Little One, Little One, Dressed In Red

      Жители деревни зовут её Бабушкой.       Бабушка была старой мудрой колдуньей, которая живёт в самой тёмной части леса и никому не известным способом обеспечивает деревню защитой. Она приносит им лекарственные травы для раненных и зелья с настойками, чтобы вылечить больной скот или отогнать насекомых от посевов. Говоря странными загадками, она даёт советы, способные изменить жизнь. Её чай помогает успокоить ночные кошмары. Она видит будущее, бросая в огонь кости и читая трещины, которые на них оставляет жар. Фонари, которые она делает, никогда не гаснут, даже при самом сильном ветре, а их золотое сияние разгоняет ночную тьму.       А ещё в тот день, когда она встретила Джеюна, она сказала ему, что однажды он будет править горой. Джеюн знал, что она бывает странной, но что он мог на это ответить?       С самого детства, с тех пор, как умерли его родители, и пузатый рыбак приютил его, Джеюн знал только такую жизнь. Он помогал рыбаку с уловом, сбегал от издевательств деревенских мальчишек, которые считали забавным, что у него нет родителей, и прятался у деревенских ворот, наблюдая, как Бабушка выходит из леса и делает свои чудны́е предсказания.       Но волки изменили всё. Жизнь в деревне остановилась. Озлобленные, смердящие твари захватили лес вокруг их поселения, и теперь никто, даже самые безрассудные и отчаянные ребята, не готовы пересечь его и попросить у Бабушки помощи.       Проходят дни. Затем недели. Месяцы.       Наступает зима. Суровая и морозная.       Никто не может отправить из деревни весточку. Через лес, кишащий волками, нет возможности прислать новые товары и припасы.       — Нам нужно найти колдунью, — говорят жители деревни.       Она не придёт к ним сама, кому-то придётся попросить её о помощи. Но сейчас немногие находят в себе достаточно храбрости, чтобы пойти в лес. Даже самые сильные решают возвратиться назад в тот момент, когда видят волка. Если вообще имеют возможность возвратиться.       — Мы обречены, — стонут жители деревни, когда запасы продовольствия истощаются, а дети начинают голодать.       — Мы не сможем пережить эту зиму! — приходится кричать им, чтобы быть услышанными сквозь вой окруживших их поселение волков.       Твари приходят в деревню ночью. Настолько смелыми они стали теперь, когда всё вокруг пропиталось запахом человеческого страха. Они всегда появляются, когда луна находится в зените, и пока жители деревни — даже ночные сторожа — спят. Волки передвигаются так же быстро, как тени, и оставляют за собой следы когтей, объедки и мусор. Каждое утро деревня просыпается в страхе, ужасе и гневе.       Иногда волки могут умыкнуть с собой детей прямо из их постелей. Чтобы съесть их? Возможно. Чтобы растить их как своих собственных? Это… маловероятно. Ни у кого из жителей деревни не хватит мужества пойти в лес, чтобы это узнать. Тем не менее, каждым новым утром обнаруживается всё больше пустых кроваток. Матери рыдают. Отцы пылают гневом. Но даже самые опытные охотники не могут сравниться с волками. Те немногие, кто покидает деревенские врата со своими топорами на плечах и мечами или луками в руках, никогда больше не возвращаются. Даже спустя долгие дни.       — Нас всех съедят, — шепчут испуганные жители деревни из-за запертых дверей и задёрнутых на окнах штор. — Никто больше не пойдёт в лес к дому Бабушки.       — Я пойду, — объявляет Джеюн одним утром, когда ему надоедает выслушивать их жалобы, но никого нет рядом, чтобы услышать его, потому что все в страхе заперлись по домам. И даже если бы его услышали, даже если бы верили, что он справится, никто не подошёл бы к воротам, чтобы проводить его.       Джеюн всегда был слишком маленьким для своего возраста и поэтому становился жертвой издевательств деревенских мальчишек. Но теперь это неважно.       Он отправляется в этот опасный путь.       Даже без угрозы волков лес — пугающее место. Кажется, что тени там живут своей собственной жизнью, постоянно меняя положение, пока Джеюн не видит, а деревья выглядят неотличимо друг от друга, пытаясь увести менее осторожных путников с тропинок. Даже река, звуки потока которой отражаются от гор, не упускает возможности запутать, заставляя поверить, что сначала она находится в одной стороне, а потом в другой.       Джеюн неустанно идёт вперёд, останавливаясь лишь единожды во второй половине дня, чтобы перекусить. Он дойдёт до домика Бабушки, и ничто его не остановит, потому что волки его не страшат.       Его почти ничего не страшит, учитывая ту жизнь, которую он прожил.       В корзинке с провизией, которую Джеюн несёт с собой, у него припрятано множество серебряных ножей, украденных из кухонных шкафов тех жителей деревни, которые доверяют ему настолько, чтобы открыть свои двери. На нём ярко-красный плащ, который он связал сам, потому что он желает, чтобы волки его увидели и выследили. Джеюн напевает себе под нос, пробираясь сквозь деревья, в надежде, что его услышат издалека, и его печальная мелодия эхом отражается от снежного покрова и старых сосен.       Вопреки всему, волки к нему не подходят. Создаётся впечатление, что они намеренно держатся поодаль.       — Трусы, — шепчет он, и неясно, обращается он к волкам, которые, возможно, слышат, а возможно, и нет, или к жителям деревни, которые больше не покидают свои дома.       Джеюн не совсем уверен, как добраться до домика Бабушки, ведь он там никогда не был. Он лишь однажды мельком слышал, как туда пройти, однако все подробности успели забыться после нескольких месяцев заточения в деревенских стенах. Но всякий раз, когда на заснеженной тропинке есть развилка, он идёт в направлении, где деревья и дикая местность наиболее густые. Туда, где он, скорее всего, пропадёт. Туда, где, скорее всего, умрёт.       Джеюн не замечает появление первого волка до наступления сумерек. Пока заходящее солнце не окрашивает снег вокруг него в пурпурно-розовый цвет. Пусть он знает, что волк позади него, он не замедляет шага. Он не вертит головой по сторонам и не задаёт глупый вопрос «Кто здесь?». Зачем спрашивать, когда он и так знает ответ?       Затем позади Джеюна появляются два волка. Он слышит, как их лапы шаркают по снегу, слышит, как их большие тела раздвигают кустарники, как хрустят сучья.       И, тем не менее, он не замедляется. Даже тень страха не проникает в его сердце.       По мере того, как солнце продолжает садиться, всё больше и больше волков начинают преследовать его. Четыре. Девять. Дюжина. Ещё больше.       Теперь их так много, что ему точно не скрыться.       Но Джеюн и не хочет скрываться. Джеюн не хочет убегать. Он хочет сражаться. И если ему суждено умереть, он заберёт с собой хотя бы одного волка. Он прольёт на снег волчью кровь, такую же красную, как его капюшон.       Сейчас его окружают, должно быть, двадцать или больше зверей, и один из них выходит из непроглядно-чёрных теней и встаёт прямо у него на пути. Это единственная причина, по которой Джеюн останавливается.       Человек и зверь спокойно смотрят друг на друга.       Волк, крупный, с мехом чёрным, как уголь, и глазами, которые при свете луны сияют лиловым, свирепо скалит на Джеюна свои острые страшные зубы, но даже так он прекрасен. Величественный, сильный и опасный хищник. Непостижимая загадка.       — Куда это ты идёшь, кроха? — раздаётся рычание в ушах Джеюна.       — К домику Бабушки, — отвечает он. — Она к нам не приходит, поэтому я должен попасть к ней сам.       Он плотнее закутывается в плащ, когда холодный зимний ветер обжигает его пальцы.       — Совсем один? — слышится голос другого волка. Этот серый, как кучка золы после пожара, и с глазами голубыми, как замёрзший пруд за хижиной деревенского кузнеца.       — Разве ты не знаешь, что в лесу опасно? — спрашивает третий, кружа вокруг Джеюна, достаточно близко, чтобы касаться его ноги.       — Я слышал, что поблизости водятся волки, — говорит четвёртый со злорадным смехом.       — Волки? — удивляется ещё один, зелёные глаза которого расширяются в притворном испуге. — Какой ужас!       — Кого вообще напугает какой-то глупый волк? — Джеюн не слишком деликатно пинает в морду зверя, обнюхивающего его сапоги, и продолжает спускаться по тропинке.       — Ты должен бояться, — говорит ему чёрный волк, когда Джеюн проходит мимо него.       — Не заметил здесь ничего, чего стоило бы бояться, — отвечает Джеюн.       Волки смотрят друг на друга. Гордость не позволяет им смириться с тем, что они упускают такую лёгкую добычу. Они следуют за человеком по тропинке, шумно ступая лапами по снегу.       — Мы слышали, что волки едят людей, — начинает один из них.       Другой смеётся:       — Они проглатывают жителей деревни целиком. Прямо с костями!       — И ты будешь следующим.       — Но перед этим волки играют со своей едой.       — Гонятся за ней!       — Гонятся за теми, кто бежит.       — Поэтому беги.       — Я не побегу, — кричит Джеюн, чтобы его услышали сквозь клацанье зубов и рычание.       Потому что он устал. И потому что он не боится. У него есть ножи, а ещё ему абсолютно нечего терять. Волки пока не понимают, насколько он опасен.       И поскольку они не понимают, то продолжают идти за ним. Через лесные дебри и холмы. Они рычат и воют на него. Они насмехаются над ним и провоцируют. Они клацают зубами, тянут его за плащ и мочатся на узкую тропинку перед ним, так что ему приходится ступать по жёлтой слякоти.       Но особенность диких животных в том, что они не обладают самоконтролем. Они рабы своей собственной природы. Именно поэтому один из волков подбегает к Джеюну сзади, оскалив зубы и нацеливаясь на заднюю часть ноги.       Джеюн запускает руку в корзинку, хватаясь за рукоятку одного из своих серебряных ножей. Он разворачивается и вонзает лезвие в шею волка прежде, чем зубы зверя успевают сомкнуться на его щиколотке. Но из-за большого размера и тяжёлого веса животного они оба падают в мягкий, рыхлый снег.       Одного удара оказывается мало. Джеюн вытаскивает нож и снова вонзает его. На этот раз в более мягкую часть горла волка. Зверь задыхается и дёргается, когда горячая кровь потоком льёт из раны и его пасти. Джеюн вонзает нож ему в шею ещё раз, и тогда волк, наконец, падает на снег. Мёртвый.       Плащ Джеюна настолько яркого красного оттенка, что другие волки не замечают лужу крови их собрата, пока Джеюн не встаёт на ноги.       В залитом лунным светом лесу наступает мёртвая тишина. На мордах волков появляется осознание. Шок и удивление. А затем ярость.       Ещё один волк выпрыгивает из тени и бросается на Джеюна.       Джеюн разворачивается вправо, и развевающийся плащ и красный капюшон сбивают хищника с толку, заставляя его челюсти сомкнуться на пустоте, а не предплечье Джеюна. Нож в руке человека легко проходит сквозь мех и плоть, а серебро обжигает кожу и внутренности животного. Зверь скулит и пытается отступить, но Джеюн подаётся вперёд и снова наносит удар. И ещё один по боку волка. Он вонзает клинок между его рёбер, и мех твари темнеет от крови. Волк падает на краю тропинки, сминая снег своим уже начинающим остывать телом.       Появляются другие.       Джеюн едва различает слова, когда они начинают выть наперебой. Они выходят из-за деревьев целыми кучами. Десятками. В какую бы сторону ни посмотрел Джеюн, он натыкался на рычащего волка.       — Как ты посмел!       — Ты заплатишь за это!       — Мы вырвем и сожрём твоё сердце!       Но Джеюн не боится. Даже двадцать пар светящихся звериных глаз, уставившихся на него сверху вниз, даже капающая со щёлкающих клыков приближающихся к нему волков слюна не пугают его.       Они — всего лишь глупые бестолковые создания. Он сталкивался и с худшим.       Люди, в чьих сердцах ненависть, гораздо опаснее.       Джеюн замечает, что один волк не двигался всё это время. Он понимает, что звери ведут себя точно так же, как и деревенские задиры: кричат и причиняют боль те, кто пытается произвести впечатление и показать себя. Главный же стоит в стороне и наблюдает.       Джеюн тянется к корзинке за другим ножом. Он размером всего лишь с ладонь и с резной ручкой, но всё, что действительно важно, — это то, что он острый. Ему требуется всего секунда, чтобы прицелиться и заставить нож пронзить воздух.       Внезапно остальные волки замолкают. Их глаза неотрывно следят за тем, как серебряное лезвие отражает свет полной луны, прежде чем вонзиться в дерево в миллиметре от дёрнувшегося уха их вожака.       — В следующий раз, — говорит Джеюн, которому теперь не нужно кричать в такой тишине, чтобы быть услышанным, — я не промахнусь.       Альфа двигается.       Он медленно отходит от дерева и выступает из тени.       Этот волк огромен и ужасающ. Мех зверя такой белый, что в лунном свете его почти не видно. Но Джеюн всё равно замечает глаза. Эти странные глаза, которые как будто пронзают его насквозь.       Волк обращается.       Его кости перестраиваются.       Меховая шкура спадает.       За то время, которое требуется зверю, чтобы спуститься и встать перед Джеюном, он перестаёт выглядеть как волк. Теперь это человек.       Безумно красивый человек. С прямым острым носом и ещё более острой челюстью. С белыми, как снег волосами и глазами цвета жидкого золота. Он выше Джеюна. Шире в плечах. Его тело облачено в зимнюю одежду из меха и кожи. А на его лице не заметно ни капли презрения к человеку.       Но Джеюну всё равно на то, что он видит. Красота не компенсирует чудовищность создания перед ним.       Рука Джеюна скользит в корзину. Его пальцы нащупывают нож. Он полосует щёку альфы, прежде чем кто-либо успевает понять, что произошло.       — Сонхун! — кричит один из волков, когда замечает кровь.       — Альфа! — ревёт другой.       — Какая дерзость! — вопит третий.       Они приближаются к Джеюну, обнажая зубы. Их горячее, возбуждённое дыхание клубится в воздухе. Один из них сжимает челюсти на плаще и тянет его, как будто хочет сорвать.       Альфа, которого, по-видимому, зовут Сонхун, поднимает руку, и волкам требуется всего несколько секунд, чтобы отступить и затихнуть.       Он подносит руку к щеке, шипя из-за неприятного жжения, оставленного серебряным лезвием. Сонхун убирает пальцы и долгое, напряжённое мгновение рассматривает на них красные потёки. Он переводит взгляд на Джеюна, своими золотистыми глазами встречаясь с медово-карими.       — Ты испортил моё прекрасное лицо.       Но Джеюна не заботит самолюбие зверя.       — Мне что, нужно убить ещё одного? Это заставит вас, наконец, оставить меня в покое? Может, вон тот болтливый серый подойдёт? — Он кивает головой в сторону самого громкого и разговорчивого волка.       Выражение лица Сонхуна становится серьёзным, и он внимательно оглядывает Джеюна с головы до ног. Горячая кровь сочится из раны на его щеке и стекает вниз по шее. Неожиданно, как будто Джеюн прошёл какую-то проверку, Сонхун улыбается.       Его рот полон острых клыков.       — Съешь его, — предлагает волк справа от Джеюна.       — Прожуй и выплюни!       — А потом отдай нам!       Самый болтливый, которому угрожал Джеюн, говорит:       — Оставь левую ногу мне. Это моя любимая часть.       — В этот раз я не буду делиться, — заявляет Сонхун. По стае проносится растерянный ропот. — Теперь он целиком принадлежит мне.       Он совершает ошибку, протягивая руку и проводя ей по волосам Джеюна с достаточной силой, чтобы сбросить с его головы кроваво-красный капюшон.       — Нам будет хорошо вместе, — говорит он, и неясно, обращается он к Джеюну или к их публике.       Джеюн, абсолютно не впечатлённый его словами, приставляет зазубренное лезвие ножа, который держит в руке, к дёрнувшемуся кадыку Сонхуна. Он надавливает ровно настолько, чтобы порвать кожу, и с наслаждением наблюдает, как кровь волка шипит, соприкасаясь с серебром.       Ни один из них не двигается.       Волки вокруг напрягаются и обнажают клыки. Шерсть на их загривках вздымается.       Один из них бросается вперёд, но его удерживает когтистая лапа собрата.       — Успокойся, Сону!       — Ты хочешь, чтобы я просто стоял и смотрел на это, Чонсон?       — Горло Сонхуна будет перерезано ещё до того, как ты успеешь вспороть человеку живот.       Джеюн игнорирует их рычание и болтовню. Он прищуривается, глядя на Сонхуна, который оказывается таким же бесстрашным, как он. Даже с серебряным ножом, приставленным к его горлу, он продолжает гладить Джеюна по волосам. Кончики его пальцев обводят ушную раковину человека и замирают на его нижней губе. На каждую каплю нежности, которую дарит оборотень, Джеюн отвечает остротой своего ножа. Порез на горле Сонхуна открывается всё больше и больше, а кожа по краям раны горит и чернеет от серебра.       Сонхун наконец закашливается и убирает руку от лица Джеюна.       Джеюн наконец вынимает лезвие из открытой, кровоточащей раны на шее Сонхуна.       Но он видит возможность и решает ей воспользоваться. Широким взмахом ножа он вспарывает тканую рубашку оборотня и проводит неровную багровую линию поперёк его живота.       Воцаряется хаос.       Волки нападают на Джеюна сзади и валят в снег. Только толстый материал его плаща удерживает их острые жёлтые зубы подальше от его кожи.       Он взмахивает ножом вправо и полосует морду покрытого коричневой шерстью волка. Когда тот не отступает, Джеюн снова замахивается и оставляет порез, который проходит через глаз зверя.       — Хисын! — слышится полный страдания вой от одного из волков.       Один зверь отступает. Приходят двое других.       Джеюн замахивается в очередной раз. Ему удаётся провести длинную полосу по задней лапе маленького светло-коричневого волка. Тот скулит от боли и ковыляет прочь, поджав хвост.       Горячая пасть крепко сжимается вокруг правого запястья Джеюна. Это случается так неожиданно, что он кричит и роняет оружие. Он замахивается корзинкой, и тяжёлая переноска врезается в голову волка. Зверь ослабляет хватку и отступает.       Джеюн поднимается, ногой отталкивая волков каждый раз, когда они приближаются. Он достаёт из корзины ещё один нож — устрашающего вида и с длинным лезвием.       Как ни странно, следующим шаг вперёд делает Сонхун, но вместо того, чтобы напасть на Джеюна, он протягивает руки, дабы защитить от укуса, который пришёлся бы человеку в ногу.       — Прекратите, — командует альфа громким голосом.       Волки вокруг замирают. Некоторые опускают глаза в снег, тела других дрожат от сдерживаемой ярости. Никто из них не рад тому, что их трапезу прервали.       Джеюн пытается перевести дыхание. Укус на его запястье не кровоточит, но вся рука онемела, как будто волчьи клыки задели нерв. Он пытается замахнуться ножом на покрытого рыжеватой шерстью волка слева от себя, но горячая ладонь Сонхуна обхватывает его руку, крепко сжимая её с удивительной нежностью.       Жгучее серебро и потеря крови значительно ослабили голос Сонхуна. Ранения повредили его тело и, вполне вероятно, рассудок, потому что он смотрит Джеюну в глаза и заявляет:       — Ты можешь идти.       Услышав это, волки хором выражают своё неодобрение.       — Мы не можем просто отпустить его.       — Ты проявляешь слабость, Сонхун.       — Вспомни всех тех детей, которых мы съели!       — Мы должны разорвать его на части!       — Оставим несколько кусочков в деревне, чтобы другие увидели и усвоили урок!       — Разве я не сказал, — рычит Сонхун, заставляя их снова замолчать, — что он мой? Ни один чужой клык или коготь не должны его коснуться.       Это разочаровывает стаю ещё сильнее.       — Так ты обратишь его? — усмехается один из волков. Тот, кого назвали Хисыном.       — Ты сделаешь его своей парой? — спрашивает другой. Недружелюбный, которого зовут Сону.       — Он не сделает ничего из этого, — громко заявляет Джеюн. Он выдёргивает своё запястье из хватки Сонхуна. — А если попытается, то я отрежу его причиндалы, а затем заставлю тебя, — он указывает на Хисына длинным ножом, — и тебя, — лезвие обращается к Сону, — их съесть.       Эта угроза выводит волков из себя ещё сильнее, но когда очередной пытается цапнуть Джеюна за лодыжку, Сонхун быстро пинает его по морде и хватает за клок шерсти на загривке. Волк сжимается в его хватке.       Остальные глупцы, наконец, отступают. Сонхун оглядывается через плечо и повторяет Джеюну:       — Ты можешь идти.       Но Джеюн уже далеко. Он накидывает капюшон на свои тёмные волосы и продолжает спускаться по тропинке с былой решимостью. Он потерял кучу драгоценного времени из-за волков и их вмешательства. Он задаётся вопросом, стоило ли ему убить Сонхуна. Стая — ничто без своего альфы, и волки бы разбрелись по лесу, если бы никто не решил стать их лидером. Ему стоило бы перерезать ему глотку, но если он вернётся назад, то это задержит его ещё сильнее.       Волки всё продолжают преследовать его. По крайней мере, в течение первого часа.       Он слышит их в кустах позади себя. Он видит следы их лап на свежем снегу. Они следят за ним из теней между деревьями, но не выходят на лунный свет. Во всех их движениях заметна разница. Если ранее ночью в их преследовании были хищнические нотки, то теперь кажется, что они наблюдают за ним с лёгкой толикой уважения. Но со временем они теряют к нему интерес и отправляются по своим делам в другие части леса. Он не уверен, что посчитал правильно, но сейчас позади идут около дюжины волков. Вскоре за ним по пятам следуют всего около десяти. Потом шесть. Только двое.       Один.       Единственный раз, когда Джеюн прекращает напевать и оглядывается через плечо, света луны как раз хватает, чтобы увидеть пару золотых глаз, наблюдающих за ним с вершины холма. Белый мех больше не помогает волку скрываться на фоне снега. Тёмные линии пересекают его подбородок и спускаются по шее на грудь. Серебро оставило на теле зверя шрамы.       С ними альфа выглядит намного лучше.       Он бы выглядел ещё лучше мёртвым.       Джеюн тянется к своей корзинке, чтобы достать нож, но когда он снова поднимает взгляд, белый волк исчезает так же быстро, как и появился. Как будто был всего лишь игрой воображения.       Джеюн продолжает свой путь.       Даже теперь, когда волков нет, идти стало не легче. Холмы вблизи горы стали круче, а высокие сугробы скрывают обрывы и коварные склоны. С одного из них он, кувыркаясь, падает и проклинает потом всю оставшуюся дорогу. Потеряв последний остаток гордости, он поднимается на ноги, отряхивает плащ от снега, берёт корзинку и возвращается на тропинку.       Здесь, далеко на севере, деревья растут так плотно друг к другу, что большинство из них обвивают ветвями соседние, образуя сплошные непроходимые стены. В какой-то момент путь Джеюну преграждает река, и ему приходится пройти вдоль неё довольно большое расстояние, прежде чем она становится достаточно узкой, чтобы он мог её перепрыгнуть.       Он добирается до дома Бабушки, только когда самая тёмная часть ночи почти сходит на нет.       Он знает, что это он, когда видит его.       Он чувствует, что это он, когда видит его.       Жилище Бабушки представляет собой на удивление большой коттеджный дом с соломенной крышей, который вырастает перед Джеюном среди деревьев, холмов и валунов как по волшебству. Снег его совсем не трогает. Вокруг стен дома плотным кольцом клубится тёплый весенний воздух. На вспаханной земле растут цветы и зерновые культуры, которых Джеюн никогда раньше не видел. Птицы поют, словно не подозревая о суровой зиме, которая уже вступила в свои права всего в одном взмахе крыла от них.       Джеюн, не теряя времени, распахивает дверь и входит внутрь.       В помещении тепло и уютно — именно то, чего он ожидал от дома колдуньи. В очаге разожжён огонь, а дымящийся котёл над ним наполняет воздух приятным травяным ароматом, который грозится погрузить Джеюна в сон.       В гостиной обнаруживается деревянный шкаф, полный странных артефактов и амулетов, часть из которых светятся, а другие сверкают. На столике перед тахтой расстелен большой лист пергамента, от угла до угла покрытый очень подробной нарисованной от руки картой, на которой изображена, кажется, вся долина, вплоть до южных земель за деревней Джеюна.       В боковой комнате висят полки, уставленные тяжёлыми позолоченными фолиантами, а обёрнутые лентами свитки заклинаний выстроились в ряд на большом стеллаже. Пламя свечей подрагивает в настенных светильниках, заставляя тени в углах плясать. Длинный деревянный стол в помещении, которое, по-видимому, является столовой, аккуратно накрыт на двоих. Комнату наполняет аромат стоящей на нём буженины с белым рисом и тушёными овощами, а рядом обнаруживается тарелка с сыром и нарезанный кусочками ягодный пирог.       Джеюн не садится за стол, но всё равно отрезает ножом кусок свинины и кладёт в рот. Только когда приятное ощущение тепла от горячей еды разливается по его желудку, он понимает, насколько ему было холодно всё это время.       Он как раз решает съесть остальное, когда с другого конца комнаты доносится тихий и тонкий, как бумага, голос.       — Я ждала тебя. Я знала, что ты придёшь, Джеюн.       Джеюн потерял способность бояться, поэтому даже не вздрагивает. Он выходит из-за стола и идёт на звук голоса к большому креслу-качалке у камина.       Старая колдунья мягко раскачивается взад-вперёд, завернувшись в кучу одеял. Единственная часть её лица, которую Джеюн может хоть как-то разглядеть с этого угла, — это острый нос.       — Я пришёл попросить вашей помощи, — говорит Джеюн. — В лесу свирепствуют волки, поэтому нам нужна ваша защита.       — И что ты хочешь, чтобы я сделала? — задаёт вопрос Бабушка, не отворачивая лица от огня. — Истребила их?       Она недовольно фыркает.       — Ты ведь уже сам начал этим заниматься. Почему бы тебе не завершить начатое?       Джеюн не спрашивает, откуда колдунье об этом известно. Конечно же, она знает всё.       — Жители деревни боятся. Они не покидают своих домов. Наши припасы закончились, потому что никто теперь не ездит по дороге для торговли в восточном городе.       Бабушка продолжает раскачиваться на кресле, абсолютно не обеспокоенная их тяжёлым положением.       — Но ведь ты не испугался. Ты покинул свой дом.       — У меня нет дома, — говорит Джеюн, думая о жителях деревни и о том, как они смотрят на него. Как с ним обращаются. Как с ним разговаривают.       — И при этом ты хочешь выгнать волков из их собственного?       Бабушка задыхается и кашляет. Когда приступ проходит, она говорит:       — Подойди ближе, милый. Мне тяжело громко говорить.       Джеюн подходит ближе. Внезапно усталость от путешествия тяжёлым грузом опускается на него. Его челюсть болит от постоянных попыток не стучать зубами от холода, а все мышцы ноют после дороги. Он хочет прилечь. Он хочет спать.       — Ты бы хотел обрести дом? — спрашивает Бабушка.       — А кто бы не хотел? — отвечает Джеюн.       — Тогда почему бы тебе не сделать своим домом это место?       — С вами? — задаётся вопросом Джеюн.       — С волками, — поправляет Бабушка тихим, но уверенным голосом.       Теперь, когда он подошёл поближе, Джеюн может лучше разглядеть сгорбленную фигуру Бабушки и её заострённый нос. Он видит больше её покрытой шрамами и веснушками кожи и белых волос, выбивающихся из-под зимней шапки. Она по-прежнему не смотрит на него. Как будто уже знает о нём всё.       — Примут ли меня волки? — спрашивает Джеюн. — После того, что я сделал с ними?       — Пройдёт время, и они смогут тебя принять. — Она долго молчит, не сводя глаз с огня в камине. — Волки превыше всего ценят силу, а ты сильный.       — Я должен быть сильным, — говорит Джеюн. — Всю свою жизнь мне приходилось бороться.       — С волками тебе бы не пришлось бороться. Только вести их. Только защищать.       — Вы говорите так уверенно, Бабушка, — заявляет Джеюн. Ему постепенно становятся понятны её мотивы. Он прищуривает глаза. — Вы говорите так, будто сами привели сюда волков. Чтобы держать нас в страхе.       Должно быть, его слова застали её врасплох. Ответ, который пытается дать Бабушка, прерывается очередным приступом кашля. На этот раз более тяжёлым, чем первый.       Джеюн обходит громоздкое кресло-качалку, чтобы похлопать её по спине. Его почти не удивляет то, что фигура в кресле оказывается вовсе не старой колдуньей, а Сонхуном, одетым в её лоскутные одежды.       Ему не нужно спрашивать, где настоящая Бабушка. Кровь на подбородке и шее волка, всё ещё влажная после его пиршества, является самым красноречивым ответом.       Приступ кашля Сонхуна заканчивается. Оборотень поднимает на него глаза, и они встречаются взглядами.       Джеюн с детства не знает, что такое страх, поэтому нараспев тянет:       — Бабушка, почему у тебя такие большие глаза?       Золотые глаза Сонхуна ярко горят в свете камина. Его белые волосы, на которые падают оранжевые блики, кажутся жидкой лавой. Как будто каждая часть его тела опасна и не терпит прикосновений. Медленно он выбирается из-под кучи одеял.       — Это чтобы лучше видеть тебя, — говорит оборотень. Серебряный нож Джеюна серьёзно повредил ему горло. Его хриплый голос — не какая-то уловка или актёрская игра.       — Бабушка, — продолжает Джеюн. — Почему у тебя такие большие зубы? Это чтобы было удобнее перегрызть мне горло?       Сонхун качает головой.       — Если когда-нибудь я и укушу тебя за шею, — говорит он низким голосом, — то только, чтобы поставить тебе свою метку. Чтобы сделать тебя своей парой. Сделать тебя одним из нас.       Джеюн игнорирует его пустые слова.       — Бабушка, почему у тебя такие острые когти? — спрашивает он, пока откидывает полы плаща и лезет в корзину за ножом.       Сонхун вскакивает с кресла-качалки. Даже такое поспешное движение выглядит красиво благодаря его высокому, подтянутому телу и животной грации. В мгновение ока он валит Джеюна на деревянный пол и садится на него сверху, серьёзно раня собственную ладонь, когда пытается вырвать нож из хватки Джеюна. Даже когда лезвие обжигает его плоть, он продолжает сжимать его в кулаке.       — Это чтобы иметь возможность защищать тебя, милый мой, — рычит Сонхун.       Он отбрасывает нож, и его кожа дымится в том месте, где соприкасалась с серебром. Он вырывает корзину из отчаянной хватки Джеюна, который вцепился в неё так, что у него побелели костяшки.       — Чтобы добывать для тебя еду. Чтобы вырыть для нас лучшую нору!       Джеюн елозит под ним, но каждый раз, когда он получает хоть немного свободы, Сонхун отбирает её, перенося вес своего тела и вонзая когтистые руки в плечи Джеюна, чтобы прижать его к полу.       — Ты проделал весь этот путь, чтобы увидеть Бабушку, — хмыкает Сонхун. — Зачем? Чтобы попросить её спасти деревню, полную людей, которые тебя ненавидят и бьют?       Джеюну нечего на это ответить. Такая жестокая правда заставляет его потерять дар речи. Он даже не спрашивает, откуда волку всё это известно, ведь пока твари бегают по деревне, там, должно быть, не найдётся секретов, в которые они оказались не посвящены.       — Иди с нами, и мы покинем лес, — говорит Сонхун. — Жители деревни оправятся со временем, но с нами — со мной — ты будешь счастлив, Джеюн.       Джеюн продолжает извиваться под ним. С отчаянным криком ему удаётся изменить их положение так, что теперь он прижимает Сонхуна к чисто подметённому полу перед камином. Капюшон соскальзывает с его тёмных волос. Он сжимает руку в кулак и жалеет, что у него нет ножа. Жалеет, что не может пронзить им глупое тёмное сердце Сонхуна. Тяжело дыша, он смотрит вниз на оборотня. На его белые волосы, разметавшиеся по половицам. На его вздымающуюся грудь, приоткрытые губы и неотрывно следящие за ним глаза. На его раскинутые в стороны руки, делающие его положение уязвимым. И Джеюн понимает, что Сонхун просто позволил ему это. Он понимает, что даже несмотря на то, что волк прижат к полу, Джеюн не имеет никакого преимущества без своих ножей.       Он отводит взгляд от покрытого шрамами окровавленного лица Сонхуна и замечает коллекцию ножей, высыпавшихся из отброшенной корзины. Одной секунды его промедления хватает, чтобы Сонхун сел и крепко обхватил его тонкую талию руками. Джеюну требуется достаточно много времени, чтобы понять, что это объятие.       Они сидят так мгновение, их тела разгорячены теплом друг друга и жаром огня в камине, потрескивающим всего на расстоянии вытянутой руки.       Джеюн так устал. Так голоден. Так вымотан.       Ему надоело бороться. Надоело пытаться держаться из последних сил.       — Пойдём с нами, — снова повторяет Сонхун. — Я обращу тебя в волка, и эта магия поможет нам править горой вместе. Мы будем бегать по этим холмам и через эти деревья. Сделаем мою… Нашу стаю сильной.       — А у меня ещё остался выбор? — обвиняюще выплёвывает Джеюн.       Хватка Сонхуна ослабевает, но он не отпускает его.       — А у тебя ещё осталось желание вернуться в деревню?       Нерешительность Джеюна — самый красноречивый ответ. Короткая, лёгкая дрожь, прошедшая по его телу — тоже. Он отстраняется, но не поднимается с колен Сонхуна.       Будущее кажется ему таким туманным. У него так много переживаний. Так много вопросов! Насколько тяжёлой будет его жизнь, если он станет волком? Насколько сложно стае будет жить здесь, в этой суровой местности? В этом жутком холоде?       Джеюн смотрит в золотые глаза Сонхуна и видит… надежду. По крайней мере, он сможет жить жизнью, основанной на его собственном выборе, если уйдёт с волками. Он мурлычет:       — Бабушка, почему у тебя такие красивые губы?       Сонхун улыбается, обнажая острые зубы.       — Это чтобы делать тебе ими приятно, милый мой.       — Покажи мне, — требует Джейк с придыханием. Он ни на секунду не отводит взгляда от этих золотистых глаз. — Покажи мне, как ты можешь сделать мне приятно.       И Сонхун показывает.       Они остаются в домике Бабушки, пока не наступает рассвет, и волки не начинают выть снаружи.