хроники педагогики.

Темный вечер в почти опустевшем лицее завуч проводит за разгребанием бумажной волокиты и прочей хуйни. Тушенцова в сон клонит невероятно, даже энергетики уже не помогают – глаза закрываются. Раньше он в приставочку после работы мог порубиться, не спать до пяти и быть на месте ровно в семь, причем бодрячком. Жрал все, что желудок переваривает и не переваривает, тусовался ночами целыми, пил, как черт, несмотря на запрет врачей. И как только с этим образом жизни жив остался? А сейчас постарел. Спать тяжело было всегда, а сейчас вдвойне. Быть может, тепла чужого тела рядом ему не хватает. Хотя, если так подумать, то действительно не хватает. С девушками не срасталось никогда. Сторонились его отчего-то. Но он привык уже. Иногда грусть охватывала его, но проходила спешно. Руслан в целом человеком сильно депрессивным не являлся, и грустить без повода не намерен был никогда. Не умер же кто-то, в конце-то концов. Шутейки отпускать бредовые, про самовыпил в том числе, – норма для него, это правда. И он уверен четко, что это лишь шутки. По крайней мере пока что. Да и окружение его тоже. Ну не похож он на человека, который способен руки на себя наложить. Не бедная же Лиза, ей богу. Голова склонилась на бумаги. Закрыв глаза, шатен развалился на столе и тихо засопел. Очки сползли и почти спали на стол. Их перекосило. Пухлые губы чуть приоткрылись. Дышал он через рот. Дергался иногда еле заметно, но не особо критично. В целом, он бы так и остался спать до утра. Не важно совсем, что спина утром ныть будет, что бегать будет помятый и недовольный. Не привыкать уже. Темнота приятно окутала сознание, а конечности расслабились. Усталость рабочего дня будто душа покидала его тело. Мозг не рисовал никаких картинок, да оно и не надо было совсем. Сны снились редко, в основном это все были параличи. Но и это не важно. Главное, конечно, не хватануть подобное на работе. Вот это страшно неприятно будет. Спустя время, быть может, минут сорок, дверь в кабинет открывается с тихим скрипом. Внутрь входит Кашин, удерживая в руках громадную стопку тетрадей с домашней работой и листов с переписанными контрольными и самостоятельными. Он прекрасно понимал положение учеников и всегда позволял переписывать. Сам в их время не учился почти, и мать за то пилила неслабо так. Но не суть важно. Собирается сказануть что-то громко, но, видя спящего товарища, замолкает. Аккуратно опускает стопку на стол рядышком с лежащей головой. Данила улыбается тихонько, желая погладить по мягким на вид волосам, но держится. К Руслану он теплые чувства питал чуть ли не с самой первой встречи. Тушенцов производил впечатление очаровательного, харизматичного, умного и веселого чувака. И это впечатление оправдалось. Кашину хотелось бы общаться с ним больше, но это кажется невозможным ввиду ахуеть какого количества работы у обоих. У него – тетради, у Руса… Да у него почти вся школа на плечах лежит, еб вашу мать. Херово, в общем. Выдох звучный будит шатена. Он вскидывает голову. Взгляд расфокусирован, очки все так же перекошены, волосы растрепались. Он сглатывает, оглядываясь по сторонам. Поправляя окуляры переводит взгляд на рыжего. Носом шмыгает, молча пару секунд. Растерянным он выглядит забавно, по-домашнему уютно. Смешок рыжий себе все же позволяет, рот прикрывая рукой с татуировкой. Если его как взяли понятно – у него всего одно запястье забито, а остальные не видно зачастую, то вот ситуация с Тушенцовым иная совсем. Он-то как будто с зоны вышел пару дней назад. В рисунках чернильных все вообще, в том числе и шея. Но Даня сам себе соврет, если скажет, что это выглядит плохо. Даже не соврет, а напиздит откровенно. – Я… Уснул? Блять, – протирая глаза, Руслан пялится на Кашина, поджимая губы. Потерянным выглядит, глазами по столу бегая и пытаясь осознать окончательно, что все же произошло. – Все нормально, не переживай, – Данила все же треплет темные волосы, улыбаясь. Получает такую же улыбку в ответ, пусть и не до конца откровенную. Но он знает, что в иной ситуации она была бы таковой. Кашин довольно садится напротив, подперев рукой щеку. На сидящего напротив пялится, пока Руслан пытается в себя прийти, снимая очки и протирая глаза. Зевок рукой заглушает, давая рассмотреть внимательнее красивые татуировки на кисти. – Тебе домой может? Ты пиздец заебанно выглядишь, – рыжий ручку со стола берет, в руках вертя. Не щелкает, ибо товарища своего потревожить не хочет. – Да работы еще, я того все ебал. Надо по дискотеке этой ебучей решить… Тебя, кстати, вместе со мной поставили за мелкотней следить, в курсе, да? Думаю, мы с тобой понимаем, что вечером самое интересное начнется, – не до конца пробудившийся Тушенцов наблюдает за тем, как лицо Данилы меняется. С какой-то радости оно переросло в непонимание, огорчение и снова непонимание. Считав каждую эмоцию, шатен выдохнул. Объяснять придется. – Ну смотри, – сел по-удобнее, прокашлявшись. – Днем, с четырех до шести, будет дискач для мелких. С пятого по восьмой. А вот с шести до девяти… – Все, я понял. И что мы делать будем? – рыжий глаза потирает, приподняв очки. Вопрос риторический, ведь что можно сделать с толпой ебанутых на голову подростков? – Не знаю, как у тебя, а у меня в Ачинске на каждую школьную дискотеку не только алкашку проносили, но и наркоту. Но у нас и учителя другие были немного… Кароче, они нажрутся так и так. – Ну блять, давать им это сделать открыто нельзя, мало ли отравятся. Нас же винить будут. Скандалище будет, а нас уволят. – Да я знаю, но это так и так случится. И нас вряд-ли уволят, мы на это почти не влияем. Поэтому предлагаю их просто припугнуть пару раз и все. И поделиться заставить, – на последнем смеется хрипло. Шутит явно, не настолько ведь Руслан отбитый. – Ладно, ты в чем-то действительно прав. Да и десятый мало вероятно, что придет. Они такие ребята, отстраненные. – Я уже заметил. Девятый и одиннадцатый будет, скорее всего. И ведет дискач чел из одиннадцатого. Не помню кто, правда, но не суть важно. – Кстати насчет этого… По поводу песен у нас че? Инстасамка будет какая-нить, Скалли Милано, кто у них там еще на слуху? И у них у всех матюки сплошные. На это тоже глаза закрываем, как я понимаю? – Да. Считай, что у них мы стоим для того, чтобы они зал не разнесли. Это с мелкими для того, чтобы песни про члены и наркоту не включали. Завтра передам всем о дискаче, – завершает шатен, взглядом бегая по небольшому кабинету, в который его посадили и заставили работать именно тут. Считай, что Дане напарника нашли. Они тут вместе сидят. При свете одинокой настольной лампы он выглядел атмосферно, причем очень. Огонечки плясали по однотонным стенам, освещая висящие на них картины и грамоты. Из окна видны голые ветви деревьев. Почти конец октября, как никак. Скоро зима. Цветок на подоконнике почти завял; Тушенцов не был фанатом флоры и всего с этим связанного. За котенком там каким-то поухаживать – да без проблем, а вот растения… С этим есть определенные трабблы. И у рыжего, походу, тоже, потому как он не стремился ухаживать за растением. Можно сказать, что жило оно лишь за счет уборщицы, которая заботливо поливала его раз в неделю. Правда, на этом ее плюсы и заканчиваются. Злая она, до пиздеца просто. Кидается на всех, орет, да и в целом ведет себя невменяемо. Детей, на которых она за каждую мелочь срывается, даже жаль. – Оке-ей, как скажешь, – Даня откинулся назад, потянувшись и зевнув. В отличие от Руслана рот рукой он не прикрыл. Это смешок вызвало тихий. В целом Тушенцова умиляло подобное поведение. Вроде как, математик местный, так еще и старших классов… Серьезным должен быть, страх вызывать больше, чем уборщица, но, по факту, вызывал лишь любовь и детский восторг при виде метода подношения информации. – Что на каникулах делать планируешь? – шатен хуй на работу забил, кажется. Потом разберется. Он действительно слишком сильно заебался. – Да хуй его знает. Отдыхать. Хз, может погулять скатаюсь. А у тебя на меня планы? – улыбается шутливо, голову набок склонив. – Обязательно. Спросил просто, хули ты выебываешься-то? Пиздец ты мудила, – псевдо-обиженно отворачивается Руслан, поднимаясь на ноги. – Ладно, все, я домой. Давай, до завтра. – До завтра, – на выдохе произносит рыжий уже в спину чужую, губы поджимая.

***

Новый день начался уж больно тяжко. Руслан с кровати еле поднялся. Спину всю ломит, вероятно, из-за того, что за столом уснул вчера. Взгляд уставших глаз метнулся на часы – половина седьмого. До уроков еще два часа. Благо, что живет он совсем недалеко от лицея, и может не сильно торопиться. Потянувшись, он сел. Сегодняшняя ночь прошла лучше, чем могла бы. Параличи не мучали, а, значит, все отлично. И оттого, вероятно, вставать и сложно. – Сука-а, – тянет он, когда слышит звон телефона. Первая мысль – будильник, но, взяв вибрирующее устройство в руку, он видит сияющую рыжую морду и надпись «Даня». И че ему понадобилось в такую рань? Трубку берет. – Доброе утро, Тушенцов. Сможешь через час подъехать? Директор хочет чет, – такой же заебанно-невыспавшийся Даня вещает с той стороны трубки. – Пиздец, это я тебе сообщать должен… Ну ахуеть теперь. Лан, буду. Ага, давай, до встречи. Откидывается назад устало, выдыхая. День обещает быть интересным.