Тайны исповеди

— Грешна, отче. Mea culpa. Ты потупила взгляд, усаживаясь поудобнее на жесткой скамье исповедальни. Отец Джон, старый священник, исповедник твоего дяди — могущественного и славного короля Генриха IV, — а также старинный друг твоей семьи, устало кивнул. — Говори, дитя мое. Глубоко вдохнув, ты поправила вуаль и зачастила как молитву перед ликом пресвятой Девы: за грехи вольные и невольные, за гнев, раздражение, зависть. Гнев на отца, лорда Мортимера, пытающегося прибавить к своему состоянию могущество и власть по заключении брака своей дочери с графами Уишоу по соседству. Ты раздражалась, отсылая жениха с богатыми дарами восвояси, а потом рвала и метала, превращаясь из кроткой лани в разъяренную тигрицу и переворачивая все вверх дном в своих покоях. С какой стати отец решил, что может управлять твоей жизнью и наказывать тебе выйти замуж за этого увальня, что двух слов связать не может? Родился в рубашке, да в богатой семье — и оттого уже завидный жених! Подумать только! В эту минуту ты завидовала всем. Завидовала своим служанкам, трактирщице миссис Куикли, завидовала даже мужчинам — у них-то всегда право выбора есть… В такие минуты мать часто вздыхала, что надо было бы мужчиной тебе родиться, и в жизни не было б славнее воина. И да, в себе ты отчаянно желала мчаться по полю битвы, с мечом наперевес, во славу Англии, а не выйти замуж за младшего Уишоу, который и двух слов-то наедине с женщиной связать не может! Ты поморщилась, высказав это через решетчатое окошечко. За границами исповедальни послышались чьи-то осторожные шаги и вороватое перешептывание. Но, глубоко погруженная в свои печали, ты не услышала этого. Шаги подкрались чуть ближе. — Дочь моя, что Господом уготовано, того человек да не отменяет, — робко откашлялся отец Джон под твоим напором. — роль женщины — быть помощницею мужу, поддерживать его руки… Ага, поддерживать руки! У младшего Уишоу руки в веснушках и рыжих волосах на толстых пальцах. Фу! — …растить плод чрева от него, в любви и согласии, во славу нашего королевства… Еще чего! Ты затеребила платочек в пальцах и запальчиво отрезала: — Нет! За кого угодно, лишь не за него!
 — И за кого же, дочь моя? — отца Джона кажется, не смущала твоя нервозность и вспыльчивость. — Да хоть за Хэла! — имя наследного принца слетело с твоих уст раньше, чем ты успела подумать хорошенько. Отец Джон в полутьме исповедальни за решеткой кажется, оторопел. Или тебе так дорисовало воображение. Ты прикусила губу и притихла. — Что? Конечно, я ничего о нем не знаю, он был товарищем моих детских игр, но с тех пор прошло лет пятнадцать, и я… Матушка говорила… Ты не успела досказать, что же говорила матушка, как дверь исповедальни с твоей стороны распахнулась. В неярком дневном свете, скупо озарявшем маленькую церковь, стоял он — тот самый, имя которого ты только что столь воодушевленно выкрикнула. Неужели он все слышал?.. Ты даже похолодела, почувствовав, как по вискам стекают бисеринки пота. — Здравствуй, сестренка, — Гарри выглядел вполне довольным жизнью: большие глаза блестели озорством, как тогда, лет четырнадцать назад или около, когда он подбил тебя стянуть пару матушкиных сахарных пирожных за полчаса до торжественного приема. — это ты только что хотела за меня замуж? Ты прикусила губу. Это было невыносимо. Это был совсем не тот принц Уэльский, которого ты помнила пятнадцатилетним мальчишкой, длинным и худым как жердь, зато с юношески пухлыми щеками. Он еще больше вытянулся (пухлость безвозвратно ушла), возмужал и окреп, став весьма привлекательным мужчиной. Лишь пушистые рыжие кудри и хитрый взгляд напоминали в нем того Гарри, которого ты знала. Однако вместо тысячи слов твои губы выдали: — Поди прочь. Да, конечно, не так ты мечтала встретиться с ним. Только Хэл не смутился твоей грубости. Наклонившись к тебе (Боже, какой он большой!), он игриво улыбнулся и подмигнул: — Я весь твой. Готов показать тебе картину будущих супружеских благ, моя дорогая. Идем? Протянутая тебе рука ничем не напоминала младшего графа Уишоу. Широкая ладонь (интересно, сколь она теплая?), длинные пальцы, точно вырезанные резцом неведомого мастера, явно имевшего искру Божью. Ты прикусила губу. Рассудок просто вопил подняться и пойти за ним, но внутренняя леди, возмущенная внезапным вторжением в твои душевные излияния на исповеди, заставила тебя метнуться вперед и отвесить своему кузену звонкую пощечину. — Леди Мортимер! — отец Джон наконец-то вспомнил о своих обязанностях исповедника и поборника любых грехов, начиная от блуда и заканчивая гневом. Ты никак не отреагировала, готовая поклясться, что улыбка этого нахала ненадолго померкла. Но через пару мгновений он потрогал рукой щеку и ухмыльнулся самым бессовестным образом. — Если что, Вы прекрасно знаете, где меня искать, миледи. Откланявшись, он развернулся и пошел к выходу. Ты следила за его походкой, ласкала взглядом широкие плечи в камзоле цвета бордо, одновременно холодея от его выходки, собственной, и созревшего в голове безумного плана…