Дела давно прошедших дней

" — Помилуй людей, дождь идёт уже пятый час.." — Как сладки бывают детские воспоминания, что сейчас кружат голову одинокому в поле гидро-дракону. Так заботливо и нежно, хочется вернуться назад, хотя бы на пару секунд. … Неуверенные шаги раздавались по сцене, эхо отдавало до всех его зрителей. Все глаза прикованы к ней одной, что же скажет богиня? Что же скажет величественная фигура, что так нехотя переплетала свои ноги, будто на ходу изучая, какую походку лучше использовать для публики. … " — Дождь плох, когда его причина - твоя грусть." — Но почему тогда даешь ему шанс вновь окрасить чистое небо черными тучами? … Корона сидит ярко, торжественно, на нежно-голубых прядях. Аристократический костюм, что показывал изящество белыми цветами, переплетая темно-синие лоскуты. Шорты точно позволяли ей чувствовать себя на сцене более увереннее, что и было присуще актрисе. Все было продумано заранее. В памяти людей больше не останется настоящего божества, ведь как легко можно было управлять своим народом являясь высшей степенью и матерью их создания. Все начнется по новой. Пошли часы новой жизни, что принесет себя в жертву. … " — Ты всегда так пучишь глаза, Нёвиллет?" — Смех, утонченный и размеренный, играет в остатках памяти Нёвиллета, который стал в последний час сплошным комком нерва, противясь плану Фокалорс. … Новая, но знакомая фигура, приоткрыв рот, осматривает зал, замечает прожектора и все внимание на себе. Стоит попробовать себя настоящую, верно? Люди же любили Фокалорс, а ее полюбят тоже, даже если напыщенности не будет. Ей страшно. Она идет к великому трону, осматривая народ, что так сильно ожидал красивой речи, обеспечивающей прекрасную жизнь региона и благополучие каждого. … " — Я обязательно защищу вас, обещаю." — Она знает, он обещал, что сыграет с ней в спектакле и непременно сделает это, ведь он уже начался. "Защити её, ту, что прямо сейчас начинает свой путь одна. Непоколебимый характер столкнется и проникнется всеми человеческими эмоциями только с ней одной. Примешь ли её, поймешь ли, что это ложь. Во всяком случае, прижми к себе уже как родную, хотя бы ты. Ведь мне уже не быть ей указанием." — Мысли Фокалорс разлетались по ветру. … Неуверенно прочистив горло легким кашлем, Фурина приступает к своей речи. Совсем неуверенно, можно было догадаться прямо сейчас. — Кх-м. Уважаемые жители Фонтейна, я рада каждому, кто присутствует в оперном театре Эпиклез. Божественный порядок объявил, что я… — Она немного опустила глаза, не осмеливаясь сказать, от чего люди начали развивать свою степень возмущения. — Новый архонт. Фурина-Де-Фонтейн. Я уверена, что вместе с вами нас ожидает великое будущее, буду благодарна, если вы поучаствуете в развитии и предложите свои идеи для осуществления. — Нервная улыбка, руки трясет. Первый человек подставляет ладоши ко рту, создавая себе возможность говорить громче. Она замирает. … " — Когда-то, мы снова увидимся. А пока, почувствуй народ, с которым ты окажешься рядом. Почувствуй всю его боль.» — А ты? Кто почувствует твою боль? Кто даст мирно жить среди людей и каждый раз взывать к себе восторг. … — И это наш архонт!? Она ничем не отличается от человека. — кричит мужчина, недоумевая о поведении архонта. — Она даже попросила предлагать ей идеи, богиня действительно будет опираться на чью-то помощь? Абсурд! — Кричала одна из женщин, одетая по последней моде, явно довольствуясь дискуссией. Люди любят напыщенность? Люди… хотят драмы? — Что-ж… — Произнесла под нос Фурина, выходя из стойки прямиком на середину сцены. В ее голове пошел счет, от девяти. Девять. С каждым новым шагом возрастает уверенность, ее лицо начинает показывать превосходительство. … Золотистые поля, легкий ветерок, крепкий мужской силуэт, что будто возрождается сейчас с ней заново. Чистый лист, а в его руке уже исписанный. То самое письмо, что он еще не читал, слишком тяжело. Восемь. Фурина оглядывает толпу, колеблясь, как же заявить о себе более четко, чтобы этот шум в зале стих? Слишком много шепота, сплетней, недовольства. Еще чуть-чуть и провалится от страха весь план. … " — Я люблю тебя, Нёвиллет." — Эхо, он теряется в себе, будто бы перестает чувствовать тело. Невыносимые и непонятные эмоции. Что Фокалорс имела ввиду, когда говорила, что облегчит его боль? Все кажется совсем не так. Семь. Не хватает стукнуть чем-то, чтобы народ успокоилась, как судья взмахивает своей тростью, когда просит помолчать. Точно не хватает поддержки. С этим придется столкнуться на ближайшие года? … Мысли идут хороводом, в его памяти переворачивается все от начала и до конца. Когда она нашла его, когда подарила новую жизнь и как смогла так крепко привязать к себе. Фразы, отрывки прошлых событий. Он берет лист и потирает его, чувствуя уже родной и знакомый запах, что вызывает желание бежать к ней, но бежать уже некуда. Он помнит четко. Белое одеяние, ее светлость, та, что взошла со дна и повстречала его на рассвете. Тогда в Фонтейне шел маленький дождик, обозначающий только одно. Гидро-дракон воплотился, и кому как не ей знать, что это точно тот самый ребенок, что сможет помочь вершить судьбу несмотря на бесконечность. От неопытности и заблуждений ей было не понять, почему сила достанется ему и каким образом он поможет, убережет или спасет, если этому не соображавшему мальчику самому нужна некая поддержка и наставления. Тогда в чем его отличие между другими людьми? Но все скажет дождь, его природа. Тогда в чем отличие Фурины между другими людьми? Все просто - справедливость. Готовность истерзать свою душу, поставив на чашу себя и целый регион, зная, кто перевесит и почему нельзя жить в свое удовольствие. Как удивительны иногда бывают «совпадения». Она протягивает руку мальчику, на что тот просто смотрит на свет с осторожностью, он встает с камня, на котором чуть ли не сжался в комок от неприятных ощущений, от неосознанности и небольших страхов. — Что я делаю здесь, Леди? — Робко, аккуратно и с надеждой раздавался голос. — Возьмешь мою руку? — Она улыбнулась, сейчас нет времени для недоверчивости. Он берет, покорно, будто зная, что так нужно. — Ты знаешь, как остановить дождь? — Она получает в ответ отрицательное покачивание головой и шепот. — Не могу представить. — Дети в твоем возрасте говорят одну простую вещь, когда гидро-дракон волнуется и на земле появляются первые капли воды: «Гидро дракон, Гидро дракон, не плачь.» — Она улыбается ему, выпучил глаза, забава. Знал бы он, что даже взрослые иногда маются этим, точно бы удивился больше. — Хочешь попробовать вместе со мной? Только осторожно и с шёпотом. И раздавались два голоса, что просили его не плакать. И шепот ее был настолько умиротворенным, обещающим оберечь, помочь найти себя, что дождь в небе прекратился, гордо вышло солнце. Только дело было не совсем в этих словах. — Я не знаю, когда ты родился, но в ознаменование нашей встречи, скажем, что сегодня твой день рождения, хорошо? — Хорошо… … Он хмурится, злится, нужно бежать к ней, но он обещал, приговорив на страдания и себя в том числе. Он открывает конверт и начинает читать. Строки будто вводят в гипноз и заставляют забыться, зачем он пришел в этот мир и кто его встретил, почему он стоит посреди поля и как дошел до него, почему с его глаз льются капли и сердцу хочется расколоться на части? Воспоминания пропадают, будто вычеркивая каждую строчку из письма, оставляя лист чистым точно так же, как стирается его боль от сильной привязанности. Он забыл. Читая лишь строки о приглашении в Фонтейн, с обещанием, что ему все понравится. " — Я позабочусь о том, чтобы тебе не было больно." — Но о ней, уже никто не позаботится. Наступила пора накопления и вечной спокойной улыбки, что не показывала всю боль. … Один. В театре все просто, народ наблюдает молча, когда держится постоянная интрига, когда все желают настолько сильнейших эмоций в виде шока, что и слова не сказать, лишь похлопать в ладоши. И она выбирает этот вариант. Грубо затыкая весь зал своим громким, наигранным и властным хохотом. Он даже ярче, чем все прожектора, которые освещали ее силуэт. Они замолчали. — Как это мило, наблюдать вашу шокированную реакцию на мое маленькое «представление». Не думала, что люди бывают на столько доверчивы даже в главном театре мира, хотя, что вам, до божественных размышлений! — Она ходит уверенно, жестикулируя и примеряет на себе самодовольную гримасу. Они внимательно наблюдают. — Мы находимся в театре, кому как не вашему будущему архонту удостоилась честь впервые выступить на такой сцене, представляя новую систему для судебных заседаний? Я - Фокалорс, богиня справедливости, а это устройство будет служить мне верой и правдой до бесконечности, я осужу каждого провинившегося и не побоюсь доказать виновность даже других архонтов! Да будет так и никак иначе! Голос совсем отличался, высокий, насыщенный, заявляющий о себе. С каждым предложением все громче и громче, доказывая свою власть. Она демонстрирует свою божественную волю, что вложила в Оратрис Меканик д-Анализ Кардиналь. То, что будет заключительным итогом самой богини, после вынесения приговора верховного судьи Нёвиллета. Люди в восторге, им мало было выразить свою преданность даже аплодисментами и визгами, шумными сплетнями о том, что Фокалорс явно лучше прошлого архонта. Фурина на время этого, отвернулась к устройству, смотря на него с глубоким страхом, смесью отважности и сожаления. Нёвиллет возвращается совсем пустым в Фонтейн, не зная что его ждет и для чего он обязан исполнять свой долг. Однако, обещание, заложенное в нем - никто не стирал. Забылась лишь причина, что сейчас уже незаметно наблюдала за началом долголетнего спектакля. И только она будет помнить последний их вечер, где в последний раз он ронял свои крупные слезы, прижимая к себе. Шепча что-то невнятное, что поймет только она. — Фокалорс… Прости меня. — Тебе не стоит извиняться, судьба бывает жестокой. На то человеческие судьбы и похожи на наши, вечно страдают. — Он поднимает голову к ее макушке и прижимает к себе, ощущая дрожь и ее страх. — Я должен был оберечь тебя. — Ты еще убережешь, когда предстоит такая честь. — Голос не ровный, но пытается говорить спокойнее, не выдавая боли. Его поднятые брови и сожаление, глубокая печаль о том, что он не смог помочь. Путь Фокалорс в этом мире закончился, дождавшись, когда он уснет, она расцепит руки, смахнет оставшуюся слезу уже на взрослом Нёвиллете, не боясь оставить последний, горячий поцелуй на его щеке и тихо уйдет, уже навсегда, позволив себе проронить слезы в его покоях. Моря перестали волноваться с этого дня. — Грустишь в свой день рождения, Месье Нёвиллет? — Раздался высокий, любопытный, чуть веселый голос. И почему-то не было никакого желания к ней поворачиваться.