infinité

Эта затея не понравилась Пугоду с самого начала. Не понравилась ещё на той стадии, когда Модди в несвойственной для себя манере начал ластиться к нему, а потом как будто между делом спросил:       — Не хочешь куда-нибудь сходить? Всё выглядело относительно невинно ровно до того момента, пока они не оказались в очереди в комнату страха. Модди говорил, что это просто детские пугалки, и на самом деле вовсе не страшно, потому что даже в двенадцать лет он ни разу не вздрогнул на резкие звуки. Говорил, что это — просто ностальгия и желание посмеяться над глупыми чучелами, ведь после двенадцати подобные вещи не пугают, а в двадцать и вовсе веселят. И вот они заходят внутрь, Пугод держится позади, вцепившись в чужую ладонь, смотрит вперёд туда, где предположительно находится спина Модди. Второй рукой ведёт по стене, чтобы ненароком не пропустить какой-нибудь поворот и не влететь носом во что-нибудь твердое. Вязкую темноту нарушают лишь всполохи ядовито-зеленого цвета по бокам, сопровождаемые киношными криками из ужастиков. Возможно, они были уже близки к выходу, как наступает полная тишина. Ни жуткой музыки, ни шорохов, ничего. Модди останавливается неожиданно, отчего Пугод с тихим «ой» врезается в него.       — Ты чего? Вместо Модди отвечает колонка из стены, говорит о небольшом сбое, и что неполадки устранят через пару минут. Плохая затея была выходить из дома вообще, думает Пугод. Он припадает спиной к стене, вздыхает нарочито громко и уже лезет рукой в карман за телефоном. Надеется, что в этой коробке хотя бы со связью все нормально. Модди вдруг надвигается на него и вжимает в стену, ничего не сказав. Просто встаёт спереди и впечатывает Пугода в поверхность всем собой, и приближается к уху. От теплого дыхания по шее бегут мурашки. А от интимного шёпота подгибаются коленки:       — Проведём эти несколько минут с пользой? Плохая затея была соглашаться пойти с Модди в темное и замкнутое пространство, где кроме них — ни одной по крайней мере живой души. Тот ведь не упустит возможности распустить руки и довести до пика, Пугод знает. Всегда знал и каждый раз попадался в эту ловушку. Все возражения вылетают из головы, как только горячие губы прижимаются к шее. Он цепляется за Модди, закидывая руки на плечи и дышит едва-едва, чтобы ненароком не создать лишнего шума. Подаётся бедрами вперёд и отчаянно стремится к тому, чтобы к нему наконец прикоснулись. Влажные поцелуи кажутся слишком громкими, шорохи одежды оглушают, но даже они не могут перекрыть тот звук, с которым расстегивается его ширинка. Модди предусмотрительный, и потому сминает чужие губы в требовательном поцелуе, когда ныряет ладонью под резинку белья. Ловит ртом тихий и жалобный стон, а затем ещё один, и ещё… Пугод под ним весь дрожит, его опора — тонкая стена и рука Модди между ног. Он быстро млеет от того, как ловко пальцы двигаются по стволу, сжимая правильно, перетекая на головку, а потом снова вниз. Вместе с ними вниз падает сердце, и наверное вся кровь отливает от мозга к паху. Будь он в здравом уме, не позволил бы Модди так бесцеремонно залезть ему в штаны. А сейчас извивается от каждого движения, от каждого поцелуя, от каждого жаркого выдоха в шею и такого откровенного «кончи для меня, Пугод» в красное ухо. И Пугод действительно кончает. Выгибается в спине, зажмуривается до искр перед глазами, закусывает собственную губу так сильно, что тут же ощущает на языке кровь. Распадается от обжигающего жара в низу живота и мокрой ладони, что все ещё поглаживает пока что твердый член. Его сил хватает на тихое «Модди» и ленивый поцелуй. К моменту, как удается хоть как-то привести себя в порядок, свет загорается. У Пугода подрагивают ноги, и он крепко держит Модди за руку, когда они наконец выходят на улицу. Организаторы налетают сразу же, спрашивают все ли хорошо, сыпят извинениями, и Модди лишь отмахивается нейтральным «все нормально». Уже отойдя подальше, он обхватывает рукой за талию и говорит многообещающе:       — Идём домой. Я с тобой еще не закончил.