«Я никогда не думала что почувствую ещё хоть что-то к этим немецким гнидам, помимо ненависти...»
Синяя ручка в руках, то и дело подёргивалась. Буква за буквой, девушка продолжала писать. Слова сами бежали по бумаге, вырываясь из мыслей в жизнь.«Нет, не симпатия. Я всё также ненавижу их всех, а в особенности его. Но, я почувствовала интерес. Мне просто интересно знать, почему он сделал это? Почему всё получилось так?»
В один момент отдёргивая руку от письма, она перечитывает, строчка за строчкой, до последнего знака. Что же она делает? Нет, она не может сказать. Дыхание перехватывает, а руки сжимаются сильнее. Бумага сминается, рвётся и в конце концов подноситься к свече. Пламя медленно охватывает несчастную бумажонку, уничтожая всё написанное. Таня благодарна всем возможным силам, что передумала. Который раз она хотела, но всегда отрезвлялась мыслью, что её примут за предателя. Ведь это совсем не так. Всё это не так как кажется. Будь у неё силы, и не будь страха, придушила бы этого фрица, что вызвал что-то кроме ненависти и беспощадного презрения. Наташа непременно бы придушила её, если б стояла рядом, и была бы отчасти права. Но, к сожалению, это невозможно. Началось всё это ровно две недели назад. Именно тогда на горизонте появился заветный город, что оказался спасительным для девушек. Фортуна, штука непостоянная, в особенности, если дело касается войны. Сегодня немцы где-то там, а сегодня уже здесь. И, наверное, в тот день она решила извиниться за свой недавний промах. Попытка что-то исправить? Помощь свыше? Возможно. — Ой, извините! Я вас не заметила! — твердила Таня, после того как случайно врезалась в прохожую, пытаясь помочь ей подняться. — Кто ж это там такой... — не успев закончить фразу, женщина подняла глаза, после чего замерла, — Таня? Эта женщина, какая-то она, уж очень знакомая. Сначала Таня не узнала её, а потом догадалась. Это же Ирина! Раньше жила в их деревне, хорошо общалась с бабушкой, но, потом она уехала, и видимо, не так уж и далеко. У неё ещё две дочери было, только, Таня не помнит, как звали. Но, одна девочка немая, а что насчёт второй? Она здорова. Но, сейчас было совсем не до этого. — Ирина Павловна?... Женщина взялась рукой за голову, чуть не выронив авоську. Её глаза устремились на Наташу, и кажется, Павловна побледнела окончательно. Конечно, вряд ли у кого-то была другая реакция, при взгляде на двух грязных, потрёпанных и изнеможённых девочек, которые, что-то делают за множество километров от своего села. — Наташа? — К сожалению. — кивнула она. Павловна не теряя времени схватила их обеих за руки, и потянула в подворотню, что была прямо за спиной, тем самым, наверно, пыталась уберечь от ненужных взглядов. Что прожигают насквозь заплаканные глазницы, и заставляют ускорять шаг, пока внезапно кто-то не рушит эту ужасную картину. Таня слегка опешила, но не сопротивлялась. Ирина спешно оглянулась, проверяя, нет ли никого поблизости, а после, вновь глянула на девочек. — Что вы тут делаете? И... Что с вами произошло? — она быстро поменялась на шёпот, словно вокруг только враги, а не обычные граждане. — Ну... Понимаете... — начала Таня, опираясь рукой о стену. — Долгая история. — продолжила за неё Наташа. Ирина переглянулась с обоими, удивлённо вглядываясь в каждую, как будто видя их впервые. По глазам было видно, ей их жаль. Жаль, но не более. Скорее всего, она растерялась, но, после быстро собралась с мыслями. — Такс, значит, сейчас быстренько пойдём ко мне, а потом выясним что с вами делать... Ирина Павловна жила совсем недалеко, потому, идти пришлось недолго. Третий подъезд, четвёртый этаж, и окна с видом на такой же соседний дом, — вот оно, краткое описание её жилища. Тесно, но уютно. Две небольших комнаты по разным сторонам, совсем крохотная кухня и туалет с ванной. Таня была безумно рада любой крыше над головой. Ирина позвонила им обоим привести себя в порядок, и даже дала переодеться в другую одежду, вместо перепачканной. Всё это время из маленькой комнаты выглядывала девочка. Как же её звали? Ах, да, конечно, Юля. В голове сразу промелькнула мысль о сходстве её, с Женей. Но главное отличие было в том, что сердце одной уже не бьётся, а вот у другой — ещё как. — Она у вас так выросла... — заметила Таня, поглядывая на Юльку. — Да уж, только недавно ещё в кроватке лежала, а теперь уже во всю растёт. Тихий вздох, и Таня смотрит на подругу, что в новом зелёном платье, пускай которое ей велико на пару размеров, смотрится хорошо. Платье старшей дочки Павловны, ей бы вряд ли подошло. Даже на фотках Апрелина худая как спичка, что говорить про реальность. Пластырь плотно прилегает к вчерашней ране на щеке Натальи, а на лице уже нет тех засохших красных струек. Так странно и одновременно приятно смотреть на подругу после такого. Так и чувствуешь облегчение, что выжили, что вырвались. Пускай только вдвоём. «Одни. Без никого.» Мысль резанула изнутри. Рука Тани инстинктивно потянулась под кофту, но сразу она себя отдёрнула. — Так что у вас случилось? Почему вы здесь? — спросила Ирина, с некоторой осторожностью. — Вообщем... Это... Это... Как бы объяснить... — Таня чувствовала что начинает заикаться. Мозг при всех этих воспоминаниях просто скручивался в три погибели. А Ирина лишь смотрела, в ожидании ответа. — Лучше я расскажу, а то эта ещё час заикаться будет. — Наташа встала со стула и подошла чуть ближе. — Немцы туда нагрянули. Тоска пришла сразу после этой фразы. Пусть Таня сама их в лицо не видела, но достаточно только того, что они вытворили в селе. С бабушкой, с бедной Женей, Жориком, и прочими. — Как?! Не может быть... — охнула женщина, прикрывая рот рукой. — Вот так, а мы с Таней чудом спаслись. Таня промолчала, не став говорить о своих доходах о погибших, ведь легко могла получить от разгневанной Наташи, а потому, просто опустила глаза. — Неужели больше никто не остался?... — Не-а. Не остался? Может. Но Таня в это не верит. Не хочет верить. Это нереально, и невозможно. Потому она молчит, не понимая, что не ложь, а настоящее. — Какой ужас... — покачав головой, Ирина кажется ненадолго задумалась. — Вы наверное проголодались? Наташка из вежливости пожала плечами, хотя наверняка хотела есть не меньше подруги. Ирина отвела девушек на кухню, налив каждой чая. О да, чай. Тот самый которого Таня не видела уже долго. Видимо, у Павловны остался какой-то запас, что не могло не радовать. Девушке досталась белая чашка, с карикатурно нарисованной новогодней ёлкой, что добавляло некую юмористичность к происходящему. А маленькая Юля пошла за ними, наблюдая на новыми гостями. Её детские глазки с неподдельным интересом смотрели на гостей. А могла бы она разговаривать, то наверняка обсыпала мать вопросами. — Так, Юль, иди пока поиграй. — скомандовала женщина, и Юля удалилась обратно, озираясь, словно спрашивая, не передумала ли мать? Женщина оказала им весьма тёплый приём, что, впрочем, удивляло. Вряд ли бы кто-то на её месте так быстро согласился, и даже предложил сам. Наверное, всё это лишь из жалости. Неплохо, за то не на улице или разгромленной деревне. Сейчас это всё о чём девочки могли мечтать. — У вас ещё из семьи остался кто-то? — вдруг поинтересовалась Павловна. — Лично у меня – нет, — Наташа указала пальцем на Таню, — А у неё мама, но она где-то на фронте. Женщина печально вздохнула, — Что-ж мне с вами делать... Ладно... Проживём как-нибудь. Ирина также без колебаний позволила остаться у себя на ближайшее время. Удивительно что здесь не запрятался подвох. Да и потом, вместо двух голодных ртов на горбу Ирины Павловны, теперь четыре. Неужели, это вина Тани, что всё так получилось? По словам Наташи, наверняка, что-то вроде: «Конечно нет», а по её собственным, ровно противоположный ответ. — Спасибо вам огромное, — тихо начала брюнетка, — Но, не будем ли мы слишком сильной обузой?... После этих слов к Тане прилетел смачный подзатыльник от Наташки. — Ты что?! Тебе человек помочь пытается, а ты, что? Вот так решила ответить??? — Наташа поднялась со стула, и словно вошла во вкус, принимаясь колотить Таня руками, пока последняя пытается отстраниться, или закрыться ладонями. — Прости... Прости, я не хотела ничего такого... Наташа вновь замахнулась на Таню, готовясь ударить, но её рука была перехвачена. — Успокоились обе! Вы остаётесь у меня и это не обсуждается!!! После того, как Наташу отпустили, она присела обратно на стул, как-то виновато поглядывая на Таню, но, видимо, не решаясь заговорить, впрочем, и не о чем. Она всю жизнь перебарщивала, но сейчас это дошло до какого-то немыслимого предела. Таня смотрела в чашку, видя своё измученное отражение. Ещё никогда под её глазами не было таких огромных мешков. Она ещё долго будет их помнить, но они ничто, по сравнению с мешками сестры маленькой Олечки, что пришла домой через некоторое время. Вот кому точно требовался сон, так это ей. — Привет, Апрелина. — вышло тихо, но Таня надеялась что её услышали. — Мам, а это кто? — спросила она с ходу. — Ох, это... Ты помнишь Наташу из посёлка, тут недалеко? Девочка всмотрелась сначала в Таню, а потом в Наташу, что проявляла полное безразличие. Таня бегло прошлась взглядом по пришедшей. Её тонкое пальто было усеяно заплатками снизу, а к верху были своего рода пятна, словно на вещь что-то давным-давно пролили. Как же давно они не виделись. Апрелина совсем изменилась. Её взгляд словно потух, за эти года. В селе она жила совсем мало, меньше чем её мать, потому, Таня мало её знала. По подсчётам, ей должно быть семнадцать, или даже восемнадцать. Внешне сложно было сказать сколько точно. Может и девятнадцать, или, ещё шестнадцать.”Сколько же прошло лет?”
Много. Точно целая вечность. Люди меняются, но, не все. Ирина Павловна не изменилась, чего не скажешь о её детях. Единственное, что не поменялось, так это то, что Юля всё также молчит. — Это она что-ли? — показала Апрелина пальцем на рыжую. — Всё верно. — кивнула она. Тем временем Наташа совершенно не обращала внимания, просто посматривая в окошко, на играющих внизу мальчишек. Наверняка, она бы всё равно не узнала Апрелину. — Так, что они здесь делают? — Их деревню сожгли, а пока мама Тани не вернётся, им придётся побыть тут. Апрелина вздохнула, — Понятно. — выдавила совершенно без чувств, развернулась, и отправилась в комнату к Юле. Наверное, ей сейчас больше до себя, чем до других. Таня не могла её осуждать, ведь, может, у неё тоже всё непросто. Апрелина с первого взгляда показалась загадочной. Эти тёмные пряди, что гораздо темнее Юлькиных или Наташкиных, местами спадающие на лицо, глаза словно два уголька, бледная кожа будто у трупа, и самое главное — огромные тёмные мешки у глаз. Выглядела она не хуже девочек, что шли всю ночь по лесу. Жизнь в этом доме не была раем, но не из-за тесноты, а из-за воспоминаний. Некоторые вещи напоминали о пережитом кошмаре. Наверное, и письмо для матери, что она написала в первый же день, и на который не получила ответа.«Дорогая Мама, я не знаю почему ты вдруг пропала, и почему не пишешь, но, надеюсь до тебя дойдёт это письмо. Село сожгли немцы. Прошу, не задавай лишних вопросов. Всё думаю, и без моей подсказки понятно. Бабушка уже не со мной, но, мне кажется она жива, думаю всё это ошибка. Я сейчас у Ирины Павловны, и жду не дождусь пока ты вернёшься. Напиши что-нибудь, пожалуйста. Таня.»
После написания письмо сразу отправилось самолётиком за окно. Письмо, прямо в никуда. Бумага плавно спускалась где-то во дворе, напоминая настоящий самолёт идущий на посадку. А вот с настоящими железными птицами всё было не так спокойно. Каждый раз когда над домами летели немецкие самолёты, Таня пряталась от окна, в надежде что её не найдут. Доходило всё до того, что в первые дни, спать она залезала в шкаф. Вскакивая посреди ночи от знакомого гула, и в панике ища укрытие. Гул этот, до жути омерзителен. Ничего не пугает так как он. Наташе плевать, мама с Галей не пишут, а Ирина, Апрелина или тем более Юля, не могут ничего сделать. От этого несомненно больно. Больно осознавать своё бездействие и безысходность, а также, полное равнодушие со стороны. Но, она не винит в этом никого кроме себя и чёртовых фрицев. Себя, потому что не смогла уберечь бабушку, а фрицев за всё, что они сделали, не только с селом, а в целом. Наверняка из-за них пострадало ещё уйма людей и поселений, что не могло не нагонять тоски. Они не перед чем не остановятся. Это просто сущее воплощение всего злого и омерзительного, к тому-же, ещё и дико проворного, что рвётся напролом через чужую родину, словно животное.“А это и есть животные.”
Глаза кровавыми слезами истекают, и не только у Тани, при воспоминаниях о трупах и горящих словно спички домах. О рёве мотора, о гулком смехе, из немецких громогласных глоток, и перепачканных коленях, что приземлялись прямиком на грязь. Хотя, если подумать, чем оккупанты отличаются от этой грязи? Наверняка, ничем. Наташа уверяла: «Всех их быстро наши перебьют.» Только почему-то, до сих пор, не перебили.”Наверное, всё это мысленно. На подсознании надежда. Которой так-то нет.”
По ночам никто не плачет, слёзы давно уже вышли, все что можно и нельзя. Страшно лишь за себя и за близких. В итоге, остался только липкий страх. Всё продолжило набирать свои обороты, когда Наташа, чутка оклемавшись пару дней, собралась идти на фронт. Со звериным упорством она заявляла: «Я пойду на фронт!», по началу, никто не боялся, кроме Тани, что знала, подруга не шутит. — Наташ, ну, вот зачем тебе на фронт? Там, что, без тебя людей не хватает? — обеспокоилась Ирина Павловна, хоть это и не родня ей вовсе. Может, было жаль покойную знакомую, чья внучка с подругой сидят у неё. — Да! Не хватает! — Наташа выглядела словно, взбудоражено, как будто немцы уже дышат в спину, что до безумия злит рыжеволосую деревенскую девку. — Я должна пойти! Если все будут думать как вы, фрицы нашу родину мигом заберут! Встревоженный взгляд, что смотрит чужими глазами, как своими, как родными. Или кажется так? Непонятно. Грех не сберечь старых знакомых, а на фронте уж точно только смерть, и более ничего. — Да, но... — женщина не успела договорить, как Наташа перебила. — Так почему я не могу пойти защищать свою родину?! — Наташа, тебе четырнадцать! Это безумие!!! — Ирина уже перешла на повышенный тон, всеми силами пытаясь отговорить её, заставить остаться, и дождаться мамы Тани. Но, Наташа была непреклонной. Это то же самое, что биться головой о стену: себе нервы поднимешь, а результата не получишь. Наташа и раньше много говорила о фронте, но вот когда лишилась деревни, заговорила по-серьёзному. Если-бы понадобилось, поехала б в любую точку, только ради победы, а там заодно и мести. Самой кровавой мести, которую можно представить. — Никто больше не знает этого! Так к чему весь этот вздор?! — Наташа, то что ты осиротела, ещё не повод обрекать себя на верную смерть! Даже для Тани эта фраза била по ушам. «Осиротела», «Повод», «Смерть». Всё это, словно последняя капля, или пинок в спину, пускай не сильный, а только мотивирующий ещё больше, но, при том, далеко не безболезненный. Наташа разозлилась ещё больше, сжимая кулаки всё сильнее, заставив кожу на руках краснеть. Её злоба чувствовалась даже на расстоянии, даже с нескольких метров. Это словно огромный, самый настоящий пожар, что вот-вот станет больше. — Да что вы вообще понимаете?! Мне всё равно что вы сделаете, но не сможете отговорить меня! — силуэт Наташки прошмыгнул в соседнюю комнату. Ирина в отчаянии присела на стул, вздыхая, и наверное, удивляясь такой упрямости. Таня и сама хотела отговорить, всей душой хотела, но, Наташа никого не хотела слушать. Только твердила об отмщении, и ненависти к фрицам. Понять было не сложно, но вот принять... Всё это прекрасно, человек не унывает до последнего, и пытается бороться за победу, пусть не свою, но всё-таки советскую. Но, всему нужны границы. Здесь же, их нет и никогда не было. Расставлять их — бесполезно. Только время тратить. Она вправду не соврала. Дождалась пока Ирины Павловна уйдёт из дома, и сразу подошла к подруге. — Наташ, ты чего? — бросила Таня, в непонимании глядя на подругу. — Ты прекрасно знала что я уйду, и, жизнь даже дала тебе время на раздумья. — начала рыжая, — Ты остаёшься? Вопрос, будто очень больной удар током, что прожигает не хуже удара молнии. Печальное осознание, и паника быстро охватили девочку. — Я... Я... Н... Но ведь... — И даже не пытайся вновь меня переубедить. — Н... Наташа... П..почему опять?... Почему т...ты опять х...хо...хочешь уйти? — тело дрожало, а сердце билось с невероятной силой и скоростью. Наташа не могла просто уйти. Это было непросто принять. Наташа отстранилась. — Ясно.”За что...”
— П...постой!!! — Таня упала ей в ноги, стоя на коленях. — Н...Наташа! Пожалуйста! Я... Я не х...хочу терять и т...тебя! Ты... Ты нужна мне!!! Наташа отмахнулась, и фыркнула, — Видимо, ты сделала свой выбор. — Н...нет... Я н...не сд...сдел...сделала... — Так сделай. — Наташа наклонилась, и крепко схватила подругу за запястье, но не чтобы поднять, скорее чтобы ускорить её раздумья. — Н...Наташ... — Думай. Ты со мной или нет? — Я... Я... — девушка замолчала, чувствуя как по щекам стекают слёзы. — Ну? — Я... Я... н...не знаю!!! — в последнем слове голос Тани перешёл на крик, и она чуть не грохнулась лицом на пол, слегка повиснув на собственной руке, которую удерживала Наташа. В дверном проёме появилась Апрелина, с книжкой за пазухой. Видимо, девочка услышала крики, хотя, их было невозможно не услышать. Её бесчувственный взгляд метался то на Таню, то на Наташу. — В чём дело, Тань? Почему ты стала такой тряпкой? — она потрясла подругу за запястье, слушая её всхлипы. — Раньше ты была другой. Ты не ныла всё время. — Н...Наташ... — Ты ещё не надумала? Отрицательный кивок окончательно вывел её из себя, и колено Наташи врезалось о грудь Тани. Вскрик, резкая боль, и громкий треск. Звуки словно отрезвили Наталью, и она отпустила брюнетку, дав той упасть на пол. Заколка, что носилась под кофтой, выпала, но не целиком, а по частям. Осколки заставили замереть, причём обеих. Через мгновение, Таня бросилась к этой заколке, в панике пытаясь её починить, но после того как вместо трёх осколков стало четыре, она выпала из её рук. — Тань, я это, не хотела её ломать... — растерянно донеслось впереди. А Таня только молчала, хватаясь за голову, и чуть не задыхаясь от одышки. Девушка быстро вскочила на ноги, но тут же потеряла равновесие, отлетев в сторону, прямо в тумбочку, больно ударившись боком. Сползая по стене, она будто не слышала попыток Наташи достучаться до неё.”Всё это — неправильно... Всё это, не должно быть вот так. Я не хочу забыть тебя... Галя...”
Гул где-то сверху окончательно добил, в ушах загудело, а из-зо рта вырвался крик, перемешанный с визгом. Тогда уже и Апрелина подобралась к ней, затыкая рот. Сомкнув силой её челюсти, Апрелина подняла с тумбочки сожительницу, и всё это с полностью равнодушным взглядом. Словно безмолвная бледная статуя, позволила чуть схватиться за неё, но потом сразу отстранилась, недовольно вздохнув. — Тише. А то немцы услышат. — щёлкнув ей по носу, она показала пальцем на окно. Таня всё смотрела на сломанную заколку, вспоминая её прошлую владелицу, её весёлый звонкий смех, вперемешку с образами самых различных кукол. Что-то внутри ёкнуло, прямо как тогда, как под бомбёжками. Мерзкое чувство окутало с ног до головы. Неужели, она её забыла? Неужели, она предала Галю, не сохранив её подарок? Закрыв лицо руками, она продолжила всхлипывать. — Выясняйте отношения сколько хотите, только потише. Не хватало ещё и тут немцев. — Апрелина зашагала к двери и устремилась покинуть комнату, просто из-за потери смысла там стоять. Перед глазами всё кружилось и двоилось, голос Наташи доносился словно из-под воды. Девушка вздрогнула когда, почувствовала на руках прикосновение. Подняв взгляд, увидела Наташу, и отстранилась. Это первый раз когда Таня почувствовала страх перед фигурой подруги. Её обеспокоенный взгляд настораживал, а от каждого прикосновения по телу бежала дрожь. — Тань, я думаю, её ещё можно починить. Отрицательно покачав головой, Таня устремила взгляд вниз. ”Уже ничего не починить.” — Ну, если не починим, я могу купить тебе точно такую же. Она ничем не будет отличаться от старой. — А м...мне н...не нуж...н..на.. другая... — протянула она, в попытке вытереть слёзы. — Ты это, не обижайся, я правда этого не хотела. Таня молча глянула в окно, где-то не подалёку летали немецкие самолёты, гул всё ещё слышался. Уродливые тени, ровных крыльев мелькали где-то там, впереди. Закусив губу, девушка начала медленно понимать Жорика, и понимать, почему он обижался на Наташу. Несколько секунд они стояли молча, а Таня даже не смотрела на подругу. Впервые не хотелось. — Я наверное пойду... — Наташа принялась медленно отходить назад, к двери. А в ответ получила только полный игнор. — Я напишу тебе, уже скоро. — Можешь и не з...заморачиваться. — протянула Таня, всё ещё глядя куда-то в окно. — Что? — она остановилась. — Б...бумагу з...за...зато сэкономишь. Короткая пауза, Наташка сглотнула, и подошла вновь ближе. — Ну, не обижайся, Тань... Внутри обида. В первую очередь на себя, что не смогла сохранить заколку, что не уберегла последнюю тоненькую цепочку, что связывала с домом. —Уйди, Наташа. Я х...хочу побыть о...од...одна. Рыжая вновь отходит, наверное, понимая вину. Подруга не хочет её видеть, впервые. Наверняка, её представления о мире слегка пошатнулись после такого. Она молча кивает, и спешит уйти. Озирается назад, но, сегодня никто не смотрит. Таня слышала как запирается дверь, а уже скоро увидела Наташу из окна. Лицо усыпанное веснушками, в последний раз разворачивается, глаза смотрят, выискивают, но, никак не могут найти. Таня отошла прочь от окна. Брюнетка чувствует, как по щекам бегут слёзы. Снова. Как остановить всё это? Когда это кончится? Наверное, уже никогда. А что если, настолько много плакать, что выплакаешь всю жизнь? Плохая идея. Но, местами кажется последней. Так Наташа ушла. Ушли все кого она раньше знала. Что-то болит, но не можешь определить где. Болит, только гораздо сильнее. Будто из сердца вырвали много маленьких кусков, оставив пустоту. Ложиться спать по ночам стало сложнее. Первые дни это было объяснимо, но вот по прошествии недели, всё стало сложнее. Почему-то, больше спать не хотелось. Пусть обломки заколки и лежали рядом, на самой первой тумбочке, сон всё не приходил. Вряд ли это из-за того, что, спит она на раскладушке, а недалеко слышно сопение Ирины Павловны. За неделю можно привыкнуть. В таких случаях, она тихонько выбиралась из комнаты, и шагала на кухню, где сидела ещё она, кто никак не мог уснуть. — Что, снова не спиться? — шепнула Апрелина, поднимая глаза со строчек книги. — Да... — Таня села за стол, напротив бледной знакомой. Она молча перелистывала страницы своей книги. Таня быстро смекнула, её новая знакомая любит это дело, в её комнате все полки уставлены книгами. Даже в ящике Юли, и то, есть книги Апрелины. Наверное, у неё никогда нет проблем с тем, чтобы почитать. — Я только недавно перестала нормально спать, а ты, сколько так не спишь? — вопрос, один из первых вопросов, столь странной особе. — Хм... Ты думаешь я помню? — усмехнулась Апрелина, — Наверное, месяц, или два... Не помню. — А когда же ты тогда спишь?... — Рано утром, или очень рано вечером несколько часов. — она перелистывала всё новые страницы, лишь иногда смотря на собеседницу, всё с тем же, сухим безразличием. — Наверное, это тяжело... — Ага, если бы, — начала девушка, — Юля всё равно не говорит, а потому не мешает, а мама... Ей, плевать. Наверное Ирине Павловне и впрямь плевать. Бессонница Апрелины заметна даже издалека, и, Таня на месте Павловны точно б не стала бездействовать. — Странно... Если бы моя мама узнала что я не сплю, то... Ну, было бы плохо. — Мм... Да я смотрю, у вас там были плохие отношения. — Нет! Вовсе нет... Просто, она, так скажем... Вспыльчивая. Короткий смешок, и Апрелина вновь подняла взгляд, — Прям как твоя подруга? — Ну... Не настолько. Так и сидят они пол, а то и всю ночь, одна читает, а другая пришла только от скуки. Лежать в тишине, оставаясь в мыслях было невозможно. А здесь хоть разговоры какие никакие есть. По началу это не давало заскучать, пока не стало просто не о чем говорить. Тем более, когда в её жизни появился он, это и подавно. Таня выпрямилась на стуле, ставя свечу обратно, на её привычное место. Всё это странно. И чувства чересчур странные, слишком непонятные, их не описать одним внятным словом, и это далеко не в хорошем смысле. Это и тревога, и тоска, и некий интерес, и даже страх, и ещё много других чувств, что смешались в что-то одно. Во что-то, единое. За окном темно, сентябрьская ночь выдалась прохладной, а чуть великоватая кофта, греет неплохо. Юля с Ириной Павловной давно спят, а что насчёт Апрелины? Непонятно. Но к ней идти сегодня не хочется. Губы будто сами пришли в движение, и донёсся шёпот, — За что мне всё это...