Personal Joker

Андрей делает неуверенный шаг вперед под пронизывающий безумный взгляд Михи. Такой взгляд обещает или дико выебать, или нехило въебать. Может, все это просто проверка и первое прикосновение к Михе станет последним, до кого дотрагивается Андрей? Да какая, нахер, разница. Все сказанное уже пересекло все границы. Андрей вспоминает про два стула с очень реальной вероятностью проебать все свои возможности и дотрагивается до плаща. Скользит по рукаву, пробегает пальцами по конфедератскому флагу, который как красная тряпка для быка, встает чуть ближе, вглядывается в налет потрескавшегося белого грима, черную полосу, бегущую со лба к подбородку. В линзах-полнолуниях отражаются два крошечных Андрея. Трогает спину, изучает наощупь череп и ирокез панка с вечно полным стаканом пенного, доходит до букв и по памяти читает «все пропьем, но панк не опозорим». Кожа горячая от жара, а Миха так вообще кипяток. Андрей запускает руки под плащ, тянется к михиной шее, тычется носом в ложбинку за ухом, натягивает в кулаках футболку. Похуй, въебет он или нет, похуй, что подумает, Андрей целует шею, широко и влажно, Миха закидывает голову в безмолвном разрешении, мягко и аккуратно обнимает Андрея, его руки-ветки-кожаные трубы создают забор между ними и всем остальным. - Бля, Мих, что за хуйня, - Андрей не решается поцеловать, не решается залезть под чертову футболку, и не потому, что боится, а потому, что уже получил больше, о чем мечтал. - Такая вот хуйня, Андрюх, - Миха тычется носом ему в щеку, как будто и сам не рад, что все вот так, но не они выбирали, - повернись. Он разворачивает Андрея к зеркалу, проводит рукой по его футболке. - Если я дуб, то ты тогда кто? - Сраный камыш, - Андрей вымученно смеется. - Ебать у вас ассоциации, Андрей Сергеевич, - мурчит Миха ему в висок и улыбается. За вид Михи, за то, как улыбка растянула половину его лица в отражении зеркала, за то, как его пальцы нелепо воюют с упорными пуговицами на ширинке Андрея, можно без промедлений продать душу. Миха теперь не просто ебучий дуб, а еще и змей-искуситель, шныряет по фантазиям, читает их, как алфавит, и воплощает. - Мих, я… - Тшш, - Миха прижимает указательный палец к губам Андрея и ныряет в недра плаща, роется во внутреннем кармане, выуживает флягу, откручивает крышку и подносит к губам Андрея. Андрей делает обжигающий глоток и тут ладонь Михи оказывается у него в трусах. Блять, все это правда, все это правда, правда. Андрей украдкой смотрит на их отражение и стыдливо отводит взгляд от своего прибалдевшего вида. Он даже забывает проглотить горящее пойло, вспоминает, когда начинает жечь слизистую. - Смотри, или я перестану. И Андрей вынужден смотреть. Миха следит, чтобы Андрей не закрывал глаза, покусывает мочку его уха. Андрей старается думать о чем угодно, только не о том, что все это происходит по-настоящему, иначе можно сойти с ума. Он думает о микрофонах. О всех микрофонах, которые обхватывал Миха на концертах, как же Андрей их ненавидел и завидовал. Чертовы куски пластика, у них даже нет сознания, чтобы оценить степень своей везучести. Все вещи, которые контактируют с Михой или привлекают его внимание – ебучие бесявые хуевины. Андрей смеется. - Смотри, ты и сейчас видишь в себе ебучий камыш? – голос Михи возвращает его в блядскую комнату. Андрей смотрит в зеркало и как будто впервые видит себя. Нет, определенно не камыш. Ебучий камыш не смог бы привлечь такого ебучего дуба. В своих фантазиях Андрей представлял свои вероятные эмоции по-другому, а теперь у него нет ничего, кроме удушающей пустоты внутри и физического ощущения упущенного времени. Все потерянные годы Миха отсчитывает движениями своей ладони. Андрей никогда не был так открыт и уязвлен, даже на осмотре проктолога, и вот он уже пьет причудливый коктейль из своих бестолковых слез и михиного годного бухла, поворачивает голову вбок то ли для поцелуя, то ли для хрен знает чего, Миха убирает опустевшую флягу обратно в карман, приподнимает голову Андрея и касается его губ своими. Андрей цепляется за этот поцелуй, каким-то ебучим чутьем зная, что такого больше не повторится. Андрей поворачивается к Михе, подталкивает его к дивану, седлает, берет инициативу со своим стояком в свою ладонь. Миха смотрит на него с каким-то диким восторгом, переводит взгляд на бесцеремонно дрочащую ладонь Андрея, расстегивает ширинку, тянется к лицу Андрея и слизывает его слезы. Андрей упирается щекой в лицо Михи, стонет от кайфа, когда щетина царапает лицо, добирается до огромного рта-дупла, присасывается, как голодный пес, головка члена касается плаща и Андрей едва сдерживается, чтобы не кончить. Когда ему удается справиться с возбуждением, он с новой силой возвращается к рту Михи, запускает пальцы в нечесаные шипы-колтуны. Когда Андрей представлял себе что-то вроде того, что происходит сейчас, он всегда был в роли дегустатора, и то, что теперь он чувствует себя единым с причиной всех своих стояков – неожиданное приятное открытие. Ему хочется забраться внутрь Михи, раствориться в нем и никогда не становиться собой прежним. Хотя будет ли теперь что-то, как раньше? Андрей изучает его взгляд, так умеет смотреть только Миха – в самую суть, мимо всех пестрых ширм притворства. Он не трогает себя, а скорее истязает – требовательно, грубо и жадно. Андрей никогда не чувствовал себя таким желанным, и то, что он причастен к этой неумолимой михиной дрочке, очень лестно. - Мих, я скоро кончу, - Андрей скорее извиняется, чем ставит в известность. – Перестань на меня так смотреть. Он уже не трогает себя – стимуляции ему хватает до ушей. Миха берет его ладонь и кладет на свой член. Андрей ахает от такой беспардонности, от такой запретной близости к самой сути Михи, которая пульсирует у него под пальцами. Он не может и не хочет быть с ним таким грубым, какой Миха сам с собой, и с заторможенным восторгом продолжает начатую работу. Михин грим безвозвратно смазался, и это придает ему еще более дикий и желанный вид. Андрей трется членом о плащ, хочет вобрать в себя все тактильные ощущения, которые дарит каждый сантиметр этого кожаного роскошества песочного цвета, хочет, чтобы его смазка и сперма остались высохшими доказательствами этой ночи. - Так давай, - Миха с вызовом приподнимает подбородок, закусывает нижнюю губу. Куда, блять? Но он же именинник, и Миха сам сказал, мол, делай, что хочешь. - Можно, я спущу на твой плащ? - Опять эти ебучие «можно», я же говорил… - он обрывается на полуслове, когда Андрей кончает, вжавшись в кожаное роскошество песочного цвета, - да в пизду. Их сперма смешивается в перламутровых лужицах на полах плаща, на обивке дивана, затекает в работающие ладони. Андрей прижимается лбом к лбу Михи, тяжело дышит ему в лицо, облизывает губы. - Мих, я… ты… Блять. - С днем рождения, - хрипит Миха. – Зайдешь за подарком, когда вернемся в гостиницу? Там я это, еще кое-что приготовил.