Судная вечность

Ты не торопишься даже окликнуть напарника, медленно ступая к нему по растекающейся по полу крови. Что-то неправильно. Так быть не должно. Но что теперь подчиняется прежним законам? Он умер. На твоих глазах. На твоих руках. Было бы логично, если бы он оказался в том же месте, что и ты. Так ведь? И вот ты заносишь содрогающуюся ладонь, чувствуя исходящий от чужой спины жар. Как вдруг замечаешь, как на собственном запястье что-то... мерцает. Часы. Чёртовы часы, про которые ты уже успела забыть. Чей циферблат даже не разглядеть под слоем грязи и засохшей крови. Однако проверить их тебе не позволяют. То, что должно быть Деймосом резко оборачивается, демонстрируя испещрённое глубокими ранами тело, и с нечеловеческой силой хватает тебя за шею, приподнимая над землёй, заставляя встать на носочки, и утыкает дуло своей пушки в твой подбородок. И ты даже не сопротивляешься, исступлённо тараща глаза туда, где должны быть чужие. Туда, где теперь зияют лишь дыры. Туда, где видно лишь кровоточащее мясо. Не можешь дышать. Но тебе, в общем-то, плевать. Потому что ты заслуживаешь того, что получаешь. Хрипло молвишь тихое: "Прости меня", и зажмуриваешься, понимая, что просить прощения поздно. И бесполезно. Имеют значение совсем не слова, а поступки. И пусть карабин до сих пор в твоих стремительно слабеющих руках, ты не собираешься стрелять в того, кто несколько раз спас тебе жизнь. И пусть ты совсем не уверена, что стоящий перед тобой — тот, кем кажется. Ты не уверена уже ни в чём. Так какой вообще смысл гадать? Чувствуешь, как чужой захват слабеет, а затем пропадает вовсе, отпуская твоё тело, из-за чего ты чуть не падаешь на запачканный пол, вовремя отшатываясь назад. А когда поднимаешь веки, то никого не встречаешь. Слышишь позади шорох, но не успеваешь даже обернуться, как горло вновь обхватывают — на этот раз предплечьем. В нежную кожу шеи грубо втыкают, кажется, шприц. Потому что ты чувствуешь, как неприятно жжёт место укола. Голову застилает звон, но ты всё равно отдалённо слышишь, как кто бы то ни был тихо шипит на тебя, словно в попытке успокоить. Понимаешь, что постепенно теряешь и так слабый контроль над собственным телом. Но ты устала так быстро сдаваться. Сдавленно рычишь, сжимая челюсть, и вскидываешь немеющие руки, едва поднимая тяжёлое оружие, слепо направляя дуло во вторженца, и делаешь лишь пару выстрелов — потому что на большее не осталось патронов. И удивляешься, когда это срабатывает. Потому что тебя тут же оставляют в покое, выдёргивая иглу и отстраняясь. И ты резко оборачиваешься. Никого не встречая. Тяжело дышишь, жадно вбирая кислород. И потираешь место предполагаемой инъекции, понимая, что то вряд ли были витамины. Может, твой счёт идёт на минуты. Потому что конечности неприятно пощипывает, а изнутри черепа расходится пока слабая, но всё же боль. И ты бегло осматриваешь комнату, задерживая внимание на закрытом отсеке. Тот, в котором должен лежать труп. Подходишь к центру управления и проводишь у него несколько долгих минут, так и не догадавшись, что именно нужно сделать, чтобы отворить створки. А затем вспоминаешь о часах. И спешно очищаешь их от грязи. Где заместо привычного стрелочного циферблата красуется нечто похожее на экран. На котором высвечена лаконичная надпись, от которой уголки твоих губ слегка ползут вверх. "Отыщи истинного Деймоса" Кажется, ты догадываешься об отправителе. И он, очевидно, знает, где ты оказалась. Ты была права в домыслах. Ты была права в том, что столкнулась совсем не с союзником. И ты сильно сомневаешься, что хочешь знать правду о том, кто это был на самом деле. Но тебе и не собираются ничего пояснять. Сейчас ты рада хотя бы тому, что у тебя появилась цель. Пусть и крайне размытая. Глухо усмехаешься. Прежние страдания теперь кажутся ребячеством. Док, очевидно, догадывался, что в случае чего твоя неокрепшая психика приведёт тебя к нужному ему решению. Ты и не должна была никого спасать. Ты — не воин. И не лекарь. Ты не больше, чем декорация — даже для местных недоброжелателей. И в этом твоё главное преимущество. Тебя спрятали на самое видное место. И теперь ты даже не можешь предположить, какая именно роль тебе уготована. Но рада хотя бы тому, что можешь быть полезной. И что не обязана принимать решения. Потому что именно это у тебя получается хуже всего. Прежде, чем покинуть злосчастное помещение, ты забираешь у тёплого трупа приличного вида армейский нож, что едва помещается в твою руку. И проверяешь автомат, что оказывается пустым — нет никакого смысла таскать за собой мёртвый груз, и потому ты оставляешь его на месте. Направляешься к очередной двери, что покорно выпускает тебя, и проходишь знакомые коридоры, усеянные бесчисленным количеством тел. С которых, однако, совершенно нечего взять. Ты скитаешься, кажется, часами, блуждая по лабиринтам не только помещений, но и улиц, находя двери там, где только что был тупик. Ты ступаешь туда, где только что был пол, но за секунду разверзается бездна. В очередной раз падаешь вниз, слыша, как ломаются кости, но вновь поднимаешься, словно ни в чём не бывало. Только вот голову вдруг сдавливает тисками, застилая сознание белым шумом, заставляя опуститься на колени, согнуться к ледяной земле, до скрежета сжимая зубы, до боли впиваясь ногтями в кулаки. Запястье обжигает, вынуждая обратить на себя внимание, и ты переводишь на чёртов циферблат замыленный взор. "Закрепи его. Сейчас" Ошарашенно таращишься на то, как собственные руки вдруг послушно тянутся к ножу. И безропотно направляют остриё к твоей же грудине. Как бы ты ни сопротивлялась, ты не можешь повлиять на происходящее. Ты не можешь пошевелить и пальцем, как бы ни пыталась. Истошно вопишь, надрывая глотку, подневольно вонзая лезвие в собственную плоть. Разрезая её настолько плавно, словно делала это сотни раз. Задыхаешься от резкого металлического запаха, утопая в горячей крови, давясь густой слюной с железистым привкусом. И прекращаешь ранить саму себя только затем, чтобы тут же вгрызться пальцами в пульсирующее мясо, раздвигая его, дотягиваясь до рёбер. С невиданной для себя силой ломаешь одно из них — судя по всему то, что успел заменить Док. Вынимая на свет то, что в итоге оказывается совсем не протезом, а отдалённым подобием гарпуна.