Духота кабинета

      Школьные дни напитаны ужасной скукой, пронизывающей окружающих насквозь. Ученики бредут по коридорам, спеша на следующий урок, зевают от накатившего сна. В кабинетах жутко душно, и мысль прилечь на парту, закрыв глаза и погрузившись в сладкий сон, казалась самой лучшей, если бы не ленивый, но пристальный взгляд учительницы по обществознанию. Она не любила лентяев. Если ты не отвечаешь ей, то хотя бы делай вид, что слушаешь её монотонный рассказ о новой теме.       Антон полулежал на парте, стараясь держать голову рукой, ибо при другом раскладе он точно заснёт. Ему было до ужаса скучно. Друзья не пришли в школу: один, ссылаясь на появившуюся проблему, а другой — просто не захотел. На второго Кратос, как его любили называть, злился больше. Слишком часто он прогуливает, и, по мнению Черемисина, их переписки в телеграмме состояли только из:       «Не приду, заболел…»       «Не хочу, я сплю)…»       « Э-э, а я не хочу идти, мне разрешили остаться…» — и так через раз, Леонтьев школу посещает только по праздникам. И то не факт, что почтит простых смертных своим присутствием.       Сейчас, сидя на бесполезном для него предмете, поскольку он не нужен для профиля, который Черемисин выбрал, Антон думает, что в жизни он что-то делает не так.       Например, парня у него так и не появилось. Хотя они с четвёртым другом поспорили в прошлом году: у кого раньше появится парень или девушка — тот выиграл, а проигравший готовит тортик для остальных. К слову, тортика Дима с Игорем так и не дождались, а проиграли оба — и Антон, и Артём. Расстроился ли Антон, что не смог найти парня? — о, да. Правда, сейчас этот спор кажется таким глупым, ведь тот мальчик ему уже не симпатизирует.       А вот сидящий спереди отличник — очень даже.       Данил, кажется, один из наиболее симпатичных парней их параллели. Умный? Безусловно — физику и профильную математику щёлкает как орешки. Спорт? Да, заверните всё! Тренировки в спортзале чуть ли не каждый день. Ещё плюсом служит то, что зрение у того плоховато, и Данилу иногда приходится носить очки, как и ему самому! Ну разве не судьба?       Леонтьеву смешно с него, но шипперством тот одержим. И, неожиданно, это не первый слэш-шип в его списке.       В кабинете душно, Антон вспотел настолько, что его футболку можно спокойно выжимать как тряпку. А ещё ему жарко не только из-за духоты. Парень за следующей партой тоже является причиной. Картинки, выскакивающие в сознании, заставляют сводить колени вместе, а кожа на щеках уже сплошь красного цвета.       И сдавленный вздох слетает с его губ, когда Данил проводит языком, двигаясь вверх по шее. Останавливается на артерии, легонько прислоняясь устами к вздувающейся вене, даря лёгкий поцелуй. Антон прикусывает внутреннюю сторону щеки, не издавая рвавшихся на волю звуков.       Руки сжимаются в кулаки, когда чужие идут вверх по тонким бокам, очерчивают грудь, медленно переходя дальше — за спину. Пальцы обводят плечи, спускаясь ниже к напряжённому позвоночнику — ещё ничего не произошло, а его спина прямая словно струна, — и поглаживая каждый позвонок. Данил, не прекращая дурманящих движений, утыкается носом в чуть смугловатую шею, опаляя горячим дыханием так, что кожа покрывается табуном из мурашек.       Антон давится стоном, ощущая смешок на коже.       — Даже никогда не трогал себя там? Совсем-совсем?       Он не станет отвечать. Слишком гордый, чтобы показывать это кому-то. Особенно парню, с которым старается соревноваться во всем, дабы победить, ну и, стать ближе, конечно. Особенно парню, что подкалывает его, язвительно отвечая также на его собственные выпады. Особенно парню, собирающемуся трахнуть его… как же стыдно. Он жмурит глаза, слегка тряхнув головой, и падает тому на плечо. Позор. Дима бы обсмеял его.       Данил смеётся, целует в висок, утешает в его нормальности. Помогает не очень, но когда тот пальцами обводит задницу, мысли улетучиваются, оставляя лишь чужие подушечки, чьи прикосновения, даже через ткань штанов, ощущаются остро. Гаврилов сжимает мягкие ягодицы, чувствуя, как Антон выгибается навстречу, слегка запрокидывая голову. Как кошка, идущая к ласке. Выглядит до одури сексуально.       В джинсах становится ещё теснее. Парня, сидящего на школьной парте перед ним с раздвинутыми коленями, хочется неимоверно. Хочется касаться медовой кожи. Хочется проводить пальцами по уже, наверняка, твердым соскам, скрываемыми тканью голубой рубашки, как чьи-то невероятные глаза. Хочется целовать, слышать рваные вздохи, срывающиеся в стоны. Хочется всего его. Без остатка. Чтобы был его.       И он даже не представляет, что так оно и есть.       Рубашка отправляется в другой конец кабинета, теряясь где-то на полу вместе с футболкой. Черемисин в нетерпении разглядывает в меру подкачанный, соответствующий возрасту торс парня, скрывая не напускное восхищение трудам Гаврилова. Тот жмётся ближе, скользя плавными движениями вдоль поддающемуся телу, что выгибается до хруста в позвоночнике навстречу.       Майка, скрывавшаяся под рубашкой, отлетает куда-то к остальной одежде. Теперь ничто не мешает разглядеть аккуратную грудь стройного парня, и он не сдерживается, припадая губами к сладкому. Легко взяв один сосок в рот, Данил начал посасывать тот, слегка покусывая одновременно. Мокрые хлюпающие звуки заполнили комнату, смешиваясь с тихим скулежом Антона, что ёрзал в нетерпении. Выпустив горошину изо рта, Гаврилов подул на него и ласково улыбнулся, увидев, как непроизвольно дёрнулось желанное тело.       Не медля ни секунды, Даня продолжил вылизывать тело Черемисина, целуя каждый участок нежной кожи так, что поцелуи переходили в засосы, приятно отдающие пульсирующей болью. Резкий рывок за волосы заставил прерваться от изучения тела. Антон сжал чужие волосы, притягивая данины губы к своим. Данил, не ожидающий от парня столь раскрепощенных действий, в удивлении открыл рот, впуская язык исследовать его. Антон целовал грубо, ненасытно, крепко держа волосы парня, не позволяя отстраниться.       В силу нехватки опыта у обоих дыхание закончилось слишком быстро и пришлось оторваться друг от друга. Заглядывая в красивые голубые глаза парнишки, Данил невольно засматриваеться на чужое лицо: покрытые сплошь розовым щеки, блестящие от слюны губы, изогнутые в улыбке, растрепанные волосы. Он потрясающе красив, Гаврилов хотел бы видеть его таким каждый божий день.       Терпеть дальше — сил не осталось.       Поэтому он валит парня на стол, быстро скользя шершавым языком по вздрагивающему телу, Даня спускается ниже. Снимая чужие штаны и разводя ноги под коленки в сторону, останавливается, дабы заглянуть в глаза партнёра, как бы спрашивая разрешения. И, боги, он еле удерживается, когда видит смущенный взгляд голубеньких глаз и пунцовые щеки. Смотреть на такого раскрепощённого, растрёпанного, немного робкого, взволнованного Черемисина — вверх наслаждения.       Аккуратно сняв штаны вместе с нижним бельем, поглотив ушами облегчённый стон сверху, Данил оглядывает полностью нагое тело, отсыпает комплименты о его красоте, чем ещё больше смущает Антона, вгоняя того в краску, хотя куда больше? Закидывая стройные ноги себе на плечи, Даня последний раз склоняется к мягким губам, одаривая те жарким поцелуем.       Пройдясь своими губами по красиво выпирающим ключицам, он пристраивается между ног, ощущая насколько твёрдым был Антон, уже долгое время находясь в ожидании. Крепко схватив руки парня, Черемисин переплетает чужие пальцы с собственными, давая немое согласие. Хотя, а как можно вообще отказать?       Он почувствовал, как в него входит член парня, в которого втрескался по уши ещё при переходе в новый класс, растягивает тугие мягкие стенки и…       Оглушительный звук, заставляет подпрыгнуть на стуле, в испуге оглядывая мир вокруг себя. Всё тот же кабинет обществознания, всё та же парта. Только вот воспалённое сознание не сразу обрабатывает информацию о происходящем. Мгновение назад его вжимали в стол, входя в туго поддающуюся плоть, а сейчас пустой кабинет, он, его потрёпанный видок в купе с горящими алыми щеками и… записка.        Записка?       Оглядев пустой кабинет, он тянется к измятому клочку бумаги, разворачивает его и жар кабинета по обществознанию становится слишком жарким для проведения урока, а стыд накрывающий Антона и маты, едва сдерживаемые разумом захватывают его, но, несмотря на жуткое "всё", на лице рисуется довольная улыбка, когда он пробегается по строкам строки, содержащих в себе:       «Неплохое звукое представление, давай повторим как-нибудь? :) »