Маджере выводит руны

Руки у Маджере уверенные. Он с уважением, но твёрдо держит те артефакты, с которыми они — как Ученик и Учитель, Нуитари помилуй — будут знакомиться первыми. Великий маг ломает стебли трав одним движением пальцев, а потом взвешивает, хотя это и нужно только Даламару, голодно следящему за всем, что ему хотят показать. Руки у тёмного мага неимоверно худые. Даламар замечает за завтраком, когда мантия Рейстлина небрежно спадает до локтей. Тот медленно отпивает чай, сфокусировавшись на одному ему понятной точке в пространстве. А эльф видит, как то и дело напрягаются сухожилия под золотистой кожей. На следующее утро он замешивает в кашу две ложки мёда. Потому что увеличение тарелки — явно не их вариант, маг едва снимает верхний слой, оставляя большую часть нетронутой. Проходит несколько дней, пока Маджере перестаёт подозревать, что подосланец Конклава порывается его банальнейшим образом отравить. И ещё три, пока он не начинает съедать уже половину порции. Руки у Рейстлина цепкие. Это становится ясно, когда маг силой отдирает его от озверевшего гномского механизма, пытающегося прожрать эльфу рёбра насквозь. Даламар бы злорадно рассмеялся от того, как беспомощно тот крутил металлической башкой и извивался всем лязгающим телом, пока его шалафи не давал шейным сочленениям развернуться в нужную сторону. Смеяться не мог — челюсть всё ещё тряслась от испытанного за несколько мгновений животного ужаса. Зато всю следующую неделю не упускал возможности мстительно щёлкнуть по неподвижной стальной лапке. И совсем не обижался на то, что за шкирку разводили их обоих. Его шалафи. Легко звучит. Руки у шалафи чувствительные. И только во вторую очередь из-за того, как он явно задерживается на шёлковом отрезе ткани, когда завязывает Даламару глаза. В первую — из-за того, как он на ощупь может различить все до единого лепестки из их запасов. Да, действительно важно, когда приходится творить заклинания вслепую, видеть, как цветы ссыхаются перед глазами до того, как успеваешь заметить оттенок, или варить зелья в тёмном поле. Зверобой, вдовьи слёзы, вербена и собачья роза. Даламар, кажется, понимает разницу. В основном между температурой в комнате до и после Второго Катаклизма под прикрытыми веками, когда учитель, направляя, кладёт пальцы поверх его собственных. Сначала кажется, что руки у шалори ещё и беспокойные. Пока Даламар в ставшем уже привычным скольжении касаний к своей коже не замечает чёткого порядка вязи. Сегодня они впервые изучили руны. После упоительной близости Рейстлин, чуть отдышавшись, чертит на нём руны-обереги. Когда они лежат в обнимку, не засыпая, он медленно переходит к сонным рунам. Наверное, чтобы Даламар был послушнее и позволял дальше водить от затылка к местечку под ухом в жесте «Прояснения». Как будто тёмный собирался ещё хоть когда-нибудь вылезти из кокона одеял по своей воле. Он не хочет расцепляться, наконец попробовав наяву, как приятно обнимать своего шалафи. На софе они теперь гнездятся вдвоём, затолкав наиболее тяжёлую половину Аржента на подушки. Оказывается куда удобнее, чем звучало на словах. Оказывается, что Рейстлину на грудь можно положить книгу. Оказывается, что лопатки Даламара — отличная подставка для фолианта. А пока в полупритворной задумчивости водишь по странице, можно ненароком съехать на плотную домашнюю мантию. Остаться там, потому что и подушечкам от жара приятнее, и книга не портится. Даламар чертит исцеляющие руны на прикрытой груди. Все, что узнаёт на занятиях. Все, что удаётся найти самому в ворчащих от его спешки учебниках. От первой до последней. А потом в обратном порядке. Даже, наверное, молится, пытаясь вплести в движения собственных пальцев лунный свет, падающий на размеренно вздымающуюся спину из высокого окна. Рейстлин чертит защитные. В следующий раз капризная книга прокусывает эльфу руку до крови, но не насквозь, как предыдущий том. Который он прочитал в сокольничьих перчатках. Рейстлин выводит «Любовь». Немного дрожащими пальцами. Рейстлин пишет «Не теряйся» на его плече, пока Даламар сидит на корточках и кормит котёнка размером с ладонь пятый раз за день. Даламар чертит успокаивающие. Даламар чертит любовные. Даламар просит: «Не уходи». Золотистые пальцы ведут по дрожащим губам вязью «Никогда».