Последствия

Он честно верил, что успеет. Он и подумать не мог, что всё может так закрутиться. Ещё взбираясь по статуе когда-то великой Глорет, Баллистер надеялся, что наступил момент, когда он возьмёт происходящее под свой контроль и исправит последствия своих поспешных действий. Но видимо его искупление стоит дороже пары извинений. И Баллистер согласен расплатиться по полной: он отдаст всё, что ему дорого, лишь бы никогда больше не говорить ей лишних слов, лишь бы больше не ошибаться. Но он оказался не готов к тому, что этим жертвоприношением станет Нимона. Не останавливаясь, Болдхарт спешился с лошади, упав на колени и упираясь в землю руками, не удержав равновесие. Его дыхание сбилось, ритм сердца набирал обороты. Где-то под рёбрами неприятно заныло, по спине прошлась новая вспышка боли. Как по щелчку пальцев каждая клетка тела вмиг стала очень чувствительной и напряглась, пропуская болезненные импульсы. А Баллистер думал, что уже ничего не чувствует. Проморгавшись, он вглядывался в стены пыли и пепла, начавших уже сбивать его с мыслей. — Нимона! — кричал он с надеждой в пустоту, но никто не отозвался. Звуки из горла вырывались с противным хрипом и произносить их было трудно. Сердце сжималось сильнее, покрывая тело рыцаря ознобом. В голове неконтролируемым потоком проносились тревожные мысли, и единственное, что он мог делать в этом случае — едва заметно качать головой. Ему казалось это всё не настоящим — всё это фальшь. Сейчас он вернётся в их тайное логово и увидит Нимону, безмятежно спящую на диване. Потом они вместе поужинают ею приготовленным тако и будут до поздней ночи смотреть фильмы про зомби, которых она боится, но никогда в этом не признается. А потом уснёт у него под боком, и Баллистер укроет её тёплым пледом, зная, что у них всё будет хорошо. Но ничего уже не будет хорошо. Он вновь ошибся, самолично погубив дорогого человека. Нимоны больше нет. Есть только рыцарь, стоящий на пепелище и сжимающий куском металла здоровую руку, считая, что лучше бы он лишился их обеих, чем вот это вот всё. — Вернись… Баллистер потерялся. В своих чувствах, в себе, в жизни, в которой больше не осталось смысла. Его единственным ориентиром стали мерцающие розовые искры, плавно оседающие на землю. Болдхарт резко вскинул голову, всматриваясь в эти маленькие огонёчки, в глубине души тепля надежду, что сейчас рядом с ним появится Нимона. Скажет, что он дурак, что зря психовал, хотя обещал обратное. Розовые искры мерцали, медленно опускаясь вниз, сгорая полностью прежде, чем коснуться пепла под ногами. Баллистер провожал взглядом едва ли не каждую из сотен таких, и сердце в груди сжималось от неизвестной боли. — Пожалуйста, вернись… Над его головой мелькнул ещё один огонёчек, самый большой из увиденных рыцарем. Его взгляд вмиг преобразился. Всё его существо затрепетало от веры, что вселенная его услышала и вернула ему его бойкую девчонку, к которой он так привязался. Он уже представил, как сейчас из этой искры появится Нимона. Как он ещё раз извинится перед ней, прижмёт к себе и попросит не покидать его. Он возьмёт себя в руки и защитит эту маленькую девочку. И Баллистеру честно плевать, что возможно она не такая уж и маленькая, и что ей может быть уже больше тысячи лет. Она для него всегда останется той девочкой, которую он хочет оберегать от жестокого мира. Болдхарт протягивает механическую руку вперёд, в точь по траектории падения искры. Неотрывно смотрит на неё, всё ожидая метаморфозы, но этого не происходит. Искра стремительно затухает и растворяется в воздухе, так и не коснувшись металла рыцарской руки. Баллистер сжимает пальцы в кулак. Внутри него словно что-то с треском обламывается и падает в глубокую пропасть. Его взгляд теряет прежний блеск, скулы сводит от невыраженных чувств. Он стискивает зубы, боясь произнести хоть малейший писк и нарушить гробовую тишину. Он потерял её. Лёгкий тремор охватывает пальцы здоровой руки, постепенно разрастаясь и окутывая всё тело рыцаря. Его всего начинает трясти. Ноги в мгновение оказываются ватными и подкашиваются. Болдхарт падает на колени, уже не в силах подняться. Каждая клетка его тела напряжена. Баллистер пустыми невидящими глазами уставился в пепел под ногами, уже не осознавая происходящего. Всё вокруг такое неважное, ничего уже не имело значения без неё. Баллистер слышит приближающиеся шаги, но не отдаёт себе в этом отчёта. Он лишь пытается сделать дрожь во всём теле менее заметной. Дыхание его уже давно перехватило, и без кислорода у него начинает кружиться голова. Он чувствует, как чья-то рука опускается ему на плечо, и узнаёт в этом знакомом движении Амброзиуса. Он опускается за его спиной, перехватывая поудобней за плечо. И Баллистер сдаётся. Он теряет над собой контроль. Ему больше не удаётся строить образ сильного рыцаря, и впервые он себя за это не корит. Болдхарт разворачивается и падает в объятья Голденлойну. Тот, коротко шикнув, стискивает зубы от резкого удара по больному плечу, и прижимает к себе дрожащее тело парня. Не обращая внимания на пронзившее болью левое плечо, Амброзиус покрепче перехватывает Баллистера, опуская левую руку ему на затылок и прижимая к своей груди, а правой помогая тому развернуться. Болдхарт утыкается лицом в доспехи золотого рыцаря, и из его горла вырывается первый тихий всхлип. Он чувствует, как хватка за его спиной крепчает, и окончательно абстрагируется от реальности, доверяя себя своему парню. Он не понял, сколько прошло времени, но когда он открыл глаза было темно, как поздней ночью, и над головой сверкали крохотные точки звёзд. Пыль и пепел уже давно осели, представляя взору просторы за пределами стены. Далёкие горы, леса и чистая река — то, что было скрыто за ней, тысячу лет ограждая реальный мир. Мир, в котором никогда не было монстров, о свержении которых слагали легенды. — Бал? — негромкий шёпот заставил рыцаря взродгнуть и обернуться на звук. Баллистер пытался сфокусировать свой взгляд на лице Амброзиуса, но вышло довольно паршиво, и он обесиленно уронил голову тому на грудь, вновь сжимаясь от нахлынувших чувств. Одно радовало, что их сила ослабла, а вместе с ними и всё его существо. — Бал, вставай. Нужно идти, — настаивал Голденлойн, обхватив ладонь рыцаря и помогая тому подняться. Но тот не находил в себе сил даже сдвинуться с места, а его рука выскользнула из чужой, безвольно падая обратно. Амброзиус оглянул парня, разрываясь между мыслями о сожалении и попытках придумать, как всё исправить. Что-то прикинув в своей голове, он непроизвольно зажмурился, сжимая и разжимая пальцы левой руки. Затем он слегка повёл этим же плечом и скривился от боли, но не издал ни звука. Рыцарь, сидевший на земле, не сдвинулся с места. Его слегка покачивало из стороны в сторону, но, кажется, он не осознавал этого. Амброзиус опустился на землю, протягивая руки к парню, обхватывая правой спину, а левой — под коленями. Переставив ноги, он делает попытку подняться и едва не падает. Он прижимает безвольное тело к себе и, отталкиваясь ногой, рывком поднимается, перехватывая Баллистера поудобнее. Затёкшие за два часа без движения мышцы заныли и колкими импульсами боли отдавали в мозг. Но Голденлойн не обращал на них внимания, сосредоточившись на том, чтобы дойти до апартаментов института и не свалиться на полпути без сил. Раньше Амброзиус и не задумывался, что, оказывается, Баллистер достаточно лёгкий, чтобы его можно было нести на руках, но он не хочет думать, что это неспроста. Объект его мыслей едва ощутимо заворочался, меняя положение, и начал соскальзывать. Золотой рыцарь остановился, боясь уронить свою ношу, и поправляет хватку. Баллистер поднимается, закидывает механическую руку на плечо парню, не замечая, как тот кривится и шипит от возобновившейся боли, и утыкается носом ему в доспехи, пахнущие пылью, дымом и запёкшейся кровью. Последнее вызывает у рыцаря шок и кратковременный прилив энергии, которого хватает ровно на то, чтобы открыть глаза и сквозь мутную пелену увидеть лицо парня. И тут же потерять его из вида, отключившись от реальности.