Don't Play Nice, Hockey Guy

Если быть честным с самим собой на 100%, Боян всегда знал, что он не натурал. Ему нравились девушки — очень нравились, но всякий раз, когда он был с одной из них, ему как будто чего-то просто не хватало. Почти всего. Ему потребовались годы подавления своих потребностей и, в конце концов, примирения с ними, чтобы понять, что дело в том, что с девушками он всегда был слишком нежен. Он был джентльменом, уважающим женщин и неспособным заниматься с ними сексом. Это всегда были занятия любовью, а не грубый, раскованный секс. И, конечно, это было приятно, но от этого он всегда чувствовал себя наполовину пустым и даже не наполовину полным. Только в универе он решил рискнуть и попробовать заняться сексом с парнем. Дело не в том, что это вызывало у него врожденное отвращение и он подавлял любую мысль о подобном в течение 20 лет своей жизни. Он просто вырос с родителями, которые, какими бы открытыми ни старались быть, проецировали образ того, что любое проявление ненатуральности является неправильным и противоречит богу, заставит вас почувствовать, что часть вас самих никогда не должна дышать полной грудью. Просто так было безопаснее, и в течение нескольких лет это работало. Отношения были хорошими, и секс… занятия любовью были тоже норм. Даже когда он впервые перепихнулся с парнем в универе, это был не тот тип парней, который его по-настоящему привлекал. Юноша был худощавым, женственным и с радостью позволял Бояну делать все, что тот хотел. Боян вынужден был признать, что в некотором смысле это все же был прогресс. С парнем он чувствовал себя свободнее, мог быть грубым, брать его, а не поклоняться ему, и наполовину пустой стакан становился пустым лишь на треть, так что в этом определенно что-то было. Боян просто думал, что нужно было лишь найти подходящего парня — того, кто ему действительно нравится. И все же, интрижка за интрижкой, он продолжал ухлестывать за парнями, которые казались ему какими-то слабыми и хрупкими. Глубоко внутри он убедил себя, что если он будет доминировать; что если он не поддастся жгучей потребности быть покоренным другим парнем, то это каким-то образом сделает его менее геем. Менее неправильным. В течение нескольких лет он находил своего рода баланс между занятиями любовью с девушками и сексом с парнями. Но только после того, как он встретил одного конкретного человека, все его запреты оступили, и он отчетливо и честно признался себе, что: Пошло все нахуй. Он хочет, чтобы его опустошили. Он хочет, чтобы его жестко взяли со всякими грубостями и обращались как с гребаной тряпичной куклой. Он хотел кого-то большого и сильного, кого-то, с кем он мог бы бороться за доминирование, только для того, чтобы в конечном счете проиграть битву и оказаться под властью его личного ада и рая. Этот человек был бывшим хоккеистом. Да, конечно, он также был музыкантом, что было его основной работой, и он уже много лет не играл на профессиональном уровне, но для голодного ума Бояна и еще более голодного члена самым важным в парне было то, что он был спортсменом, сильным и способным дать хороший отпор, в конце концов все равно одержав верх. Так что представьте себе удивление Бояна, когда этот самый парень, подружившись с ним, решил подарить ему свою хоккейную форму в качестве прощального подарка. Йере к тому же сделал это так, словно в этом не было ничего особенного. — Привет, Боян. Я буду скучать по тебе. Хочешь это джерси? У меня их всего четыре. Один я хочу подарить тебе. Чтоб ты помнил меня. Боян ходил по лезвию ножа с тех пор, как познакомился с финном и понял, насколько глубока была его потребность в этом парне; насколько сильным было возникшее влечение. Не одну ночь подряд он просыпался от ярких снов, в которых ему снился Йере, обращающийся с ним так, словно он был никем. Просто игрушкой, с которой можно поиграть. Но именно этот подарок подтолкнул его к краю пропасти. Это была их последняя ночь вместе, прежде чем каждый пойдет своей дорогой. Держа в руке его джерси с надписью «Pasivision», ошеломленный Боян едва сумел заговорить (в конце концов, в его мозгу осталось не так уж много крови): — Боже, Йере. Большое тебе спасибо, это очень… много значит для меня. — Давай, надень. Надень! — крикнул Йере, слегка пьяный и слишком воодушевленный. Но у Бояна были другие планы, и он собирался их озвучить, к лучшему это или к худшему. — Знаешь… — начал он, — я, по правде говоря, хочу посмотреть, как ты в нем выглядишь. Я бы хотел сегодня познакомиться с хоккеистом Йере, а не с суперзвездой Кяярьей, если ты не против. Он никоим образом не мог быть уверен, что Йере понял смысл сказанного, но ему определенно казалось, что тот был с ним на одной волне. С озорной улыбкой финн снял свое болеро и сменил его на хоккейную форму. Боян впитывал каждую секунду этого переодевания. — Как я выгляжу? — спросил финн, и Боян не смог бы вымолвить и слова даже перед страхом смерти. У него совершенно пересохло во рту; его привставший член почти превратился в полноценный стояк, и он должен был что-то сделать, чтобы уйти отсюда вместе, подальше от всех людей, чтобы они остались совсем одни. — Ты выглядишь… охуенно потрясающе, — по-видимому, с большим возбуждением приходит отсутствие каких-либо фильтров. И это тоже еще был не конец. Вокалист решил: все или ничего. — На самом деле… — сказал он, наклоняя голову к Йере и приближая свои губы в опасной близости от уха финна. — Я думаю, что хочу, чтобы ты отвел меня в свой номер и трахнул меня в этом джерси. Ну вот и все. Карты раскрыты. Явное приглашение, и что с того, что парень напротив откажется? Боян всегда мог сказать, что это в нем говорил алкоголь и он просто шутил, отвешивая комплимент внешнему виду Йере. Но приглашение было с радостью принято, как только финн произнес: — Сейчас? — Да. Прямо сейчас. Этого было достаточно, чтобы Йере начал брать ситуацию под свой контроль, и это было еще до того, как они вошли в номер. Он взял Бояна за руку и потянул его к лифту. Как только за ними закрылась дверь, он набросился на молодого человека. Голодные, настойчивые поцелуи по всей его шее и груди; покусывание губ и хватание за задницу, как будто завтра не наступит. И Боян мог поклясться, что одно это уже заставляло его чувствовать себя более цельным, чем многие из его сексуальных партнеров. Когда они добрались до номера Йере, ему едва удалось закрыть за ними дверь; они были слишком возбуждены и увлечены друг другом, чтобы он мог справиться с ключами. — Раздевайся, красавчик, — сказал финн в полуосвещенной спальне, и разрази его гром, если это были не те слова, которые Боян хотел услышать. Он начал с рубашки, но довольно скоро Йере решил, что, на его вкус, все происходит слишком медленно. Он толкнул Бояна на кровать и оторвал последние несколько пуговиц от его рубашки, сняв ее одним легким движением. С жадной силой дернув словенца за джинсы, он вскоре уложил Бояна перед собой в одних боксерах, которые были опасно близки к разрыву и едва могли сдерживать стояк парня. — О, тебе это нравится. Когда я главный? Боян уже давно перестал что-либо отрицать. — Нравится. Правда, нравится. Я хочу, чтобы ты главенствовал надо мной всю ночь напролет. Йере широко улыбнулся, затем, казалось, что-то вспомнил и встал. Однако, прежде чем куда-либо отправиться, он спросил: — Как ты относишься к тому, чтобы… не двигаться? — это было лучшее, что он мог выдать со своим ломаным английским, но к черту все, если Боян не понял, что его предлагают связать. И, о, блять. Самое печальное было в том, что Боян не знал, как он к этому относится; он никогда не был по эту сторону баррикад. Но это определенно звучало как потрясающая идея. — Давай попробуем, — было все, что он мог сказать. Йере порылся в одной из своих сумок и ухитрился достать два ремня. «Значит, они у него все-таки имеются», — мельком подумал Боян, прежде чем Йере вернул его мысли к происходящему в данный момент. И, боже, он толкнул его к изголовью. Он отложил ремни в сторону, затем схватил Бояна так, словно тот ничего не весил, и перевернул его. Одного этого было почти достаточно, чтобы молодой человек, годами жаждавший такого рода обращения, кончил. Но он глубоко вздохнул и взял себя в руки, прекрасно понимая, что это только начало. Финн схватил его за правую руку, вытянул ее и одним из ремней крепко привязал к столбику кровати. — Тебе больно? — обеспокоенно поинтересовался он. — Нет. Нет, идеально. — Хорошо, — ответил парень, прежде чем проделать то же самое с другой рукой. — А теперь давай посмотрим, что я с тобой сделаю, а? — спросил он, снимая с себя одежду, мучительно медленно, при этом оставляя джерси. Он взял свой собственный стояк в одну руку и провел им по спине Бояна, затем по его заднице, все еще скрытой боксерами, стараясь немного подразнить вход. Однако он не собирался быть слишком жестоким; в конце концов, происходящее возбуждало его не меньше, и он жаждал оттрахать молодого человека до самозабвения. И стоны, срывавшиеся с губ словенца, не помогали финну держать себя в руках. Сняв с Бояна боксеры и полностью обнажив его, он схватил молодого человека за волосы и задрал ему голову. Словенец издал стон и прерывистое «Да… пожалуйста…», прежде чем Йере спросил: — Ты будешь вести себя хорошо? Слушаться меня? — Да, да, буду, обещаю, — последовал поспешный ответ Бояна. — Хорошо. Тогда ты скажешь мне, если я сделаю тебе больно, договорились? Потому что я больше не буду спрашивать. «О боже…» — было все, о чем Боян был способен подумать, прежде чем финн начал готовить его. Одним пальцем, затем двумя, он растягивал его дырочку, используя свой собственный предэякулят вместо смазки, и, ебись оно конем, если это не было самой сексуальной вещью, которую кто-либо когда-либо делал с Бояном за все 24 года его земного существования. Несмотря на то, что ощущение было новым и странным, Боян знал, что это именно то, за чем он гнался все эти годы. Но вскоре ему надоели все эти дразнилки и подготовка. — Пожалуйста, вставь мне, ради всего святого, пожалуйста. Сделай это… — Мне не нравится, что ты мне приказываешь, — просто ответил Йере, убирая пальцы. Он схватил Бояна за шею, причем довольно сильно. Он, очевидно, знал, что делал, потому что Боян все еще мог свободно дышать, но в голове у него все плыло, и в этот момент ему отчаянно нужно было, чтобы Йере трахал его до тех пор, пока он не забудет собственное имя. — Готов? — спросил Йере, не отпуская его шею. Боян выдавил из себя отчаянное «Да, да…», и это было все, что было нужно финну. Он врезался в вокалиста, продолжая придушивать его, начиная с мучительно медленного ритма, чтобы дать парню снизу привыкнуть к ощущениям. Боян почувствовал покалывание в тех частях себя, о существовании которых он даже не подозревал. Нахождение на этой кровати на животе, связанным, когда его душил и трахал парень, одетый лишь в хоккейную форму, наконец-то наполнило его чашу до краев. Йере навалился на него сверху, крепко обхватив одной рукой горло Бояна, а другой помогая себе держать равновесие. Боян мог видеть эту руку сбоку; даже под джерси он видел, как работают мышцы, удерживающие его на ногах. Он раздвинул бедра так сильно, как только мог, чтобы поддаться давлению, оценивая каждую клеточку своего тела, к которой прикасались, и прошло совсем немного времени, прежде чем он сдался растущему возбуждению внизу живота, кончив на кровать и на себя. Финн вскоре последовал за ним, потеряв всю силу и самообладание и позволив себе упасть на словенца, зная, что тот сможет выдержать его вес. Как только они оба восстановили дыхание, Йере спросил дерзким голосом: — Итак… Я развязываю тебя или второй раунд? Чертовски хорошо понимая, что это была шутка, а не реальный вопрос, Боян ответил: — Развяжи меня. Но все равно отдай мне джерси. Для сохранности. Не то чтобы у Йере были иные планы на этот счет. Нисколько.