Последствия

Баллистер открывает глаза и бездумно смотрит в потолок. Белый, высокий. И всё же это не мешает появиться ощущению, что он давит и вот-вот упадёт на парня. Он не сразу заметил, что его дыхание сбилось и он делает частые резкие вдохи, порой забывая выдыхать. Три. Болдхарт начинает следить за поступающим в лёгкие воздухом… На вдохе его грудь рывками поднимается, словно в истерике, судорожно подрагивает несколько секунд и резко опускается, снова повторяя этот цикл. Место под солнечным сплетением вспыхивает яркой болью, и рыцарь в тот же момент выдыхает сквозь сжатые зубы последний воздух. Картина перед глазами начинает плыть по сторонам и рассыпаться на неопознанные части. В голове искрами загорались мысли, хаотично разбредаясь по разным уголкам подсознания и… какое-то странное чувство… Что?.. что это было?.. что не так?.. Болдхарт теряет под собой опору, чувствуя, как его безвольное тело поднимают над… выдох… поверхностью, и он слышит какие-то звуки. Ему кажется, что это обращаются к нему. Два. Баллистер поднимает взгляд и видит, что лучи уходящей, как он сам додумывает, луны заливают пространство тусклым светом, едва ли давая возможность видеть. Он часто моргает, стряхивая пелену с глаз. Следующий вдох дался сложнее и вернулся колкими импульсами в скованную неизвестным страхом грудь. В попытках абстрагироваться, парень напрягает слух и слышит только какой-то высокочастотный писк. Дерьмо. Стоило ли это усилий?.. Баллистер пытается выстроить логическую цепочку в голове и приходит к выводу, что ему нужно было взять свой меч. Конечно же, как он мог забыть! Ведь после слов королевы свой меч необходимо забирать обратно!.. Он больше не допустит этой ошибки. Нужно будет ещё спросить у неё, с каких пор на улицах королевства стоят десятки вечных огней… обязательно… Что идёт после двух? Куда оно идёт? Парень запутался. Куда-то что-то должно идти… Время. Точно, время! Который сейчас час? Баллистер смотрит на темно-синее небо за окном, и попытка определить точные цифры, которые должны показывать часы, похожа на непосильную головоломку. Он ещё раз смотрит на небо и мысленно даёт не больше пяти часов… утра, всё же утра. Баллистер помнит, что недавно была ночь, а значит сейчас утро. И всё же осознать это время он не может. Баллистер уверен, что должен почувствовать его руками, чтобы понять, какое оно на самом деле. Он концентрирует своё внимание и силы на пальцах и пытается ими пошевелить, прилагая титанические усилия для этого. Но его стараний оказывается недостаточно. Импульсы, посылаемые обратно в мозг, слабые, и это пугает парня. А над правой рукой он и вовсе потерял контроль. Он пробует провернуть разные махинации, но чувствует микродвижения лишь в плече. Его всего накрывает паника. Болдхарт стискивает зубы до слышимого скрипа и тихо скулит от скопившихся эмоций. Ту часть тела, которую он ещё способен чувствовать, покрывает озноб. Что с ним случилось? Баллистер зажмуривает глаза и сворачивается в клубок в своей постели. В его голове на повторе звучит его собственный писклявый скулеж, и парню становится до одури плохо от самого себя. Он с силой прикусывает щеку зубами, чувствуя, как на языке появляется металлический привкус… Как можно быть таким?! Таким никчёмным и бесполезным. Таким слабым и глупым. Таким… таким, как он. Кто он? Он никто в этом мире, в этой жизни!.. в этих мыслях. Баллистер чувствует, как его щеки начинают гореть, а через миг по ним начинают стекать прохладные слёзы. Нет, нет, нет! Парень трётся лицом об подушку, вытираясь и оставляя влажные следы. Ну почему это всё происходит с ним?! Баллистер устал. Его тошнит от самого себя. Он хочет провалиться под землю и никогда оттуда не возвращаться. Ему кажется, что его всего окутывает вакуум, сквозь который он вновь начинает слышать собственный противный до мозга костей скулёж. Нет, только не снова!.. Раз… Стоп. Что сейчас? Когда? Баллистер резко затихает, прерывая дыхание и вслушиваясь в обстановку вокруг. На какое-то время он замирает, полностью погружённый в мир, который ещё способен ощущать. Парень отводит взгляд в сторону и видит перед собой неопознанное пятно. Он еле заметно мотает головой, пытаясь стряхнуть наваждение, но лишь сильнее дезориентируется. Вокруг Болдхарта с молниеносной скоростью пролетают разные картинки, которые он старается хоть как-то идентифицировать. В один момент он видит перед собой трибуны и шумный народ, в другой — стены пепла и пыли, в которых он в ту же секунду теряется. Баллистер зажмуривает глаза, но избавиться от навязчивых видов перед глазами не может. Он так же чётко видит вспышку зелёного цвета и чувствует необъяснимую боль в правом плече, а следом, словно это происходит наяву, перед ним стоит рыцарь в золотых доспехах, чей меч направлен на самого Баллистера. Парень трясёт головой в надежде избавиться от иллюзий, которые он интерпретирует как собственные воспоминания, хоть и не так сильно уверен в их достоверности. Он сейчас вообще ни в чём не уверен. Он сжимает в кулаке стёганку на своей груди, задевая раненую кожу, и даже не уверен, что по-настоящему чувствует всё то, что с ним происходит. Он запутался и не понимает, что с ним происходит. Мозг как будто пытается что-то ещё вспомнить, вновь и вновь прокручивая в мыслях одни и те же события. Баллистер в каждом наблюдаемом образе находит неясное пятно, которое всегда почему-то рядом с ним. И словно этого мало, перед ним всё ещё стоит золотой рыцарь. ~ Бал… Нет, пожалуйста. Он не может сейчас его слышать. Он не хочет его видеть. Баллистер хочет закрыть глаза и отвернуться, но его тело будто вмиг стало каменным, и он не мог пошевелиться. Он просто смотрит в эти холодные, но по-прежнему родные глаза, и никак не может поверить услышанному. Амброзиус приказал рыцарям арестовать его. И это после того, как Болдхарт умолял его довериться. Баллистеру всё ещё слишком больно от его слов. Ему кажется, что выстроенный им самим вакуум начинает разрушаться, и звуки из вне просачиваются к нему. Парень слышит какие-то шорохи со спины и ещё сильнее зарывается в одеяло, сжимая руки так сильно, что их сводит судорогой. Его обдувает лёгким ветерком. Баллистер замирает, широко распахнув глаза, и вновь забывает, как дышать. Холод пробирается по плечам к спине, окутывая парня. Лежащая на груди рука прекрасно чувствует, как учащается его сердцебиение, и Болдхарта с головы до ног накрывает неконтролируемым страхом. Парень кожей чувствует движение позади себя, в момент забывая обо всём и не находя в себе сил оглянуться. Даже не так — он боится совершить любое малейшее движение, лишь бы не вывести из субъективного равновесия ту опасность, что поджидает его за спиной. Баллистер с силой зажмуривает глаза, в надежде, что весь этот ужас растворится в темноте. Он ждёт. Долго. Но ничего не меняется. Шорохи и движения за ним только становятся громче, видимо, приближаясь к нему. Парень начинает отчитывать секунды, лишь бы успокоится. Это никогда не помогало ему, но в этот момент он надеялся, что Глорет снизойдёт к нему и поможет справиться. Один, два, три… четыре… — Бал! … Амброзиус просыпается. Нехотя, с отборным лексиконом ругательств, клеймя всё, что когда-либо видел в своей жизни, и проклиная каждого, кого знал, вплоть до своих предков. Глорет, за что ему это всё? Где он так сильно согрешил, что ему сейчас так хреново? Он с трудом открывает глаза, чтобы снова оказаться в этой непроглядной тьме. Опять. Ему начинает казаться, что вся его жизнь — это сплошной мрак. Едва только ему удаётся собрать витающие в голове мысли в единый поток, как он вспоминает… Он всё вспоминает. Весь последний месяц пролетает перед глазами, и он из всех оставшихся сил сдерживается от того, чтобы заорать в голос от собственной тупости. Он утыкается носом в подушку и следом пару раз бьётся головой о неё, лишь бы уничижительные мысли о самом себе покинули рассудок и дали хотя бы на минуту обо всём забыть. Но вместо этого голова только закружилась, а картина перед глазами расплылась в сторону цветными пятнами. Глорет, какой же он идиот… Амброзиус делает первую попытку подняться с постели, но тут же терпит поражение и с глухим стоном падает обратно. Он буквально чувствует, как каждая клетка его тела ноет, непрерывным потоком боли отдавая в мозг. Он едва не плачет от этого невыносимого чувства, но вовремя останавливается, убеждая себя тем, что рыцари себя так не ведут. Они вообще себя никак не ведут, подсказывает ему сознание. Рыцари — это лишь запрограммированные выполнять приказы свыше зомби. И Голденлойн понимает, как сильно система промыла ему и всем остальным кадетам мозги. Настолько, что они сами не осознавали, что ими управляют без права выбора. Их голос не имел абсолютно никакого значения ни для правительства, ни для простого народа. Амброзиус поднимается на дрожащих руках, со всех сил упираясь ими в постель, чтобы не свалиться снова, чувствуя, что в этом случае он не встанет вообще. Останавливает взгляд на электронных часах, стоящих на прикроватной тумбе, которые показывали начало одиннадцатого ночи. Голденлойн всё же не сдержал измученного стона и опустил голову, переводя дыхание. Он проспал целые сутки… Это осознание добивает рассудок парня, и он искренне желает покончить со всем. Ещё когда он был погребён под обломками рухнувшей стены, он думал, что ему пришёл конец и именно так ему суждено завершить свой путь. На границе королевства и возможностях всей его жизни. Но тогда им двигало понимание, что его миссия, как рыцаря, ещё не выполнена, и гвардия под его командованием находилась под угрозой смерти. Голденлойн не может найти ответа, как он смог выбраться и откуда черпал силы, вытаскивая из-под завалов других рыцарей. Не всех, и за это он ещё не один раз будет себя упрекать и презирать. Кто-то так и остался погребённый заживо у стены… … и Бал. Ещё остался Бал. Его Бал, в чьей безопасности он не мог убедиться, пока не нашёл его на пепелище… Амброзиуса моментально возвращает в реальность, и он, несмотря на адскую боль буквально во всех мышцах, резко поднимается и оглядывается по сторонам: напротив него, у противоположной стены, стоит другая постель, а на ней лежит человек, ради которого он и подорвался с места. Тяжесть в теле объяснятся и бессилием сутки назад снять с себя громоздкие доспехи. Единственное: на полу кучей свалены амуниция его человека и два искривлённых до неузнаваемости золотых наплечника. Голденлойн неосознанно тянется рукой к левому плечу и в следующую же секунду в голос кричит от пронзившей тело боли. Рыцарь весь сжимается в болезненно-дрожащий комок, затыкает рот ладонью, прокусывая плотную ткань стёганки и чувствует, как по щекам скатываются первые слёзы. Опять… Его резко бросило в жар, и Амброзиус уже неоднократно пожалел, что вообще проснулся. Как только ему удалось перевести дыхание, он чрезвычайно медленно, по миллиметру в секунду, опускает левую руку и обещает себе внимательнее следить за своими действиями. Взгляд его перемещается к человеку, спящему на соседней кровати. Как ему казалось, спящему. Стоило ему прислушаться, как он услышал тихий плач, заглушаемый слоем постели, и Голденлойн теряется в мыслях. Он в один шаг приближается к парню, тянет к нему руку, но в миг осекается, сжимая пальцы и думая, как правильней подступиться к Баллистеру. Он зовёт его по имени, но в ответ никакой реакции. Словно это помогает ему быстрее мыслить, Амброзиус закусил щеку изнутри, а затем спустил краешек одеяла с чужого плеча и положил на него ладонь. — Бал… Баллистер дёргается от прикосновения, разворачивается лицом к Голденлойну и поднимает на него взгляд. И Амброзиус не может поверить в происходящее. Это просто не может быть, твердит он себе, но не может отрицать увиденного. Это не Бал. Это не его родной Бал! Амброзиус смотрит на Баллистера и вместо ответного взгляда видит в его глазах пустоту. Парень упирается в стену за своей спиной, прижимая край одеяла к своей груди. Он часто дышит. Он напуган — Голденлойн это понимает. Но его сердце сжимается в болезненном спазме от понимания, что с его родным человеком не всё в порядке. Точнее, Амброзиус считает, что его парень в полном непорядке. Рыцарь не смог его спасти… Он пытается уловить взгляд этих карих глаз, но те словно смотрят сквозь него. — Баллистер… — Амброзиусу с трудом удаётся выдавить из себя даже это родное имя, его всего сковывает отчаянием. Названный в очередной раз дёргается от звуков перед собой и отползает в сторону, испуганными глазами находя их источник, но не видя его. Амброзиус опускается на колени перед кроватью своего парня. Его выводит из равновесия осознание, что он не знает, что делать. Он совсем запутался. Голденлойн тянет руку к лицу Баллистера, но останавливается, понимая, что он не здесь. Баллистер словно находится в другом мире. И Амброзиуса окончательно добивает то, что на его последующие слова он не получает никакой реакции… — … прости меня…