***
Тусовка перекочевала в квартиру, которую Анфисе начали снимать родители. Горшок переехал к ней, впервые съехав от своих. Мать поначалу сокрушалась, что они будут жить во грехе и будет ли её сыночку там чем питаться. Отец только бросил, что Михе должно быть позорно жить, по сути, на шее у бабы. Только в угоду маме Миха согласился приходить раз в неделю на ужин, после которого она обычно втихаря подсовывала ему немного денег и еды в жестяных банках из-под печенья. Вместе с Михой на квартиру к Анфисе переехали, кажется, и Балу с Поручиком, Кольчуга и ещё целая орава вечно пьяных и грязных панков со студии, где они записывались, и кое-кто из реставрационки, куда никто практически больше не ходил. Анфисе нравились компания и внимание. Днями и ночами они пели, пили и долбили всё, до чего могли дорваться: от травы и опия до экстази и мефа, чем, кажется, чуть не довели Лысого до припадка. Тот бегал по городу, пытаясь продвинуть только что записанный альбом. На радио их не брали по причине «говнари», но пару выступлений в барах и клубах их несчастному директору выбить всё-таки удалось. Миха каждый раз, услышав новости, отнекивался, мол им пока нельзя, хоть и не помнил, про чью честь был этот хиатус. Балу с Пором клялись, что с завтрашнего дня притащат Горшка на реп-точку и точно начнут готовиться, но завтра переходило в послезавтра, и в итоге они всё в очередной раз просирали. – Опять вы тут зависате? – прибегал Лысый и орал с порога с выпученными глазами каждый раз, как в первый. – У нас же выступление должно было быть. В клубе. Нас теперь туда никогда больше не позовут. – Расслабься, господин директор, – успокаивал его угашенный Миха. – Мы тут сами и альбом продвигаем, и контакты с правильными людьми налаживаем. Сдался нам этот попсовый клуб. Все, кто может оценить нашу музыку, здесь. Да, ребят? И толпа незнакомых лиц, окупировавших фискину квариру, с дикой радостью кричала в ответ. Тогда обычно Миха с Балу хватали гитары, Поручик отбивал ритм на кастрюлях, в которых никто никогда не готовил, и они во всё горло орали «Трёх стрелков» или «Помоги мне!». Толпа, уже выучившая песни наизусть, начинала подпевать, и в тот момент их группа казалась Михе настоящими панками и истинными адептами анархии – отвергнутые классовым обществом, но принятые ценителями хорошей музыки. Только вот их хорошая музыка дальше этой квартиры так и не вышла в свет. В какой-то момент Лысый сдался и тоже присоединился к их весёлому острову дураков, где никто никогда не был несчастен. Так, занятие музыкой в безкнязевский год свелось только к этим домашним выступлениям. На реп-точку Миха заходил только после реставрационной халтуры в библиотеке, чтобы в тишине и без лишних глаз писать письма Князю. В первую неделю он ещё пытался ему настойчиво звонить – три раза в день каждый день, – но если сначала они, кажется, и вправду передавали отмазки Князя, то потом стали просто бросать трубку после небольшого ожидания. Миха тогда разозлился, поклялся вообще никогда больше с этим павлином не разговаривать, даже если тот сам позвонит – так и сообщил офицеру на проводе, когда звонил последний раз, – и закинулся двойной дозой снега. Кокаин и сподвигнул его искать подработку. Ну как, не только кокаин, конечно. На всё – но прежде всего на наркоту – нужны были деньги. Миха обратился за помощью к преподу из колледжа, Ефграфовичу, тому самому, что их с Андрюхой «свёл», когда отобрал у Князя на уроке его тетрадку и бросил невзначай, что тот шута с Горшенёва срисовал. Михе тогда захотелось разглядеть рисунок получше, вот он и спиздил князевскую конфискованную тетрадку у профессора и нашёл в ней стихи, положившие начало их совместному творчеству. Воспоминания ещё совсем не такие далёкие накрыли Миху, как только он переступил порог родного колледжа, и он, сам того не хотя, снова почувствовал укол боли от двух острых зубов, впившихся в его грудь изнутри. Захотелось немедленно развернуться и пойти домой ширануться, но в эту же секунду его поймал сам Евграфыч. – Горшенёв, ты? Чего пары прогуливаешь? – А, да, я, – замешкался от чего-то Миха. Он резко осознал, что выглядит откровенно хуёво, – Болел. Профессор оглядел его с какой-то серьёзной грустью. – Да, выглядишь ты неважно. Ничего серьёзного, я надеюсь? – Не. Только мне это, деньги нужны. На лекарства. У вас не найдётся работы какой? – затараторил Миха, избегая смотреть профессору в глаза. Врать было стыдно. А тот прожигал его взглядом. – Найдётся, кончено. Мы своим помогаем, – наконец ответил он мягко. – Пойдём со мной на кафедру, чаю тебе налью. А пока ты пьёшь, я как раз позвоню кое-кому, спрошу за тебя. Миха идти не хотел. Думал даже сбежать. Он потел и чувствовал себя грязным в стенах учебного заведения. Ему казалось, чем дольше он остаётся тут, тем очевиднее всем вокруг, для чего он сюда пришёл. Но ведь он не нарк, чего бы они там себе не надумали. И деньги были реально нужны, поэтому он пошёл. – А Князев где? Вы вместе болеете? – спросил по дороге профессор. – Не, Андрюха в армии. – Молодец. – Это да. – А ты чего не в армии? – Так я ж болею, – грустно посмеялся Миха, будто они оба понимали, что это неправда. – В армию беззубых не берут. – Ну, такой уж ты и беззубый, – ответил профессор с улыбкой, пропуская Миху первым в кабинет. – Вон два точно вижу. Больше профессор, несмотря на опасения Михи, ничего у него не выпытывал. Но у Горшка всё равно почему-то кошки на душе заскребли после их встречи то ли от напоминания о Князе, то ли от заброшенной учёбы, в которой он вообще-то был не дурак. Но, напоив его чаем, как и обещал, профессор передал ему маленькую бумажку с адресом библиотеки, в которой выбил тому халтуру, и отправил восвояси, пожелав скорейшего выздоровления. Работа была несложной и несрочной: перекрасить все стены, которые прятались за стеллажами. Обычно Миха приходил раз или два в неделю, отодвигал один из них, скрупулёзно шкурил, шпаклевал и красил стену за ним, забирал плату за отработанные часы, говорил, что краске нужно несколько дней, чтобы высохнуть и шёл за дозой. Но всё больше он стал задерживаться на своей новой работе. Живя в бесконечном угаре, окружённый толпой незнакомцев, Миха стал ценить эти моменты затишья и трезвости. А ещё в библиотеке, само собой, были книги. Миха как-то даже забыл, что любил читать. В один из дней стеллаж, который ему нужно было отодвинуть, оказался посвящён фантастике – одному из его любимых жанров. Глаза Михи невольно забегали по полкам. – Молодой человек, вы почему не работаете? – вырвал его снова в реальность женский голос из-за спины. – Простите, я это, – снова замялся Миха в присутствии старшей фигуры, – я просто фантастику люблю, но сам давно ничего не читал, вот думал, может взять чего… К концу своей речи он совсем сконфузился под пристальным взглядом библиотекарши. Но вдруг на лице её расползлась искренняя улыбка, и из чёрствого клерка она тут же превратилась в милую старушку. – Какой хороший мальчик. Знаешь, нам когда позвонили из колледжа-то, я подумала придёт один из их оболтусов, уж я-то их знаю. Им лишь бы быстро всё тяп-ляп сделать, денег на пива срубить и свинтить. Но я понаблюдала за тобой, ты очень ответственно подходишь к своему делу, и глаза у тебя добрые. А ты ещё оказывается и читаешь! Миха совсем раскраснелся от её речи. В его глазах он и был одним из тех оболтусов, если не хуже. Странно было слышать такое описание себя. Странно, но приятно. Часть его хотела этому описанию соответствовать. – Спасибо, э… – не знал он, что ответить на такую речь. – Екатерина Петровна. А ты Миша, правильно? Ты уж прости, что я на ты. Может, тебе по имени-отчеству привычнее? – Не, Миша пойдёт. Друзья меня вообще Горшком зовут, – вдруг ляпнул он и тут же пожалел. Ну какого хорошего мальчика Горшком будут звать? Но Екатерина Петровна улыбнулась и даже на мгновение задумалась. – Может, если подружимся, и я тебя так начну звать, а ты меня тогда, наверное, просто «Петровна». Миха аж прыснул, и она тоже засмеялась надламывающимся смехом старушки. – Ладно, Миша, не буду тебя больше отвлекать от работы, – заговорила она снова, но уже мягче. – Но как закончишь смену, ты загляни ко мне, я в читальном зале работаю, подскажу тебе, что из фантастики почитать, если хочешь. – Обязательно загляну, спасибо, – снова смущённо поблагодарил Миха. Отчего-то на душе стало тепло. В этот день, пока работал, он думал о том, что таким общество и должно быть: без иерархий. Нет: вот работник интеллектуальной сферы, а вот сраный студент-маляр. А есть люди, понимающие друг друга и заботящиеся о ближнем. Как и обещал, после смены Миха осторожно просунул голову в двери читального зала, который до этого никогда не видел, и обалдел. На самом деле вся библиотека была необычайно красивым местом. Михе нравились такие здания, типа церквей, музеев, универов с высокими потолками, массивными дверьми, огромными окнами. Они показывали, на что способны были творцы. Ему бы хотелось проводить в таких местах больше времени, но опять же, он ощущал себя так, будто не достоин был там находиться, и ненавидел это давление классового расслоения. Из задумчивости его снова вырвала Екатерина Петровна, подкравшись, как и в первый раз, со спины. – Снова что почитать ищешь? – Ой, – Миха аж подпрыгнул от неожиданности и повернулся к ней лицом. – Не, просто смотрю. Красиво тут у вас. Екатерина Петровна вдруг осмотрелась, будто сама до этого ну змечала красоты своего рабочего места. – Да, и вправду. Вот что значит студент реставрационного училища. Умеешь оценить красивую архитектуру. Миха от смущенья промолчал. Нет, он никогда не был неуверенным в себе, но в последнее время он почему-то начал верить, что всё хорошее – это не про него. – Ты если насмотрелся, пойдём, я тебе горячего налью и поболтаем с тобой про книги. Миха послушно потопал за ней, а сам думал: «И чего старики так любят чаи гонять?». Но оказалось, под горячим миловидная старушка Екатерина Петровна имела в виду коньяк. – Ну вы даёте, – не сдержался Миха, увидев как она достаёт бутылку и две рюмки прямо из-под рабочего стола. – Это так, для здоровья, тем более мы уже закрылись, только прибраться осталось, – спокойно ответила старушка и передала Михе одну из рюмок. – За хорошую литературу. Миха осушил рюмку и неожиданно для себя как-то сразу расслабился. Видимо, усталость от целого дня работы давала о себе знать. А Екатерина Петровна продолжила, как ни в чём не бывало. – Ну, расскажи, кого из фантастики ты читал, кто тебе нравится? – Начинал с классики, как все. Жуль Верн там, Беляев. Потом были Толкиен, Лавкрафт, Азимов… – он задумался и вдруг выпалил, – Князев. И хихикнул, как дурак. «Что у неё там в этот коньяк подмешано?» – Никогда не слышала про Князева, – честно призналась Екатерина Петровна. – Это кто-то из современников? – Можно и так сказать, – выдохнул Миха, деваться было некуда, сам ляпнул. – Это друг мой. Только он поэзию пишет. Фантастическую. Ему показалось, что Екатерина Петровна как-то странно на него посмотрела. – Хороший друг? – Да. – А поэт? – Ещё лучше, – заверил её Миха. – У нас группа. Мы только что первый альбом записали. Он мне из армии тексты присылал. И теперь уже все их знают и подпевают. Хоть Миха и разозлился на Андрея, но он же был отходчивый. И воспоминания об их письмах с текстами и посылках с кассетами заставили его снова оттаять. – Надеюсь и мне тогда когда-нибудь удастся услышать ваши песни, – с улыбкой ответила Екатерина Петровна. – Услышите, куда вы денетесь. Они из каждого утюга скоро будут играть! Вы таких историй никогда не читали и не слышали, – с гордостью сказал Миха. – Заинтриговал! – искренне отозвалась она и добавила, – Но, боюсь, других поэтов-фантастов я тебе посоветовать не могу… – А мне других и не надо, у меня Андрюха есть, – сказал Миха и захотел тут же прикусить себе язык. – Какой ты хороший друг, Миша, – снова похвалила его Екатерина Петровна, от чего тот залился краской, но она, будто не замечая, вернулась к прежней теме. – Тогда расскажи, а что ты у Лавкрафта читал? – «Воскресителя мёртвых». – Интересный выбор! Тогда, думаю, у меня для тебя кое-что есть, – просияла Екатерина Петровна. – Ты знаком с Гербертом Уэллсом? – Неа, – честно признался Миха. – Тогда познакомишься! Возьми у него «Человека-невидимку». Я уверена, тебе понравится! И ему правда понравилось. Даже больше, «Человек-невидимка» стал одной из его самых любимых книг, потому что она открыла ему дверь в творчество Уэллса, которого он после этого перечитал залпом. Занимать книгу он не стал – боялся, она просрётся в их ночлежке, поэтому читал её прямо в библиотеке. Да и готический читальный зал только усиливал атмосферу книги. Миха стал заходить в библиотеку даже в нерабочие дни. Появляться там угашенным ему, конечно, не позволяла совесть, поэтому чем чаще он туда ходил, тем трезвее становился и тем отчётливее снова внутри зудела нужда поговорить с Андреем, особенно, как дочитал книгу. Поэтому он, зарёкшийся не звонить (или – в чём он не хотел себе признаваться – боявшийся, что Князь снова откажется подойти к трубке), решил написать тому письмо. Про то, как шло продвижение альбома (никак), как у них вообще были дела (хуёво), какую невероятную книгу он прочитал. Первые два пункта пришлось преукрасить, но про последнее Миха писал от чистого сердца. Это была одна из тем, которую они тесно разделяли. Сколько ночей они провели на реп-точке, обсуждая Толкиена, не счесть. Михе было интересно, читал ли Князь Уэллса. И если читал, то что думал. У Андрея всегда были припасены какие-то абсолютно дикие теории по каждой книге, что они обсуждали. Например, что Голлум убил родителей Фродо. Вот откуда он это взял? Прирождённый сказочник. А если Князь не читал Уэллса, Миха уже загадывал, есть ли у них в части библиотека, будет ли там «Человек-невидимка», а если нет, сможет ли он занять её тут и отправить Андрею по почте? Сидя в одиночестве на реп-точке, он так и написал обо всём этом в первом письме Князю вместе с кратким синопсисом сюжета для затравки, если Андрей книгу всё-таки не читал. И закончил письмо просто:«Напиши мне песню. Буду ждать, Горшок». ***
И он честно ждал до тех пор, пока молчание не перевалило за месяц. За этот месяц Миха снова возненавидел Князя всем сердцем, хотел даже поехать к тому прямо в часть, чтобы посмотреть ему в глаза и всё высказать в лицо. Но в итоге он вернулся к более привычным методам: снова бросил читать, стал появляться в библиотеке дай бог раз в неделю, а всё остальное время угашивался на квартире до состояния нестояния. Однажды, когда он наконец снова появился в библиотеке, его поймала Екатерина Петровна. – Привет, Миш! А я тебя искала, – призналась она. – Давно ты у нас не появлялся. Случилось что? – А, да это, болел я, – прибегнул он к уже привычной лжи. А его похмельный вид только подтверждал эти слова. – Да, что-то ты совсем бледный, – вынесла Екатерина Петровна наконец вердикт и тут же добавила с хитрой улыбкой. – Может тебе плеснуть горячительного, чтобы цвета лицу прибавить немного? – Не, спасибо, – отказался Миха, но не из вежливости, а потому что и так едва сдерживался, чтобы не блевануть на отходняке на ковёр. – Здоровье бережёшь? Ну и правильно. Миха чуть не заржал. Но вместо этого спросил: – А чё вы меня искали-то? Собутыльник нужен? – Миша, ну что за слова! – ответила Екатерина Петровна, ничуть не обидевшись. – Нам тут новинка пришла. Её сунули в детский раздел, а я подумала: «Нет, дети такое не оценят, а вот Мишке понравится». Пойдём, покажу. Миха был заинтригован. Что такое могли сунуть в детский отдел? Книгу по репродуктивной системе? Михе бы точно пригодилось. Хуй в последнее время не стоял то ли от наркоты, то ли от того, что он из этих. – Вот, – сказала Екатерина Петровна и сунула ему в руки какой-то игровой набор под названием «Заколдованная страна». Миха уставился на неведомую коробку. Екатерина Петровна видимо расшифровала его потупленный взгляд. – Это игра. Фентези. Смотри, тут всё написано, – она положила коробку на стол и достала инструкцию. – Один человек – ведущий, остальные – игроки. Они выбирают себе персонажей: эльфа, воина, мага или ещё кого. А ведущий пишет историю и ведёт вас по ней, подкидывает вам опасности на пути, например разбойников или оборотней, как в той песне твоего Андрея, которую ты мне как-то показывал… И Миха, как обычно сам того не ожидая, снова переменил гнев на милость. Он сразу понял, игра – находка! И с кем, как ни с Андреем ей поделиться. Он уже в этот момент, только услышав про игру, знал, что не удержится и напишет Князю опять, даже если и в пустоту, да хоть сто раз ещё напишет! – …а вы должны обороняться оружием или заклинаниями, – продолжала с горящими глазами Екатерина Петровна. – Ой, что-то я совсем заболталась. В общем, ты всё это ещё в инструкции прочитать можешь. Я как эту игру увидела, сразу про тебя подумала. Для детей это слишком сложно, а ты парень с мозгами. А ещё я сразу про твоего Андрея подумала, он точно станет отличным ведущим со своими сказками. Ну, как тебе? Миха не мог сдержать улыбки и аж накинулся с объятиями на бедную Екатерину Петровну, не ожидавшей такой реакции. – Спасибо! Вот это тема, я вообще никогда о таком не слышал. И Андрюхе точно понравится. Екатерина Петровна мягко улыбнулась и похлопала Мишу по спине. А он подумал, что его, кажется, давно никто вот так просто не обнимал. Сыграть первый раз им удалось только практически через месяц. Одалживать игру из библиотеки Миха не хотел (по той же причине, что и не занимал книг), да и нельзя было. Игра была в единственном экземпляре и хранилась в читальном зале. Екатерина Петровна предлагала Михе привести друзей в библиотеку и играть там, но он постеснялся показывать их ей, хоть от этого ему самому было стыдно за то, что он прятал собственных друзей. Но надо было смотреть на вещи трезво – сейчас они (хоть и вполне в духе панков) были не в лучшей форме. По этой причине Миха принял решение купить свою копию игры. Это стоило ему трёхнедельной зарплаты. И это был первый раз с отъезда Князя, когда он спустил деньги на что-то, кроме наркоты. Как охотничий трофей он тащил коробку домой, но по дороге неожиданно заволновался: «Вдруг никто не захочет такой глупостью заниматься? Вот Андрюха бы точно оценил.» Но, к его удивлению, ребята сразу окружили коробку, как только он поместил её на стол пустующей кухни. Ведущим на время отсутствия Князя (Миха это сразу уточнил) стал Балу. Игроками: Горшок, Анфиса, Пор и три завсягдатая их хаты – одногруппник по реставрационке Дима по прозвищу «Рябчик», барабанщик из студии Кольчуги Денис по кличке «Денс» и какой-то «Шумный», которого никто толком не знал. Игра оправдала все михины ожидания и затянула их с головой так, что в первый раз они застряли над ней на шесть часов, даже ничем не догоняясь. Балу сочинял на ходу, одновременно пытаясь понять правила. Горшок с жаром отыгрывал все сцены и срался практически громче всех за каждый ход. Практически, потому что в этом ему не уступала только Анфиса. Она с такой страстью подошла к игре, что один раз аж скинула бедного Поручика со стула, доказывая тому, что у него не получится одним заклинанием убить Короля Людоедов и им надо бежать. Поручик, в свойственной ему манере валял дурака, спрашивая, сколько надо очков, чтобы кинуть в вампира чесноком, но всё равно продолжал играть с интересом, хоть ему регулярно и прилетало от сидящей рядом Анфисы. Денс был из них самый молчаливый то ли реально потому, что был таким по характеру, то ли потому, что до этого накурился в сопли. Рябчик с Шумным были стратегами, каждый раз пытаясь воззвать к здравому смыслу, хотя сами нихуя, как и все остальные, не понимали. Но это не помешало им по-настоящему насладиться игрой. Об этом и было, как Миха уже и планировал, его следующее письмо Князю. Он настрочил, кажется, листов пять в тот день, сидя один на заброшенной реп-точке. Он переписал чуть ли не слово-в-слово правила игры, рассказал в подробностях, как прошёл их первый опыт и пожаловался, что у Балу явно хромала фантазия. Закончил он этот мемуар практически слово-в-слово, как в первый раз:«Напиши мне игру. Буду ждать, Горшок». ***
Он подозревал, что не получит ответа. Но подозрение это хранилось глубже, чем надежда, что заинтригованный Андрей всё-таки наконец напишет. Но он, естественно, не написал. Миха чувствовал, что наступил на те же грабли, что сам оставил на земле. Злился и в то же время знал, что наступит снова. Может, Андрей тоже стал своего рода наркотиком для него? А может ему просто нравилось получать граблями по зубам. Злость в очередной раз вылилась в загул, если он вообще прекращался. Миха забил на библиотеку. Деньги появились у Балу, который теперь подрабатывал на мебельном заводе, а в остальное время писал сценарии для «Заколдованной страны». Играли они с тех пор обычно под кайфом, и, хоть Миха и не помнил половину из их сессий, ему казалось им было весело, пока Балу буквально не притащил Князя в игру. – Итак, воины, – огласил как-то Балу в начале очередной игры. – Вас собрали сегодня здесь, потому что ваш Князь, – и тут он не сдержался и захихикал. Поручик тоже прыснул. Миха раздражённо выдохнул, – ваш Князь был вызван по служебной обязанности в соседнее государство, но голуби перестали приносить от него вести уже полгода назад… Миха закатил глаза и прошептал на ухо Анфисе: – Как тупо, ничё умнее не мог придумать? – А мне нравится. Пойдём спасать твоего Князя, – хихикнула она. Миха чуть не зарычал. Да что за манера речи у всех такая была называть Андрея его?! Сделав пару затяжек из скрученного Пором косяка, Миха немного успокоился и попытался играть, не обращая внимания на призрак Андрея, витающего на кухне. И у него даже получалось, пока они наконец не нашли Князя. Оказалось, тот был ранен и его держали в плену. И Миху опять переклинило. В его затуманенном сознании это вдруг приобрело огромный смысл, и он вскочил со стула. – Ты чё? – испугался накуренный Поручик от михиного резкого прыжка. – Вы это, доиграйте без меня, – кинул он уже вылетая из кухни. – Я сдох. Он услышал протесты за спиной и почувствовал кинутый в него Анфисой пластиковый стаканчик с пивом, но не обернулся. В этот раз он не бежал, а спокойно доехал (хоть и зайцем) до князевской квартиры, но в последний момент остановился у входной двери, вдруг осознав, что выглядит непрезентабельно. В конце концов Миха решил, что раз уж пришёл, надо было всё равно попытать удачу и нажал на звонок. Через пару секунд дверь открыла мама Андрея. – Привет, Миш, – явно удивилась она. – Какими судьбами? – Здрасьте, тёть Надя. Я просто мимо проходил, решил заглянуть. Андрюха не говорил, что я зайду? Она удивилась ещё больше. – Нет. Сегодня вот буквально звонил и ничего не сказал. «Значит, по крайней мере, живой-здоровый,» – подумал Миха, но часть его расстроилась, отчего ему, конечно, было стыдно, но он-то надеялся услышать, что Андрей просто не мог ему написать или позвонить. Пусть случилось что-то несерьёзное, но такое, отчего он физически не мог ответить Михе. – Вот оболтус, – добавила мама Андрея после паузы. – Ты же знаешь его, ветер в голове. А ты проходи, чайку тебе налью, я свежее печенье купила. Миха чуть глаза не закатил при слове «чай», но всё равно зашёл. Ему снова, пойманному в пучину бесконечного догона, захотелось домашнего тепла. – А ты зачем зайти хотел, Мишка? Что-то забрать? – А, да… – Миха понял, что даже отмазки никакой не придумал. – Андрюха сказал, у него тетради где-то припрятаны. Может, вы знаете? – Ой, У Андрюши этих тетрадок целый стол. Ты сходи сам к нему в комнату, поищи, какая тебе нужна, пока я нам чаю заварю. Миха сопротивляться не стал. Комната Князя была такой же, как он её помнил – рисунки на стенах, книги на полках, порядок на столе. Миха знал, что рыться в чужих вещах не хорошо, но соблазн был слишком велик. А ещё он чувствовал небольшое мстительное наслаждение: «Сейчас возьму и узнаю все твои секреты. Будешь ещё в молчанку играть.» В верхнем ящике стола оказались лишь тетради со школы и одна по всем предметам с училища. Миха улыбнулся. Андрей, как бы он его про себя не обзывал, дураком не был («Дурак бы не смог такие стихи написать»), но и уж точно не прилежным студентом. Во втором уже были творческие тетради с рисунками и текстами, но, к своему удивлению, Миха обнаружил, что тексты были зашифрованы. Только по некоторым рисункам он догадался, что скорее всего большинство из этих текстов он видел в тетрадях, которые Андрюха принёс им перед отъездом, а это, стало быть, оригиналы. В третьем и последнем ящике лежала «Государство и его роль в истории» Кропоткина, которую Миха ему всунул чуть ли не при первой встрече, а под ней одна тоненькая тетрадка. На миг Миха замер, засомневавшись, стоит ли лезть дальше. Он почему-то знал, что эта тетрадка – особенная. Но в следующее мгновение он уже жадно схватил её и уселся на кровать Андрея, открывая первую страницу. В этой тетради оказались одни рисунки. Рисунки, на которых был изображён только Миха. Без сомнения, это был он. Вот Миха в его чёрно-белой полосатой рубашке. Разворот, и снова он, даже два: смешной и непропорциональный во весь рост на одной и сидящий за гитарой на реп-точке на другой. Миха плюхнулся головой на подушку, продолжая листать драгоценную тетрадку. На мгновение ему почудилось, что он смог уловить запах андреевского шампуня, того самого, яблочного. Он сам не понял, как задремал. – Мишутка, – разбудил его голос тёти Нади. – Утомился? – Да я приболел, вы извините, – повторяя заученную отмазку, ответил Миха, вставая с кровати. – А я вижу, ты совсем исхудал, да не хотела обижать расспросами. Ты полежи, если надо. Давай я тебе чай сюда принесу? – Не, спасибо, я пойду, – вдруг засуетился Миха, сам не понимая почему. – Тороплюсь. – Хорошо, не буду тебя задерживать. Нашёл, что искал? – Кажется, да. Вместо квартиры, Миха направился прямиком на реп-точку. Третье и последнее письмо, которое он отправил Князю в армейку, Миха написал, ничего уже не ожидая. Ему даже показалось, письма эти он писал самому себе. Себе, только другому. Из будущего. Или прошлого. Или из параллельной реальности. В этом письме он рассказал правду. Или полуправду. Про то, как они немного сошли с пути, как ему было иногда одиноко в бесконечной толпе людей у них дома, но и как веселились они тоже написал. Это письмо, в будущем также неотвеченное, Миха закончил так:«Напиши мне. Буду ждать, Горшок». ***
Возвращение Князя также, как и его отъезд, они все просрали. Только в этот раз не на день, а на неделю. Узнали они об этом только тогда, когда Андрюха сам заявился на фискину хату. Однажды, сидя на прокуренном диванчике в обнимку с лежавшей в отрубе Анфисой и ловя приход от мефа, Миха вдруг посреди комнаты увидел его – в гражданке и с слегка отросшим ёжиком. Миха резко застыл. Никогда к нему Князь до этого под кайфом не приходил. Он испугался, что проверенный метод больше не действовал и придётся искать что потяжелее, а потяжелее остался только герыч, который у них был табу. Но Андрей исчез также неожиданно, как и появился. Миха уже было обрадовался, что он, походу, просто спутал кого-то с ним, когда в квартире, обычно погружённой в полумрак, вдруг зажёгся свет и знакомый голос скомандовал: – Так, ребят, все, кто тут не живёт – на выход. Никто не сдвинулся. Тогда голос, доносящийся откуда-то из прихожей, где находился переключатель света, добавил: – Я ща ментов вызову. И толпа понеслась, чуть не ломая друг другу ноги в узком коридоре. – А ты останься, – снова послышался голос, и из прихожей и вправду показался Андрей, держа за шкирку Балу, которого он подкинул на диван рядом с Михой и Анфисой. Когда посторонние ушли, Андрей дотащил до троицы на диване ещё и Поручика и встал перед ними, как строгая мама, которая только что вернулась с дачи и обнаружила в квартире притон. – О, Князь, привет, – наконец заметил его Балу. – А мы тебя не ждали. – Это я уже понял, – ответил он сурово с какой-то новой армейской выправкой. – Я вообще-то неделю назад вернулся, даже больше. Звонил вам. Твоя мама, Сань, – он строго посмотрел на Балу, который едва мог держать голову, не запрокидывая её назад, – сказала, что вы на реп-точке зависаете сутками. Я туда ходил каждый день и ни разу ни одного из вас там не встретил. Думал вы уже в гастрольный тур отправились. А потом тётя Таня дала мне этот адрес. Миха сверлил его глазами. Значит Андрей ему в конце концов позвонил, а его не было дома. Все молчали. Миха правда чувствовал себя, как провинившийся школьник. А ещё его до сих пор не отпустило для таких серьёзных разговоров. Но разговаривать особо и не пришлось. В основном говорил Князь. Или даже командовал. Миха невзначай отметил про себя, что такой приказной тон от сурового Андрея ему даже чем-то нравился, и залился краской. Иногда под веществами он не контролировал, что вырывалось из его рта, поэтому молился, чтобы сам не спизданул чего лишнего вслух. Но кажется он до сих пор молчал, потому что Андрей решительно не обращал на него внимания. А Миха, наоборот, не мог оторвать от него глаз. Ещё за один год в армии Князь немного раскачался, в то время как сам Миха, невольно сравнивал он, от плохого питания и наркоты сдулся ещё больше, хоть и так всегда был тощий. И опять, кажется, что-то внутри него заскребло нервы. – Я так понимаю с альбомом у нас нихуя не получилось? – вернул его голос Андрея снова в реальность. Вопрос этот прозвучал скорее риторически, и Михе стало интересно, читал ли Князь его письма. – А ты кто вообще такой, чтобы их отчитывать? – вдруг очнулась Анфиса. – Хотел на всё готовое вернуться? А ребята, между прочим, вашу фан-базу тут расширяли. Андрей на этот выпад только помотал головой, будто спорить с ней не стоило его сил. – Лысый-то ещё с нами или вы его совсем спугнули? – сменил он тему. – Лысый тут был, – ответил Балу, явно изо всех сил стараясь произносить слова чётко. – Ты его вместе с остальными выгнал. Князь снова вздохнул. – Значит и он сторчался… Миха, до этого сидевший неподвижно, всё ещё не смирившись с мыслью, что они, во-первых, про Князя совсем забыли, а во-вторых предстали ему по приезде в таком виде, вдруг ожил: – В смысле сторчался? Мы чё, нарики по-твоему? – Надеюсь, что нет, – просто ответил Андрей, глядя ему прямо в глаза. – Музыкой-то ещё будем заниматься? – Блять, естественно! Спрашиваешь ещё. Мы ж тебя только и ждали, – чуть ли не орал Миха. – Ну-ну, я заметил, когда прибыл на пустой вокзал. Михе было тошно от ощущения, что хотелось оправдаться, предстать в лучшем свете, потому что Князь явно просто застал их в неподходящий момент, а теперь из этого делает такие громкие выводы. – Давай, завтра же на реп-точке в восемь утра, как штык, – сам предложил Миха, хоть и понятия не имел, какой завтра был день и как скоро он должен был наступить. – Чё репать-то будем? Надо нам выбить какое-нибудь выступление. Шур, – обратился он к залипающему у Балу на плече Пору, – позвони Лысому, скажи пусть найдёт нам какой-нибудь бар. И не какую-то хуйню. Нам нужна рок-точка, типа «Тамтама». И пусть тоже на репу завтра подгонит. Обсудим дальнейшие планы. Поручик, не открывая глаз, занёс руку к виску, будто отдавая честь, и ответил: – Так точно, товарищ Князь. Все заржали, кроме Анфисы. – Ещё указания будут? – с сарказмом спросила она. – Да, – серьёзно ответил Андрей, игнорируя её тон. – Сашки, давайте-ка вы тоже по домам. Вас матери когда последний раз видели? Вы двое, – он посмотрел на Горшка с Анфисой, – тоже отоспитесь. И без догонялова сегодня больше, пожалуйста, если можете. Давайте попробуем на чистую голову репетировать. – Да иди ты нахуй из моей квартиры, командир, – закипела Анфиса ещё больше от такой наглости и, кажется хотела чем-то в него швырнуть, но конечности её не слушались. – Уже ухожу. Ребят, – обратился он к Пору и Балу, – пойдём, я вас до остановки доведу. И вот так просто он развернулся на пятках и замаршировал на выход. Не смея не подчиниться его командному тону, Балу с Пором кое-как встали и, опираясь друг на друга, заковыляли на выход. – Как хорошо было без него, да? – громко спросила Анфиса, явно стараясь, чтобы тот, про кого она говорила, услышал её из прихожей. – Не злись, Фис, – попытался успокоить её Миха. – Он наверное просто испугался, когда не мог нас найти. Да и чё мы за друзья такие? Реально немного загулялись, забыли даже про его приезд. Анфиса надулась, но ничего не ответила. Миха, чтобы её успокоить, крепко обнял и поцеловал её в щёку, прежде чем последовать за ребятами в коридор. – Пойду провожу их. Он поймал их уже на лестничной площадке. – Андрюх, погоди секунду, – сказал Миха и схватил Князя за руку. Саньки едва сползали по ступенькам впереди, так что им можно было дать фору. Миха посмотрел на их страдания с секунду, а потом прижал Князя к себе изо всех сил. Тот обнял его в ответ, хоть и не так крепко. – Ты прости нас, Андрюх, что мы про тебя забыли. Правда, чёрт попутал, потеряли счёт времени. – Всё нормально, – отвечал Андрей из-за его спины. – Давайте только завязывайте с этим. – Да ёмоё, ты чё правда нас за наркоманов держишь? – Миха даже отстранился, чтобы заглянуть ему в глаза. – Блин, Миха, а чё ещё я должен думать? Ты мне ещё полгода назад писал, что вы начали баловаться запрещёнными веществами. Я прихожу – а всё также. То есть это либо я такой удачливый, что выловил момент очередного эксперимента, либо вы с тех пор не раздуплялись. Вот и скажи мне. Андрей посмотрел на Миху серьёзным взглядом снизу вверх, и Миха не мог сдержать улыбки. И не только из-за их разницы в росте. – Значит, получал мои письма? Бледные щёки Андрея на секунду вспыхнули розовым, и он отвёл глаза. – Прости, совсем не было времени ответить… – начал он. – Чё, опять любителей Любэ пиздил? Андрей снова посмотрел на него и улыбнулся. – Типа того, – ответил он и, выдохнув, добавил, – Давай, Мих, так: я прощаю тебя за проёбанный год, ты прощаешь меня за неотвеченные письма. Всё это в прошлом. И наркота пусть останется там же. Погуляли и хватит, да? А завтра начнём с чистого листа. Миха даже не смог сдержать усмешки. «Всё в прошлом, да? Вот как ты значит решил.» Но вместо того, чтобы сказать это вслух – наученный опытом, не стал затеивать очередной серьёзный разговор с Князем, когда Анфиса была тут же за стеной – он лишь кивнул, натянув на непослушное онемевшее лицо примирительную улыбку. Князь, удовлетворённый, видимо, такой реакцией, улыбнулся в ответ, но вдруг снова заговорил с серьёзной миной: – Только ещё вот что, Мих… У Горшка сердце ушло в пятки. Неужели Князь сам снова начнёт тот разговор?.. – По-братски тебя прошу, помойся, пожалуйста. Несёт от тебя, пиздец, – закончил Князь, еле сдерживаясь, чтобы не заржать. И у Горшка невольно рот растянулся в беззубой улыбке. Он снова притянул Андрея к себе и уже в следующую секунду зажал того в медвежьих объятьях. – Да не, Андрюх, это в подъезде воняет. Вот, на, принюхайся. Андрей вопил, но, кажется, только для вида, ведь сам из объятий вырваться не пытался, хоть и легко мог это сделать, он ведь теперь был явно сильнее Горшка. Миха чувствовал это прямо сейчас, потому что вместо того, чтобы оттолкнуть, Князь только сильнее прижимал его к себе, и Миха вновь заметил, что отчего-то, несмотря на толпы, которые его окружали всё это время, ему не хватало этого тёплого человеческого контакта.***
Большего всего возвращению Князя обрадовался, кажется, Лысый. Он чуть ли не на крыльях влетел на реп-точку на следующий день, голося: – Андрюша! Ну наконец хоть кто-то этих балагуров поднял на ноги. Князь заржал, а Балу хотел запротестовать: – Что значит поднял? Мы и сами… Но, не договорив, очень к месту плюхнулся прямо на задницу, запутавшись в проводе собственной гитары. – Да-да? Ты что-то хотел сказать? – смотрел на него Лысый сверху вниз. А Миха за его спиной корчил Князю рожи, передразнивая взвинченного директора: «Андрюша». А Князь, стоя лицом к Лысому, с трудом сдерживал смех. – А я к вам с новостями! – продолжил тот. – договорился я с «Тамтамом». Три песни. На выходных через неделю. От радости ребята заголосили в унисон. Выступить в «Тамтаме» до этого они даже не мечтали. – Только я прошу вас, не просрите всё опять, – не унимался ныть Лысый. – Это последний шанс. Мне там кое-кто по старой дружбе должен был. Больше такого не будет. Андрей, проследи за ними, а то они опять обдолбятся… – Да когда такое было? – завопил было Миха, но Андрей одновременно с ним ответил: – Прослежу. И время будто снова вернулось вспять. Как будто не было двух лет без Андрея. Как будто не было их разлада. Будто не было того, из-за чего всё пошло по пизде. Они вернулись к истокам: лабали целыми днями на реп-точке, угорали и шатались по улицам Питера до утра. Андрей рассказывал про новые идеи для песен, которые ему подкинули разные персонажи из армии. – Был у нас, значит, музыкальный коллектив там, – поведал он. – Все парни такие культурные, из музыкальных школ. Меня к себе не взяли, сказали я лох необразованный. А по ночам эти интеллигенты превращались в натуральных троллей. Однажды даже залили зубной пасты в ботинки дневальному, который их выступление засрал. Пацаны ржали и наперебой рассказывали ему про свои приключения в «Заколдованной стране» и упрашивали написать сюжет для следующей игры, особенно Балу, которому надоело быть несменяемым ведущим. Миха наслаждался этими днями, но в то же время его не покидало чувство, будто он оказался во сне и вот-вот проснётся. Он был рад возвращению Князя и ещё больше тому, что тот, как оказалось, зла на него больше не держал, и даже неловкости между ними не осталось. С другой стороны, Миху гложило, что то, о чём он изначально после их происшествия фантазировал, вдруг стало реальностью: сейчас они вели себя так, будто ничего и не было. И Миха не знал, как себя вести. Вроде бы, сама судьба велела забыть и начать сначала. Он ведь даже и на Андрюху вроде больше так не смотрел – пропало наваждение. Он вообще, по правде говоря, ни на кого так больше не смотрел, даже на Анфису. Видимо и вправду наркота притупляла все физические чувства. В итоге Миха просто плыл по течению, потому что голова его занята была другим. Той самой наркотой. Спустя пару дней после появления Андрея, возвращения к репам и договорённости о выступлении, естественный кураж немного остыл, и Миха почувствовал уже знакомые симптомы ломки. Нет, он не был нариком, но всё-таки так резко соскакивать с пары косяков, почти ста мг мефа и пары таблеток экстази в день до нуля было ощущением не из приятных. Его штормило, и он замечал по лицам Балу и Поручика, что и их тоже. Продолжала долбить только Анфиса, которую Миха видел теперь разве что по ночам, днём зависая на репетициях. Но Миха не сдавался. Повторял себе, что надо перетерпеть всего пару дней. Пил пиво и повторял это как мантру. До тех пор, пока Князь накануне выступления не притащил стопку зазывающих послушать настоящий (т.е. их) рок афиш, отксериных с его собственного рисунка, и не потащил парней расклеивать эти листовки по району. Разделились по парам: Балу с Поручиком, Миха с Князем. И без его собственного ведома, ноги притащили Горшка к дому, где жил его барыга. – Давай зайдём, – предложил Миха без задней мысли. – Тут много наших тусует, они песни с первого альбома уже наизусть знают. Князь посмотрел на него скептически, но ничего не ответил. В тёмной квартире воняло травой. Сразу у порога кто-то валялся на полу в луже собственной блевотины. Миха немедленно осознал, что тащить сюда Андрея было ошибкой, надо было оставить его на улице, так было бы легче и… – Мих, ты уверен, что хочешь, чтобы вот эта толпа была нашей целевой аудиторией? – спросил Князь, прижимаясь к нему ближе, чтобы переорать ревущих из колонок Kiss. – Целевая аудитория? Ты где таких слов понабрался? – пытался отшутиться Миха, но сам чувствовал себя неловко. – Не будь ханжой. Это – настоящие панки. Они срали на чужое мнение. И музыку, слышишь, какую любят? Андрей снова промолчал. Миху бесило, что он не мог понять, что у того в голове. Раньше-то не мог, а с тех пор, как Княже вернулся, он слова натянул ещё одну маску поверх той, что обычно носил для других, но никогда до этого перед ним. Миха бесился, нервничал, а атмосфера в квартире заводила его ещё больше. Они брели дальше, молча раздавая листовки полуживым полулюдям, раскиданным по всем поверхностям, а Миху накрыли воспоминания с предыдущего года. Как ему иногда было хуёво и как одна затяжка или дорога или таблетка немедленно делали всё лучше. Он потел. У него чесались ладони. – Миш, пойдём отсюда, пожалуйста, – спустя какое-то время снова заговорил Андрей. Он не умолял, не приказывал, не звучал осуждающе или испуганно. Он предложил это просто, как предлагают зайти в кино или выпить по кружке пива. Миха смягчился. Его до сих пор знатно корёжило, но он не злился. – Пойдём. Всё равно мы кажется уже всех по два раза обошли, – ответил он и, схватив Андрея за запястье, потащил того на выход, будто за ними гнались по пятам. Какое-то время на улице они снова шли молча. Миха пытался следить за дыханием. Сколько, блять, ещё будет длиться эта ломка? – Ты только не бесись, Миха, но это притон, – вдруг спокойно заговорил Андрей. – Самый настоящий притон. Я таких в жизни не видел. Ну до квартиры, где вас нашёл после армейки. Миха не бесился. Его искренне удивило, что Князь всё так мрачно воспринял. – Да ты чё, Андрюх, – начал он, тоже стараясь звучать сопкойно. – Какой ещё притон? Ты вот знаешь, что многие из них малолетки, которых либо из дома выгнали, либо они сами сбежали? Это место, считай, их спасло, больше им идти некуда... – Ещё хуже, – перебил Андрей, но Миха пропустил это мимо ушей. – А мы вообще не наркоманы. Ты же нас знаешь, видел, что мы легко бросили, когда надо было. А у Анфиски мы вообще культурно отдыхали. Вон, музыку нашу в народ продвигали, в настолку играли. «Притон», говорит. Как чё спизданёшь… – Как скажешь, Мих. Я только это, – Князь замялся и продолжил уже не так уверенно, глядя себе под ноги. – Клянусь, после этого не буду тебе больше лекций читать. Но я когда вас нашёл, хоть из твоих писем и представлял до этого примерно, что у вас там творится, но когда увидел, мне стало страшно. А потом вы и вправду сразу соскочили, и я успокоился. Но вот мы когда туда вошли только что, помнишь там была девушка одна, прямо у входа. Она ж почти полуголая валялась в своей блевотине. И я подумал, не хочу тебя – всех вас – однажды такими найти, понимаешь? У Михи сжалось сердце. Конечно же с ними так не будет. И повторил вслух: – Конечно так не будет, Андро. Князь улыбнулся. – Чё ещё за Андро? – Это как Пьеро. Из «Буратино», помнишь? Такой же печальный поэт, – заржал Миха. – А ты тогда кто, Мальвина? В ответ Миха только попытался поймать Князя в захват, но у того теперь были солдатские рефлексы, и он легко увернулся и побежал. Миха погнался за ним. Они неслись по заледенелым зимним улицам Питера, уже не друг за другом, а вместе, хватаясь за руки, скользя вместе по льду и теряя половину листовок по пути. Остановились они только тогда, когда Миха приметил знакомое здание – библиотеку. – О, давай зайдём? – позвал он Андрея и уже начал подниматься по ступенькам. – Сюда? – искренне удивился Князь. – Мда, контингент вы и вправду разношёрстный собрали за этот год. Миха засмеялся и потрепал Андрея по мягкому ёжику на голове. – Пойдём познакомлю тебя с хорошим человеком. Или её с тобой, – говорил он запыхавшись он поднятия по ступенькам. – Помнишь Екатерину Петровну? Я тебе про неё писал. Это она мне «Заколдованную страну» показала. А я ей твои стихи носил. И она всё просилась послушать нас. – Думаешь пожилой женщине стоит соваться в рок-клуб? – скептически спросил Князь. – Эта пожилая женщина там любому фору даст, – заржал Миха, вспоминая вечерние посиделки их книжного клуба с коньяком и Уэллсом. На её рабочем месте почему-то сидела другая женщина, которую Миха никогда раньше не видел. «Блин, неужели как раз в её выходной припёрлись?» – уже успел подумать Миха. – Молодые люди, вам чего? – спросила незнакомая библиотекарша свысока, хоть и сидела она ниже их. Миха проигнорировал её тон. – Здрасьте. А Екатерина Петровна тут? Библиотекарша как-то поменялась в лице и следующий вопрос задала уже не так надменно. – А вы кто? – Я тут подрабатывал, и мы с ней вроде как подружились. Миху начало одолевать нехорошее чувство под пристальным взглядом этой неприятной женщины. А она вдруг вся задрожала, стянула свои огромные круглые очки и начала тереть глаза. – Екатерина Петровна больше не с нами, мальчики, – наконец выдавила она. – В смысле, уволилась она? – переспросил Князь, хотя оба они понимали, что такая формулировка значит. Миха знал, что Андрей тоже всё понял, потому что тот положил руку ему на спину. Библиотекарша лишь покачала головой и зарыдала уже по-настоящему. – Как её не стало? – наконец выдавил Миха. Женщина не унималась, и им пришлось стоять и смотреть на неё чуть ли не целую вечность прежде, чем она наконец успокоилась и, посмотрев по-заговорщески по сторонам, наклонилась вперёд и зашептала еле слышно: – Вы наверное не знаете, вы мальчишки молодые, но у неё же проблема была… – она снова зыркнула вокруг, – с алкоголем. А в таком возрасте… Вот сердце и не выдержало. Миха ничего не ответил. Молча развернулся и чуть ли не бегом направился к выходу. – До свидания, – услышал он голос Князя за спиной, который тут же его догнал. На улице Миха вдохнул холодный воздух полной грудью, запрокинув голову вверх. Ему казалось, судьба снова сыграла с ним злую шутку. Буквально несколько минут назад, он обещал Князю, что сам не сторчится и не будет лежать в луже собственной блевотины, и вот уважаемая им женщина, которая вроде бы даже не злоупотребляла больше, чем одной рюмкой коньяка в день, умерла от своей зависимости. Ирония была в том, что если верить в судьбу, а он верил, это был знак: прекращай это всё, бросай, пока не угробил себя. Но ему ничего так сильно в данный момент не хотелось, как шырануться и забыться. Андрей, вышедший на улицу за ним, обхватил Миху со спины. – Держи меня крепко, Княже, – сказал ему Миха, не поворачивая головы, – а то я ща туда вернусь. Он не уточнил, куда – «туда», но Андрей, кажется, всё понял без слов и сжал его так крепко, будто бы Миха и вправду стал бы отбиваться от него и пытаться сбежать. Они простояли так долго. Андрей не ослабевал хватку – хоть на что-то его подготовка в армии сгодилась. А Миха думал предложить набухаться, но и это казалось не к месту. И он не знал, как иначе справиться со своими эмоциями, но выход предложил Андрей: – Миш, а пойдём обратно в репетиционку? Я тебе песню новую покажу. Музыка. Ну конечно, как он мог забыть, что до бухла и наркоты всегда была музыка? Но добравшись до реп-точки, они не сразу сели за новую песню. То ли от долгих гуляний на свежем воздухе, то ли от изматывающих новостей, Миха, пройдя в тёплое помещение, сразу завалился на узенький диванчик, не снимая ни куртки, ни ботинок, и отвернулся лицом к спинке. Андрей сначала неуверенно топтался рядом, а потом молча прилёг к нему и снова крепко обнял. – Нормально? – шёпотом спросил он. – Угу, – ответил Миха и в следующее мгновение уже засопел в его объятьях. Он не знал, на сколько его вырубил этот тяжёлый тревожный сон, но когда проснулся, за окном было непроглядно темно, а за его спиной – он это сразу почувствовал – никого. Миха резко вскочил и напугал Князя, сидевшего на окне и сосредоточенно строчящего что-то на отдельном листе бумаги. – Прости, я встал как раз, чтоб записать песню, про которую тебе говорил, – Андрей показал на листок. – Тетрадки-то с собой не было, вот сидел переписывал по памяти. Миха кивнул и, прихватив гитару, сел рядом с ним. Он больше не чувствовал боль утраты. Люди умирали – это было частью жизни. Нет, он не был чёрствым. Просто воспринимал это как естественный процесс. И теперь, когда первоначальный укол боли в груди перестал его мучить, Миха почувствовал прилив творческой энергии, какого не ощущал давно. Он посмотрел на листок и в этот раз ему пришлось немного сосредоточиться после сна, прежде чем он смог разобрать написанное и начать петь. Но когда содержимое стихов наконец дошло до его сознания, он чуть не подпрыгнул от радости. Это было то, что им нужно! Так ярко, живо, так по-князевски! Нетерпеливые пальцы сами начали перебирать струны. – Андрюха, это пиздец как охеренно! Она станет нашей визитной карточкой! Если кто хочет узнать, что такое Король и Шут, им достаточно будет послушать эту песню, понимаешь? Андрей улыбнулся и посмотрел на него, как тогда, раньше, когда они вначале вместе писали песни тут же, на реп-точке и также ночами. – Это всё благодаря твоей Екатерине Петровне, – ответил Андрей и тут же осёкся. – Прости, ты наверное не хочешь… – Да всё нормально, Андрюх. Пусть это будет ода ей. Князь издал короткий смешок. – Да уж, так себе ода… Но вполне в духе наших сказок. Я ведь её придумал по той первой игре, про которую ты мне написал. – Я узнал, – ответил Миха и, не теряя больше времени, запел:«Замученный дорогой, я выбился из сил И в доме лесника я ночлега попросил С улыбкой добродушной старик меня впустил И жестом дружелюбным на ужин пригласил»
Пока он пел, Андрей снова не отводил от него глаз и, каким-то чудом поймав течение мелодии, следующие строчки подхватил уже вместе с Михой:«Будь как дома, путник, Я ни в чём не откажу Я ни в чём не откажу Я ни в чём не откажу»
И вдруг, крикнув «Хэй», Андрей вскочил и запрыгал по каморке, отплясывая как на углях под пение Михи, прерываемое диким ржачем над ним:«Множество историй Коль желаешь расскажу Коль желаешь расскажу Коль желаешь расскажу»
И Андрей снова кричал «Хэй» и чуть ли не на голове уже стоял. Они зависли на реп-точке до поздней ночи. Миха подбирал аккорды и даже, что делал редко, записывал их на всякий случай на листочек, а Андрей пытался подыграть на бас-гитаре. За два года армии без практики он практически совсем всё забыл, и Михе снова пришлось буквально самому ставить его пальцы на нужные лады. В какой-то момент он испугался, что между ними возникнет неловкость, но её не было. Андрей действительно будто сбросился до заводских настроек и никак (по крайней мере плохо) на его касания не реагировал. Под утро они, уставшие, но довольные, брели по опустевшим улицам Питера и не стесняясь горланили новую песню. Миха чувствовал себя пьяным. Сказывалась, видимо, усталость. Под аркой в дом Князя, где им надо было расходиться, они проторчали ещё минут пятнадцать, запевая новую песню раз за разом на разные голоса – акустика здесь была хорошая – и кружась на льду, держась за руки. В какой-то момент они потеряли баланс и едва не упали, но всё-таки удержались на ногах, прижавшись друг к другу и вцепившись руками в куртку другого. Они стояли, не расцепляясь, смеясь, тяжело дыша и не сводя друг с друга глаз. Миха чувствовал тёплый пар, выходящий изо рта Андрея, у себя на лице. Они были так близко. Интересно, когда Князь его оттолкнёт, если сам Миха не будет двигаться? – Мальчики, вы чего тут не поделили? – вдруг нарушил их идиллию дворник, появившийся из-за угла, решивший, видимо, что они дерутся. – Всё нормально дядя, мы просто чуть не упали, – спокойным голосом ответил Андрей, будто правда ничего, кроме этого, и не было. – Осторожно. Нам только сегодня песочек с солью выдали. Иду вот посыпать, – ответил дворник, уже проходя мимо них. Они продолжали стоять молча, пока тот не скрылся с другой стороны арки, и снова посмотрели друг на друга. – Ну давай, Мих, – сказал Андрей, наконец отшагнув от него на дружеское расстояние. – Спокойной ночи. – До завтра, Княже, – выдохнул Миха и, развернувшись, сиганул домой. Нет, нифига он не переболел.***
А на следующий день было выступление. Первое реальное выступление в клубе, и не абы каком, а рок-клубе. Они репали с утра впритык до вечера, да так, что казалось сил на само выступление не осталось. На точку прибыли в этот раз заранее. Лысый суетился, бегая между сценой и гримёркой и докладывая, сколько времени осталось до их выхода. – Ещё пять песен и вы! Готовы? Балу опять срался с кем-то из-за того, что бас нихуя не слышно. Поручик испарился. Князь в жилетке на голое тело помогал Горшку поставить шипы на голове. Миха сидел на стуле, а Андрей стоял перед ним с сосредоточенным лицом. До этого Миха был спокоен, может даже слишком от усталости, но бесконечная нервозная беготня Лысого начинала выводить его. Хотелось набухаться, в процессе чего он уже и был, или ширануться, от чего он изо всех сил пытался удержаться. В зале была Анфиса, у неё точно что-нибудь было, он знал. Знал и еле сдерживал зуд в ладонях, который всегда появлялся, когда его ломало. Он и сам не заметил, как начал легонько водить одной рукой по внутренней стороне бедра Князя. А когда заметил, чуть не шарахнулся. Но чтобы не привлекать к этому большего внимания, решил убрать руку плавно, хотя сосредоточенный Князь, кажется, и так ничего не замечал. Или ткань кожаных штанов была слишком плотной, чтобы он мог хоть что-нибудь почувствовать. И Миха продолжал осторожно водить ладонью вверх-вниз. Неловкое движение Князя, потянувшего его случайно за волосы, заставило его поднять глаза, и их взгляды встретились. Михина рука остановилась прям под его пахом. Князь нервно сглотнул и выдохнул, приоткрыв рот. У Михи снова впервые за долгое время что-то запорхало внизу живота. Время замерло. И понеслось вновь, потому что в комнату влетели Балу с Поручиком. Глаза их сияли. – Угадайте, чё у меня есть, – хитро проговорил Поручик. Балу за его спиной заиграл бровями. – Новый барабанщик? – заржал Миха и снова посмотрел вверх на Князя, ища одобрения его шутке, но тот сначала отвёл глаза, а потом вообще отошёл от него. – Лучше, – сказал Балу и достал что-то из заднего кармана штанов Пора. Марки. Миха узнал их сразу. И снова бросил взгляд на Князя, но тот пока ничего не видел. – Ну чё, встрепенёмся немного? – спросил Поручик, уже вынимая одну марку из маленького пакетика. – Не знаю, как вы, а я чёт ваще тухлый сегодня после всех этих реп. Князь наконец повернулся к ребятам и увидел, о чём шла речь. Повисла пауза. У Поручика и Балу выражение лица сменилось на нашкодивших школьников. Все в комнате понимали, что вопрос был не в том, хотят ли они, а разрешит ли мама Андрей. Тот смотрел сурово и казалось бы, ответ был очевиден. Но Андрей не был бы Андреем, если бы его башка рандомно не переключалась с грозной мамки на безумного панка. – А чё, давайте, – вдруг выпалил он, и у Михи чуть глаза на лоб не полезли. – Попробую, чем вы тут без меня занимались. И, подмигнув Михе, он шагнул к Пору и взял у него из рук одну марку. Михе хотелось его остановить. Он же сам ему талдычил, что надо завязывать. Что сейчас-то изменилось? Но ему было интересно посмотреть на Князя под кайфом. А ещё он сам уже не мог бороться со своей ломкой. Пакетик с марками перекочевал к Балу и в последнюю очередь к Михе. Он взял одну, а ещё одну, последнюю оставшуюся в пакетике, сунул в карман джинсов. В гримёрку снова влетел Лысый. – Ваш выход! – заорал он, кажется, в предынфарктном состоянии. Ребята заржали, закинули марки в рот и дружно зашагали на сцену. Выступление прошло на ура, хоть им и дали спеть всего три песни. Встречали их громче всех, потому что клуб оказался забит ребятами, часто зависавшими у Анфисы на хате. Сама она тоже стояла в толпе и громче всех подпевала каждой песне. То ли от чистого счастья долгожданного выступления, то ли от ЛСД, ребята носились по сцене, как угорелые. В какой-то момент, сняв с себя гитару вместе с футболкой, Балу сиганул в толпу и пропустил всю следующую песню, пытаясь выбраться обратно на сцену. Миха никогда его таким не видел. На другой песне отжёг Поручик, завершив её импровизированным барабанным соло. Миха, вполне в своём духе, корчил рожи и сломал аж две микрофонные стойки. Но пуще всех отжигал Андрей. В какой-то момент он сделал колесо прямо на сцене, чуть не разъебав всю барабанную установку, выломал из сцены кусок доски и порвал штаны прямо под правой ягодицей. А ещё он всё выступление буквально висел на Михе, залазя тому чуть ли не на голову. Горшок был не против и смиренно выдерживал все нападения разбушевавшегося Андрея. В итоге, когда они закончили последнюю песню, Князь, напрыгнув на Миху с разбегу, повалил их обоих на пол, и пока неловко пытался встать с него, буквально уселся на нём в позе наездницы. У Михи всё плыло перед глазами. Тело не слушалось. Он уже почувствовал, как рука его потянулась, чтобы удержать Князя у себя на бёдрах, но тот вскочил с него также резко, как и напрыгнул. Глубоко вздохнув, Миха поднялся и, поблагодарив толпу, покинул сцену вслед за ребятами. После выступления они остались в клубе уже в качестве зрителей и присоединились к Анфисе и остальным знакомым внизу у сцены, не переодеваясь из своих сценических костюмов. После них выступала какая-то синтирок группа, и стробоскопы мерцали в такт музыке с бешеной скоростью. В таком свете всё выглядело как слайд-шоу – изображение не было плавным. В какой-то момент Миха поймал себя танцующим в толпе людей с Анфисой за спиной и лицом к лицу с Князем. Кажется, они уже какое-то время глазели друг на друга, не отрываясь. Изображения продолжали прерывисто сменять друг друга. Кадр: весь вспотевший Князь в своей открытой кожаной жилетке, накачанный в армии пресс весь на виду. Кадр: его глаза, как и рот, лишь слегка приоткрыты, зрачки расширены до размеров радужки. Кадр: пальцы Андрея легонько держатся за пряжку михиного ремня. Кадр: михина левая рука обвивает Князя и касается его голой задницы через появившуюся во время их выступления дыру в штанах. Кадр: правой рукой Миха достаёт из кармана последнюю марку. Он только хочет продлить этот момент. Кадр: он кладёт марку себе на язык и приближает своё лицо к Андрею. Кадр: свободной рукой Князь обхватывает его шею и притягивает ближе. Кадр: их губы сталкиваются, и горячий язык Андрея, облизав его нижнюю губу, проникает к нему в рот и крадёт марку. Кадр: они отстраняются, но на мгновение задерживаются лбами, тяжело дыша и глядя друг другу в глаза. Миха хочет продлить этот момент навсегда.