюсь выбраться из этой комнаты. – Но как сделать это, у него нет никаких мыслей. Если коридоры продолжат меняться, как ему понять, не ходит ли он по кругу? Он очень сильно надеется, что Хвост не потерялся в них. Они должны встретиться в ванной через двадцать минут, и там Питер расскажет, что ему удалось выяснить. Звучит хорошо, только Джеймс уже не уверен, что сможет отыскать здесь ванную. Если у него не получится, или Питер ничего не выяснит, то Джеймс уже задумался, что придется просто бродить самостоятельно. Он уже внутри: нельзя впустую потратить такую возможность. Второго шанса не будет. Только поэтому он не сдается. – Помнишь, как мы обсуждали, что я буду отвлекать внимание? – спрашивает Марлин. – Прости, но я точно не буду этого делать, Поттер. Джеймс только кивает. – Да, да. Я… Я понимаю. Ты можешь уйти, как только я выйду из комнаты. Я не хочу оставлять тебя среди них. Они чертовски пугающие. – Он снова окидывает взглядом комнату. Они напоминают персонажей книг, неживых, служащих просто фоновым шумом, создающих красивую картинку и годных на то, чтобы угождать Блэкам и больше ничего. Джеймса чувствует, что ему плохо, стоит подумать о Регулусе и Сириусе в такой обстановке. Где они не больше, чем куклы. Внутри все переворачивается, когда Джеймс осознает, что думал о Регулусе, как о маленькой фарфоровой кукле. Нет, не о Регулусе. Не об его Регулусе. – Я не собираюсь просто бросить тебя. – возражает Марлин. – Ты притащил меня с собой. – Но… – Джеймс, блять, кто-то идет к нам. – шипит Марлин сквозь зубы, сжимая его руку так сильно, что Джеймс тут же отвлекается от своих мыслей, переводя внимание на кого-то в очень дорогой мантии, идущего в их сторону. Он улыбается, непринужденно и давно уже заученной, дежурной улыбкой, но в его взгляде есть что-то опасное. – Какого хрена вы здесь делаете? – он продолжает улыбаться, но Джеймс улавливает в его голосе еще что-то. – Ты ведь Эван, верно? – вместо ответа спрашивает он. – Ты дружишь с Регулусом. После этого он изменяется в лице. – Где Регулус? – спрашивает он. – С ним все в порядке? Джеймс кивает. – Он останется с моей семьей, он и Сириус. Он не писал тебе? Эван облегченно выдыхает, и сердце Джеймса замирает: он видит, как Эван рад, что с Регулусом все хорошо. – Мои родители контролируют почту, запрещая открывать письма. Про Блэков уже ходили слухи, и Регулуса сегодня нет, я волновался, что что-то… – он качает головой, его глаза сужаются. – Какого хрена вы здесь делаете? – Мы… Ну, понимаешь, Регулус забыл здесь кое-что значимое для него, и я пришел забрать это. – Может быть, Эван поймет. Он же один из лучших друзей Регулуса, он точно поймет. Эван не понимает. – Вы, блять, выжили из ума? – взрывается он. – Вы осознаете, где находитесь? Вам нужно убираться отсюда. Вальбурга уже видела вас? От одного только имени матери Сириуса кровь стынет в жилах. – Нет. – шепчет он. – Не думаю. Но у нас было приглашение, и мы прошли мимо того человека-призрака или кто он там. – Поттер, вам нужно уходить. Если они поймут, что вы здесь, потому что собираетесь украсть что-то, это не закончится ничем хорошим. Ничего нельзя украсть у Блэков. Это их дом: они могут сделать все, что захотят с вами. Ладно, это чересчур. Не может же быть так, что законы перестают соблюдаться только потому, что у кого-то есть деньги и власть. Джеймс уверен, они не обрадуются, увидев его здесь, но не могут же они удерживать его здесь, правда? Эван просто драматизирует. – Верно. – говорит Джеймс, совсем не в настроении спорить. – Мы уходим. – Кстати, самое время встретиться с Питером. Эван кивает, не скрывая облегчения. – Передай от меня «привет» Регулусу, пожалуйста. – мягко произносит он, а затем разворачивает и уходит, оставляя их в одиночестве. – Отлично, идем. – говорит Джеймс. Марлин смотрит на него с тревогой. – Джеймс, может, нам стоит послушать его. У меня какое-то нехорошее предчувствие. Нет, он не может… не тогда, когда он так близок, не тогда, когда они уже внутри, не тогда, когда Регулус – единственное, о чем он может думать без боли. И никто больше не обращает на них внимания, никакого намека на Вальбурга или Ориона Блэк. Никого не волнует, что они здесь. – Тогда уходи. Встретимся снаружи. – Джеймс, пожалуйста… На секунду он ненавидит себя, но он оставляет ее, зная, что она уйдет, если его не будет рядом, ведь ей страшно. Джеймсу, если честно, тоже страшно, но страх пускай подождет. Он ведь гриффиндорец, верно? Если бы только эта чертова Шляпа видела его сейчас. Может быть, она бы пожалела о своем решении. Может быть, попади он в Рейвенкло, он бы придумал настоящий план, а не… Черт возьми. Джеймс замер посреди коридора. Когда он переодевал блядскую рубашку, то потом положил мантию на кровать, как настоящий, блять, идиот. Кто угодно был бы лучшим вариантом, чем он. Вот только никто другой в здравом уме даже не подумает о таком. Джеймс подносит руки к глазам, пока он не начал плакать. Он просто хотел, чтобы Регулус почувствовал себя лучше, потому что он ему нравится, хорошо? Вот такая вот правда. Сейчас не лучшее время для такого, и он и не собирался думать об этом, но он ему нравится, именно в таком ключе, в котором он всегда хотел, чтобы ему нравилась Лили. Но у него никогда не получалось полюбить ее, потому что он недостаточно хорошо знал ее, и потому что он влюблялся вот так – узнавая кого-то. Что ж, что мы имеем. Он узнал Регулуса поближе и почувствовал к нему симпатию. Он ему нравится. Он ему нравится. И Регулус хочет своего плюшевого медвежонка – в мире существует миллион людей, у которых будет этот медвежонок – но не у него. Может, дом сжалится над ним. Или может, Вселенная сжалится над ним. Мерлин или Бог, или кто-нибудь еще, хотя бы на секунду. Джеймс стоит в неизвестном ему коридоре с пустыми стенами, тяжело дышит и пытается не заплакать. А потом он поднимает взгляда и замечает дверь, замечая неспешно выведенное «Сириус». У Джемса перехватывает дыхание. Он оглядывает коридор, но больше ничего. Это не совсем то, что он искал, но уже хорошее начало, верно? Или, может быть, это абсолютно ужасная идея, но Джеймс заходит внутрь. Его в ту же секунду переполняют эмоции, а глаза наполняются слезами. Эта комната настолько Сириуса. Гриффиндорские плакаты вместе с фотография маггловских мотоциклов, которые он обожает, на стенах, а также полуобнаженная маггла, которую тот повесил только ради того, чтобы позлить родителей. Мэри и Лили устроят ему лекцию на тему объективизации женских тел, стоит им только увидеть это, и Джеймс с радостью поможет им в этом. Он уже не сдерживает слез, замечая фотографию их четверых. Джеймс не помнит, когда они ее сделали, но они выглядят такими счастливыми. Они все смеются над чем-то, и Сириус улыбается больше всех. Джеймс думает, каково это провести в этом опустошенном доме целых два месяца без всякого общения, разглядывая только эту фотографию. Он надеется, она помогла ему пережить одиночество, и не причинила лишней боли. Джеймс пытается снять фотографию, но на ней, естественно, должно быть приклеивающие чары, так как она не сдвигается с места. Может быть, и к лучшему. Они всегда смогут сделать еще больше фотографий, но Вальбурга и Орион никогда не избавятся от призраков прошлого. В крайнем случае, эти призраки намного лучше того, что был снаружи. Ради подтверждения теории, Джеймс пытается отклеить плакаты, но не получается. Но кроме них в комнате больше ничего нет. Если Сириус появился на пороге его дома без вещей, получается, его родители уже избавились от них? Но они не могли так поступить, верно? У них должна была быть хоть какая-то надежда убедить Сириуса вернуться. Он ведь их наследник, неужели они и правда с такой легкостью избавились от его вещей? Посмотрев в последний раз на фотографию, Джеймс выходит из комнаты. И вот оно – напротив появляется еще дверь, хотя раньше ее точно не было. Не входить / Без разрешения / Регулуса Арктуруса Блэка О, в этом так и чувствуются они. У Сириуса просто написано его, а у Регулуса – вот это. Джеймс улыбается, открывая дверь. Комнаты почти похожи, только здесь повсюду слизеринские плакаты. Над кроватью расположен фамильный герб Блэков, с надписью Tojours Pur. Отчего Джеймсу вмиг становится холодно. Никаких фотографий друзей, разве что только квиддичной команды. Джеймс улыбается Регулусу с фотографии, получая ответную улыбку. Но никаких следов плюшевого медвежонка. Джеймс дотрагивается до слизеринского шарфа, прикрепленного к одной из стен – он тоже не отклеивается, напротив, здесь даже использованы более стойкие чары. На кровати ничего нет, как и в ящиках и в шкафу. Он проделал весь путь напрасно. От одной мысли у него щемит сердце, а глаза наполняются слезами. Что он скажет Регулусу? Как ему добиться любви Регулуса, если он не может дать ему ничего взамен? У него нет ничего, кроме его переполненных идеями мозгов и глупых планов, которые никогда не срабатывают. – Джеймс Поттер. – Джеймс резко поворачивается и чертчертчерт. – Потрудись объяснить, что ты делаешь в моем доме? – Вальбурга Блэк пристально смотрит на него, как всегда безукоризненно и леденяще душу. Ее глаза темнее, чем у Сириуса и Регулуса, они практически черные. И Джеймс чувствует, что она может только ими одними пронзить его и вырвать его сердце. – Я… у меня есть приглашение. – отвечает он, чувствуя себя глупо. – На бал. – Разве бал проходит в комнате Регулуса? – спрашивает она. – Я заблудился в попытках отыскать ванную. – лжет он. – В ваше доме… легко потеряться. – Его ладони потеют. Он чувствует, что если не выберется на свежий воздух, то его стошнит. – Действительно? – спрашивает она, а затем отходит назад, и Джеймс вздрагивает. Перед ним возникает образ напуганного Регулуса, который каждый раз отшатывается от него, ему хочется уйти отсюда, сделать горячее какао и обняться, поговорить с ним о странном языке цветов, который Джеймс не понимает. Вальбурга делает шаг в сторону, а Джеймсу кажется, он спит. Потому что это не может быть правдой, не здесь и не сейчас, не в этом месте и не в это время, ни в одной из вселенных. Потому что возле нее стоит Питер.переход к четвертому этапу: блять
Ошибка 417 Ожидание не оправдалось: Упс, ваш лучший друг предал вас. Просим прощения!
– Пит? – хрипит Джеймс. – Мне жаль. – шепчет он. – Я говорил тебе, это плохая идея, Джеймс. Но ты продолжал давить и давить, и вот оказался здесь, а стены вели себя странно, из-за чего я оказался в комнате Миссис Блэк и… – Она что-то сделала с тобой? – ему нужно знать, потому что только сейчас до него доходит, что она могла бы навредить им, если бы только захотела. Питер всхлипывает. Он выглядит так, словно вот-вот заплачет. – Тебе не обязательно было идти со мной. – говорит Джеймс, чувствуя уязвимость. – Ты мог просто сказать… Похоже, словно фраза срабатывает, как спусковой крючок для Питера. – О, правда? И что потом, Джеймс? Ты бы перестал со мной общаться, ты бы обиделся на меня! Как и всегда, когда мне не нравится один из твоих тупых планов. Как и остальные. Иногда я даже не знаю, почему я следую за тобой, Джеймс, и это отвратительно, будто у меня нет никакой власти над собственной жизнью. Но ты не понимаешь меня, я прав? Только не ты с миллионом друзей и родителями, которые сделают все, что угодно для тебя. Только не ты, Джеймс Поттер. Я устал быть твоим другом. С меня хватит. Может быть, тебе стоит узнать, какого это – чувствовать себя бессильным. – Что? – в голосе что-то ломается. Слова эхом отдаются в его голове. Я устал быть твоим другом. Питер больше ничего не говорит, и Вальбурга делает шаг к Джеймсу, заставляя того снова вздрогнуть. Он ненавидит это, ненавидит ее. – Полагаю, мои сыновья останутся с вашей семейкой предателей крови? – он не отвечает. – Предателей магглолюбителей. – мягко произносит она, словно говорит с ребенком. Только Джеймс не может представить, чтобы она вообще разговаривала с детьми, учитывая все, что он знает о Сириусе и Регулусе. – Твои родители знают, что ты здесь, Джеймс? – Нет. – встревает Питер, а Джеймсу хочется, чтобы это закончилось. Что бы ни происходило, пожалуйста, пусть оно прекратится. Верните его в то утро, когда они с Регулусом встречали рассвет, в момент, когда солнечные лучи были тепло оранжевого оттенка; их какао давно закончилось, и Регулус рассказывал ему, почему его нравятся подсолнухи, и как они красиво выглядят при солнечном свете; и сам Регулус тоже был красивым; и как он позволил Джеймсу провести по его кудрям, мурлыкая, словно котенок, пока они обнимались. В тот момент Джеймс чувствовал себя в безопасности. Уведите его отсюда, пожалуйста. – Но вот чего не знает твой друг, так это того, что ты собрался украсть у меня. – продолжает Вальбурга, совершенно не осознавая, как прекрасен ее сын – они оба – такие ожившие и счастливые, когда ее нет рядом. – Отвечай! – неожиданный вскрик, заставляет Джеймса сделать шаг назад. Сейчас ее лицо отражает полную ненависть. Джеймс видит по лицу Питера, как он тоже напуган, и думает: «ладно». А затем она достает палочку. И вот оно… Джеймс знает, как семья Сириуса ужасна. Он знал это с самого начала, знал все слухи о них, а потом встретил Сириуса, которому не нравилось рассказывать о своей семье, который всегда возвращался в школу уставшим и будто меньше, чем до этого. Джеймс всегда знал: его родители ужасны. Но он то рос с родителями, которые любят его больше, чем кого-либо, и делают для него все, что захочет, поэтому маленький пузырь в его голове не позволял и представить, как ужасно могут родители относиться к детям. Вальбурга Блэк ни секунды не колеблется, прежде чем произнести «империо», и Джеймс задается вопросом, сколько раз она это делала, потому что ее голос так и пропитан скукой, как бывает, если произнести слово миллион раз. Джеймс верит, так и было. Он вспоминает, как Сириус без всякой причины проклял кого-то, когда они заговорили о непростительных на уроке, как он смеялся, но Джеймс видел, что ему было не смешно. Он получил отработку, вернулся с обкусанными ногтями и больше не поднимал эту тему. После он две недели не ходил на Защиту от темных искусств, пока, наконец, Римус не привел его, объясняя, что они давно закончили с непростительными. Джеймс тогда не понимал причины, почему он так поступил. Джеймс не может представить ничего прям сейчас, его сознание затуманено, такое чувство, будто он пьян, под кайфом, умирает и уже мертв одновременно, ему хочется закричать, но он не понимает, как открыть рот. – Скажи мне, что ты собирался украсть? – голос Вальбурги пробивается сквозь туман, и похож на мед. Но это ловушка. – Плюшевого медвежонка Регулуса. – отвечает Джеймс, его язык с трудом слушается его, а в голове пустота. – Он забыл своего медвежонка. Питер что-то говорит, даже кричит, но Джеймс не может сосредоточиться. Его тошнит, хочется свернуться в клубок и, чтобы мама с папой пришли и спасли его, хочется какао. Почему он вдруг так полюбил какао? Раньше оно ему не нравилось. Он обожает чай. – Что-нибудь еще? – спрашивает Вальбурга, и ловушка захлопывается. – Нет. Только медвежонка. – Тебе нравится эти ощущения? – спрашивает она мягким голосом. Джеймс качает головой. – Нет. – говорит он, и это правда. Он всегда говорит правду, верно же? Или он пытается. Ему не нравится лгать. – Я могу заставить тебя сделать все, что я захочу. – продолжает Вальбурга, игнорируя его. – Могу заставить тебя навредить себе, хотел бы ты этого? – Джеймс качает головой. – Я могу заставить тебя навредить моим сыновьям, думаю, тебе бы понравилось, согласись. – Нет. – Джеймс плачет, не понимая почему. – Нет. – Я могу позвать своего мужа. – говорит она, улыбаясь. – Моему Ориону ты бы понравился. Джеймс не отвечает. Здесь нечего говорить. А потом она спрашивает: – Они вернутся? – и Джеймсу интересно, она любит их какой-то извращенной формой любви или просто хочет вернуть наследника и запасного наследника. – Никогда. – Я могу уничтожить всю твою семью, если захочу. – говорит она, и Джеймс знает. Он знает. Они почти уничтожила его Сириуса, как почти уничтожила его Регулуса. Она может, а у него нет возможности остановить ее. Он никогда не может помочь, исправить, он всегда просто стоит и позволяет всему случиться. У него никогда не получается исправить хоть что-то. – Убирайся из моего дома, Джеймс Поттер, и никогда не возвращайся. Ты понял? – последнюю фразу она шипит, Джеймс ощущает, как кивает, а потом он идетидетидет по лабиринту внутри дома, стены так сжимаются, что его почти тошнит, он умрет здесь, и Регулус никогда не полюбит его, потому что он не вернул ему медвежонка. – Джеймс! – чьи-то руки касаются его лица, а он ненавидит, когда кто-то касается его, не хочет, чтобы его ударили, хочет быть хорошим, он всегда старается быть хорошим со всеми, но руки никуда не исчезают, несмотря на то, как бы он не пытался их убрать. – Джеймс, давай же, это я… это Марлин, Джеймс… Марлин. Джеймс ощущает, как заклинание спадает: в одну секунду оно есть, а в следующую – нет. Он снова в своем теле, с не затуманенным сознанием, внутри все переворачивается и его тошнит прямо на холодные камни. Он ударяется коленями о что-то острое и отшатывается от прикосновений Марлин. – Сделай глубокий вдох. Давай, глубокий вдох. – говорит Марлин. Она больше не дотрагивается до него, понимая, наконец, его реакцию. – Ты в порядке? Что за чертовщина произошла? Сириусу шестнадцать. Регулусу пятнадцать. Шестнадцать и пятнадцать лет в этом доме. С такой матерью. Джеймсу нужно обнять их и сказать, как он их любит, и что никогда не причинит им боли. Ему нужно любить их еще сильнее. – Блять. – наконец, говорит он, его голос тихий. – Нам нужно домой. Нам нужно… Я не могу больше, блять, находиться здесь. Нам нужно идти. – Да, да, хорошо. Идем, только… блять! Джеймс поворачивает голову, слыша страх в голосе Марлин, уверенный, что это Вальбурга снова нашла их. Но это тот человек-призрак, который окидывает его взглядом сверху вниз. Он… Джеймс моргает несколько раз: перед ним оказывается старый и исхудавший домовой эльф, одетый в грязные тряпки. – Поттеры – грязные предатели крови. – говорит он, и глаза Джеймса наполняются слезами. – Мастеру Сириусу не стоило связываться с грязными предателями. Хозяйка сказала Кричеру сжечь все вещи мастера Сириуса. – Конечно. Джеймс уже выяснил это: в комнате было пусто. И это ранит. Эльф смотрит на него своими большими глазами. – Мастер Регулус хороший. – затем говорит он. – А сейчас мастер Регулус связался с предателями крови. – Он несколько раз дергает головой, словно ему больно. Поттеры всегда считали обращение с домовыми эльфами жестоким. Джеймс всегда относился к ним с большим сочувствием; он знает, что эльф – Кикимер – просто повторяет ранее сказанные ему слова. Он хочет помочь… О, разве это не нелепо? Этот инстинкт, сидящий так глубоко внутри него, в его коже, крови и костях, инстинкт помочь, исправить, хотя у него это не получается. – Мастер Регулус хороший. – повторяет Кикимер. – Мастера Регулуса нужно защищать. – он кивает, а потом снова качает головой. – Мастеру Регулусу не нравится одиночество. Мастер Регулус боится тьмы. Кажется, Джеймс сейчас напоминает бездонный колодец слез. – С Регулусом все хорошо. – шепчет он. – Он в порядке, я позабочусь о нем. Я делаю ему какао каждую ночь, и мы вместе проводим время. Ему больше не страшна тьма. Кикимер смотрит на него и моргает. – Хозяйка сказала Кикимеру сжечь все вещи мастера Регулуса. Кикимер сжег все вещи мастера Регулуса. Джеймс кивает. – Все нормально. Это нормально. – Когда-то мастер Регулус сказал Кикимеру сохранить это в безопасности. Кикимер не забыл. Кикимер сказал, как ему велели. И потом… Джеймс не понимает, как работает магия эльфов, но он знает, что она отличается от его. Поэтому, он не знает, что точно произошло, но в один момент не было ничего, а потом он моргает – а в руках Кикимера маленький плюшевый медвежонок с бантиком на шее. Джеймс берет его, проводит пальцами по нему, чувствуя, какой он мягкий. Джеймс прижимает его к своей груди. – Мастер Регулус хороший. – шепчет Кикимер. – О мастере Регулусе нужно заботиться. – Я позабочусь о нем. – говорит Джеймс. – Обещаю.