We were born to die

Годжо был тем, кого лишили детства. И даже не родители, не обстоятельства, а просто звезда, под которой он родился. Кто-то бы назвал ее счастливой, но маг со стопроцентной уверенностью ответит: наказание.   Сильнейший с младых ногтей. Враг номер один для половины не очень чистого на руку населения с пеленок. Вынужденный учиться ходить вместе с мыслями об обуздании техники. Ложку держать — чуть позже, чем попадать синим в дерево.   И даже сейчас, когда все его сверстники только самостоятельную жизнь успевают понюхать, Сатору душой уже перегнал детского патологоанатома.   И Аямэ была такой же. Пропущенной через мясорубку случайностей и судьбы, запутавшаяся в паутине мироздания мошка, что умудрилась намешать себе такого ада по жизни, нахватав с трех соседних маньяков и пяти ближних якудз. Ничего, кроме смертей, черноты и хтони.   Его отчего-то к ней тянуло. Сначала разум подростка воспринимал это как интерес к необычному; чуть окрепнув, повзрослев — привязанность. А сейчас же...   Синдром спасателя. Иначе Годжо это назвать не мог, хотя и половины пунктов в глупой анкетке в интернете набрать не смог. Вроде и не его ситуация, но название как нельзя лучше подходит.   Ему было жалко Мори. Хотелось оберегать, защищать, потому что видеть столько раз в разных позах бьющееся в конвульсиях тело — неизгладимый отпечаток оставляет. И на душе, и на сердце. Ей нельзя было помочь, облегчить боль, вылечить. Поэтому он пытался просто дать пожить нормальной жизнью.   И не заметил, как это превратилось в его потребность. Уехал — обязательно вернись с подарком. Куда-то идешь — зови с собой. Скучно — тащи к себе.   Неожиданно становилось "скучно" сначала каждый месяц, потом неделю. А сейчас — каждый день.   Примерно тогда в голове что-то щелкнуло и встало на место. Обнаружилось правильное название происходящему. Влюбился. Привязался, привык, понравилась, засела в душе, отдал сердце. Что угодно из этого списка тем или иным бочком пристраивалось к разломанной головоломке имени Сатору Годжо. Все откликалось. Хоть на полшишечки, но откликалось.   — Аямэ! — он увидел ее во дворе еще задолго до того, как прошел через ворота. Это странное пятно, кляксу проклятой энергии, напоминающей воронку, Сатору не спутает ни с чем. Его персональная черная дыра, которая разберёт на атомы.   Девушка вздрогнула от оклика и обернулась. В ответ на вскинутую парнем руку улыбнулась и помахала. Тяжелое ведро задребезжало рядом.   Мори занималась всем, чем можно, в техникуме. Помогала там, где могла, потому что от скуки была готова лечь и сдохнуть. Не практикующий преподаватель в магическом техникуме — это работник трех часов в неделю. От безделия можно на люстру залезть.   На сегодня в планах была уборка в саду и прополка от сорняков.   — Руки мараешь? — Сатору, не брезгуя перепачканных в земле ладоней, за три шага оказался рядом и прижал ее к себе.   Девушка сдавленно ойкнула, выпуская воздух из сжатых легких и смешно оттопыривая руки, пытаясь не перемазать землей мага.   — Давно не виделись. Целых три дня, — недовольно поморщилась, чувствуя, что пока ее обнимали, явно все ребра пересчитать успели.   — Конечно, я соскучился! Ты же не отвечаешь ни на одно мое сообщение, — обиженно надул губы и склонил голову ниже. — Тебе телефон зачем?   Аямэ стыдливо отвела глаза. Сатору был тем, кто делал несоразмеримо дорогие подарки, на которые хотелось ответить тем же, но положение девушки попросту этого не позволяло. И этот телефон, который пал в неравной битве в душевой кабине, как раз-таки был подарком мага.   — Я его разбила...   А на новый ни сбережений не хватало, ни желания выходить за пределы техникума в одиночку не было.   — Ты серьезно? Раньше сказать не могла? — Годжо, вопреки нормальной реакции на ситуацию, рассмеялся. С облегчением. Потому что за эти три дня успел подумать, что его подобным образом отшивают и пытаются поставить на место. — На, держи. Сейчас буду, — он всучил ей до этого спрятанные за спиной пакеты и исчез.   Аямэ машинально схватилась за ручки явно не полиэтиленовых пакетов из Н&М грязными руками. А когда парень телепортировался, то чуть не уронила их в ведро с сорняками, едва завидев название "Gucci".   Иногда на Годжо Сатору не хватало ни слов, ни эмоций... Потому что сердце щемило от глупого чувства, в котором себе она признаваться отказывалась. Но щеки все равно алели на каждый преподнесенный подарок.   Не зная, куда деть пакеты (не на землю же их ставить!) и как помыть руки, Мори засуетилась. Не придумала ничего лучше, как уйти к себе в комнату и оставить все там. Куда бы не ушел Сатору, он найдется.   Руки были отмыты, грязь из-под ногтей вычищена, теперь можно и в принесенное заглядывать. Хотя бы одним глазком. Раз отказаться не успела.   Эта командировка у мага была в Италии. Не в Милане, конечно же, хотя судя по надписям на коробках, для него не составило труда добраться до туда.   Обувь. Туфли. Выглядели бешено дорогими, правда от Годжо другого ожидать не стоило. Вынимая следующий лот, перевязанный лентой как бантом подарок на день рождения, Аямэ едва сдержала нижнюю челюсть.   — Что... — сорвалось с губ, когда черная струящаяся ткань перелилась атласом на пальцах. Платье. Это что, набор для вечеринки? Выход в свет?   — О, ты уже открыла? Не успела примерить? — за спиной раздалось уж слишком довольное, и Мори подпрыгнула.   Годжо подпирал косяк с улыбкой во все двадцать восемь и подбрасывал в руке белую коробку. С изображением откусанного яблока.   Аямэ испытывала когнитивный диссонанс. Они стояли в ее общажной комнатушке, узкой, как трюмы на судах, заставленной простой и дешевой мебелью. При этом шкаф у девушки ломился от брендовых шмоток, на столе лежал новый ноутбук, на кровати — очередная партия, ценой, наверное, в годовую аренду, а в руках у Годжо — еще и доплата за коммуналку.   — Сатору, зачем? Это слишком дорого. Я не могу такое принять, оставь себе, — шаманка замотала головой и попятилась, пытаясь увеличить расстояние между собой и приближающимся к ней магом. Но Шестиглазый не был бы Шестиглазым, если бы его можно было переспорить.   Без лишних слов он просто вложил загнанной в угол девушке телефон в руку и улыбнулся, сжимая ее пальцы на гранях коробки.   — Я заинтересован в том, чтобы ты отвечала на мои звонки и сообщения. Поэтому не отказывай мне в этой прихоти, пожалуйста, — обезоруживающая улыбка, а у Аямэ тыльную сторону ладони начало жечь от все не прекращающегося касания. — Последняя модель. Даже чехол противоударный купил. И еще стекло защитное попросил наклеить. Пару месяцев, я думаю, проживет, а там новый купим.   У Мори сердце ёкнуло от этого "купим". И улыбка на губах расползлась сама собой, благодарная, довольная, счастливая. В этом мире поддержкой и защитой был только он. Способный уберечь и оградить если не от всего, то хотя бы от самого морально тяжелого. Что еще сказать о человеке, который полтора месяца вместе с Секо изучал вопрос контроля обратной проклятой энергии и направлении ее не только на себя, но и наружу?   — Спасибо. Я правда не знаю, что бы делала без тебя, — глаза намокли, но слезам скатиться девушка не позволила, заглядывая в небесные омуты со смесью благодарности и благоговения.   — Стухла бы от скуки, — улыбка Годжо слегка дрогнула, когда он увидел блеснувшие белки глаз. И не смог сдержаться от импульсивного желания коснуться. Мозг отключился, командовало только сердце, которое в виски кувалдой било и приговаривало — трогай. Гладь. Обнимай. Целуй.   Он и сделал. Не в таком порядке, не в таком наборе, но камень со сжавшегося сердца сбросил. Огладил собранные в хвост волосы, спустился к щеке, коснулся большим пальцем кожи и неосознанно двинулся вниз, к губам. Завороженный, смотрел на эту улыбку, очерчивал ее пальцем и собственнически думал — она предназначена только ему. Такого облегчения после трех суток болезненного неведения он не ждал.   — Ты все подарки распаковала? Или только платье? — Сатору не выпустил ее лица из своих рук, продолжая держать девушку под подбородок. Послушно замершую, как овечку на заклании, думающую обо всем, чем угодно, кроме смысла его вопроса. Да и мысли в голове были далеко не бытовыми.   Они так простояли минуту, наверное. Сатору думал, стоит ли давить. Он-то для себя все решил и был готов на многое, что выходило даже за пределы простых касаний и объятий и уходило в горизональную поверхность. Вопрос был в том, готова ли Аямэ. Не переставая оглаживать нижнюю губу, парень глазами впитывал каждую точку, каждую клеточку ее лица, запоминая.   Мори же стояла ни жива ни мертва, прижимая к себе коробку с телефоном, как последний рубеж защиты, и доверчиво изучала Годжо в ответ. Честно млела под его касаниями, конечно же, хотела большего, но боялась спугнуть момент одним неровным вздохом.   Сатору предложил всему сгореть синим пламенем и заменил палец своими губами. Прижался к девушке быстро, молниеносно, на задворках сознания промелькнула мысль — чтобы им было удобно целоваться, Аямэ надо быть сверху. Потому что наклоняться приходилось глубоко вниз, шаманке — тянуться высоко вверх.   Она целовалась неумело, как пластичная глина подавалась на любые движения и действия мага; послушным учеником повторяла за ним, старалась не кусаться и не думать о том, что, кажется, от стука ее сердца дрожит не только тело, но и соседнее окно. Годжо пытался ее выпить, съесть, откусить себе кусок побольше, потому что изголодавшийся волк наконец-то дорвался до своей добычи. Он был готов слизывать крошки со стола, но все равно было мало, чертовски мало этих простых прикосновений губ. Ни обнять, ни прижать ближе, ни вжаться так, чтобы под кожу подлезть и обменяться собственными клетками. Чертов сжатый Аямэ телефон, который она приклеила к своей груди намертво, уже и позабыв, что он там есть, мешал.   Сатору на правах дарителя выхватил коробку и швырнул куда-то в сторону кровати. Даже если промахнулся — плевать, купит новый. Хоть пятьдесят таких, если это будет платой за возможность ее дотронуться.   Мори тихо простонала в поцелуй, слегка приоткрыв рот, когда маг ее притянул к себе. Резко, силой, прижал к груди, опять пересчитывая каждое ребро, пальцами взбираясь вверх по позвоночнику. Открытый рот стал приглашением, и он углубил поцелуй, оставшись без царя в голове. Ему сорвало крышу, Сатору руками вгрызался в ее тело, будто пытаясь очертания запомнить, выдолбить на подкорке и потом лепить из них в своей фантазии все до последнего сантиметра.   Аямэ неловко отталкивала его язык своим, когда он уходил слишком глубоко, цеплялась ногтями за ткань униформы и чувствовала под ладонью гулко ухающее сердце. Что радовало — не ее. Не только у нее в ушах кровь в барабаны бьет и выбивает все разумные мысли прочь.   Кислорода не хватало, прижатые друг к другу носы шипели втягиваемым воздухом, хотя у шаманки уже голова кружилась и не только от аноксии, а от всей ситуации в целом. Ноги подкашивались, икры дрожали от напряжения, потому что Годжо тянул ее вверх, поднимал под поясницу, вынуждая вставать на носочки. Но парню было мало.   Это как первый глоток воды для умирающего от жажды. Долгожданный, блаженный, но настолько мизерный, что остановиться просто невозможно. Сатору уже изучил ее рот от и до. Пересчитал все зубы кончиком языка, почти сплелся с ее собственным в узел в попытке станцевать известный лишь их телам танец; он хотел испить ее досуха, чувствовал, что то ли по ее, то ли по его подбородку бежит горячая слюна, но оторваться не мог.   Это чёртово жгущее желание под третьим ребром было самым сильнейшим и невообразимым проклятьем, против которого даже Шестиглазый устоять не мог. Выдержка уже не существовала, ее распылило в песок и превратило в призрак прошлого, некогда адекватного разума. Тут во главу стола сел инстинкт и отдавал команды, как капитан, что кричит рулевому. Но надо было прекращать.   Дергать стоп-кран, как бы не хотелось вырвать свои тормоза с корнем.   Он отпрянул от нее с самым неприличным чмокающим звуком, который за всю свою не безгрешную жизнь с чистой совестью окрестил самым интимным. Аямэ продолжала тянуться к нему, ведомая, привлеченная и привязанная. Губы припухли от полуукусов, грубых размашистых касаний, пальцы ног болели, не успев понять, когда их хозяйка стала балериной. Не удержавшись, Мори почти ухнула вниз, уткнувшись в лицом в мужскую грудь и решившись никогда больше этого положения не менять.   Годжо обхватил ее сильнее, прижал ближе и взглянул сверху вниз на спрятавшую точно покрасневшее лицо шаманку. Это положение ему нравилось, особенно ощущение доверчиво сцепленных пальцев поперек его торса. Парень облизал губы, напоминая себе о ее вкусе, и тихо усмехнулся.   А всего-то надо было три дня проигнорировать его, и Сатору уже был готов штурмовать любой замок и убивать какого угодно дракона. Любовь это страшнейшее проклятье, древнее, адовое, самое болезненное. И уж слишком человеческое.   — Подарки, Аямэ. Я отсюда не уйду, пока ты все не распакуешь, — с полу-усмешкой попытался вернуть девушку с небес на землю, которая уже вторую минуту пребывала в астрале, поддерживаемая руками мага.   Пролетела шальная мысль: не очень хочется, чтобы он уходил. Мори была готова засунуть все эти пакеты в дальний угол и оставить их покрываться пылью. Но так было нельзя.   — Да, хорошо, — старательно отводя глаза — потому что от одной мысли посмотреть Сатору в лицо сразу хотелось сквозь землю провалиться — шаманка развернулась в сторону кровати. Но шага сделать не смогла, все еще обхваченная кольцом рук.   — Сделаем это немножко по-другому, — она слышала в его голосе лукавую улыбку и уже была готова к любому повороту событий.   Веса Мори никогда недоставало, поэтому труда поднять ее в воздух для Годжо не составило. Он честно, даже поклясться на всех религиозных книгах мира был готов, хотел ее отпустить. Дать передышку друг другу до вечера, но какое воздержание, когда запретный плод манит даже без змея искусителя.   — Открывай, — за одно движение он поднял ее в воздух, сам приземлился на кровать и усадил на колени. Без зазрения совести уткнулся в изгиб шеи, совершенно наплевав на то, что она там будет открывать. Запах, вкус, дыхание — столько всего не было испробовано, слизано и прочувствованно, что оставлять как есть казалось кощунством. Зверь в темном углу довольно и одобрительно рычал.   У Аямэ от вибрации его голоса, горячего дыхания по коже пробежались мурашки, а конечности пронзило разрядом тока. Под задницей ощущалось то, чего не бывает у Санты, когда ты сидишь у него на коленях.   Подрагивающими пальцами девушка вскрыла коробку, стараясь не ерзать, хотя от смущения в ягодицы будто шило воткнули. Раз неловко двинулась, два, и вот уже хватка из горячей становится стальной.   — Аямэ... — горячий полухриплый шепот прямо в ухо. — Я не железный. Прекрати, — хотя на лбу у Сатору бегущая строка пронеслась — продолжай. Но он отказывался быть похотливым животным, особенно с ней. Мори не девочка по вызову, ей не надо как можно быстрее закончить свое дело и завершить работу. И с ней не надо обращаться как с куском мяса.   Правда от ассоциации куска мяса Годжо отказаться не мог. В его голове она буквально была вожделенным, сочным и самым дорогим мишленовским блюдом в золоте на три сотни карат. И наслаждаться им хотелось если не полжизни, то смаковать несколько часов так точно.   — П-прости, — пискнула девушка, напрягшись и вытянувшись струной. Чужого возбуждения из-под бедра это не убрало, оно наоборот стало тверже, больше, горячее.   Сам виноват, что на колени усадил. В таком положении не очень-то удобно сидеть, знаете ли! Особенно когда тебя трогают, гладят и мацают, а ты должен как послушный ребенок оберткой от подарков и конфет шуршать.   Кое-как открыв крышку и не выронив телефон — правда заниматься сейчас хотелось совсем другим и трогать далеко не холодный корпус айфона — Мори его включила. Потом вспомнила про симкарту, на секунду про нее забыла, когда чужие руки залезли под блузку и вызвали желание прекратить это одностороннее издевательство.   — Годжо, — позвала она неожиданно охрипшим голосом.   — М? — отозвался парень приглушённо, так и не отняв лица от ее шеи.   — Мне нужно симку из старого телефона достать.   Ответом было молчание. Несколько секунд ничего не происходило, хотя парень прикладывал титанические усилия, чтобы перестать изучать все открывающиеся и открывающиеся горизонты. Потом с тяжелым мученическим вздохом руки выползли из-под блузки и уперлись в матрас позади.   Приняв это как разрешение, Аямэ поднялась и прошла к столу. Закопошилась в ящике, прибиваемая, как гвоздями, тяжёлым взглядом мага, который не стесняясь рассматривал ее с головы до ног. Выпущенная рубашка, задранная в одном месте юбка, где-то он даже успел расстегнуть ей пуговицы, хотя вспомнить о том, как это сделал, не мог. Душа просила продолжения, мозг, вооружившись палкой потяжелее, бил сам по себе и орал: хватит. Стоп. Делать что-либо, сидя на кровати и уже имея стояк, плохая идея. Особенно если в планах не разложить на матрасе, а романтично пригласить на свидание.   — Аямэ.   — М? — они друг друга копировали. Занятая выниманием симки и попыткой засунуть ее нужной стороной, Мори вся ушла в процесс. Потому что перегретый мозг молился о смене деятельности и отвлечении. Иначе бы у девушки от желания пар из ушей повалил.   — Пойдешь со мной на ужин? — да, романтичнее приглашения не бывает. Сатору дал себе мысленную оплеуху, потому что думать сейчас получалось только содержимым штанов. — На свидание. Я присмотрел хороший ресторан, давно хотел тебя туда сводить. Даже весь дресс-код тебе привез.   Мори не услышала ничего, что шло дальше слова свидание. Неожиданно стало совершенно индифферентно, какой стороной она затолкает симку. Даже если придется применить молоток.   Коленки задрожали. В голове в миг опустело, кроме нервно бьющейся о стенки мысли: это был вопрос? Ей надо отвечать согласием или это была констатация факта? Кажется, молоток пригодится не только для симки, но и для кое-чьей пустой башки.   — Платье для ресторана, да? Я его еще не мерила.   — Ты и другую половину пакетов не открыла, — голос мага вдруг стал ближе. Настолько ближе, что вибрацией отозвался по каждому из семи позвонков шейного отдела. — Давай помогу. Посмотри остальное. С размером ошибиться не мог, но хочется быть уверенным.   Слова разнились с действиями. Одна рука прижала Аямэ спиной к груди, другая откинула волосы. Сухой поцелуй впечатался в точку за ухом, спустился ниже. Годжо мысленно цыкнул, что пуговицы расстегивал снизу, а не сверху. Потому что до горла застегнутый воротник мешал добраться до выступающей косточки шеи, которую рукой и носом он уже успел вдоль и поперек изгладить, но губами добраться — никак.   Аямэ тихо выдохнула, сжав обхватившую ее руку и вцепившись в тыльную сторону ладони ногтями. Годжо если прижимал к себе, то делал это так, что даже сквозь одежду можно было почувствовать тепло от кожи. И не только тепло. Формы и фигуры складывались у девушки под закрытыми веками, вырисовывалась мощная твердая грудь с нетерпением бьющимся сердцем; как расправлялись легкие, напрягался живот. Мори могла поклясться, что чувствовала движение мышц, напряжение каждой жилки и сосуда, когда парень на второй и третий вдох стискивал ее сильнее, ближе. Про то, что ниже, шаманка старалась не думать, хотя о своем существовании мужское нетерпение намекало недвусмысленно и безапелляционно.   — Аямэ, ради всего святого, оставь телефон и разберись с пакетами. Иначе... — действия были красноречивее слов. Едва сдерживая себя, Годжо как песок сквозь сжатые пальцы упустил собственную выдержку. Он будто все тело разрозненными кусками на верёвках держал и пытался не потерять контроль над каждым. Потерял.   Тело игнорировало своего хозяина, не слушалось, как невоспитанная собака, и игнорировало любые адекватные мысли. Маг толкнулся бедрами, ощущая под ставшей чертовски узкой ширинкой тепло Аямэ. Он ненавидел себя за это малодушное движение, но ничего сделать уже не мог.   Шаманка поняла, насколько все серьезно, поэтому еще одного предупреждения ей не потребовалось. Кое-как выпутавшись из тут же потяжелевших и ставших тисками рук, она вывернулась и сделала, по ее мнению, большущую глупость. Это если учитывать Сатору как голодного льва.   Развернувшись, она коснулась его смазанным поцелуем и тут же отошла к кровати. Сомнительное расстояние безопасности, конечно, какие-то два шага, но просьбу выполнила.   Сатору взглянул на нее со странной улыбкой на лице и отвернулся, склоняясь над столом. У этого котенка помимо когтей есть еще и желания. И от осознания того, что их мысли плюс-минус схожи, тугой комок в районе сердца стал еще теплее.   — Мне платье мерить? — зашуршали излишне громко (Мори пыталась перебить отстук сердца в ушах) пакеты.   — Если хочешь — да. Могу выйти, — все так же не поворачиваясь, ответил маг. Потому что понимал, что если повернется, то Аямэ вечером ни в какой ресторан не пойдет, там уже вопрос будет ставиться иначе. Сможет ли она вообще сидеть.   — Просто стой так, я быстро.   От этой фразы у Годжо выбило все гайки, до последней. От шороха одежды и того, что скрывалось за ней, ему оставалось только молиться. И думать: лучше бы вышел. Потому что мозг уже не был его лучшим другом и хозяин у него сменился. Перед глазами мелькали картинки того, как она снимает одежду. Как медленно расстегивает пуговицы, оголяет ключицы, подъем груди, живот. Как сползает по тонким рукам ткань, медленно вжикает молния юбки и следом за рубашкой падает к стройным ногам. Сатору был готов свалиться к ее коленям вместе с одеждой только от одних мыслей.   — Все, смотри. Нормально? — когда маг обернулся, он возненавидел себя.   Черный шелк струился по плечам, огибал то, что Годжо хотел бы видеть в изначальном виде, положенном природой. Обхватывал талию, очерчивал бедра, прятал те ноги, в которые он был готов падать ниц. Маг проклинал себя из прошлого за то, что выбрал именно это платье. Потому что с такой Аямэ ни о каких посиделках в ресторане и речи быть не может. Он ее уже в машине разденет и оставит только каблуки.   — Там еще украшения были, — голос просел до глубокого хрипа. Попросив Мори отвернуться, Сатору подписал себе смертный приговор.   У платья была открытая спина. Маг передумал — никаких каблуков, только украшения и все. И снимать он это будет со спины. Сцеловывая каждый позвонок, не скрытый вырезом ткани, а модельер постарался — спрятал только крестцовый отдел и всего-то.   Веревки, за которые Годжо тщетно пытался удержать разбегающуюся по швам выдержку, лопнули, хотя были корабельными канатами. Видеть, как узкая впадина плавно перетекает под платье, имеет право только Шестиглазый бог. И никто другой. Иначе официантам в ресторане придется выкалывать глаза.   — Годжо... Это же очень дорого, — тихо ахнула шаманка, щелкнув бархатной коробочкой и выдернув парня из собственных грешных мыслей.   — Для тебя не жалко.   "Но платье это только в кровать", — припечатал в своей голове маг и в два движения закончил возиться с телефоном. Срочно новое платье и холодный душ. Вопрос только, в каком порядке.   — Забирай, — он протянул телефон и сделал несколько вдохов. Держать себя в руках, держать себя в руках... — Я позвоню через час. Заеду за тобой и поедем за новым платьем. Потом в ресторан. Договорились?   — А с этим что не так? Не нравится? — оленьими глазами взглянула на него Мори, не понимая, зачем понадобилась новая одежда на замену не менее новой.   Сатору сглотнул тугой ком.   — Нравится. Боюсь, не мне одному понравится.   Он старался не думать. Голову держать холодной, лишние мысли прочь. Только по делу, только по теме. Ничего ниже пояса и в горизонтальном векторе.   — Хорошо...? — полуутвердительно ответила девушка, не до конца понимающая причину, но по глазам Сатору видела — надо делать так, как говорит. Потому что радужка у него темнела от каждого косого взгляда на платье, стремясь достичь его цвет.   Забирая телефон из рук, Аямэ коснулась его пальцев. По Сатору вверх к локтю взбежал разряд, выбивший все пробки. Последнее касание. Самое последнее.   Притянув ее к себе за запястье, он снова вжал шаманку в себя. Руки как по проторенной дорожке потянулись к вырезу на спине. Огладили каждый позвонок, сжали пальцами мягкую кожу и нырнули в вырез, явно предусмотренный дизайнером только для этой цели. Горячая плоть поддавалась охотно, млела в руках не хуже гончарной глины или податливого пластилина.   Аямэ выгнулась в ответ на требовательные ласки, пытаясь не отставать. Годжо покрывал поцелуями все ее лицо, пока она тяжело дышала и ногтями выводила горизонтальные полосы на плотной ткани униформы. Хотелось содрать ее и тоже касаться кожи, чувствовать ее, температуру, мягкость, твердость мышц. Рискнув напоследок и честно надеясь, что не станет последней каплей, шаманка подцепила свободный край куртки и нащупала футболку.   Заправлена? Плевать. С ее рубашкой и не так обошлись. Выдернув ее из штанов, Мори ладонью поднялась от поясницы к спине. Царапнула под лопатками, всей пятерней прошлась по широкому, буквально непаханному полю, размаху мужского торса. Огладила ребра, все позвонки в ответ, но спускаться ниже не рискнула, в отличие от некоторых.   Сатору уже не мог сдерживать себя, вновь припав к девичьим губам и сминая их в пугающем даже его самого животном напоре. Пальцы проникли под ткань трусов, ощупали ягодицы, сжали их до белеющих костяшек и уже продвинулись дальше, готовые задвигать все планы, нормы морали и устои, когда раздался звонок.   Трезвонил только включенный телефон и показывал он имя директора Яги. Такие звонки на легкий петтинг не променивают.   — Ответь, — Сатору будто холодной водой окатили и он вытащил руки из девичьих трусов. Запечатлел горячий от сбившегося дыхания поцелуй на виске и отпустил Мори. — Через час позвоню.   И телепортировался.   Секунды три Аямэ потребовалось, чтобы привести дыхание в порядок и не звучать загнанной лошадью. Зачем-то она одернула платье, поправила все сползшие стараниями некоторых элементы нижнего белья и ответила на звонок.   Годжо же думал о том, что потребуется не холодный душ, а кастрюля со льдом, в которую он сможет засунуть голову. Потому что из ушей валило возбуждение вперемешку с неконтролируемым, до сводящих судорогой пальцев, желанием. Желанием выхватить телефон, сказать Яге не беспокоить их как минимум три часа, а лучше — до самого завтра, и заняться тем, что явно хотят оба.