хроники педагогики.

Голова от похмелья по швам трещит. Ощущение складывается, что взорвется вот-вот. Кашину с трудом удается разлепить глаза после новогодней пьянки, что в памяти на долго еще останется. На губах осел неприятный привкус алкоголя вчерашнего. От него перегаром пасет жутко, что аж самому мерзко становится. Рыжий морщится, садясь. Руслана в кровати не было – сбежал куда-то. Вечно он суетится. Перед днями рабочими, на выходных – всегда. Как пчёлка трудится вечно, а Кашину лишь бы полениться да поваляться подольше. Даня выдыхает грустно от этого факта, обратно откидываясь и глаза протирая устало. От чего устал только – неясно. Полночи бухал, а вторую половину… Не важно, в общем. – Кашин, блять, подъем! – Руслан в комнату резко врывается, захлопнув за собой дверь и глянув на то, как рыжий спокойно нежится в кровати. Брови нахмурены пугающе, а руки на груди скрещены. Рыжий знает, что это плохой знак. Либо что-то случилось, либо ему вломят пизды. – Чё ты разорался с утра пораньше-то, бля-я… Случиться что-то успело чтоль? Или я натворил чего? – Данила голову от взгляда сердитого прячет, зарываясь в одеяло и жмурясь. Его волосы рыжие упали на белые подушки, переливаясь на солнце красиво. – У нас проблема. Мамы поговорить хотят, – шатен на кровать садится, тряся плечи веснусчатые активно. В чувства Даню привести пытается. – Че-че? – Кашин подскакивает сразу, глядя на Тушенцова, что смотрит на него раздражённо и испуганно. Самому тревожно стало, до ужаса просто. – Матушка моя сказала пиздошить тебя будить, потому что они хотят «поговорить о чем-то важном». Мы же оба понимаем, о чем, да? – Ебаный в рот! – пальцы татуированные в волосы зарылись, растрепав их ещё сильнее. Данила явно запаниковал ещё сильнее, теперь уже не скрывая этого. Взгляд глаз зелёных забегал по комнате, цепляясь, за все, за что можно. – Да успокойся ты, блять! – шатен снова схватил плечи чужие, чуть потерся. – Хватит вести себя, как истеричная телка. Ты взрослый мужик, блять. Ты любишь меня? – Люблю, – в подтверждение своим словам он начал кивать быстро, губы сухие облизывая. Любит. До ужаса любит. Но мать свою боится сильно. Знает, что та вытворить может. Слов ее боится. И осуждения. Да всю ее боится. – Ну вот и все. Что они нам сделают? Максимум – общаться перестанут на какое-то время. И все. Так что успокойся и пошли поговорим, блять! – Ладно… Ладно, – выдохнул рыжий, руками лицо прикрыв ненадолго. Руслану-то легче в этом плане – с матерью он в ладах, как понятно стало вчера. А Кашин – не особо. У них отношения напряжённые очень, и этот факт может окончательно разрушить все, что Данила так долго выстраивал. – Все будет хорошо. Пошли, – Тушенцов приободрительно потрепал волосы медные и поднялся. Данила вскочил сразу, натянув шорты и футболку, что на полу валялись. К Руслану подойдя, он чмокнул его в лоб, выйдя из комнаты следом за ним. Губы тонкие чуть в улыбке дрогнули, когда карие глаза прикрылись в блаженстве. Все же, Тушенцов был лучом света. Помогал рыжему очень. Когда рядом находился, когда говорил про любовь, когда на работе подбадривал и чмокал коротко за углом, лишь бы не заметил никто. Сразу в юность возвращаешься, когда отношения иметь чуть ли не стыдно, но приятно до ужаса. Когда ты ныкаешься, лишь бы кенты не заметили, что ты девчонку какую чмокаешь. Ну, тут не совсем девчонка, конечно. Но это не совсем важно. Шатен к кухне подходит. Выдохнув, он дверь открывает, заходя внутрь. И Даня следом. Женщины за столом сидят, глядя друг на друга, а потом одновременно переводя взгляд на вошедших. Руслан сглотнул. Уверенность пропала. – Да не тряситесь вы, чё, – мать Тушенцова посмеялась, чуть ткнув плечом женщину рядом. – Вы так на нас смотрите, будто уже знаете, о чем мы будем говорить, – та сидела, сигарету курив пафосно. Руслан неосознанно засмотрелся. Повадки у Кашина на нее похожи очень. Такие же элегантные и завораживающие. – Потому что знаем, – Данила в глаза голубые глянул, сверля мать взглядом. Та брови вскинула удивлённо. – Знаете? Откуда? – шатенка глянула на сына. – Догадались, – Руслан теребит край футболки нервно. Взглядом по кухне бегает, пытаясь зацепиться за что-то, чтобы дрожь унять. – Руслан, почему ты трясешься? – блондинка потушила сигарету о пепельницу на столе. – Я… Я, ну… – Тушенцов замешкался. Данила сразу схватил его за руку, нахмурившись. Выдохнул, готовясь к чему-то. Шатен обернулся, заволновавшись сильнее. – Я люблю его. А он любит меня. И мне плевать, что ты думаешь на этот счёт, – огрызнулся Кашин, скривив лицо. – Давай ты не будешь психовать, ладно? Мы не собирались устраивать скандал, а просто поговорить и выяснить ситуацию. – Поэтому ты смотришь на меня, как на врага народа? Я совершил преступление? – Данила, успокойся, не позорь меня! Руслан с его матерью переглянулись. Шатен по взгляду ее понял, что она относится к его отношениям нормально. Что принимает и понимает. Стало спокойнее. – «Не позорить»?! Где я тебя позорю? Любовью своей, или чем? – Орами своими. Мне не важно, что между ног у тех, с кем ты встречаешься, а важно то, чтобы ты не вел себя, как ебучая истеричка. Кашин хочет рот открыть, наорать снова, но мягкая рука Руслана ложится ему на плечо, чуть сжимая и успокаивая. – Дань, успокойся, – говорит тихо, сглатывая и губы поджимая. Ему не хотелось, чтобы это перетекло в конфликт. Хотелось спокойно поговорить. Рыжий дышит сбито, смотрит на мать зло, а та в ответ. Руслан со своей переглядываются снова, понимая, что стоит разрядить обстановку. – Та-ак… Может, сходим куда-нибудь? Кино? Ресторан? Думаю, что ресторан – отличное место! Ну, пообщаться, обсудить… Вас? – шатенка неловко посмеялась, оглянув Кашиных, что продолжали сверлить друг друга взглядами. – Да. Отличная идея, – спешит поддержать мать Тушенцов, чуть сильнее сжав плечо чужое. И рыжий успокаивается заметно – напряжение сходит на нет настолько, насколько это возможно. Но его все ещё мелко потряхивает от злости. – Хорошо. Я за, – блондинка тоже подуспокаивается немного, выдыхая. – Думаю, что нам стоит оставить этот разговор на потом. Дань, нам нужно остыть. – Нужно, – согласно кивает тот, глазами собственными встречаясь с глазами Руслана и чуть ему улыбаясь. Наверное, они все же зря боялись.