Песнь об отрезанном рукаве

Со временем раны всегда заживают, Но новые жизнь преподносит быстрей. К несчастью, судьба — это штука живая... И боль от нее даже стекол острей. Чрез время, когда затянулись все раны И сняли лечебные ткани со стоп, Сумин отпросился у доброй охраны, Чтоб в зал побежать, взяв с собою платок. "Как будет прекрасно обрадовать Юна! И танцем обрадовать нежный мой Свет!" — Напали на нас, император на юге... Придется вам ехать. Таков мой совет, — Раздалось злым эхом по залу и храму, Что Мин тут же замер, сжимая платок, Едва понимая иль просто упрямо... Понять не желая из слов ничего. — Я понял, спасибо... Но Мину не слова, Я сам расскажу про войну и врагов... — Покинешь свой дом, нашу радость с любовью? — Сумин! — Я тебя потерять не готов! Платок, что парил часто птицею плавно И был почти главный его атрибут, Сейчас вбирал слезы, что не было в планах. — Неужто... Тебя у меня заберут?.. Суюн зашагал через залу с тревогой И горем к тому, в ком был истинный смысл. Обнял его крепко, целуя лишь губы. — Оставь эту страшную, глупую мысль. Не сможет никто разделить нас обоих. Любовь наша, Ангел, сильнее огня. И если уйду — я вернусь, и с тобою... Жить буду до жизни последнего дня. — Ты только вернись. Обещай, что вернёшься! Я жить без тебя не смогу... Даже час! — Вернусь, обещаю... Однажды проснешься... И буду я рядом, как прямо сейчас... — Когда же ты едешь? — Придется с рассветом. — Могу ли я как-то во сборах помочь?.. — Станцуй для меня в этот вечер последний... И будь со мной рядом в последнюю ночь. Кивок. Мин уходит обратно в покои... Где тут же кричит, разрывая платок! Рыдает, всю мебель пихая ногами... Эмоций своих выпуская поток. Душа громко плачет, и рвется на части То сердце, что билось лишь ради любви. — Неужто мне правда быть вечно несчастным?.. Когда обрету я дни мира свои?.. Нежнейшая ткань заструилась на теле, Печальные очи коснулись зеркал. — И где нагрешил я за эту неделю... Что Бог расставаньем меня наказал? Я правда старался терпеть и быть добрым. Старался любить всех в обоих мирах. Но даже в раю меня жизнью повторной Решил ни за что... Просто так покарать. Смахнув быстро слезы со щек своих бледных, Сумин взял с постели неяркий клочок — Когда-то он был рукавом у ханбока... Теперь — словно клад, злата мягким лучом. Поник храм от вести и слуги поникли, Готовили пир для Суюна в слезах. Сумин лишь пытался держать в себе крики... Чтобы сильным казаться в любимых глазах. Он в залу вошёл, держа голову прямо, Скрывая печаль за холодным лицом. Желая любовь так отвергнуть упрямо, Считая свой холод — счастливым концом. "Ведь если я скрою любовь всего сердца... И сделаю вид, что любви больше нет, То Юн же быстрее покинет дворец и... Не будет давать возвращенья обет?.. Страданий так меньше... И мне меньше боли..." — Так думал танцор, вновь держа сердца крик, Ведь разве он мог боль скрывать против воли?.. И лгать, когда лгать он совсем не привык?.. Клочок закружился в руках белоснежных И ножек во шрамах коснулся закат. Хотел танцевать он, как раньше и прежде... Однако решил делать вовсе не так. Когда его крылья тянули к полёту, Носочки решали свершить свой прыжок, Он хладно платок опускал, словно мертвым Стал танец его, а он сам — одинок. Правитель же видя все эти старанья Сдержать свою боль, показать ложный лёд... Поднялся, держа в себе также страданья, Чтоб Мину помочь... Чтоб взлетел Мотылек... Он нежно прижал его, стиснул руками... К себе повернул, обхватив хрупкий стан. — Быть может со мной ты чуть-чуть потанцуешь?.. Иль может плясать для меня ты устал?.. — Глупец, — тихо шепчет танцор, прижимаясь, И тонкие льды быстро тают, водой Солёной, как море, по коже стекая... — Зачем поступаешь так... Злобно со мной?.. Тепло твоих рук рушит все мои планы! Я жажду забыть о тебе и о нас... Но чувства к тебе — это словно капканы — Навеки я твой, пусть попался лишь раз... — Я знаю и вижу, ведь тоже пытался... Забыть про тепло, что дарил ты мне, Мин... Однако не смог... Как бы я не старался... Ты будешь все также мне мил и любим. ... На зло всем врагам ты живи этот вечер, Храни всю любовь, сквозь снега и дожди. И кажется пусть, что мучения вечны, Ты все же меня, мой Любимый, дождись... Заслышав слова, Мин в рыданиях горьких Прижался к груди, закивал, как в бреду. — Теперь потанцуешь со мной, милый странник? — С тобой, куда хочешь... Ты знаешь, пойду... Тела в унисон закачались под ритмы, Закат пока таял на бледных ногах. Порою за спинами крылья рождались, Что ноша любви становилась легка. И в пальцах сжимая одежды ханбока, Так мягко ладонью скользя по лицу, Танцуя с любовью, печалью глубокой... Мин прыгает все же, даря поцелуй. Мелодия льется по залу все громче, И кружит царь нежно в объятиях своих Любовь всего мира и счастье, а впрочем... Тот мир был и создан для них... Лишь двоих. Уста, что со вкусом солёным, целуют Небыстро, но жадно другие уста. Уже на прощанье... Да так одиноко, Что с грустью дрожат эти два лепестка. — За вечер устал ты, пойдем же в покои, Мой милый, любимый, прекрасный Сумин, — "Что даже сквозь горе и боль расставанья Останется вечно мне мил и любим." Постель освещалась луной одинокой, Та ночь была грусти любовной полна. Лежали одежды в ногах от ханбока... ... Напиться любви пара все ж не смогла.