Когда нельзя унять пургу, Когда вокруг лютует вьюга, Как потерять легко друг друга В таком неистовом снегу.
***
Саша опаздывал. Нет, не так. Он ОПАЗДЫВАЛ. Поэтому в метро он буквально влетел, а в вагон забирался едва ли не распихивая всех локтями. Час пик — будь он неладен. А вот если бы он сразу встал по будильнику, без этих пресловутых «ну еще пять минуточек», то наверняка нежился бы сейчас, сидя в полупустом вагоне, досматривая под перестук колес те самые недосмотренные сны. А снилось ему что-то донельзя приятное, что-то светлое и желанное… вот он и тянул до последнего, не смея покидать уютное царство Морфея. Зажатый посередке вагона, Маракулин вздохнул. Теплый сон все никак не вспоминался, вырванный из его памяти истошным звуком будильника. Черт же его дернул вообще тащиться в такую рань… но ведь сам вызвался сопроводить сегодняшнюю «Анну Каренину», желая лишний раз пересечься с Игорем в театре… Вагон неприятно тряхнуло. Людская масса по инерции полетела по ходу движения, и Саша пребольно ткнулся носом в чью-то спину, моментально упуская взволновавшую его мысль. Поезд встал. Голос машиниста, искаженный связью, выдал что-то неразборчивое про занятые пути и что скоро движение восстановится. Моргнул свет, и Саша моргнул вместе с ним. Отчего-то ухнуло в груди сердце. Но спустя мгновение голос машиниста вновь прорезал душную тишину вагона, и состав тронулся. Маракулин украдкой бросил взгляд на часы. Вроде, пока еще не критично, бежать в припрыжку от Большого аки наскипидаренная балерина желания не было никакого. Да еще и снег этот зарядил с ночи и все сыпался и сыпался. Глядишь, к вечеру по всем новостным каналам будут сообщать о превышенной норме осадков и что несчастные коммунальные службы Москвы как всегда не справляются. Хотя дворничиха, с которой Саша удивительным образом пересекся на углу своего дома, с тихим матерком уже заходила на второй — если не на третий — круг, а след от ее лопаты снова медленно, но верно заносила белая пороша. «Главное на Дмитровке нигде не поскользнуться», — подумал Маракулин. «Театральная», — объявил голос диктора, и людская толпа вынесла Сашу на перрон. Эта же толпа, против его воли, вытолкнула Маракулина на гудящую автомобильными клаксонами Театральную площадь — все же утренняя Москва аттракцион не для слабонервных. Саша потянул носом крепкий морозный воздух и натянул повыше шарф. Ему казалось, что когда он в спешке выбегал из дома, было слегка потеплее. Да и снег опять же… центр города до странного радовал безветрием, чистыми тротуарами и проезжей частью. Ни намека на обрушившийся ночью снегопад. «Могут же, когда хотят», — хмыкнул себе под нос Маракулин, удивляясь неожиданной оперативности снегоуборочной техники, и, вжав для сохранения тепла голову в плечи, как нахохлившаяся сова, мелкими перебежками поспешил в сторону Оперетты.***
Когда до «Театральной» оставалась всего одна станция, Игорь бросил взгляд на часы и с удивлением отметил, что собрался в театр непривычно рано. Все действия перед выходом давно уже были доведены до автоматизма, и, видимо, вдохновленный спонтанным порывом, он не удосужился посмотреть на время. Вообще весь день с самого начала был какой-то странный. Решивший сегодня посвятить сну больше времени, чем обычно, Игорь умудрился проснуться даже раньше часа, в который его систематически встречал звон будильника. Покрутившись полчаса в постели, Балалаев так и не смог доспать запланированное. Попытки занять себя чем-то до выхода тоже не увенчались успехом, ко всему быстро терялся интерес. И что совсем стало для Игоря потрясением, так это то, что он поймал в себе чувство… тоски? Одиночества? «Погода, что ли, меняется, — подумал Балалаев, тряхнув головой, — настроение какое-то глупое…» По пути от метро, старательно загребая ногами снег и костеря про себя коммунальные службы, Игорь надеялся, что Саша уже приехал в театр. Ему бы не помешало сейчас провести время с ним, как они обычно делали, обсуждая прошедшие и будущие спектакли, да и просто болтая о всяком. С Сашей всегда становилось спокойно и комфортно. Однако, как только он зашел в их гримерку, необычность в поведении Маракулина считалась с первого же брошенного на Игоря взгляда. Уставившийся в телефон, Александр лишь на секунду поднял на него глаза, после чего словно даже посмурнел. — Привет, — от замешательства голос Игоря прозвучал слишком настороженно. Саша оторвался от экрана и завис, медленно и с недоумением глядя сначала на протянутую ладонь, а затем в лицо Балалаева. — Ну, привет, — бросил он сухо, но все-таки ответил на рукопожатие. На этом странности не заканчивались. Всю репетицию Игорь ловил на себе сашин испытующий взгляд, но стоило лишь попытаться этот взгляд перехватить, как Маракулин тут же отводил глаза или переключался на кого-то еще. В голову Балалаева даже закралась мысль, а не накосячил ли он где-нибудь и не заметил этого. Но Саша не ругался, как делал бы не соблюдай Игорь сценографию, скорее, неодобрительно молчал, и это пугало еще больше. Впрочем, подобное поведение Маракулина пугало не его одного. Ближе к началу спектакля Игоря перехватила в коридоре Даша Январина. — Игорь Владимирович, — несколько смущенно начала она, воровато посмотрев по сторонам, — вам не кажется, что Александр Леонидович сегодня какой-то странный? Балалаев удивленно вскинул брови. — С чего ты так решила? — он мягко и успокаивающе улыбнулся. Саша, очевидно, сегодня был не в духе, но не хватало еще, чтобы «Китти Щербацкая» вздрагивала каждый раз, как заметит пристальный взгляд помрежа из темноты кулис. Хотя Игорь и сам был в шаге от подобной реакции на сегодняшнее повышенное внимание Маракулина. — Он меня отчитал как ребенка, а я всего лишь не на ту точку встала, но тут же исправилась, — обиженный голос Январиной с каждым словом становился все тише. Ни дать ни взять всамделишный ребенок. Игорь едва удержался от того, чтобы по-отечески погладить ее по залакированной в прическу голове. — Дашенька, не обращай внимание. Может, день у него не задался, что он на всех срывается… — Нет, Игорь Владимирович, вы не понимаете, — перебила его Январина, — буквально как ребенка. Обычно он сразу комментирует все твои недочеты, спокойно, иногда чуть более серьезно. А тут… Подошел ко мне после, взял, знаете так бережно, за руки… И взгляд такой нежный, но до того раздосадованный, что от стыда сгораешь. Я только и смогла, что молча кивнуть на его замечания, а он… — ее щеки слегка покраснели. — Улыбнувшись, тыкнул меня в нос, а на последок еще и в лоб чмокнул. Окончательно смутившись, Дарья словно в доказательство потерла место предполагаемого «чмока». Игорь оторопело моргнул, пытаясь состыковать в своем сознании хмурого Маракулина, с которым он взаимодействовал сегодня сам, и радужную сцену, только что описанную Январиной. Выходило так себе. — Дашенька, — вкрадчиво произнес он, — ты точно ничего не путаешь? Саша, конечно, порой чудит, но чтобы так… — Да я сама ничего не понимаю! — Дарья всердцах повысила голос и тут же стушевалась, — а то мне даже как-то беспокойно теперь…***
Первый тревожный звоночек для Саши прозвенел, когда Даша Январина с лучезарной улыбкой подлетела к нему после спектакля, задорно клюнула в щеку и пролепетала «До завтра, папочка…» И если прощальный чмок еще можно было списать на хорошее настроение юной актрисы, то вот реплика никаким объяснениям не поддавалась. Саша торжественно решил, что ему показалось. Второй тревожный звоночек случился, когда к Маракулину с отчего-то виноватой улыбкой подплыл Игорь, трепетно обнял со спины и положил подбородок на плечо. — Ну и чего ты завис, радость моя? — в ответ «радость» напряглась, ибо за Игорем отродясь не водилось подобных нежностей — ну обняться-расцеловаться при встрече это еще ладно, но вот так вот ни с чего посреди коридора… На горизонте показалась Рулла, и Саша инстинктивно дернулся, выворачиваясь из чужой хватки. Игорь наградил его удивленным и в какой-то мере уязвленным взглядом. — Переполох в раю? — лукаво усмехнулась Лика, дефилируя мимо. — Ничего не знаю, — буркнул Маракулин и несколько затравленно посмотрел на Игоря. Игорь же недоумевал. — Саш, — шепнул он, когда Рулла скрылась, — я стараюсь как могу, но что на этот раз не так? Маракулин развел иллюзию деятельности и все не мог попасть в рукав пальто. — Да не суетись ты, дай помогу… — Игорь подхватил пальто за борты и галантно помог его надеть. И все бы ничего, но то с какой заботой он после огладил сашины плечи заставило Маракулина снова напрячься. Саша сдавленно поблагодарил за помощь и стремительно зашагал прочь — бежать из этого дурдома! Потому как происходящее никак не укладывалось в голове. Вот нахрена Игорю так поступать? Может, он спустя столько лет все же догадался? Саша нервно закусил щеку, выскакивая через главный и скрываясь в Копьевском переулке. Да быть того не может — столько лет Маракулин умело изображал торжество дружбы, а тут вдруг где-то прокололся и Игорь вот так вот с лету все понял и принял. Фигушки, так только в дамских романах бывает, а Саша в дамские романы не верил. Третий звоночек был больше похож на набатный колокол, которым били незадачливого звонаря по голове. Саша не смог попасть в подъезд — ключ не подходил. Когда все же удалось прошмыгнуть внутрь вслед за старушкой, что жила этажом выше, оказалось, что дверь в его квартиру вовсе не его дверь, да и замки совершенно другие. Саша на всякий случай сверил этаж. Да вроде тот же. А вот дверь не его. Интересно девки пляшут. Теряясь окончательно, Саша нажал кнопку дверного звонка. Раздалась далекая трель, а потом бодрые шаги. Открыла незнакомая Саше женщина. — Мужчина, вы к кому? — спросила она, закидывая кухонное полотенце на плечо. Поверх ее головы Маракулин мог разглядеть интерьер квартиры, который абсолютно точно отличался от того, что он помнил. Ошалело Саша смотрел то на женщину, то на обои аляповатой расцветки в прихожей. Женщина устало смотрела на него в ответ. — …кажется, я квартирой ошибся… — проблеял побледневший Маракулин, — извините, пожалуйста… Женщина фыркнула и шумно захлопнула дверь, старательно проворачивая все замки. А Саша вдруг понял, что мир вокруг него сошел с ума. …телефонный звонок от Игоря застал Сашу в простеньком спортивном баре, мимо которого он вечно ходил от метро. В баре было темно и накурено, по телевизору кто-то с кем-то делил футбольный мяч. Зато пиво было холодное и дешевое, чем Маракулин беззастенчиво пользовался. — Саш, ты куда делся? — голос у Балалаева был взволнованный. — Как куда, — отозвался Саша хмельно, гоняя пальцем по тарелке последнюю фисташку, — домой поехал. Только вот живут там какие-то другие люди… По ту сторону трубки хмуро замолчали. Причем эту хмурость Саша буквально ощущал всеми фибрами своей нетрезвой души. Порой ему даже казалось, что Игорь способен транслировать свои эмоции на значительном расстоянии, как какой-нибудь Чумак — хоть воду заряжай. Талант — одним словом. — Так, — цыкнул Игорь, — адрес мне диктуй… Когда Балалаев все же заявился в бар, в Саше боролись два волка: один пьяный, другой сонный. Поэтому он списал все на алкогольный делирий. И то, как Игорь сказал бармену, что пришел забрать непутевого супруга, и то, как бережно он склонил сашину голову себе на плечо и едва касался волос губами, пока они ехали в такси.