Родинки

      —Ладно-ладно. Мой черёд задавать вопрос! Уютная кампания друзей в доме Уилеров на ночёвке — что может быть лучше? Разве что, если бы Джейн разрешили присоединиться к ним. Но чёртов Хоппер, её отец, был слишком упёртым и неприкосновенным. Его ответ, очевидно, был "нет". После одного случая, когда они засиделись у Майка допоздна, играя в d&d со страстным интузиатизмом, в ходе которой пулей неожиданности примчал Хопп. По его словам, никто не брал трубку целых три раза. И это был предел. Все который раз убеждаются, что Джим Хоппер чересчур опекает девочку. Она подвластна творить многие вещи осознанно, отдыхать с друзьями и веселиться. Но с этих пор отпустить Одиннадцать к знакомым, нет, к родным людям — сроду преступление. Ай-яй-яй, Хопп, как так можно? Ты же полицейский. Уилл кивнул. —Только, пожалуйста, давайте без вопросов "кто тебе нравится" или "сколько ты дрочешь в день". — замечательно! Думается Дастину. Его опять обломали.       —Блин! — и он расстроенно стукнул по столу, отчего гавайская пицца незаметно подскочила. На самом деле Уилер огорчён ещё тем, что никто не стал слушать его. Никто не подумал о его предпочтениях и заказал грёбанную гавайскую. Ну она же невкусная! Как такое вообще можно есть? Это же не пирог, где максимально адекватно будет добавить ананасы. Пицца — это пицца.       —Это слишком типичные вопросы, Дастин. Ты же несерьёзно? — единственный циничный человек и до сих пор опечаленный тем, что лучшую подругу не пустили к ним — Майк Уилер — облокотился на локоть и постоянно посматривал на Байерса. У того прикольная родинка на лице, чуть выше роста волос. Раньше он её не замечал.       —Ва-ще-та серьёзно! — пробубнил он в ответ, скаля, по его словам, свой "сверкающий жемчуг", а после подхватил кусочек пиццы и жадно откусил её с противным звуком. Очень-очень палевно, Майкл продолжал смотреть в одну точку. Родинка на лице Байерса. Не та, что возле губ. Она, конечно, тоже очаровательная, как и те две, что на шеи, но за всю жизнь их дружбы он успел наглядеться на них. А та, что выше, никак не давала покоя. Он честно не знает, почему она вдруг заинтересовала его сейчас, но и признаться, оторваться было тяжеловато.       —Ты долго молчишь. Пусть Майк спросит. — сказал Синклер и он, наконец, отлипает, осматривая за секунду всех, а Хендерсон протяжно зевает.       —Ла-а-адно. — протянул он, жадно отгрыз корочку и поморщился. Фу, она была очень пережарена. —Задавай, Уилер. — на такие махинации с едой Лукас незаметно поморщился. Пальцы забили по столу, — как барабанная дробь. Его вопрос, наконец, был нетипичен. Но не будет ли странно задать его так? Хотя всё-равно. Он давно хочет знать и спросит то, что его волнует.       —Сколько на твоём теле родинок? — с ярым интересом спрашивает он и заглядывает в пустынные, как горький шоколад цветом — глаза — с возможностью застать там ответ. Байерс встрепенулся. Непримечательно прикусил нижнюю губу, оставляя там красный след. Умеет же Уилер поставить в неловкое положение.. Задумался над вопросом. Но ответ в голову не приходил, сколько бы он не думал. Вот откуда ему знать, сколько?       —Не знаю. Наверное.. много. — пока говорит, оттягивает рукав на левой руке, нервно теребя, а там открывается вид на очередную родинку, чуть выше кисти: малюсенькую, еле заметную. Но от созерцания Уилера и это не ушло. Все пожимают плечами, мол, "что за вопросы?". Но не подают какого-то определённого внимания или значения. Только Максин странно прыснула в ладонь, когда увидела растерянность на физиономии шатена. *** Их очередной игре пришёл конец. Мама Уилера ворвалась в подвал, шипя на них, как кошка: "два часа ночи, друзья. Что за беспредел?". Спустилась с фонарём, ещё раз пять отсчитала их, что те неответственные. Отдала им мешки для сна и пожелала поскорее заснуть. Конечно, все ослушались и ещё час точно болтали о всякой ерунде. О том, как Джейн недавно завалила контрольную по английскому, или о том, как Максин выучила новый трюк на скейте, пообещав завтра показать. Но потом все устали, и вскоре наступила мёртвая тишина. Был слышен лишь храп кудрявого и как громко сопит во сне Лукас. Байерс тоже начал засыпать. Увидел перед глазами круги, всякие картинки неестественных цветов и понял: вот-вот Царство Морфея собирается показать ему интереснейший сон. Но кое-что отвлекло его, и ему резко пришлось открыть глаза.       —М-майк!?.. ты чего? Его мышцы в районе живота внезапно напряглись. Чувство адреналина выросло до небес. Дело в том, что кто-то пробрался под его пижамную рубашку, дотрагиваясь до пресса ледяными и влажными пальцами. И это нежное касания вызвало неожиданный испуг. Но как только веки распахнулись, и он увидел своего друга, то сразу расслабился.       —Извини. — и Майкл сразу, как от огня, убрал руку и поспешил лечь обратно бочком к Байерсу. Тот даже не успел рассмотреть его реакцию. Уж слишком быстро всё произошло.       —Что это было?.. — шёпотом спросил Уилл, предвкушая разъяснений. Майкл молчал в тряпку. Наверное, стоило подумать, прежде чем делать что-то, а после жалеть и прятаться.       —Майк, я знаю, что ты не спишь. — Уилл ткнул пальцем куда-то между лопаток, а это, к слову, неприятно. А потом ещё, ещё и ещё.. Пока тот не повернулся. —Ну?       —Эм, — и как ожидалось, щёчки друга были ярко-красные, а сонный взгляд — шаткий. Его точно застали врасплох. —ты не подумай, — сглатывает он. —я хотел посчитать твои родинки.. Байерс не сразу поверил своим ушам, удивился не на шутку. Своё неизгладимое впечатление он прикрыл рукой, тихо вздыхая и алея тоже. Как это?.. Его друг Майкл полез ему под ткань, чтобы посчитать родинки? Неужели его это так интересует?       —Дурашка, темно же.. ты бы не увидел ничего. — без какой либо злости, тихо объяснил Уилл иронично улыбаясь.       —Знаю. Сглупил.. — его голос стал сжатым, и тогда Уилл понял, что — действия Майка были серьёзными. Он правда хочет знать количество родинок на его теле. Это мило.       —Спокойной ночи, Майк. — сказал он ему впритык ведь был так близко к его лицу, что можно уловить чужое дыхание. Тот улыбнулся всё так же смущённо и прикрыл глаза. Они уснули. *** Трюк на скейте оказался потрясным. Максин с лёгкостью смогла съехать с перил на доске и не упасть. Пол школы собралось в ту минуту, еле стоя на ногах, сонные и уставшие. Любопытно было всем, даже первоклассникам. И даже Майкл похвалил её и похлопал искренне в ладоши. Но потом у него духом упало настроение. По контрольной за алгебру он получил тройку. Эта клякса красной ручкой была выставлена так унизительно, что ему захотелось провалиться под себя. Надежда на четверку была беспощадна, разодрана, как его рюкзак в прошлом году собаками. Так.. жестоко.. Всю неделю, не покладая рук, он зубрил материал, как настоящий задрот, а в итоге.. Он не скрывал своего раздражения и несчастья. Сверлил убийственным взглядом виновника его страданий весь урок, а после заново впадал в отчаяние и был на грани слёз. Его успели пожалеть все, но слова здесь не помогали. Даже глупые шутки друзей не действовали на его мозг, как успокоительное. И одно из самых приятных воспоминаний, где своей супер-силой Джейн заставила обоссаться Тройя, не помогло. Скорее навело какое-то уныние.. Но на уроке химии изменилось сразу всё. Не только настроение Уилера, но и настрой. Ему прилетела записка. "Тринадцать". — гласил листочек, а снизу была фирменная звёздочка Байерса. Так никто не узнает, что это написал он, если их поймает учитель за перебрасыванием бумаг. А их он ловил не раз, поэтому такая тактика казалось очень удобной. Майк повернулся на девяносто градусов и поймал воодушевлённый взгляд друга. Подогнул одну бровь, ибо сказанное ему ничего не давало. "Тринадцать родинок". — Ещё одна, также от Байерса прилетела бумажка в его спину, свёрнутая в аккуратный самолётик. И тут Майка насквозь прошибло током. Это странное чувство, но печаль и тоска развеялись прахом. Их будто бы и не было. На их место явился пыл к его эмоциям, мягкость, неравнодушность. Пялился дурашка в бумажку, и оторвать глаз не мог. Пока он лыбился, как влюблённый дурачок в скомканный листик, к нему пожаловал ещё один, уже третий. "Если не будешь грустить из-за оценки, я покажу тебе каждую". Уильям Байерс!... Майк мигом залился румянцем и опустил пылкое лицо на прохладную парту. В таком положении, он пролежал весь урок.