Последняя апелляционная инстанция || The final court of appeal

Родовое поместье Смоллвудов распростерто на самом севере Англии. Сегодня над его башнями поднят флаг с фамильным гербом. Хозяин дома. Полотно с двумя медведями, скрестившими клинки, бурно колышется от промозглого ветра. Большая редкость для Соединенного Королевства – медведи на гербе без намордника. Здесь эти звери обитают только в неволе, и знамя семьи Смоллвудов – единственное исключение, представляющее свирепое животное без впившихся в морды оков. Морланд все чаще задумывается о том, насколько близок его натуре характер именно этого зверя. Бравые английские львы гордятся храбростью и смекалкой, уничижая выносливость и неимоверную силу бурого медведя, способного защитить и уберечь свое, разорвав добычу надвое взмахом одной лапы. Собственно, сейчас у Морланда и осталась лишь одна. Но хватит ли в ней силы, чтобы уберечь от опасности дорогого ему человека? Хотя бы в этот раз. Мысли плывут в голове двенадцатого лорда Смоллвуда, пока он бесцельно решетит шагами площадь у заднего двора, и невидящим взглядом гуляет по зарубцевавшимся шрамам на скованных обручальным кольцом и перстнем отца пальцах. Сегодня третья годовщина со дня его смерти. В багажнике старого Bentley – два хрустальных фужера и наполовину опустошенная бутылка односолодового виски, распитая вдовой усопшего и его единственным сыном на пороге фамильного склепа. Для леди Алисии и Морланда, с некоторых пор, день памяти Смоллвуда-старшего – единственный повод для коротких встреч. И молодой хозяин всеми силами пытается сократить время пребывания с матерью на одной земле. – Извините, сэр, – сзади к мужчине подбирается седовласый дворецкий. Он служит здесь уже десятки лет. Со времен, когда сам Морланд был ребенком, – леди Смоллвуд просит вас присоединиться к ней за ужином. Хитро. Мать знает, что этому человеку, порой в детстве, заменяющему Морланду обоих родителей, он отказать не сможет. Но быть с ней учтивым и вежливым – сделать это его не заставит даже старый домоправитель. – Приятного! Он проходит в зал, кидает пиджак в кресло у камина, заранее забрав из внутреннего кармана сигару, и, обогнув массивный стол, занимает свое законное место в его главе. Мать сидит по правую сторону. По здоровую сторону, как бы выразился сам Морланд. – Не присоединишься? – Леди Алисия отпивает вишневый морс, по-видимому решив, что спиртного в ее возрасте на сегодня достаточно. – Неа. Не голоден, – мужчина закидывает ногу на ногу. Закуривает. Его мать всегда одевалась изысканно. Согласно статусу. Был ли то статус дочери Шотландского графа, супруги Английского лорда или руководителя структурного подразделения МИ-6. Она всегда, Морланд помнит это с детства, была холодна в своей элегантности, отстранена в своей женственности и, к сожалению Морланда, относилась к производимому на других впечатлению на порядок ответственнее, чем к своим материнским обязанностям. После смерти отца немногое изменилось. Она осталась замкнутой. Молчаливой, но требовательной. Хотя, некоторых людей из своего окружения приблизила к себе ближе, чем следовало в их старомодном обществе. Надо отдать ей честь, не настолько, чтобы поползли слухи. Неутолимое желание матери выглядеть привлекательно для кого-то столь флегматичного и зацикленного, вроде Майкрофта Холмса, Морланд отчаянно пытается понять последние пару лет. Безуспешно. Но и судить ее за наличие близкого друга Морланд никогда бы не стал, не будь она так резка и категорична по отношению к дорогим ему женщинам. К ним обеим. – Холмс-старший, судя по твоему настроению, вернулся, – мужчина затягивается, но к матери не оборачивается. – Я сделаю вид, что этого не слышала, сынок, – к колкостям Морланда женщина давненько уже изобрела антидот. Хотя пары его фраз, обычно, достаточно, чтобы он перестал действовать. – Ох, мама… лучше бы ты закрывала глаза на другое, – он говорит это в сердцах, разгорячённый их ожесточённым спором у склепа. – Морланд, прошу! – Криком назвать это было сложно, но возмущение леди Алисии сложно было игнорировать. – Зачем мы возвращаемся к этому разговору раз за разом? Твой отец был прекрасным человеком. Честным и верным. Но посмотри, что сделала с ним жизнь за один скользкий поступок? Неужели все это, – она обводит руками сумрачный зал, – должно остаться кому-то постороннему лишь по той причине, что ты не хочешь, наконец, принять неизбежное? – Я не отказываюсь. Я не могу. – Не можешь? Нет Морланд, в отличии от отцовских, твои поступки никогда не отличались добродетелью. Так с какой, дай мне знать, стати ты так отчаянно держишься за уже оторвавшуюся ниточку? Ее нет, Морланд. И она никогда не вернется. Так стоит ли твое благородство того, что создавалось и оберегалось твоими предками веками? Не проще ли, отпустить то, что должно уйти и создать что-то новое. Что-то, что украсит твою жизнь? – Так Холмс-старший тебе для этого? – Морланд оборачивается к матери и с ухмылкой добавляет, – он украшает твою жизнь? – Мне за семьдесят лет, сынок, – она печально улыбается, откладывает вилку и поднимает глаза, – думаешь, что-то кроме внуков сможет украсить мою старость? – А тебе не приходило в голову, что в моей уже есть человек, который день за днем окрашивает мои будни? – Эвр Холмс? Разве что в черный цвет. – Аппетит напрочь пропадает и у женщины. – Боюсь, она не лучшая кандидатура для «долго и счастливо», не считаешь? – Ты для отца тоже таковой не была. И как мы видим ...– он лениво пожимает плечами. Брак по расчету редко бывает успешным. Но и для его родителей, и для них с Ланой, все оказалось иначе. – Все очень даже славно сложилось. Сказать, что слова матери ничего не стоят в его глазах, это значит не сказать ничего. За столько лет успеваешь устать от несгибаемого желания вновь устроить его брак с молодой, и по возможности плодовитой пуританкой. И ее не пугает, как странно слышать подобные характеристики для женщины из уст другой. Но её намерения носят исключительно деловой характер. Прагматизм в чистом его исполнении. А потому и средствами для достижения цели она не чурается. Достаточно лишь раз напомнить, какие последствия принесла дружба сына с его верными клиентами. – Себастьян Моран вернулся. И если оба ее брата не подоспеют вскоре ей на помощь, то можешь не сомневаться, – женщина встаёт из-за стола с твердым намерением оставить за собой последнее слово, – яркое пятнышко твоей грешной жизни очень скоро зальют раскаленным керосином и подожгут на ветру. И когда тебя снова бросят в костер… – Она меня не предаст. – Предательство, Морланд, никак не зависит от силы ваших чувств. Не зависит от любви, – печальная улыбка вновь касается ее губ, – только от тяжести дилеммы, перед которой стоит человек. И если ты думаешь, что однажды она поставит тебя выше братьев, значит твои чувства к ней сильнее, чем она того заслуживает.

***

Очередное победоносное дело за плечами. Эвр дома и с удовольствием, сидя напротив панорамного окна, уплетает высокий крокембуш. Голыми руками. Каким бы странным это не казалось, но после каждой разгромной победы и безапелляционного оправдательного приговора мисс Холмс раз за разом ставит в уголке папки с материалами закрытого дела скрипичный ключ кроваво-алым маркером и поглощает целую гору профитролей из кофейни на первом этаже её дома. Здесь они отменные. Маленькие традиции, ритуалы, которые женщина чтит, беспрекословно исполняет и верит, что нарушение порядка повлечет за собой серьезные последствия. Странно ли это? О, да! Но мозг Холмсов иначе обрабатывает и пропускает через себя информацию. А потому Эвр буквально генетически запрограммирована любить сладкое и ни на шаг не отступать от укоренившихся привычек. Как делает Майкрофт по отношению к традициям Королевского дома и Шерлок, когда дело касается распорядка его дня. Перемены страшат. А бессменные правила? Они, словно страховочные канаты, уберегают хрупкое чувство равновесия, которое Холмсы так отчаянно пытаются сохранить в своих жизнях. Каждый в своей. И вот, она сидит в белоснежной квартире, наслаждается крокенбушем, и мысленно салютует своему подзащитному, несколькими часами ранее оправданному в хищении двухсот миллионов фунтов. Папка с делом еще не убрана в архив, но уже награждена заветной алой меткой. Нескончаемый маркер покоится рядом. Эвр знает, что после съеденного не поправится ни на грамм. И дело вовсе не в скорости метаболизма, унаследованного от отца Шерлоком, и так безуспешно разгоняемого Майкрофтом. Расстройство пищевого поведения также преследует женщину третий по счету десяток лет, как и приступы паники, застигающие ее сознание в самый ответственный час. Проглотив еще кусочек, Эвр вытирает пальцы салфеткой и тянется к смартфону. Захотелось залезть в YouTube. На парочке любимых Трукрайм-каналов вышли обновления, стоящие ее безраздельного внимания. А рассказы о вынесенных оправдательных приговорах череде подозреваемых и вовсе поднимают женщине настроение едва ли меньше, чем съеденное французское лакомство. Звонок в дверь, по закону подлости, звенит на самом интересном месте. Странно. Никого Эвр сегодня не ждет. Морланд, как правило, пишет о желании увидеться (и это, к ее страху, случается все чаще). Но и он сегодня за тридевять земель. Она проходит в кухню, моет руки, а после, забирает со столика папку с закрытым делом, запирает его в ящике комода NFC-ключем и направляется к входной двери. – Одна папка и… в кухонный шкаф, – Шерлок оборачивается к брату. – Да, ты прав, папка одна, – Майкрофт задумчиво кивает, – но, судя по всему в комод, в спальне. Да? Есть в этом свой шарм: молча наблюдать за очередным дедуктивным спором гениальных братьев. Малыши поглощены соревнованием. Сейчас не время прерывать сокровенный момент острыми репликами. Эвр гордится ролью врага, противостояние с которым год за годом объединяет Майкрофта и Шерлока под куполом пограничного кордона. – Ну, если все, что необходимо, ты спрятала, – Холмс-младший натянуто улыбается, наконец, переводя взгляд на хозяйку, – не пригласишь? – А мое приглашение как-то кардинально изменит ход событий? – Женщина отходит, пропуская братьев внутрь, – вы адресом ошиблись. Наши задушевные семейные посиделки не чаще двух раз в год и по другому адресу. – Родители поехали навестить дядю Руди, – Шерлок вручает сестре пальто вслед за Майкрофтом и, пройдя в гостиную, по-хозяйски устраивается в глубоком кресле, – в наркоклинике. Так что сегодня слет не полным составом. Нужно ли давать комментарии относительно столь спонтанного визита братьев-Холмсов в башню старшей сестры? Каждый из них был здесь от силы раза три, и всегда исключительно по вопросам, касающимся их общего и давно почившего знакомого. Центром обсуждения в те короткие, необходимые визиты всегда были проблемы Майкрофта и Шерлока. До сего дня. Сейчас все пойдет совсем по иному сценарию. – Что надо? – Эвр отодвигает от детектива поднос с пирожными, едва он успевает протянуть к ним руку. – Что ты знаешь об этой вещице? – На экране телефона Майкрофта – фото ожерелья с синим камнем, обрамленном десятком бриллиантами. – Алмаз Хоупа. Сорок пять с половиной карат. Огранка – кушон. Самый редкий в природе голубой алмаз сапфирового синего цвета. – Эвр тораторит сведения, которые и так всем собравшимся доподлинно известны. – В его кристаллической решетке присутствует бор, что исключительно для химического состава алмазов… Продолжать? – Цитировать статью из Википедии? Нет необходимости. – Шерлок при возможности забирает телефон брата из ее рук, – лучше расскажи нам, что тебе известно о его владельцах? – То же, что и Википедии, – Эвр кивает в сторону Майкрофта, заполучив от детектива одобрительную взаимную ухмылку. Иногда, даже кому-то подобному Холмсам нужна разрядка обстановки. – Этот алмаз – часть другого, алмаза большего размера. Голубого алмаза Тавернье. Привезен из Индии Жаном-Батистом Тавернье в конце семнадцатого века и по сей день остается самым крупным голубым алмазом, из всех когда-либо обнаруженных. Его вес составлял сто пятнадцать карат. Как это связано с вашим визитом? – Последний вопрос звучит из ее уст без намека на смену интонации. – Знаешь, что с ним произошло? – Майкрофт хмурится, – его разделили. Из алмаза Тавернье было создано по меньшей мере три других алмаза. Алмаз Хоупа, который сейчас находится в музее Вашингтона… – он кивает на потухший экран смартфона. – … алмаз «Голубой француз» весом шестьдесят семь карат, – Шерлок быстро подхватывает мысль брата, – который похитили из Гард-Мёбль в Париже во время Великой французской революции. – И самый маленький алмаз императрицы Марии Федоровны, супруги российского императора Павла I, – Эвр ставит точку в этом спонтанном экскурсе по истории драгоценностей, – и до сих пор не ясно, к чему вы клоните. – Смотри-ка, сестрица моя, – Шерлок подвигается ближе к столику, – как уже было сказано, алмаз Хоупа хранится в музее в Вашингтоне. Российский алмаз – в Государственном алмазном фонде. А вот судьба «Голубого француза» до сего дня неизвестна. На краже, его история обрывается. Как все считают. – Но! – Инициативу в разговоре каждый из братьев пытается безуспешно перехватить. – Те, кто посвящен в тайны черного рынка, а ты с гордостью входишь в их число, знают, что в последствие алмаз был разделен на два других камня, абсолютно одинаковых. Брата-близнеца. – Оба этих камня по состоянию на конец двадцатого века находились в собственности одного из богатейших семей Индии…– Шерлок достает из внутреннего кармана пиджака одно из самых качественных фото алмазов-близнецов, которые только удалось достать. – Где родился, там и пригодился, – добавляет старший. – И в знак уважения к некогда управляющей Индией державе, один – только один, Эвр – из двух тридцати пяти каратных алмазов был подарен главе Соединенного Королевства и Стран Содружества, безусловно, без ссылки на сведения о его происхождении. – И теперь у нас к тебе несколько вопросов, сестрица моя, – Майкрофт подвигается ближе, буквально зеркаля позу Шерлока, впившегося взглядом в хрупкое тело сестры, – в какой момент алмаз в сокровищнице Королевской семьи подменили на фальшивку? – Как именно оригинальный камень оказался в руках Мориарти и приложила ли ты к этом руку? – И еще одно. Майкрофт неспешно достает из кармана пиджака маленькое, по-видимому удаленное со всех интернет-ресурсов фото. Иначе, зачем нужна бумажная версия? У Шерлока сводит скулы. Большой Брат вновь плетет интриги, как всегда, во благо младшего. Без его на то согласия. – Как именно камень оказался вставленным в браслет на запястье у Этой Женщины и где он сейчас? На маленьком, скудного качества снимке, изображена Ирэн Адлер на выходе из ресторана The Promenade лет, этак, шесть назад. Маленькая хрупкая девушка позади экс-доминантрикс скорее выполняла роль карманной собачки, нежели полноправной спутницы Женщины. Но сейчас Эвр не видет ничего. И ничего не слышит. Ни довольной ухмылки Майкрофта. Ни гневного лица Шерлока и его утробного шипения. И даже смс от Морланда, всплывшее на экране смарт-часов с до скрежета зубов интимным текстом: «Хочу тебя увидеть» … Его она тоже пропускает. В ушах женщины звинит, словно мимо пролетали сотни пожарных машин под несмолкающий звон сирен. Сердце отскакивает от ребер с такой силой, что, кажется, скоро само затрещит по швам. А взгляд все сильнее застилает пелена. Сапфирово-синего цвета.