Ритуал

      Язык Тартальи скользит между ягодиц Кэйи, он раздвигает их шире и впивается ногтями в кожу, от чего Кэйа стонет — вибрации голоса раздаются по члену Томы, который хрипит, закатывая глаза. Всё происходящее — похоже на ритуал. Один чертовски блядский ритуал, участниками которого они стали — секса никогда не бывает слишком много. Тем более для них, для самых безбашенных во всём Тейвате. Кэйа одновременно принимает в себе и Томин член, обхватывая его губами, и язык Тартальи, который толкается всё глубже, растягивая. От таких ощущений можно сойти с ума, и он, блять, к этому готов.       — Можешь трахать жëстче, Тома, — Кэйа, готовый замурлыкать, ластится к члену Томы щекой. Соски горят от того, что до этого Тарталья нагло проводил по ним зубами и облизывал, пока Тома снимал с него штаны и выцеловывал бёдра. Касаться своего члена рано — они ещё не достаточно наигрались, ведь нужно больше веселья и драйва. Больше сумасшествия. Рука Томы на его волосах ощущается тяжестью, на него смотрят сверху-вниз с огоньком безумия в глазах и нагло толкаются в рот — прямо, как он и хотел.       — Только не прикуси ему член, Кэйа, — и Тарталья нарочно лижет шире, царапает кожу на пояснице и оставляет лёгкий удар на заднице — у Кэйи дрожит всё тело. — А то мы не переживём, если лишимся одного прекрасного члена, — Тарталья подмигивает Томе, получая в ответ воздушный поцелуй. Ох, вот расправится он с задницей Кэйи и вылижет глотку Томы всю — пройдётся языком по зубам, сильно сжав подбородок, и поймает чужой стон губами. Блять, как же хорошо.       — Не сомневайся, Тарталья, Кэйа сосёт отменно, — Тома хлопает Кэйю по щеке и толкается по самые гланды, чтобы Кэйа начал медленно задыхаться, и у него засвербило в носу — спина выгибается ещё сильнее, и он сжимает кровать, благодарно издавая стоны. — Хороший мальчик Кэйа, — Тома отпускает Кэйю, и он, имея возможность, успевает жадно хватать воздух, сглатывая лишнюю слюну, смешанную с солёным вкусом предэякулята Томы. Бляздец. — Всё хорошо?       — Жёстче, а то и вправду откушу, — посмеивается Кэйа, беря Тому на слабо. Спиной чувствует, что Тарталья любуется ими двумя, останавливаясь, и это — ощущается приятно. — А ты, Чайлд, растягивай меня усерднее, хочу уже почувствовать твой член внутри, — и повторять два раза ни тому, ни другому не надо, потому что они — его послушные мальчики. А он — целиком и полностью их, весь без остатка, открытый и громкий. Захлёбывается в стонах, потому что его волосы практически вырывают с корнем, он не может помогать себе руками, и просто позволяет Томе толкаться — быстро и хаотично.       — Ох, как сильно твоя задница будет оттрахана, Кэйа, — Тарталья принимается за флакончик с маслом — хватит баловаться с языком, ведь самое время использовать пальцы, чтобы побыстрее приступить к самому вкусному и аппетитному.       — Также сильно, как и глотка, — Тома жадно улыбается Тарталье, а Кэйа уже даже не различает слов — они сливаются для него в единую песню, содержащую стоны, хрипы, слюни и безудержное возбуждение. Тарталья двигает бровями, привлекая к себе внимание Томы, и они славливают синхронизацию, чтобы одновременно заполнить Кэйю — войти в него и членом, и смазанным маслом пальцем, чтобы их мальчик получил то, чего так желает, и не был такой нуждающейся, вредной букой. Всё самое лучшее Кэйе Альбериху.       Тарталья скользит пальцами в Кэйе — уже медленно, уже не спеша, мягко поглаживая его по бёдрам, слегка дотрагиваясь до яиц и оставляя лёгкие поцелуи губами на коже спины. И такой контраст с тем, что происходит сзади и спереди ещё сильнее сводит Кэйю с ума. Ему приятна мягкость и жестокость одновременно, ему важно, что целых два человека находятся рядом с ним: любят, трахают и заботятся. И всё происходит настолько искренне, что, пиздец, хочется чувствовать чувства, много целовать, самому подставляясь под поцелуи, нежиться в кровати, прижимаясь к двум телам одновременно, чтобы каждой клеточкой тела быть живым.       Тома закидывает голову назад, громко стонет и резко кончает ему в рот — он отпускает голову, чтобы, если Кэйа захотел, он смог отстраниться, но, блять, Кэйа слишком сильно любит Тому, чтобы лишать себя такого счастья — даже если слëзы выступают из глаз, а губы горят. Он примет всё, без остатка — Тома вытаскивает из него член и тут же заменяет его своим языком. Целует глубоко, с надрывом, чувствуя свой вкус, от которого лишь сильнее сносит голову. С мастерством Кэйи работать ртом и сосать — продержаться долго не получится ни у кого, поэтому его стоит, как следует, наградить взамен.       — А со мной поделиться не хотите? — хнычаще, нагло требует Тарталья, притягивая к себе сначала Тому, ох, он наконец-таки целует его так, как хотелось давно — пропихивает язык до самых гланд, сразу же занимая главенство, потому что Тома любит когда его целует именно так, будто трахая языком, чему он беспрекословно подчиняется, даже не сражаясь с Тартальей. — Самый сладкий, — шепчет он комплимент Томе в улыбку и переключается на Кэйю — их, всё ещё не получившие никакого внимания, члены приятно соприкасаются с телами друг друга, и поцелуй получается рычащим и кусающимся. — Самый красивый.       — Самый наш, — Кэйа одновременно с Томой целует Тарталью в щëки, близко притираясь к его телу. Они кайфуют от самих же себя. Так они согласны проводить каждый день их жизней — вместе, бок об бок. Переспать в первый раз абсолютно случайно, чтобы затем понять, что хочется больше и больше, а потом и вовсе начать вести себя как те самые романтичные парочки, которые вместе делят ночи, быт и проблемы — было лучшим решением для каждого из троих. — Тома, ляжешь под Кэйю, отсосëшь, пока я его трахаю?       — А как не удовлетворить нашего Кэйю, м? — и Тома устраивается так, чтобы Кэйа смог улечься на него сверху, уткнувшись носом в его пах — сосать будет не совсем удобно, потому что придётся задирать голову слишком сильно, но и Тома не настолько прост, как кажется. Он справится с любой задачей, если так сможет принести Кэйе и Тарталье удовольствие. Он облизывает головку члена губами, когда Тарталья растягивает Кэйю уже двумя пальцами — Кэйе плевать на побаливающую челюсть и влажные щëки, ему так похуй на всё это, потому что происходящее сейчас приносит неописуемое удовольствие.       — Блять, какие вы вдвоём горячие, — пальцы входят свободнее, потому что Кэйа расслабляется, когда Тома усердно лижет его член, и он вдыхает запах его кожи, цепляясь пальцами за бëдра. — В следующий раз хочу, чтобы вы вдвоём одновременно трахнули меня в задницу, — у Тартальи от одной воображаемой картинки сносит голову — они, блять, обязаны это осуществить.       — Пиздец, — срывается с губ Кэйи.       — Пиздец, — вторит ему Тома.       Когда три пальца успешно проникают в Кэйю, мягко скользя, Тарталья принимается за свой член — смазывает, чтобы наконец овладеть этой шикарной задницей. Тома обхватывает ствол Кэйи, обводя языком набухшие венки — дышать, лёжа под разгорячëнным телом сложно, но он старается: лижет яйца, сильнее сжимает губами головку и оставляет на ней поцелуи. Тарталья легонько толкается, не спеша, аккуратно, мягко прикасаясь к бокам Кэйи, где уже лежат руки Томы — комфортно.       — Б-блять, Чайлд, — Кэйа не может говорить внятно, больше шипит, стонет и старается сам насадиться на чужой член, пока его собственный заглатывают ещё глубже, — блять, Т-тома, — и оба довольно хмыкают, когда Кэйа с таким желанием произносит их имена — они всё делают правильно. Тома даже не шевелит губами, Тарталья начинает толкаться в Кэйю — и тот сам скользит так, как надо, так, что у Кэйи вскруживает голову. Он кусается, проводит зубами по коже Томы, чувствуя, что хватка на его боках только усилилась.       — Малыш Кэйа так хорошо принимает мой член, — Тарталья пытается расслабить его чуть сильнее, зная, что Кэйа падок на комплименты, — ты ведь хочешь, чтобы нам с Томой было хорошо, да? — и толкается глубже. Рыжие пряди волос лезут в глаза, бёдра начинают побаливать от напряжения, но всё это так неважно, пока Кэйа одобрительно стонет, и мешающая узость больше не ощущается настолько невыносимой. — Хороший малыш.       — Вкусный малыш, — Тома отрывается от члена, чтобы и самому задарить Кэйю комплиментами, — Тарталья, он вроде хотел жёстче, так давай, порадуй и его, и меня.       — Живу ради того, чтобы делать вам приятно, котята, — и Тарталья наслаждается тем, как три различных голоса смешиваются в один стон, когда он грубо, практически до основания, толкается в Кэйю, который проводит языком по ладони, чтобы вновь обхватить член Томы — он должен кончить сегодня дважды. Ему нужно больше. — Тома, блять, что-то ты там с ним делаешь, что он так течёт.       — Не завидуй, мой язык всегда для вас двоих, — Тома и сам ощущает слишком многое, хоть Тарталья и трахает Кэйю, а не его, но такая поза позволяет чувствовать себя не менее выебанным. Он играется с чужим членом, продолжая его нацеловывать и облизывать, когда Тарталья ускоряет толчки — у Кэйи уже нет сил делать хоть что-то слишком активно, поэтому он просто кладёт свою руку поверх члена Томы.       — С-с-сука, — матерится Кэйа, потому что от Тартальи ему достаётся звонкий удар по заднице, он чувствует, что вот-вот кончит, ведь внимание уделяется абсолютно всему и сдерживать себя — невозможно. И поэтому, когда Тарталья вновь ударяет его, а Тома целует в живот, помогая рукой надрачивать член — Кэйа громко стонет, и его сперма марает грудь Томы, который улыбается слишком довольно. Да, блять, да, они довели Кэйю до незабываемых эмоций. — С-сука, — вновь повторяет он, потому что мысли растекаются и формулировать что-то более связное навряд ли получится.       Тарталья тут же выходит из Кэйи, зная, что тот не любит, когда стимулируют его задницу уже после того, как он кончил. Помогая Кэйе перекатиться на спину, потому что стоять на четвереньках уже больше невозможно, Тарталья оставляет быстрый поцелуй на его щеке, удостоверяясь, что всё прошло хорошо и он не испытывает неприятных ощущений.       — Ты самый охуенный, — Тарталья убирает мешающие пряди волос с его лица, и обращает внимание на Тому, довольного собирающего сперму Кэйи со своей груди — она остаётся на его пальцах, которые он облизывает с неистовым наслаждением, причмокивая. — Хочу кончить на твоё блядское лицо, Тома, — Тарталье нужно быстрее и скорее, поэтому он устраивается над Томой, начиная быстро водить по своему члену — хаотично и грязно, потому что Тома послушно вытягивает свой не менее блядский язык и даже не закрывает глаза — любуется тем, каким красивым выглядит разгоряченный Тарталья с членом в руке.       — Кончи, Тарталья, ради меня, сделай это, — провоцирует Тома, лаская себя сам, чтобы кончить, как только первые капли спермы попадут на его лицо, щëки и ресницы. Он чувствует их вкус, который отличается от вкуса Кэйи, и жадно рычит, потому что Тарталья хватает его руку и по-кошачьи слизывает уже его сперму с ладони. — Рыжая мурлыка, — улыбается Тома, и они вдвоём заваливаются к Кэйе, который всё это время, уткнувшись головой в матрас, завороженно смотрел на своих мальчиков, наслаждаясь зрелищем, представлением, ритуалом.       — А ты голубая мурлыка, — Тома чьмокает Кэйю в нос, прижимаясь к его шее, пока Тарталья укладывается сзади. Кэйа удовлетворённо улыбается, когда его зажимают между двумя телами — можно остаться лежать так всю жизнь?       — Ну нет, мы здесь все голубые мурлыки, — Кэйа целует Тому в губы и одаривает Тарталью таким же поцелуем, — вне зависимости от цвета волос.       Самые безбашенные люди Тейвата, те самые, для которых никогда не бывает много секса — готовы милашиться, долго целуясь друг с другом. Ведь среди них троих нет такого, чтобы кому-то уделялось меньше внимания, нет. Каждый важен и ценен одинаково — они смогли добиться полного равновесия в любви. Пшеничная макушка Томы, веснушчатое тело Тартальи, повреждённый глаз Кэйи — каждую из деталек друг друга они любят настолько сильно, что готовы посвятить свою жизнь другим. И не имеет значения, что говорят о них там, за дверьми, не понимая истинной глубины их чувств. Плевать. Ведь, когда вместе хорошо, остальное уже не имеет значения.