Дела давно прошедших дней

Ее человеческих сил не хватало, а божественных и в помине не было. Ничего не давали ее бессмертие и наполненные светом глаза и кончики волос. Он лежал будто в коме, в жаре, истрепывающий нападки злой памяти, жалобно постанывая, но сохраняя при этом бдительность случайно не задеть богиню тяжелой рукой, или неспокойно шевелящимися ногами под одеялом. Его покои заполнились мраком, тяжелой грустью, смешанными со страхом Фурины. — Что с твоим голосом, Фокалорс? — холодный пот стекал по лбу Нёвиллета, дрожащее крепкое тело, в прямом смысле бредило устами. Она не отвечает, боится. Он видит сейчас перед собой не ту, помнит тоже не ту. Если ей и заговорить сейчас, то только спровоцирует его состояние. Его в таком виде опасно кому либо показывать, поэтому ждет, ждет знак и помощь самой Фокалорс как никогда. Но та не придет. Он хватался за голову в полном беспорядке, перечисляя бесконечное множество моментов со своей любовью, с той, что с самого рождения учила жить, но смогла также хитро и быстро уйти. Фурина же, спеша читает книгу по первой помощи до головной боли, лишь бы как-то спастись от такой ситуации. Она расхаживает по комнате, наблюдая в окне ливень, что не успокаивался пятый час. Часы, что висели, нагоняли только жуть, когда медленно тикали и считали каждую секунду его мучений. — Фокалорс, куда ты ушла? — Со стоном, ее сердце екает, когда она видит такое безумие на лице, что всегда сохраняло одну эмоцию - спокойствие. «Что мне делать, половина моя?» — мелькало в ее голове, она обращалась к самой себе, но той, что имела силы и куда больше информации. Фурина неспешно, снова подходит к постели и проводит холодной рукой по горячему лбу, затаивая дыхание. Ее волосы единственный источник света в этой комнате, а ее душа, единственный проводник к его любви. — Хочешь воды, Нёвиллет? — она пытается подобрать тон голоса, чтобы он не сорвался с постели, как это было полчаса назад, когда он снова заподозрил в ней то, что потерял. Он кивает, кажется, успокоился. Она берет бокал с тумбы, пытаясь аккуратно напоить его, придерживая за голову и с трудом поднимая, все же, тяжелый. — Почему ты покинула меня? — Голос дракона надрывался после жадных глотков воды, а после печали пошел гнев. — Я никуда не уходила, держалась возле всегда. — Ее дрожащие ноты подвели и он вскочил. Безумно открыв глаза он посмотрел и увидел не то, что хотел. Посмотрев на то самое кольцо на своей руке, он незамедлительно снял его и бросил в угол, смотря на Фурину со строгостью и смесью разочарования. — Кто ты? — Он смотрел со злостью в глаза, что уже заполнились слезами и страхом. Его жест с кольцом сильно задел, она вот-вот выбежит отсюда в попытках никогда не вспоминать больше. — Да что же с тобой?! Хватит вести себя как идиот, — голос снова дрогнул — Я Фокалорс, я Богиня справедливости, и если ты продолжишь это безумие я лишу тебя поста! — С этими словами он вцепился в ее запястья и повалил на кровать, нависая над хрупкой фигурой, тяжело вздыхая от нахлынувшей драконьей агрессии. За окном колыхнул гром. Свои силы, в отличие от ее несуществующих, он уже не стеснялся показывать и даже применять на судебных заседаниях. Ее запястья обвили струи воды, а он с упавшим в корни беспристрастием начал нагло разглядывать ее и трогать. Лицо, руки, охватить талию, чтобы по воспоминаниям сравнить настоящая ли перед ним Богиня. Любовь ли его перед ним или нет. — Не понимаю, я не понимаю! — Рывок, и он усаживает ее на прежнее место, убирая водные оковы. Нёвиллет отворачивается на бок, закрываясь от нее полностью и снова впадая в промежуточный сон. У нее не осталось сил, единственное, что пожелала сделать и сделала, это сорвать со своего пальца кольцо и откинуть в сторону, с грохотом закрывая двери в его покои. Она уставши падает на кровать, под звуки дождя, но ее мимолетный, казалось, покой нарушает стук в двери. Она было надеялась, что он пришел извиняться, но открыв видит с жалобными глазами только работника дворца, что помогал донести юдекса в кровать. — Простите за беспокойство, это срочно, — Работник видит недоброжелательность в глазах богини и протягивает книгу. — она была найдена, когда мы довели Месье Нёвиллета до комнаты. — Ты посмел читать её? — Грубо спросила Фурина. — Ни в коем случае, такое ощущение, что она и не открывается вовсе. — Она прищурила глаза, выхватывая книгу и приказав доставить нужные лекарства к утру для Месье, захлопнула дверь. Она уселась на кровать, тяжело вздохнув, открыла книгу. Боль, это первое, что разливается из чувств по ее телу. Строки заманивают ее читать дальше и вникать не только в буквы, но и в весь смысл. "Так одиноко, почему ты не приходишь, как раньше. Мне так горько осознавать, что я не дала тебе спокойствие и воспоминания. Какое божество из меня вышло, если я не смогла утешить своего фамильяра в трудные минуты" С каждой строчкой, она будто сама что-то вспоминает. Также бездумно, как всегда знала о пророчестве, она теперь знает об этой жестокой любви. Её часть человеческая и божественная, переплелись еще раз. Что, если она просто переродила свою душу для избежания катастрофы? Получается ли так, что Фурина не просто часть, а само представление богини в человеческом совершенстве. "Я часто вспоминаю, как мы резвились, смотря сейчас на твое холодное лицо, единственное что меня греет это осознание того, что хотя бы в детстве ты искренне улыбался мне." Она проливает слезы, от того, насколько близки ей стали эти строки. Как будто она снова удостоилась чести пообщаться с собой величественной. Как будто она сама бродила в беспамятстве и теперь многое вспомнила. А каково тогда Нёвиллету, если он прочитал это и все вспомнил? "Мелюзины рассказывали мне, как ты привел их к нам, если раньше их было мало, то сейчас эти очаровательные создания заполняют наш дворец. Они все так любят тебя. Спасибо, что ты так ласково относишься к ним. Они рассказывали, что раньше их никто не замечал, но ты уверил их, что в стране безопасно, Сиджвин рассказывала, что в твоих покоях даже висит несколько картин от их милого народа. Я не сомневалась, что остаешься по прежнему чутким человеком, каким был когда-то и со мной." Её разум помутнел. Она слышит тихие слова в своей голове, что помогают в этой тяжелой ситуации. — Фурина... Фурина? — Что-то ласковое слышится в ее разуме и она сразу ищет глазами по комнате, чтобы увидеть. Но ее не видно. — Где ты, отражение? — На этот вопрос она лишь слышит тихий смешок. — Ты справляешься отлично, ты знаешь это? — Эти слова разбивают сердце, она так нуждалась в том, чтобы кто-то сказал ей эти заветные слова. Хотя бы разочек. — Теперь ты помнишь, что "мы" прошли с тобой, когда ты еще не отделилась от меня наивным человеком. К сожалению, я не смогла уберечь его от того, чтобы эта книга не коснулась его воспоминаний. — Фурина наконец то видит ее, она будто, самое доброе, самое справедливое, что когда либо видела. Фокалорс манила собой, одним лишь только присутствием внушая доверие и вечную, добрую справедливость. Конечно же она подбегает. — Но, зачем ты все стерла? Будь иначе... возможно все были бы счастливее. — А как бы он отреагировал со всеми воспоминаниями на новую меня? Да и к тому же, он верховный судья, тот, кто получит однажды серьезное право всех осудить. Память злая и тяжелая вещь, а любовь, еще тяжелее, если мешать с работой. — Это значит, что он никогда не сможет быть любим? — Ох, нет. Он уже любим, не забывай про это. Пока ты здесь, здесь и любовь, что создавалась нами веками. Просто ты еще слишком юная, чтобы осознать это. Однажды он сможет быть любимым, как и ты. — Фокалорс хитро посмотрела на саму себя же, новую, юную, на свой человеческий идеал. — Но... Фурина, книжку придется уничтожить. Именно тебе, она хранилась именно для этого момента и связи со мной. — Но... это же очень важные воспоминания. Что будет с Нёвиллетом, как мне помочь ему? — Она опустила глаза вниз, сдерживая слезы. — Я больше не смогу увидеть тебя? — Тихий всхлип. — Мы всегда будем связаны, просто продолжай в том же духе. Я думаю, после воспоминаний ты сама сможешь помочь ему. Сначала стоит успокоить, а потом уничтожь книгу. — Фокалорс, утешающе прижала свою негодующую копию. Она видела в себе того же ребенка, каким когда-то был Нёвиллет. Она знала, что однажды, все будет так, как нужно. Ведь они нераздельны. — Ты такая молодец, я горжусь твоими поступками и твоей выносливостью перед этим страшным миром. — Она крепче обнимает рыдающую. "Никогда не забывай, что ты точно также создавала все со мной, просто неотделенная от меня в таком виде. Твои человеческие силы всегда будут подобны божественным." С этими словами, Богиня оставила ее в тишине, громко всхлипывающую от накопленных страданий, страхов, она рыдала от одобрения свыше, хоть и выглядело это как какое-то расстройство раздвоения личности. Она испытала страх за судьбу свою и своего юдекса, что так обезумел от пропавшей любви. Оставалось исполнить подсказку в действие. Она утерла слезы и встала с пола, убирая книгу под замок в ящик. "Он примет тебя любой, теперь ты прекрасно знаешь, почему. Позволь этому случиться постепенно." Набравшись решимости, через всю обиду и желания в очередной раз прорыдаться в своих покоях, она шагнула из комнаты прочь. Не смотря на косые взгляды стражей. Взмахом руки, она приказала впустить ее в комнату, наполненную мраком. Легкие шаги и тяжелые вздохи, ее глаза снова подсветились, набравшись решимости, она подошла к опустевшему по взгляду Нёвиллету. Он развернулся, принужденно, смотря на нее все так же, с разочарованием. Но Фурина произнесет слова, что восстановят ее же проделки прошлого. — Теперь, когда ты вырос, — она коснулась его руки, переборов свой страх, переборов грусть от того, что сделает это единожды за век. — подержишь меня в своих руках, как ты и хотел? — она тут же вздрогнула, когда увидела слезу на его щеке. Он расплылся в улыбке, в самой настоящей и искренней. Он точно сейчас был похож на ребенка, что был в мечтах над этой идеей. Кивнув, он медленно потянул ее в свои руки, осторожно накрывая одеялом и укладывая хрупкую фигуру на свое плечо. — Я ждал тебя всегда. — Засыпая, все так же с горечью прошептал. Он уткнулся в светлую макушку, теперь уже спокойно и без дрожи вздыхая, он почувствовал ее, свою любимую. Ту, что будет аккуратно поглаживать его по груди, что-то нашептывая на ухо. Он целует ее в макушку, мягко, оказывая всевозможную нежность. Фурина тихо плачет, пытаясь не тревожить его сон. Это то, что в очередной раз разбивает сердце. Ведь, как оказалось, он является ее любовью, которую она в ближайшее время, предвещающее бесконечность, не сможет проявить. Не сможет даже полежать так, именно в таких чувствах. И как бы она не краснела сейчас и не чувствовала себя неловко, она примет этот момент, как приняла свое появление в свет. И дождь за окном прошел, предвещая на этот раз, спокойную ночь. Она теперь знала, что он все забудет, когда книга уничтожится в большом костре, что она развела недалеко от дворца, на одном из пляжей. Ее плечи были укрыты пледом, оставляя на себе следы ее слез. Он забудет, а она продолжит с этим жить, протаскивая двойную тяжесть в своей нелегкой жизни. Будет дальше играть сумасшедшую богиню, коей не является. Будет желать его теплых объятий и признания, и не получит. Потому что, если получит, то весь регион, за который она борется, будет страдать. Страдать еще сильнее, чем они вдвоем. Обижена за всех, плачет за всех. За себя, за него, за свою божественную частичку, что закрыла себя далеко-далеко от всех. Чтобы потом все были счастливы. Плачет, как хотела того Фокалорс - рыдать, чтоб весь мир услышал ее терзания. От того и сделала себя человеческую, что сможет прожить все от и до. Не боясь слез, не боясь своей силы. Но сколько, сколько для этого счастья нужно страдать. По заявленному ощущению, она не трогала Нёвиллета неделю. Его кабинет теперь был наполнен еще большей кучкой бумаг, с которыми нехотя пыталась расправиться богиня. Она была непоседлива и по естеству доставляла больше шума в этом кабинете. Словно на судебном заседании, чтобы не чувствовать одиночества, над всеми делами вскрикивала и будто сама выносила приговор. Она разговаривала уже сама с собой, ей было некому предоставить свое внимание, свои разговоры и недовольства. Было одиноко. Он удостоился выйти в здравии еще спустя три дня, его излюбившийся кабинет был в порядке, не было даже накопившихся бумаг. Он больше ничего не припоминал, за исключением лишь чувства вины к госпоже, смутно вспоминая свои срывы в помутневшем рассудке. — Леди Фурина сама справилась с вашими делами, кажется, никто не пострадал. — Мелюзина радостно притопала в его кабинет, как бы, поздравляя с выздоровлением. — Где она сейчас? — Он радостно потрепал малышку по голове, задав вопрос. — Отдыхает, скорее всего у Дебор Отеля. С ее ответом он кивнул, отдав расписание дня, в котором было написано не тревожить его и ее честь. Он спрятал в своем кармане мешочек, продумывая, как будет извиняться. Увидев светлую макушку, среди привычных неярких человеческих фигур, он осторожно подходил, замечая страх в глазах. — Месье Нёвиллет? — Она немного пошатнулась назад, очень беспокоясь за то, что он мог что-то помнить. — Леди Фурина? — Он не понимал ее опаски, поэтому задал встречное приветствие с вопросом. — Я-я, рада за твое выздоровление. Всё хорошо? — Она разглядела в нем только ту самую ночь, в которой он безумно прижимал к себе. — Я знаю что вы пострадали от моих действий и долго трудились, пока я шел на восстановление. Сейчас не за что беспокоиться. — Он подождал, пока та подаст одобрение и улыбнется. Но девушка и не моргнула, наигранно показывая обиду. — Прогуляетесь со мной? Она одобрительно кивает на его вопрос, он предлагает взяться за его руку и та покорно хватается вокруг его руки, укладывая ладонь чуть выше кисти. Эту позу рук они начали использовать еще пару лет назад, так как неряшливая богиня без опоры любила спотыкаться об некоторые камни за пределом дворца. С того момента он любезно начал предлагать свою опору. Люди не подозрят в этом ничего, ведь выглядело статусно. Когда они выходят за пределы дворца, на улице уже темнеет, она решается осторожно проверить его память. — Ты помнишь откуда твой бант в волосах? — Тихо и с осторожностью спрашивает. — Его подарили мне Вы, еще очень давно. Я помню. — И... как же? — Тяжело, по первости Вы просто запутали мои волосы, а попытки распутать оказались тщетны. — Его ответ порадовал. — Глупости! Все было по плану, я просто учила тебя красоте, а бант немножко запутался. — Возможно, Леди. А что насчет вас? Вы помните, что на вашем пальце было кольцо? — Она вспомнила, как он отбросил свое, а она последовав за ним, швырнула свое. — Похоже, потерялось, мой дорогой юдекс. Как я любила это кольцо, ах. — Ей не хотелось вспоминать этот момент, но он не забудет. — Я прошу прощения, я не должен был поступать столь жестоко. С этими словами он достает мешочек из своего кармана, где хранилось два кольца. Те самые. Он гордо надевает свое, а затем, виновато касается ее руки, протягивая к себе пальцы поближе. С осторожностью он надевает кольцо и целует ладонь богини. — Я виноват перед тобой, Фурина. — Он опускает ее ладонь. — Абсолютно верно! И... когда это ты стал таким внимательным? — Она немного опешила от его действий, забегав глазами. — И вообще, теперь ты точно в долгу! Он робко усмехается, предложив свою руку снова. Совсем забыв обо всем, идя с той, что знает от и до, что между ними было.