Немецкая гнида

“Всё, что пережито и прошло, становится приключением! До чего отвратительно! И чем страшнее всё было, тем впоследствии представляется более заманчивым. Судить о том, что такое война, могли бы по-настоящему только мёртвые: только они одни узнали всё до конца.“ Э. М. Ремарк.

Чёрный дым с мест недавних взрывов шёл вверх столбом, множеством столбов. А сами взрывы заставляли перепуганную толпу бежать быстрее. Неожиданные грохоты падающих снарядов оглушали, вызывая непрекращающийся звон в ушах. Что-то в ухе звякнуло, перерастая в этот ужасный звук, и вызывая отвратительное чувство заложенности и боли. Бомбы падают совсем близко, сбивая людей с ног. А Татьяна лишь цепляется за руку матери, что тащит её вперёд, расталкивая толпу. — Только не смей отпускать! — яростно кричит мать, хватая дочь крепче. Таня бы ответила, но язык словно онемел, не позволяя издать ни звука. Ноги будто сами несут её вперёд, позволяя поспевать за матерью. Все вещи девочки кроме одной несчастной сумки и чемодана в руках матери, остались там, в квартире, которая с каждым шагом всё дальше и дальше позади. Люди вокруг кричат и воют, разрываясь на куски, и ранясь о летящие осколки. Скоро здесь всё будет гореть и взрываться. Скоро самолётов будет больше. И все это понимают. Таня оборачивается, видя, как прямо на её дом летит снаряд. Окна, крыша, массивные стены, разлетаются на жалкие шепки, причиняя адскую боль. Но она не смогла бы ответить где болит. Может, это болит душа, дом, где она росла, где проходила большая часть её жизни, — уничтожен. Вот летит ещё снаряд, но уже в дом напротив. — Га-ля... — еле слышно шепчет девочка. Взрыв, и от пятиэтажки остаётся лишь название. Раздолбанный дом, который неизвестно как ещё стоит, умудрился загореться. Ведь Галя сейчас должна быть там. Она не выходила. Она осталась дома... Крики всё не стихают, а напротив, становятся лишь громче, хочется заткнуть уши и тоже заорать, и плевать что подумают другие. Плевать что скажет мать. Ещё больше плевать на то, что сделают оккупанты, кои летают над головой. — Мама!!! — кричит девочка, обливаясь слезами и потом. А мама не реагирует, лишь тащит и тащит, не оставая от толпы. — Мам! — повторяется она. — Мам... Не услышав ответа, понурила голову, продолжая бежать. Сердце колотиться будто бешенное, а одышка не проходит. Дышать становится всё тяжелее, с каждой секундой тело становится будто каменным, а ноги деревенеют. Она не перестаёт бежать. На негнущихся ногах она бежит, спотыкается, но мать быстро дёргает вперёд, и Таня встаёт на ноги. А ещё этот бесконечный звон, идущий словно из самого мозга, что чуть приглушал звуки вокруг. Он почти не помогает, и не поможет, если кричат прямо над ухом. На секунду они остановились, но лишь потому, что мать запнулась, и вдвоём они упали. Отряхивая лицо, Таня не успела даже опомниться, как мать вновь схватила её, ринувшись дальше. Таня не понимала, в грязи у неё лицо, или в крови. Что-то стекало вниз, по подбородку и шее, затекая под кофту, и стекая по груди. Холодная жижица, от котрой хотелось скорее избавиться. Она посмотрела на свою руку. Красное. Прямо на пальцах. Девушка извивалась, пытаясь стряхнуть всё это с себя. От осознания того, что это чья-то кровь, становилось дурно. Рыдания и попытки неизвестно чего, не позволяли ей ослабить хватку руки, что вцепилась в маму будто тесками. Мать что-то говорила, но из-за звона было не понятно что именно. Она будто просто открывала рот, как рыба. Рыба, что заплыла в сильное течение. От этого сравнения было-бы смешно, не будь оно слишком реальным. — Мама!!! — уже рыдая закричала Татьяна, словно маленький ребёнок вытирала лицо и без того грязной рукой, в надежде убрать с себя эту гадость. Кровь. Она будто везде. На руках, лице, на других людях образы которых прояснились лишь сейчас. Ещё один снаряд упал недалеко, от чего крики послышались громче, не смотря на заложенное и бесконечно звенящее ухо. Мать юркнула в узкий переулок, перебираясь через полчище людей, прихватив с собой дочь. Они остановились, стоя друг на против друга, пытаясь отдышаться. Безумная какафония звуков не стихала, уши закладывало и у мамы Тани, Надежды. Визга, криков, летящих снарядов, и пулемётной очереди где-то вдали. Если поднять голову, можно легко заметить множество самолётов истребителей, чей гул лишь добавлял паники, и возвышал ужас закипаюший в жилах до предела. Надежда теребит ручку полу пустого чемодана, в который наспех были закиданы самые необходимые вещи. Красивые ленточки, что Таня утром завязала на косах, распустились, оставляя лишь жалкое подобие причёски. Грязные волосы спадали на плечи, напоминая жалкую тряпку. Девочка смотрела на мать, а мать на неё. Испуг во взгляде читался у обоих. Животный страх не позволял нормально вдохнуть ни секунды. — Ма-м.. Ма-ма.. Ма... Мам, я.. Я.. У меня.. — Таня показывала рукой на левое ухо, которое кажется почти ничего не слышало. — Всё будет хорошо... — Ма-м.. Ма.. Там.. Там Галя, Галя, Галя!! Она там! — она нервно показывала пальцем в толпу, то в одну точку, то в другую, будто пытаясь найти Галю прямо сейчас, беспрерывно рыдая, местами переходя на свист. Надежда обхватила худенькое лицо дочери руками, — Всё будет хорошо, доча. Я тебе обещаю, — на последнем слове её голос предательски дрогнул, кажется, она пыталась убедить в этом не только дочь но и себя тоже. — Д-да, — захлёбываясь слезами, Таня неуверенно кивнула, вглядываясь в это испуганное лицо матери. Надежда спешно вытерла рукой лицо дочери, избавляя его от свежей крови. — Не обращай внимания в толпе ни на кого. Ясно? Ни на кого. Даже если увидишь друзей, или знакомых. Это сейчас не важно. — Г-аля.. Она... Она осталась в доме.. — Тише. Это война, нужно понимать. Ты уже не настолько маленькая. Хныча, вытирая слёзы и сопли, Таня пробурчала что-то вроде: «Да. Я понимаю.» — Умница. А теперь пойдём. — мать схватила её за руку, и они обе снова ринулись в оживлённую толпу. Там, люди нагружённые вещами, а кто-то и вовсе ни с чем, в панике покидали свои дома, стремясь к железнодорожной станции, чтобы поскорее закончить этот ад, чтобы уехать, и поскорее забыть. Пробиться в вагон тоже было непросто, кто-то падал пытаясь взобраться на спасительный поезд, кто-то цеплялся за окна, готовясь ехать снаружи, а кто-то пытался пробиться внутрь, как Таня с мамой. Протолкаясь в забитый тамбор, они остановились в углу. Про вагоны стоит молчать, даже из тамбора было видно какая там толпа. Некоторые рабочие пытались удержать этот бесконечный поток людей, да бы не слишком перегрузить состав. После того как снаряд прилетел прямо на станцию, двери закрылись, более никого не пуская. Крики, стуки по окнам и дверям загнанных в угол, и обречённых на гибель людей заставляли дрожать. Состав двинулся. Стук колёс вперемешку с всхлипами несчастных Таня слышала только одним ухом. Она нервно трогала пальцами левое ухо, в надежде что ей только кажется. Видимо, снаряды что летали почти над её головой не прошли даром. Обхватив колени руками, и уткнувшись в них подбородком, девочка сжалась в углу, молча глотая солёные слюни, что кажется были бесконечны. Дым из трубы поезда бил адскими искрами, и чёрным дымом, а эшелон двигался дальше по рельсам, оставляя разгромленный город и оставшихся жителей позади.