Сталь

Генрих помог малышу с разбором покупок. Как раз в это время тушка кролика полностью оттаивала после магазинного холодильника в тепле. Они не торопились с тем, чтобы сразу засесть на кухне, наоборот вместе выбирали место каждой купленной вещи, комментировали её и в принципе разговаривали на разные темы. - Теперь отец Массимо скажет, что я оказал на его сына дурное влияние, - посмеялся Генрих, проверяя работоспособность игрушечного танка. - А не всё ли равно? К тому же, мне кажется, он бы только хотел, чтобы его старший сын был хоть чуточку на тебя похож, - улыбнулся Лука, наблюдая за тем, как мафиози, сидя на полу, играется с пультом управления. - С моим обаянием тяжело будет сравниться, - подмигнул мужчина, выключая игрушку и убирая её на полку, - Но я не перестану удивляться, какое именно ты оказываешь влияние на людей. Раз они готовы скупать хоть едва похожих на тебя существ. Да и Штейн из-за попытки получить тебя ответил головой. К слову, любопытно, жив ли он ещё. - А ты не спрашивал? - Как-то не довелось, - пожал плечами Генрих, распаковывая постельное бельё, - Этот вопрос подразумевает то, что, если он ещё жив, я хочу увидеть его. Ну или увидеть его останки. Пока что совсем не хочется. Да и стоит ли? - Ну, да. Хотя ты прав, любопытно что они с ним сделали. Наконец, парочка перебралась на кухню. Первым делом мужчина поставил чайник. Потом ополоснул тушку и тщательно стал срезать мясо, нарезая на примерно равные кусочки. Затем всё это переместилось в миску, где Генрих всё это посыпал солью и одной из приправ. А затем отставил, давая мясу настояться. - Немного перекусим, потому что от готовки явно сведёт живот, а блюдо будет готово не раньше, чем через пару часов, - улыбнулся мафиози, поставив пластмассовые формочки с едой в микроволновку, а потом составил их на стол. - Долго, - протянул малыш, - понятно, почему некоторые блюда в ресторанах так долго готовят. - Да. Но они изначально подготавливают некоторые вещи, чтобы было быстрее. Да и профессионалы, всё же, быстрее нарезают, быстрее смешивают. - Ничего, мы никуда не торопимся. Ведь не торопимся? - Нет, - качнул головой Генрих, - Я уже написал Франку, что мы не приедем. - И как он? - Как обычно. Побесился, но спорить не стал. Хотя, он даже мягче стал относиться. Думаю, всё же действительно стал доверять тебе. Разговоры здорово скорачивали время ожидания. Генрих продолжил разговаривать уже перед плитой. Жарил мясо, параллельно намешивал ингредиенты для соуса. Жарил соус. Переливал содержимое из одной сковородки в другую. Сразу колдовал над обеими. И на ещё одной конфорке варил картошку. В её чистке попросил помощи Луки, который с радостью отозвался, пускай и не совсем умел это делать. Потом, пока Генрих доделывал соус, показал малышу, как надавить из картошки пюре. А потом сам по вкусу добавил туда молока. И в итоге разложил блюдо по двум тарелкам, откупорил красное вино и налил по бокалам. - У Массимо я не мог свободно распространятся на такие темы, но здесь кроме нас нет никого. Я благодарен судьбе за то, что она привела меня к тебе. Кто его знает, где я был бы сейчас, потому как… уже давно не видел смысла в своём существовании. Хоть ты так и не думаешь, но ты чертовски сильно помогаешь мне. Как минимум, одно твоё присутствие отпугивает моих демонов, так что теперь даже приступы происходят значительно реже. Не говоря уже о том, что я никогда не думал, что буду заходить в этот дом с подобными чувствами. Это место всегда вызывало у меня тревогу и боль, но теперь я снова чувствую себя здесь как Дома. И мне бы хотелось, чтобы это место стало Домом не только для меня. И всё это благодаря тебе. Так что, сейчас я хочу выпить за тебя, Лука, - мужчина поднял бокал и чокнулся с бокалом малыша. Лука сдержанно улыбался, слушая тост, потому как постоянно находиться в состоянии смущении уже не мог. От готовки на кухне стоял горячий воздух, Лука сидел с расстёгнутой на две пуговицы рубашкой, сдувая со лба пряди, которые выбились из крабика, и охотно поддержал тост, отпивая. Крепленные вина пились тяжелее, чем игристые, и все же, ощущалась дороговизна напитка - в хорошем смысле, поскольку не бил в нос резкий этиловый запах, а вкус ягод казался таким насыщенным, что как будто даже немного густым. Они попробовали то, что сготовил Генрих. Стоило малышу опустить вилку с томленым мясом на язык, как его жёлтые глаза распахнулись на пол-лица, а щеки сами собой стали чуть более алыми. - Даже вкуснее.. чем еда в ресторане.. - растерянно и удивленно выдохнул демон, будто не понимал, как такое возможно. Но совсем скоро было не до мыслей: какое-то время оба просто наслаждались едой, перекрестно обмениваясь своими ощущениями. Дальше они пили уже без тоста, зато много разговаривали. Казалось, за эти несколько месяцев было поднято свыше тысячи различных тем, и все что можно было сказать - сказано, но из-за отношений открылось второе дыхание. Наевшись и выпив достаточно, они принесли небольшие карточные настолки, которые смогли купить уже в прикассовой зоне супермаркета. Лука спрыгнул из-за стола и включил музыкальный центр, хотя бы временно настраивая радиоволну на какой-то приятный не то джаз, не то блюз. Было лень убирать стол, так что они перебрались на пол, усевшись с карточками поверх персидского ковра в гостиной. Лука заливисто хохотал, когда тот или иной шаг веселил своей абсурдностью, так заразительно, что вскоре начал посмеиваться и мафиози. Первая была простой - требовалось лишь угадывать, какая из карт принадлежит воображаемому "третьему игроку", и не ограничивалась ни временем, ни ходами, так что парочка закончила тогда, когда картинки на картах стали повторяться. - Хочу немного проветриться, - заплетающимся языком выдохнул демон, поднимаясь на ноги, пока без посторонней помощи, - Но выходить не особо хочу. Пошли на балкон. Генрих был весьма польщён такой похвалой. Хотя, даже по своим ожиданиям, у него вышло весьма неплохо. После стольких лет отсутствия тренировок в кулинарии, мужчина думал, что справится куда хуже. А ужин действительно удался на славу. Как и весь вечер в принципе. Раньше мафиози думал, что даже если он и попытается жить прежней жизнью у него ничего не выйдет из-за воспоминаний. Но, к счастью, он глубоко заблуждался. Конечно, временами у него в памяти всплывали моменты, как они проводили подобные вечера с семьей. И, тем не менее, это разительно отличалось от того, что было тогда. Возможно. Хотя Лука и правда заменял собой всю семью. Он веселился точно ребёнок, пробуждая очень тёплые чувства. Но, вместе с тем, его ужасно хотелось поцеловать. Так, как детей уж точно не целуют. - Давай, - согласился Генрих. Конечно, Лука не просил помощи, но мужчина, всё же, решил её оказать. Он подхватил малыша за талию, помогая ему подняться на лестницу. А там уже вышли со стороны спальни на балкон, вдыхая прохладного ночного воздуха. Генрих всё ещё держал руку на талии, достаточно легко, но всё же мягко перебирал пальцами складки одежды. Он вызывал слишком разные чувства. Было сложно понять, как он относится к Луке. Он уже ответил малышу, каким образом нравится и это была правда. Но чувства были всё же глубже и сложнее. Хотелось оберегать так, как ни одну женщину он не оберегал бы, даже Хайли. Эти чувства сравнились бы с тем, что он чувствовал к Тому. Но также в жилах бурлила страсть. Несколько похожая на ту, что он испытывал к женщинам, но она всё равно была другой. Ярче, ревностней. Более дикой во всех смыслах. И только благодаря бесконечной заботе, он сдерживал все свои голодные порывы. Но, казалось, готов был поглотить Луку вместе с этими порывами. И это чувство собственничества, которого не бывает ни с каким человеком. Генрих прекрасно знает, что полукровка не выживет без него. Не потому, что он слаб, но потому что мир такой. Каким бы сильным не был Лука – с миром ему не совладать. И отчего-то от этих мыслей становилось сладко на душе. Он не желал душить малыша, ограничивать или что-то ещё. Все ограничения уже выставлены до него. Но обладать всецело и полноправно – эти мысли действительно приносили удовольствие. Ни женой, ни сыном ты не будешь владеть на том же уровне. Может быть, людская жадность играла. Или это повлиял на него тёмный мир. В любом случае, здесь они совпадали идеально. Они слушали ночь и любовались округой без единой души. Прохладный ветер забирался в волосы и слегка их растрёпывал. Каждый думал о своём, а вместе они разговаривали на особом языке, когда слов было ненужно. Уютное молчание, в котором хочется только быть рядом. - Когда я был юристом, - вдруг разорвал тишину Генрих, убирая руку с его талии, - я даже и подумать не мог, что в мире существует что-то из книжных сказок и фентезийных фильмов. Удивительно, как люди умеют прятать информацию. В том мире люди уверены, что власти попросту не могут ничего скрыть в больших объёмах, - он глубоко вдохнул, словно резко перестало хватать воздуха, - Побывав на другой стороне понимаешь, какой же огромный и толстый купол выстроили для масс. И, если так подумать, он держится ни на лжи или скрытности. Люди сами не хотят знать лишнего. Они знают, что где-то продают рабов, наркотики и оружие. Только думают «Это не здесь. Это где-то далеко. А, может, даже выдумки всё это. Так что меня не касается». И пролистывают мимо все эти цифры страшной статистики. Каждый час насилуют пять женщин, убивают трёх человек, продают в рабства двух. Представь, сколько это за сутки. И что эта статистика ещё из поддельных цифр, - взгляд мужчины опустился, а потом он и вовсе прикрыл глаза, - Люди под куполом верят в чудеса. И поэтому они не хотят выбираться оттуда. Они верят, что один единственный человек может быть супергероем. Может изменить всё, если захочет. Но снаружи всё не так. Ты – всего лишь один из миллиарда. Маленький камушек среди гор. Ты не значишь ровным счётом ничего. И как бы сильно ты не хотел повлиять на мир – ты не сможешь, - мужчина усмехнулся, после чего тяжело вздохнул, - Прости. У нас был хороший вечер, а меня что-то уносит не туда. - Он до сих пор хороший. Просто отличный, - улыбнулся Лука, подходя ближе и прижимаясь боком к мужчине, - Я понимаю, почему ты так говоришь. Но, Генри. Ты ведь доказал, что и один человек может многое. Ты в одиночку руководишь кланом. Тебя бояться в каждом клане и за пределами мафии. И всё это сделал ты. Один. Я вот даже с помощниками не знаю, как справиться с фермой, - он чуть посмеялся, склонив голову вбок, - Перестань наговаривать на себя. - Я пытаюсь отпустить, - тише заговорил мафиози, - Но каждый раз вспоминаю и думаю… что значат сегодняшние победы, если время вспять мне уже не повернуть? Генрих открыл глаза и посмотрел на печальное золото глаз. Малыш хотел утешить, но явно не знал, какие слова подобрать. Но Генрих сделал это за него. Он подумал, что было бы, не случись всего этого. Он бы жил со своей семьёй, пока этот малыш страдает в грязных подвалах от жестоких убийц. Конечно, трудно сравнивать, что дороже. Однако, прошлое действительно не вернёшь. Мёртвых – не воскресишь. Но кое-кого он смог спасти от ужасной участи. - Иди ко мне, - прошептал мужчина, сначала просто сгребая мальчонку, а потом и вовсе поднимая его на руки. - Ох! Что ты делаешь? – посмеялся Лука, хватаясь за его плечи. - Держу тебя, - улыбнулся мужчина, - Ты такой маленький и лёгкий. Каждый раз поражаюсь тому, как выглядят смертоносные убийцы. - Но ты ведь тоже смертоносный убийца. - Нуууу, - протянул мужчина, задумавшись, - Я ловлю своих жертв хитростью. А ты как самый настоящий хищник. Маленький лис. - Большой волк, - хихикнул Лука, прижавшись ухом к груди. - Лука, - вдруг серьёзно произнёс мужчина, - Ты всё время говоришь про контракт. Что теперь должен всегда быть рядом. Так вот. Чтобы ни случилось – я тоже буду рядом. Не забывай об этом, хорошо? Прежде чем малыш что-то успел ответить, Генрих повернулся в спальню, а потом и свалил свою ношу на постель, нависнув сверху. - Теперь мы повязаны контрактом на всю жизнь, - улыбнулся Генрих, - Ты никуда от меня не денешься. Вечер и вправду стал волшебным. Как-то получалось само собой, что когда на них не давили стены особняка, мир казался немного лучше, чем он был на самом деле. И даже вечерний воздух дарил небывалый прилив счастья, что хотелось кричать с высоты балкона, без каких-то конкретных слов - просто выпуская наружу эти эмоции, чтобы они могли ещё как-то повлиять на окружающее. Но, конечно, Лука бы не стал это делать. Даже пьяным он ещё не был до такой степени в своей тарелке, чтобы вести себя настолько раскованно. От хватки под колени малыш тихо пискнул, хихикая и цепляясь за рослый силуэт мафиози. Вино, которым пропиталось мясо, вдобавок к вину, которое подливал в бокал Генрих, обволокло разум розовой дымкой. У каждого сорта алкоголя был свой эффект воздействия, и это всё равно каждый раз было неожиданно и удивительно. Лука еще ни разу не успел вовремя отследить, когда теряет контроль над собой и становится очевидно пьяным. Но от вина состояние было особенно интересным, поскольку, если более крепкие напитки делали его скорее вялым, сонливым, ужасно чувствительным и сговорчивым, то вино как будто наоборот, возбудило нервную систему, стимулировало шутить, смеяться, и хотеть танцевать. А ещё, болтать без умолку. По крайней мере, похожие стремления ощущал на себе полукровка, даже когда упал на постель. Впрочем, настроение нависшего главы не могло не заражать. Он прекрасно ощущал его, даже стоя на балконе, ощущал его зрячие пальцы на своей талии, и даже ощущал, насколько нехотя они устранились, когда мафиози сменил тему. Лука поймал себя на желании его прикосновений уже довольно давно, но лишь сейчас смог в полной мере признаться самому себе, насколько это желание острое. Раньше он бы и представить не мог, что вообще когда-либо в жизни - в целом - мог ХОТЕТЬ, чтобы к нему прикасались. Это казалось дикостью. Возмутительной навязанной фантазией очередного больного ублюдка. Но всё.. слишком сильно изменилось. Генрих не мог соврать тому, кто ощущает больше, чем может распознать человеческий организм. Он был честен с Лукой в том, насколько хочет защищать, учить, окружать заботой. И им даже незачем было обсуждать всё это на словах. Особая связь окрепла достаточно, чтобы научиться на двоих молчать со смыслом. - Это ты никуда не денешься от меня~ - хихикнул мальчишка, но резко упавшее вниз дыхание и легкий румянец, ползущий по лицу, явственно палили отнюдь не детскую весёлость. Из-за опьянения хотелось трогать его самому - мять хотя бы за доступные участки одежды, что полукровка и сделал, запустив лапки к рубашке и слегка ухватившись по бокам за её ткань. - Тебе ведь тоже нравится это слово. Контракт. Как будто нечто материальное. Что невозможно нарушить без серьезных последствий. Ты каждый раз так это произносишь.. словно пытаешься мне угрожать. - Лука закусил уголок губы, с хитрецой в глазах посмотрев на мужчину более прямым взглядом. - Угрожаешь, чтобы я не посмел сбежать или сделать что-то ещё. Будто бы на импульсе. Привыкнув к тому, что столкновение с тобой для всех - та ещё пытка. Но я ведь - не все. Верно? Мужчина усмехнулся, проводя ладонью вдоль торса малыша сначала поверх одежды. - Фактически, у нас действительно есть документ, - мягко произнёс мафиози, смотря неотрывно в глаза Луке, - Конечно, не контракт. Но о твоей полной принадлежности мне. Рука спустилась ниже, скользя уже по бедру, понемногу подцепляя юбку и поднимая ткань до тех пор, пока пальцы не коснулись горячей кожи, после чего нырнули под одежду. Малыш рефлекторно свёл ножки вместе, отводя смущённый взгляд. И одна эта реакция вдарила в голову так, что все мысли разлетелись. Генрих всё больше понимал, что любит смотреть не столько на его тело, сколько на эту реакцию. Будь здесь юный напуганный демон, вряд ли бы кровь начинала так бурлить даже после вина. - И я как раз предупреждаю тебя потому, что ты – не все. И можешь попробовать сбежать от меня. Но это бессмысленно, - практически зашептал мафиози, пригибаясь ниже, - Даже не будь документов и контрактов – я бы тебя никуда не отпустил. Генрих опустился поцелуем на изгиб шеи. Даже при таких лёгких прикосновениях, полукровка реагировал чертовски бурно. И за этой реакцией цеплялось собственное тело. Хватило пары звучных вздохов, чтобы в брюках стало тесно. Даже стыдно, что Лука настолько сильно цепляет и обезоруживает. Никакой стойкости не хватит, чтобы выдержать это. И вместе с тем, невозможно заставить себя отлипнуть. Ладонь гуляет по внешней стороне бедра, лишь немного цепляя бельё. И вроде бы он держался далеко, но оба уже чертовски сходят с ума. Хочется сделать вид, что тянет совсем в другую сторону, но врать бессмысленно. Мужчина отлип от шеи, хотел было что-то сказать, но на язык не подбиралось ни одно подходящее слово. Да и в голове был такой хаос, что даже при наличии толковых мыслей, озвучил бы полную белиберду. Поэтому Генрих решил выразить свои чувства поцелуем. Это намного честнее и многогранней всех слов. Из-за возбуждения губы были несколько сухими, но вскоре увлажнились, чем больше он углублял поцелуй. Тем временем пальцы продолжали «танцевать» вокруг белья, проходясь вдоль кромки, едва её поддевая. Губы ловили каждый шумный вздох, и держать себя в руках становилось всё труднее. Впрочем, после всего, что они уже прошли, не нужно было так старательно себя останавливать. И именно поэтому Генрих позволил своей ладони опуститься, накрывая плоть мальчишки через уже взмокшее бельё. Он сладко скульнул в поцелуй и мафиози оторвался от его губ. - Мне нравится тебя слушать, - тихо прошептал мужчина, смотря из-под ресниц, - Здесь никого, кроме нас. Не нужно сдерживаться и прятаться. То, как сильно малыш намокал безумно льстило. И, пускай, они не контролировали своих реакций, но если бы Лука действительно ненавидел секс, то точно всё было бы не так. Это здорово успокаивало самого Генриха. Помогало сбросить те ограничители, из-за которых он душил себя. Лука желал и верил, что плохо с Генрихом ему не будет. Быть может, это действительно было так. Юбка как могла скрывала то, что происходило там внизу, а Генрих не спешил обнажать тело. По-своему заводило делать это так. Разве что от белья мужчина решил избавить демона. Медленно стянул сначала до коленок, потом выпрямился, чтобы снять полностью. Лука поддался, как-то рефлекторно придержав подол, чтобы ничего не раскрыть. Генрих аж застыл, увидев его алую моську и старательные попытки прикрыться. Дьявол, ну почему это так возбуждает? Он почувствовал себя диким извращенцем. Отключиться от того, кем Лука являлся и видеть на постели ребёнка. Хотя, если совсем забыть кем он является, наверное, Генрих бы тут же и ушёл. Всё дело именно в том, что он не человек. Не ребёнок. И не девушка. - Ах-м-м-м~ Тварёнок менялся каждый чертов раз, когда они оказывались в постели вдвоем. Таким его не увидит ни одна другая живая душа: ни Штейн, ни Росси, ни торговцы, ни сутенеры, ни мафия, ни полиция, ни сам дьявол. Желтые лисьи глаза смотрят в самую душу, когда малыш перестает прятать взгляд и ловит встречный взор мафиози. Это начиналось, как невинный пьяный порыв к поцелую. Когда-то всё его тело было напряжённым, дрожь в нём - неравномерной, напрямую зависящей от зоны касания и силы воздействия. Его нежность, и его страх почти поровну показывали свои головы в его пьяном состоянии. Но чем чаще это происходило - тем явственней из-под кожи зажатого деревянного от паники ребёнка проступал демон, сладко стонущий от желания. Дело было совсем не в длинных когтях и черной шерсти. А в том, что не смогло бы улизнуть от Генриха, пока он прикасается к малышу - в абсолютном отсутствии страха. Он приручил чёрта настолько, что тот ластился под ладони и едва не урчал, как обычная домашняя кошка. И он совершенно не выглядел зажатым обстоятельствами - как, например, жёны некоторых толстосумов, что пытаются улыбаться своими гигантскими голливудскими улыбками, пряча за ними брезгливость и ненависть к мужчине, но не могут уйти от него, потому что полностью зависят от его денег или решений. Лука зависим от мафиози и клана в целом даже больше, чем все эти женщины, вместе взятые - и тем не менее, он позволял смотреть в свои глаза, полные встречного обожания, ничем его не маскируя. Генрих пытается образумить себя, что это - лишь иллюзии алкогольного трипа. А даже если нет - малыш слишком пьян, чтобы отдавать себе отчёт, как он смотрит, и что делает. Сейчас он едва ли может нести ответственность за свои решения или действия. Но какого же дьявола это начинает ещё больше возбуждать?! Белье соскальзывает со стройных ножек, и лапки, удерживающие подол так, чтобы тот не задрался, слегка вздрагивают. Генрих быстро улавливает причину этой реакции, когда мельком замечает на внутренней стороне того участка бедра, который доступен взору, след от влажной капли. Как же сильно реагирует его тело. Это не могло не льстить, несмотря на все "но", касающиеся его разума. Как бы сильно его самого не влекло к мужчине, травмы в нём всё ещё проступали, притом, судя по последнему приступу - самые неприятные. Но стоит вновь прикоснуться к бедрам, даже поверх подола платья, как маленькие ладошки отступают, отпуская ткань и взметнувшись обратно к изголовью кровати. Абсолютное доверие и послушание. Заслужил ли он такой послушности от существа, превосходящего его по силе? - П-платье.. - звенит его слегка плаксивый от эмоций колокольчик голоса. Генрих вкидывает взгляд выше, всматриваясь в пунцовую мордашку за пояснением, которое не заставляет себя долго ждать. - Тесно.. помоги снять.. Сердце ухнуло. Конечно, Лука уже даже сам раздевался перед ним, но, чтобы просить о таком. Прежде, он слишком смущался от таких просьб, чтобы озвучивать их. И именно Генрих способствовал сближениям. По крайней мере, в самом начале. Но чем дальше они заходили, тем меньше полукровка был просто ведомым. Это доказывало желание, а не просто его готовность делать всё, рад мафиози. Конечно, было бы приятно, даже просто от его отзывчивости, но всё же… когда это настоящая взаимность, это подкупает в сотни раз больше. Генрих склонился к малышу, заводя руки под его спину, чуть приподнимая, чтобы расстегнуть молнию на платье. После чего стал задирать юбку всё выше, обнажая тело, пока оно полностью не покинуло его, отправившись на стул. И хоть Лука попросил, да и с готовностью поднимался, стоило оказаться совершенно обнажённым, как его моська запунцовела, а взгляд сразу метнулся в сторону. Было видно, что он одновременно хотел прикрыться, и сдерживал себя от этого, беспокойно укладываю одну из ладоней поперёк живота. - Не перестану удивляться твоей красоте, - улыбнулся мужчина, успокаивающе погладив по плечу, - Ты слишком идеален для этого мира. - .. А ты? – чуть сиплым голосом спросил тихо малец. - Что я? – недоумённо моргнул Генрих, блуждая горячей ладонью по груди. - Одежда… - выдохнул Лука, прикрыв глаза, стараясь справиться с реакциями своего тела, которое изгибалось волнами под ладонями, - На тебе… - Тебе не нравится? – мужчина чуть усмехнулся. Разумеется, он понимал, о чём малыш пытается сказать, но почему-то, чертовски не хотел снимать её. Будто, сбросив костюм, он бы сбросил защиту, скрывающую его пороки. - Хочу… чувствовать, - едва промолвил демон, срываясь в тихий скулёж, из-за того, что ладонь опустилась слишком низко и сейчас уже очерчивала зону лобка. Генрих не стал спорить. Раз он действительно хотел, то какой смысл сопротивляться? Как минимум, это неуважение, ведь малыш так много всего делает для него. Так близко допускает и борется со своими же собственными триггерами. Мужчина снова выпрямился, расстёгивая пуговицы рубашки. Он неотрывно смотрел на полукровку, который к этому моменту устремил взгляд на него, точно не хотел пропустить чего-то важного. Мафиози вдруг усмехнулся, представив себя стриптизёром. Всё смущение Луки в мгновение рассеялось и сейчас он буквально пожирал его глазами. Теперь понятно, почему он хотел, чтобы Генрих снял одежду. - Хочешь потрогать? – спросил мужчина, когда золото глаз буравили живот, на уровне живота, где сейчас находились руки. - Что? – вдруг опомнился малыш. - Не там, - качнул головой мафиози. Впрочем, вместо объяснений легче было показать. Генрих снял рубашку и снова наклонился к полукровке, удерживая себя на одной руке, второй он подцепил кисть демона, поднося ладонь к своей груди. Он знал, что некоторым женщинам чертовски нравится трогать накаченный рельеф. И хоть мужчина совсем не старался сделать своё тело таким только для того, чтобы его было приятно трогать – почему бы и нет? Правда, он не знал, насколько самому Луке это нравится. В таком положении некоторые мышцы были напряжены и ещё ярче выражались, становясь чуть ли не каменными. Генрих не стеснялся прижимать его руку достаточно сильно, так, как Лука наверняка сам не стал бы делать. Он повёл его руку ниже, по кубикам пресса, но остановился на уровне пупка, возвращая ручку себе на грудь, а потом и вовсе отпуская её. - Ты просто так смотрел, словно хотел это сделать, - мягко улыбнулся мафиози, - Я совсем не против, если тебе это нравится. Кроме самих мышц, на коже достаточно явственно прощупывались шрамы, старые и новые. Но сам мужчина не обращал на них никакого внимания. Позволив себя трогать, Генрих пока не прикасался к самому малышу, чтобы не сбивать его собственного внимания. Луке нравилось, когда мафиози «смотрел» его, но сам делал это не так уж часто. Кто знает, может быть он тоже хотел. Неожиданные идеи Генриха легко заставили забыть полукровку о смущении от своей наготы. Растерянно заморгав снова, малыш только и смог, что взглядом проследить за перемещением собственной пойманной ладони до чужого живота, крупно дрогнув, когда под пальцами зашевелились чужие мышцы пресса. И даже не смог выдавить из себя ни слова, до сих пор не осознавая, что происходит. Он.. хотел этого? Взгляд продолжал следовать за крупной ладонью Генриха, что водила его собственную ладошку плавно вниз и вверх. Ощущения.. он уже дотрагивался до его тела множество раз. Изучал, ласкал, даже расцеловывал. Но это было давно, это был странный порыв, который быстро вылетел из головы, а теперь... будто бы сейчас это имело совершенно другое значение. Когда мужчина убрал собственную руку, Лука оставил свою по центру груди, никуда не двигая ею. Казалось, он даже протрезвел. Взгляд, уже не столь удивленный, сколько задумчивый, смотрел куда-то сквозь собственную руку, и демон, довольно долгое время ничего не делал и не говорил, затем повёл пальцы обратно вниз, но не по мышцам, а по линиям зарубцевавшихся ран, разрезов, прострелов - как слепой по карте с тиснением. Его маленькие подушечки пальцев легко различали даже небольшие бугорки, оставленные от швов, и скользили по следу, натыкаясь на новый. Лука медленно выдохнул, когда огладил подушечкой большого пальца наиболее жирный и сосудистый шрам на правом боку, похожий на гигантского червя. - Я никогда не видел на себе таких следов. - вдруг подал голос малыш, хоть и чуть заплетающимся языком, но явно загруженный уже совсем иными мыслями, - Даже ..грустно как-то. На тебе есть память обо всём, что с тобой происходило. А я, даже если захочу намеренно нацарапать что-то на своем теле, всё исчезнет без следа. Когда мужчина позволил Луке трогать, то атмосфера значительно поменялась. Он видел это и по взгляду, и ощущал по прикосновениям. Как всегда, малыш трогал нежно, едва касаясь, скользя практически только подушечками пальцев. От его слов он тепло улыбнулся, соскользнув взглядом с лица на тело. - Думаешь, шрамы — это хорошо? – тихо спросил мафиози, - Мы с тобой пережили тяжёлые события. И пережили по-разному. И оба хотим поменяться местами, - Генрих усмехнулся, опускаясь чуть ниже, вставая на локти, - Не то, чтобы я был против шрамов. Но моя любовь к ним следствие того, что я не мог избежать появление ран. Если ненавидеть шрамы – легко возненавидеть себя слишком сильно. Я бы не хотел помнить всё, что со мной происходило. И не хотел бы, чтобы даже моё тело помнило. Людей в принципе сильно влечёт к идеалу, которым ты и являешься. Идеально гладкая кожа, без шрамов, родинок, волос. И можно не бояться жить такой жизнью. Что бы не произошло – ты переступишь и пойдёшь дальше, будто этого не было с тобой вовсе. Ладонь Генриха снова легла на грудь полукровки, оглаживая так же нежно. Он прикрыл глаза и улыбнулся. - Ты чертовски долго живёшь, чтобы ещё и носить шрамы всю эту грёбанную жизнь. Нехрен помнить людей и ситуации, которые вообще не стоят твоего внимания. И нехрен иметь от них такие «подарки». Я понимаю, что к себе я отношусь иначе, но… я не смогу вернуть свою кожу в прежней вид. Даже при всех способностях хирургии. Я это понимаю и не трачу зазря себя. Но если бы я мог смыть со своей кожи всё – я бы это сделал. И мой глаз. Я бы вернул его. Просто… наверное… из-за всего того, что я не могу вернуть, я уже не хочу распалятся по мелочам. Лука пожал плечами и заметно погрустнел, зажевав уголок губы. - Не знаю. У меня их не было.. но есть ощущение, весьма странное, что я хотел, когда-то очень сильно хотел, чтобы они оставались. Может быть, не все, но.. Хотя бы собственные. Даже несильный вздох заставил грудные клетки соприкоснуться, из-за более заниженного расположения мафиози, и полукровка поежился, когда помимо этого прикосновения на грудь снова легла чужая ладонь. - Ты бы правда.. хотел вернуть свой глаз? - демон уцепился за эти слова. Его черты изменились, переход случился практически неуловимо, из странной хмельной грусти проступила, как сквозь воду, немного маниакальная пристальность взгляда, зрачок расширился, но пока это не напоминало обращения, лишь серьезную заинтересованность. - Ты сказал, он пострадал от пореза. Это механическое повреждение. Полагаю, он здорово вытек, но нерв ещё жив, верно? Ты ведь показывался с этим хоть к какому-нибудь врачу? Хах. Хотя, не стану скрывать, что со слепым глазом ты выглядишь устрашающе, так что даже если нет, не страшно. Просто. Шрамы - черт с ними, это действительно мелочи. Но глаз? Лука подтянулся на локтях, упираясь ими в подушку, выскользнул из-под широкого корпуса мужчины и спрыгнул с постели, крайне шатко добираясь до столика с ноутбуком, сев с ним прямо на полу и быстро набирая что-то в браузере. - Послушай.. Глаз - это никакие не мелочи. В целом, главное, чтобы был жив нерв. Правильно? А всё остальное прикрепить ваша медицина уже более-менее умеет. Тем более, с твоими деньгами... Вот! Смотри! - Лука "упал" в сторону постели, успев бросить на её край рабочий ноутбук мафиози. - Иерусалим, клиника почти со стопроцентными гарантиями на обращения по всему миру. Давай съездим? Пожа-а-алуйста? Не то, чтобы Генрих ляпнул не подумав, но сейчас меньше всего хотелось обсуждать глаз. Да и ладно бы просто обсуждать. Их печальный разговор как-то слишком резко свернул в сторону. Стоило только Луке отдалиться, как внутренности странным образом сжало. Мужчина едва сдержался, чтобы не рыкнуть на него как-то грубо. Он тяжело вздохнул, прикрыв глаза, унимая свои эмоции. Пятерня зачесала смоляные волосы назад, а мафиози сел и выпрямился. Он пытался самому себе доказать, что способен устоять перед сексом и для него это совершенно не важно, но чёрт. Так раздражает, что Лука, несмотря на собственный стояк, так просто переключился на другую тему. Раздражает, что он ушёл. Захотелось зафиксировать его, настолько это взбесило из-за собственного возбуждения. Но это чертовски нехорошая реакция. Всё же, Лука должен идти на интим добровольно. - Ты же понимаешь, что мой глаз уже не восстановить. Я имею ввиду, яблоко. То есть, он не полностью мёртвый, но и не живой. Те изменения, что уже произошли, никак не откатить обратно. - Да, но ведь ты сам сказал, что хотел бы вернуть, а это возможно. - Мой глаз, а не пересаженный, - всё-таки Генрих не сдержался и как-то агрессивно рявкнул, но как только увидел растерянный взгляд малыша, выдохнул, - Ладно. Съездим. Это всё, чего ты хочешь сейчас? Пока полукровка подтягивал себя обратно на постель, состояние успело совершить некий полный цикл, и к нему возвращалась весёлость, умеренная, но всё же, явная - возможно, так сказалась перспектива в дальнейшем вернуть Генриху зрение на оба глаза. Это было бы здорово, и могло помочь его общему состоянию, потому малыш продолжал давить, не замечая состояния мафиози. Уже находясь вновь на постели, он собирался раскрыть рот, чтобы начать приводить новые аргументы за. И лишь когда мужчина прикрикнул, в мозгу словно что-то перемкнуло. Полукровка в ту же секунду застыл, и телом, и взглядом, закрыв слегка приоткрытый в готовности говорить рот. Сейчас что-то явно пошло не по плану. Оно и понятно: Лука машинально опустил взгляд на себя, только сейчас в полной мере осознав, что бегал по комнате раздетый, со стояком, но так сильно загорелся словами мафиози, что не обращал на это никакого внимания. - Прости... - тихо выдохнул малыш, подползая чуть ближе к сидящему. - Мне показалось, ты не против обсудить это.. раз уж мы заговорили.. - он издал тихий смешок, опустив глаза и прижавшись лбом к плечу. - Я ведь предупреждал, что, когда нервничаю, трещу без умолку. И.. ну.. нет. Это не всё, чего бы я сейчас хотел. Мужчина сам усмехнулся, но значительно расслабился, когда Лука приблизился. Он обнял мальчонку, а потом вместе с ним упал на постель обратно. Теперь он лежал рядом с ним, приобнимая одной рукой, а второй гуляя по обнажённому телу. - Просто, сейчас я точно не могу обсуждать это в полной мере, - объяснился Генрих, держа взгляд на лице демона, - Если честно, я едва себя в здравом рассудке держу. Без пошлостей и каких-то… странных действий. Мне кажется, если я сразу начну к тебе как-то приставать, то только наврежу. Но… я не могу думать ни о чём другом, - мужчина приткнулся кончиком носа к изгибу шеи, вдыхая его запах и горячо целуя, - Особенно, когда на тебе нет одежды. Я только стараюсь делать нормальный вид. Потому что не хочу, чтобы тебе со мной было плохо. Бороться с собственными желаниями перестало быть возможным. Особенно, когда малыш уже раз убежал. Слишком уж сильно хотелось касаться его. И слишком сильно хотелось увидеть, как ему хорошо. Ладонь опустилась на член, изнывающий без внимания. Даже с учётом того, что сам мальчишка переключился на другую тему, тело продолжало истекать и даже не думало сбрасывать с себя возбуждение. Генрих и сам понимал, как трудно успокоиться, если уже завёлся. Даже если дело касалось просто злости. Не говоря уже о желании. - Мне нравится, когда ты разговариваешь. Но очень не хочется, чтобы ты убегал. Я готов говорить с тобой даже о высшей математике, если хочешь. Только позволь трогать тебя, - между словами мафиози опускался на бледную кожу поцелуями. А ладонью неспеша двигался по члену, разнося влагу. Лука понимающе кивнул, хотя внутри продолжали гулять иголочки дискомфорта. Он понимал, что сбежал с постели ни к времени и ни к месту, но реакция мафиози изрядно напугала. Его состояние было действительно на грани. Это было не очень хорошо. В отличие от полукровки, который даже на какое-то время отключился от своего возбуждения, пока снова не оказался в теплых объятьях. Но, стоило отдать Генриху должное - всё же он из последних сил держался, о чем и упомянул практически сразу. Он не стал перегибать палку с агрессией, хотя вполне мог. Это позволило всё же постепенно расслабиться в его руках, пусть не сразу, но вскоре золотой взгляд вновь потемнел и стал более мутным, а организм начало "плавить" от обилия приятных, доводящих до мурашек, ласк. - Я не стану больше убегать.. - пообещал малыш, едва владея голосом, чтобы гласные не превращаясь в постанывание. Стоило его руке объять член, как все переживания разом смело, а тело вновь выгнулось, не в силах игнорировать такое удовольствие. Он пристрастился к этому чувству. Стыдно было признаваться себе в этом, но это было именно так. Голод, с которым мафиози стремился причинять ему блаженство, ничего не прося взамен, здорово заражал. А к тому же, это позволяло расслабиться так, как раньше не приходилось. Низ живота ощутимо сжимало и изнутри росла тянущая пульсация, словно неторопливые движения чужих пальцев гладили прямо поверх раскаленных нервных окончаний. - Хотя, мне нравилось, когда ты пытался догнать меня.. Тварёнок бегло оскалился в улыбке, облизнув быстро сохнущие губы, и повернув голову, чтобы заглянуть Генриху в глаза. - ..Я не стану больше убегать, если ты этого не захочешь. Его ладонь проплыла от ключиц до пупка медленным плавным скользящим движением, повторяя линию, по которой протянулась чужая рука, и тронув поверхность брюк поверх ширинки, ощутимо придавив ладонью немеющий, зажатый одеждой орган. Всё ещё слишком непривычно ощущать под своей рукой нечто настолько необычное, но уже совсем нет морозящего чувства под кожей. Лишь легкое волнение до сих пор поднимается откуда-то изнутри. Но и оно будто бы угасает сразу же, как взгляд малыша ловит взгляд Генриха, угадывая во встречных эмоциях что угодно, кроме опасности для себя. - Но сейчас бегать без одежды нам точно не стоит, - усмехнулся мужчина, - Хотя, не буду лгать, это было очаровательно. Было приятно ощущать его прикосновения, только когда ладонь добралась до паха, мужчина замер, крупно дрогнув и тяжело выдохнув. Всё-таки, он был предельно возбуждён. Даже такие прикосновения сводили с ума и распугивали все мысли. Генрих опустил взгляд и невольно прикусил губу, сразу же прикрыв глаза, чтобы не дразнить себя тем, как это выглядит. - Дьявол, - тяжело выдохнул Генрих, всё же отнимая ладонь от Луки. Он планировал остаться в брюках, но, кажется, это только больше проблем создавало. Особенно теперь. Слишком тесно. Член разбух до боли, особенно теперь. Хотелось извиниться, но мужчина всё же сдержал себя. Лука ведь сказал уже, что хочет чувствовать его. Может быть, не то, чтобы так, но явно не против обнажённого тела. Мафиози лёг на спину, стягивая с себя брюки. Он помедлил, когда дошёл до белья. Стоит ли снимать и их? Может быть, так будет лучше? Мягче брюк, и всё ненужное прикрыто. Будто бы почуяв смятение, полукровка мягко прикоснулся его плеча, погладив с нежностью. Генрих снял боксеры, сразу же поворачиваясь к малышу, чтобы не зацикливаться на собственных негативных мыслях. - Почему-то с тобой я начал задумываться, как выгляжу со стороны, - с полуулыбкой сказал мужчина, снова нависая сверху, немного сползая вниз, - Взрослый мужик побитый жизнью, пристаёт к милому маленькому демону, - посмеявшись, Генрих опустился губами в районе грудины, целуя, а потом просто отираясь ими о кожу, - Уже и заводится по поводу и без стал. Я имею ввиду, на ужине Массимо. Раньше было плевать и как я выгляжу, и что будет завтра. Ты сильно на меня повлиял. Мафиози выпростал язык, проводя дорожку по животу вниз до самого лобка, пока не встретился с горячей взмокшей плотью. Мягко целуя стройные ножки, Генрих закинул их себе на плечи, укладываясь между его ног. - Останови меня, если я сделаю что-то не так, - тихо произнёс мужчина, перед тем как вобрал член в рот. Уже привычное действие. Он думал об этом на протяжении последних минут двадцати. Так хотелось уже почувствовать его. Чувствовать дрожь тела, тихий сладкий голос, который становится громче, и этот горьковатый уникальный вкус. Как же сильно он тёк. Уже непонятно, столько ли слюней во рту, или это всё соки полукровки. И это сводило с ума. Но кто-то другой на его месте, наверное, воспринял бы это как знак готовности к чему-то большему. А Генрих был не уверен, что стоит заходить дальше даже после последнего их опыта. Лука раскрывался в интиме и это понятно. В этом он не отличался от людей. Они нуждаются в сексе. И секс здорово расслабляет. И всё же, это не обязательно должно значит, что он хотел впустить в себя. Но любопытство тянуло попробовать. Немного и предельно аккуратно. Мужчина выпустил член изо рта, спускаясь ниже. Язык прошёлся по дорожке к анусу, аккуратно дотрагиваясь до сжатого кольца мышц. Стоило слегка продавить, как те отозвались и только больше напряглись. Одной ладонью Генрих снов объял плоть, не давая члену заскучать, пока язык обласкивал мальчишку ниже. Упругая мышца понемногу забиралась глубже, но Генрих вслушивался, периодически отстраняясь и поднимая взгляд на Луку. Он не хотел зайти слишком далеко. - Могу я… пальцем..? – тихо поинтересовался мужчина. Лука не мог отвести глаз от возбужденного Генриха. Сложно сказать, почему, но его реакция на любые прикосновения ниже пояса очаровывала, будь то вздрагивания или вздохи. Отчасти, он понимал, почему мужчина так тянется трогать и ласкать его самого. Иногда от этого бывает сложно удержаться, особенно если реакция на твои действия бурная и непривычная, которую хочется поизучать, насладиться ею. Лука убрал руку только лишь для того, чтобы мужчина откинулся на свою половину кровати, избавляясь от последних деталей одежды. - Ты не пристаёшь, - с коротким цоканьем улыбнулся малыш, сразу подтягивая к своим губам ладонь, ибо медленное сползание партнера вниз уже заставляло сердце и дыхание спотыкаться от предвкушения, - И про ужин мы уже разго..ва...аааа~ Полукровка захлопнул пасть плотно сложенными пальчиками, заскулив и зажмурившись, едва его член оказался охвачен жаром уже знакомых влажных ощущений. Организм заколотило, как будто бы его уже подхватывало ощущение скорого оргазма, но это было лишь иллюзией на фоне сильного контраста ощущений. Даже тот факт, что Генрих расположил его в максимально раскрытой позе, уже не особо смущал - сознание начисто отключалось от этих чувств, тем сильнее, чем чаще повторялись такие действия со стороны мафиози. Стройные ножки то рефлекторно стремились найти опору, чуть проезжаясь напряженными пальцами ног поверх чужих лопаток, а то расслабленно опускались к бокам, становясь почти что тряпичными. И несмотря на все попытки заткнуть себя не столь усилием воли, сколько физически сдерживая звук внутри, это не помогало, всего несколько томительно-плавных движений головы, и малыш едва не вскрикивал от удовольствия, теряя контроль над собой. Это и так было сложно из-за выпитого, из-за гормонов, уже гуляющих по крови, но мафиози не спешил сбавлять обороты, и Лука уже не мог сопротивляться реакциям организма. Его взгляд дрожал, совершенно бессознательно скользя по потолку, закатывался, а время от времени даже вновь проступали росинки слёз, но ни единое движением корпуса, руки или ноги не сигнализировало о том, чтобы Генрих немедленно прекратил. Скорее наоборот, тварёнок едва справлялся с тем, чтобы держать руки при себе, не опуская их на голову мужчины, чтобы не начать управлять ею. Это было бы жуть как стыдно и неприемлемо, если бы он совершил что-то такое. Сердце колотится внутри головы, как тиканье электронной бомбы. Из-за общей оглушенности и опьяненности своего состояния полукровка не заметил, в какой момент хозяин выпустил плоть из плена своих губ, и начал движение ещё ниже. Доселе, когда это был палец, ощущения всё же заставляли его застыть. Вернее, даже не ощущения, а паттерны поведения, проснувшиеся из больного участка сознания. Лука шумно дышал, покусывая фаланги пальцев, промокших от слюны, когда до сознания докатилось первое острое чувство, несхожее ни с чем другим. И вместе с тем, ни с чем другим его и перепутать было нельзя. Генрих делал это раньше, и все же - давно. Влажное, упругое, горячее ощущение в самой чувствительной точке всего его организма. Лука вцепился в подушку с такой силой, что разодрал один бок, коленками неосознанно смыкаясь на плечах у мужчины. Его яркое всхлипывание прокатилось по комнате, будто заражая этой вибрацией даже воздух вокруг. Мутное золото глаз молниеносно покрылось пеленой слёз, словно это были связанные между собой рефлексы. - хааах... хааах... хааах... Почему это настолько хорошо? Почему тело бьёт, как от ударов тока? Это даже сдерживать невозможно. Стыдно, но в то же время - слишком желанно, чтобы сопротивляться и тем более, останавливать. Наверное, если бы Генрих захотел или был вынужден отстраниться прямо сейчас - Лука бы по-настоящему заплакал от слишком сильной зависимости от его действий. Он не был уверен, что хочет чего-то поярче - чувства и так слишком сильно захлёстывали его, и казалось, если дожать сильнее - может произойти что-то вроде приступа, и он просто отключится. Ладонь продолжала разгонять кровь по немеющей от возбуждения плоти, тогда как чужой язык неизменно орудовал ниже, вызывал новые россыпи дрожи по телу, и - о стыд - новые порции вязких капель на головке члена. Сейчас мозг реагировал на звуки максимально странно. Мужчина произвёл слова, но Лука отчего-то сразу увидел в своей голове нечто вроде флешбека того, о чем он просит. - Я умру.. - проскулил он, смущенно отворачивая голову и жмуря заплаканные глаза. - У меня.. всё тело так горит.. По-.. почему.. так сильно.. - слова с трудом вязались друг с дружкой, поэтому Лука пересилил смущение, и бросил мокрый, совершенно одурманенный взгляд на лицо мафиози, дополнительно смутившись лицезрение его с такого ракурса. - Ты ведь знаешь.. что будет, когда ты сделаешь это.. это же.. так грязно.. Удивительно, как тело мальчишки реагировало на подобного рода ласки. Казалось, что он наоборот будет желать остановить это. По крайней мере, после своего прошлого, пускай он его и не помнит. Но каждый раз происходило всё наоборот. Он не то, что не страдал от ласк – он наслаждался. И, кажется, в этом месте наслаждения было даже больше. Почему тогда он так боялся секса и так не хотел подпускать к себе? Разве можно получать такое удовольствие, если твоё тело использовали, даже если ты этого не помнишь? Столько вопросов, но ответ на них искать совсем не хочется. Не хочется рыться в памяти и вскрывать что-то больное. Если Лука забыл, значит так было нужно. И даже хорошо, что он забыл. Он может жить дальше и кайфовать. Лука не ответил ни «да», ни «нет». Так, обычно, отмахиваются, когда стыдно согласиться, а отказываться не хочется. Хотя Генрих несколько побаивался таких расплывчатых ответов в подобных вопросах. Просто не знал, сделает ли это хуже, если сам малыш не уверен. Но… он уверен, что произойдёт тоже самое, что и прошлый раз, стоит ли тогда бояться? - Хочешь кончить в рот? – Генрих задал вопрос слишком прямолинейно и спокойно. Всё, что касалось Луки, для него было нормальным. Но, конечно же, сам Лука ответить прямо не мог. Стоило только услышать это, как мальчишка накрыл раскрасневшееся лицо ладонями, захныкав, будто бы от слёз. Но даже мафиози понял разницу между слезами и крайней степенью смущения. Он снова расценил такую молчаливую реакцию как «да», и склонился. Если вопрос только о «грязи», то он вполне решаем. Генрих не пытался убедить малыша в обратном. В таком состоянии он явно не размышляет здраво. Да и понимал, что сам он свою сперму тоже считает «грязью», так что в этом они сходятся. И потому он может понять, почему малыш не хочет испачкать всё. Генрих впустил плоть обратно в рот, смыкая на ней свои губы. После чего огладил пальцами сначала пах, чтобы не пугать Луку внезапными прикосновениями снизу. Он стёк ниже, собирая на пальцы влагу. Здесь её было чертовски много. И из-за Генриха, и из-за самого Луки. Если бы ему сейчас сказали, что Лука ненавидит секс, мужчина бы не поверил. Он так чертовски сильно течёт. И ужасно сильно пульсирует во рту. Всё его тело напряжено, точно он только этого и ждёт. Палец проскальзывает по кольцу мышц и почти сразу же попадает вглубь. Это происходит даже не специально. Здесь так влажно, что невозможно не соскользнуть. Горячо и тесно. Лука невероятно сильно сжимается. И так сладко стонет. Это похоже на песнь сирены. Не такую мелодичную, как показывают в фильмах или сказках, но она сводит с ума куда сильнее. Она притягивает к себе, связывает сознание и ей просто невозможно сопротивляться. Генрих даже не планировал сосать – просто хотел держать во рту, - но оно произошло как-то само по себе. Палец погружался вглубь и теперь это получилось даже легче, чем в первый раз. Мышцы всё ещё чертовски сильно сжимались, но они словно затягивали глубже. Мимолётно мужчина представил себя внутри совсем другим местом и собственные органы сжало тисками. Чёрт. Зря он об этом подумал. Слишком сильно всё сжалось. Пришлось опустить свободную руку на собственный член, чтобы хоть немного пригладить ощущения. Как же хорошо. Невыносимо хорошо. Тело плавится и мозг совершенно не понимает, где находится. Во рту пульсирует и истекает соками член. Рука уже как-то инстинктивно двигается по собственной плоти, пока мозг управляет пальцем внутри тела. Аккуратно двигается туда-обратно, слегка сгибая и находя ту самую чувствительную точку. Лука кричит и это словно сигнал мозгу. Даже не подумав об этом, Генрих опускает голову, утыкаясь носом в лобок, задерживает дыхание и в этот же момент чувствует, как сперма выстреливает в горло. Удивительно, насколько много в нём её. Как в принципе в нём много жидкости может быть. Такое маленькое и хрупкое создание на первый взгляд. Проглотив всё, что смог, мужчина отстраняется и утыкается в палый животик, тяжело дыша. Он уже не может остановить собственного удовольствия. От оргазма малыша мозг накрыло и все сомнения ушли. Рукой, что была в нём, он обнял Луку под талию, прижимаясь к нему щекой. Так хорошо, что уже плевать, что собственный голос срывается с уст. Рука двигается на полном автоматизме, всё быстрее от нарастающих ощущений. Генрих хрипло стонет, подрагивая в теле, пока не замирает и не замолкает. Вот он уж точно развёл грязи, пачкая постельное. Даже не успел ладонью накрыть. Да и в глазах всё так померкло, что вряд ли бы смог. Спустя первые мгновения после оргазма он весь задрожал, обняв малыша обеими руками. Спустя ещё минуту он смог с собой совладать и разжал свои объятья, перебираясь повыше, и укладываясь рядом с Лукой. - Прости, - хрипло проговорил он, - Я испачкал тебя. Судя по встречному вопросу, мужчина явно его понял не совсем верно. Но стыд захватил настолько остро, что сил объяснять, что под грязью он имел в виду местонахождение пальца внутри, уже не было: Генрих вернул голову в низкое положение, и это снова отключило от слишком ярких вспышек удовольствия, загорающихся под закатившимися веками. Даже если бы мужчина проявил сейчас какую-то неосторожность или где-то неприятно схватил, организм был в таком растекшемся состоянии, что полукровка даже дышать забывал, и сейчас даже перекрутиться по постели стоило бы ему серьезных мысленных затрат, не говоря уже о том, чтобы от чего-то отталкивать. Но отталкивать по-прежнему не хотелось. Даже когда по телу прошлось ледяное ощущение озноба от проскользнувшего пальца, тварёнок лишь подорвал ладони от располосованного постельного - на плечи мафиози, сжав ранее пострадавшее место, но умудряясь даже не вцепиться в него когтями, как в предыдущий раз. Привычка быть с человеком, по возможности, более осторожным, всё же понемногу прививалась, как ответная мера на всю нежность, с которой обращались с ним. Но вот ни голос, ни другие проявления сдержать уже не вышло. В голове громко ухало и пульсировало, Лука практически не слышал собственных всхлипываний, не отслеживал, как мечется по постели, всё внимание организма было приковано к одному-единственному шевелению, от которого уже хотелось плакать навзрыд, до того оно было чувствительным. Слишком остро, слишком близко. И так горячо, что кажется, собственное тело плавит его фалангу, как огонь плавит свечу. Пульс грохочет так, что уши закладывает окончательно, и спина отрывается от постельного, когда по мышцам проходит сладкая судорога высвобождения всего этого напряжения. Кажется, картинка перед глазами померкла. Луку словно выключило, но это продлилось лишь несколько секунд, а затем, судорожный вдох, и заплаканный затуманенный взгляд вновь раскрывается, проскальзывая по рядом лежащему силуэту мафиози. Он тоже тяжело дышит, и со стороны выглядит всё так, словно они действительно переспали сейчас. Ощущения тоже обманчивые: внутренности до сих пор дрожат от непривычных прикосновений, неконтролируемо сокращаются отдельные мышцы живота и пресса, но, благо, Лука помнил всё, и это было существенным преимуществом. Он почти ни разу не был в сознании, если происходило что-то хотя бы отдалённо похожее, до Генриха. По крайней мере, в памяти об этом не было абсолютно ничего. - Ис..пач...кал.. - абсолютно рассеянно повторил Лука, словно пытался вспомнить значение этого слова, но уже через секунду сдался, ибо думать сейчас хотелось меньше всего. Чертенок сделал усилие над обмякшим телом, поворачиваясь на бок. Всё ещё подрагивающие пальчики протянулись вперёд, до изгиба чужой шеи, зарываясь коготками в основание черных волос на затылке, и малыш прижался к чужим губам, без голодности или страсти, просто нуждаясь сейчас в том, чтобы удостовериться, что это не сон и не галлюцинация. Это действительно Генрих. Непонятно почему Генриха так же сносило волной, но мафиози тоже едва мог пошевелиться. Он приоткрыл здоровый глаз, чтобы увидеть причину ощущений, но почти сразу закрыл его обратно, отвечая на поцелуй. Они оба уже едва держались в сознании. Да и сложно было отследить момент, когда они всё-таки уснули. Среди ночи мужчина проснулся от ощущения холода, закутал их обоих под одеяло, и упал в сон обратно. Было слишком хорошо, чтобы фокусироваться на происходящем. Он даже не помнил, как обратно сгребал малыша в объятья, прижимая его к себе. Всю ночь они так и провели, не отлипая друг от друга ни на каплю. Утро началось для них достаточно поздно. Солнце уже вовсю светило на небосводе, издалека доносились детские возгласы от игр в их дворах. Генрих лениво потянулся, разлепляя глаза и понимая, почему всё тело так затекло. Малыш едва ли ни на нём спал, продолжая сладко посапывать даже после шевелений, хотя явно постепенно туман сна рассеивался. Он поморщился от света, а потом и сам дрогнул. - Доброе утро, - тихо произнёс Генрих, встрепав светлую макушку. Минут двадцать они раскачивались, нехотя приоткрывая глаза, ерзая, зевая и продолжая дремать. Первым поднялся Генрих, но он не спешил ни уходить, ни одеваться. - Пойдём в душ вместе? Малыш согласился даже не раздумывая. Было видно, что он только рад, чтобы его поддерживали на всём пути в ванную. Самому не хотелось двигаться от слова совсем, но как-то проснуться точно стоило. Лука пытался подняться с постели сам, но Генрих подхватил его, унося на руках. И хоть он сказал душ, но в итоге развёл просто ванну. Он забрался вместе с Лукой, укладываясь на холодное покрытие, пока вода ещё не набралась. А полукровке дал лечь на себя. Вода набралась достаточно быстро, укрывая их двоих горячим одеялом. Мужчина бросил бомбочку между их ног, так что вскоре появился запах лаванды, а вода окрасилась в фиолетовый цвет. Пока малыш продолжал просыпаться, Генрих уже слегка мыл волосы полукровки, вспенивая их и массируя кожу. - У нас сегодня есть какие-нибудь дела? – лениво спросил малыш. - Срочных точно нет. Ехать в особняк с утра пораньше не хочется. Можем позаниматься всякой ерундой, а к обеду уже поедем дела делать. После подобной ночи даже утро казалось частью сна, да ещё и во всем теле разлилась такая нега и ленность, что лишний раз двигаться было физически тяжело. По ощущениям, полукровка мог бы проваляться в кровати весь день, но раз уж Генрих начал суетиться вокруг и позвал с собой в душ, делать нечего. Он честно пытался встать, но, когда его схватили на руки, понял, что сопротивляться точно не станет, только не сейчас. В голове было совершенно пусто. Никаких вспышек о произошедшем ночью, лишь общее теплое чувство где-то глубоко в груди, но как будто в дымке, словно еще слишком рано было совать туда нос. И разумеется, он был рад не меньше, когда душ оказался ванной. Благо, не требовалось ни раздеваться, ни принимать никакие решения. Чёрт просто переступил через бортик вслед за мужчиной, растекаясь на нем всей верхней половиной торса. Когтистые ладони меланхолично размешивали густые разводы светло-лилового оттенка от бомбочки, а глаза оставались закрытыми. - Хорошо, - только и отозвался он, не задумываясь о содержании ответа, продолжая полу-дремать, полу-наслаждаться. По чуть-чуть, по капле в голову возвращались попрятавшиеся мысли. Сначала о разговоре про глаз, поэтому демон слегка повернул голову по груди мафиози, хитро заулыбавшись. - ..Значит, скоро ты сможешь смотреть на меня "в оба"? Генрих тяжело выдохнул, перестав ерошить белые волосы. Ладони проползли по груди малыша, после чего приобняли его поперёк живота. - Мы съездим, но я ничего не обещаю, - наконец произнёс мужчина, смотря куда-то вдаль. - Но ведь ты сказал, что хотел бы восстановить свой глаз. - В том-то и дело, - печально улыбнулся Генрих, прикрыв глаза, - Восстановить свой. Но это уже невозможно. И, думаю, изначально было невозможно. На самом деле… было чертовски больно. И когда он восстанавливался тоже. И раз мой глаз уже не способен видеть, значит, мне придётся пересаживать чужой, если зрение на эту сторону вообще возможно восстановить. А я, всё-таки, человек Лука. И восстановление — это больно. И какой бы ни была клиника хорошей, всё может пойти по пизде из-за того, что я человек. Мой организм может отторгнуть глаз. Настолько, что мне уже будет не вернуть даже моё нынешнее состояние. И, промучившись какое-то время, я просто обзаведусь стеклянным глазом, если веко не зашьют. Сейчас это моя, так сказать, изюминка. А если у меня один глаз не будет двигаться, то… не знаю, это уже уродство какое-то. Понимаешь о чём я? Посмотрим, что скажет врач. Но если шанс пятьдесят на пятьдесят, я точно не решусь на эксперимент, - мафиози снова тяжело вздохнул, подняв руки чуть выше, прижимая к себе мальчишку, - Я не отказываюсь от своих слов. Я действительно хочу восстановить свой глаз. Но… решиться к ношению чужого органа… с моей психикой это сложновато. Если бы можно было просто повернуть время вспять, или что-то сделать с регенерацией, или вырастить новый глаз из моих же клеток. Медицина ещё не настолько крута. Конечно, люди научились выращивать уши и даже члены. Но они выглядят убого, это во-первых. А во-вторых, выращивать смогли ткани без особого функционала. И уж точно без такого сложного строения, как в глазу. Иначе я бы уже давно себе сделал несколько запасных глаз, - Генрих опустился поцелуем в висок мальчишки, - Ты чертовски обаятельно заботишься обо мне. Никто прежде не мог меня затащить даже силой к врачам. Лука лишь улыбнулся и покивал, выслушивая мужчину. По нему было заметно, что эта тема не так проста, как кажется. И полукровка не собирался настаивать ни на операциях, ни даже на поездках. Он прекрасно понимал, что Генрих не забудет о своем согласии, но намеренно напоминать передумал. Всё-таки, не Луке нужен был здоровый глаз, у него они и так были в порядке. И если мафиози комфортнее со своим, но слепым, нежели с чужим, но зрячим - это только его дело. Ближе к середине дня Кадиллак уже остановился перед зданием особняка. Франк бурчал значительно меньше и тише обычного, но тваренок списывал это не столь на его привыкание к себе, сколько на тот факт, что они вернулись быстро, а не пропали в неизвестном направлении на неделю. Очередной месяц пролетел ещё более незаметно. Теперь, рутинные дела, которые могли сильно наскучить, начали разбавляться поездками и прогулками, и малыш чувствовал себя по настоящему счастливым. К тому же, казалось, будто всё вокруг стало налаживаться. Эко-парк продолжал строиться, но большая часть внутренней территории, включая вольеры и лагерь для рабов, были уже возведены, так что ни люди, ни животные больше не находились в стеснённых условиях. Старший сын Росси, как и обещал, взял под свое покровительство некоторых кошачьих, чем внёс существенный вклад в более качественное и богатое обустройство территории для их жизни. Ройс, спасённый тваренок, хоть и обладал заметной природной капризностью, всё же менялся в лучшую сторону, это было заметно даже в периоды их нечастых встреч. Междоусобных войн никто не устраивал, и в целом, дела шли довольно хорошо. Всё это кружило голову, как на детской карусели, и, возможно, именно поэтому бег времени совершенно не ощущался.