Тишина должна быть в библиотеке

☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼

       — Что ты творишь? — шипит Сан.        — Сан, ты же помнишь, что не стоит шуметь в библиотеке, иначе злой и страшный серый волк покусает тебя за сочную задницу?        — Да чтоб тебя.        — Тишина должна быть в библиотеке, — шёпотом по чувствительной коже возле уха.        Голос вкрадчивый и опьяняюще будоражащий, и Сан как всегда не может устоять. Он закусывает нижнюю губу и закатывает глаза на первом же прикосновении, потому что мягкие губы на его затылке, а умелые руки там, где нужно.        Как у Чана выходит копировать его стиль, Сан не знает, но оба хороши в умении держать друг друга на грани, подбирая тот самый нужный ритм, словно умелый взломщик подбирает отмычку к замысловатому замку. Как-то у них выходит так, будто самой природой было задумано свести их вместе изначально.        Порой кажется, что невозможно вот так сильно, накрепко, до невозможности любить. Любить и быть любимым. И раз за разом хитромудрым шифром прикосновений и слов проникать в самую душу, лаская обнажённые нервы и доказывая свою любовь.        Сан хватает ртом воздух, пахнущий свежей типографской краской — сегодня привезли несколько коробок свежих книг, потому вся библиотека пахнет так, будто книги печатали прямо здесь, — на язык ложится печать молчания. Уж если играть, то по правилам.        Тишина в библиотечном зале научной литературы — не прихоть, а необходимость. Это вам не зал художественной или детской литературы, где вечный движ-Париж, какие-то громкие конкурсы или мероприятия. Здешний максимум — фотозоны на научные тематики.        Сан дрожит всё сильнее, ощущая приближение к пику. Они не виделись две недели, пока Чан был в отъезде, а его руки и губы не заменить ничем. Пробовал как-то, разочаровался во всех игрушках и пожалел потраченных денег. Зато в руках Чана они всё равно обретали какие-то магические свойства.        Он вздрагивает, выгибается в спине, прижимаясь к напряжённому животу и груди Чана, ощущая ягодицами твёрдую плоть, и жмурится до пятен перед глазами. Ноги делаются неприлично ватными, но рука поперёк живота не даёт упасть. А губы возле уха шепчут совсем уж запретное, отчего хочется впиться в них, чтобы не слышать.        Но Сан знает, что не поможет, что слова будут жить под кожей. Если бы сам так не делал, не знал бы той силы воздействия на Чана, который сегодня руководит процессом. Пока Сану кажется, что искры продолжают сыпаться из глаз, и он загнанно дышит, опираясь на Чана, тот приводит его в порядок и тщательно вытирает свои руки.        Отдышавшись, Сан разлепляет глаза и пристально оглядывает место преступления на счёт следов. Чану откровенно повезло с тем, что несколько пятен осталось лишь на полу, их несложно стереть теми же салфетками, а руки тщательно обработать антисептиком, банки с которым после многолетнего карантина растыканы на каждом углу.        — Что ж, большой и страшный серый волк, идём домой, где ты покусаешь меня за сочную задницу, — Сан наскоро заправляется и наконец отлипает от упругой и тёплой груди. — Не люблю, когда ты неудовлетворён.        — Я удовлетворён тем фактом, что сделал тебе хорошо.        — Мне тоже нравится, когда ты удовлетворён, а пока что ты всё ещё нет. Помни, у лисов зубы тоже острые, и тебе достанется своя порция, только не сегодня. И вообще… Тебя спасает тот факт, что библиотекарь тут я.        — Ой, боюсь-боюсь, — ничуть не испугавшись, фыркает Чан, бодает Сана в плечо и со смехом улепётывает на выход.        — Стой большой и страшный, куда же ты? — Сан смеётся и спешит за Чаном, который одному ему ведомым способом бежит с каменным стояком в джинсах в обтяжку.