Моя судьба

      Автомобиль Юнги уже стоял у их дома. Увидев машину, Чимин понял, что вовсе не был уверен в том, что Юнги сегодня непременно вернется. В глубине души он до ужаса боялся, что он не приедет.       — Эй, будь осторожен! — крикнул Хван, когда они проехали в опасной близости от фургона, двигавшегося по соседней полосе.       — Извини. Я отвлекся на секунду.       — Да, и я знаю почему. Если не ошибаюсь, ты говорил, что Ромео не появится до половины пятого.       — Потому что… он так сказал. — Чимин старался сдержать дрожь в руках, но без особого успеха. И голос его дрожал, и всего его колотило.       — Что ж, всего двадцать три минуты пятого. Он, кажется, точен.       — Кто бы мог подумать!       Хван повернулся к другу, брови его удивленно изогнулись.       — Боже, я-то думал, я здесь единственный циник.       — Я быстро схватываю, — вздохнул Чимин.       — Альфы оказывают влияние. Особенно мужчины, которые выглядят так шикарно.       Они ехали прямо на Юнги, вылезавшего из машины. На этот раз он был в узких синих джинсах и голубой безрукавке для гольфа с красной каймой вокруг открытого воротника. Несмотря на повседневную одежду, он все же умудрялся выглядеть неотразимо. Возможно, из-за своих густых волос, золотом сиявших в солнечном свете, или, может, из-за того, как непринужденно он держал себя. Сразу видно, что этот мужчина знает себе цену.       — Вот это альфа, Чимин, — сказал Хван с одобрением. — Понимаю, почему ты от него без ума. Если бы он попросил меня стать его любовником, я бы тут же сказал «да». И потом я бы с радостью согласился стать его мужем. Приходится только удивляться силе твоего характера. Возможно, это из-за твоего «нет» он так и точен. Не могу представить, чтобы омеги отказывали ему.       В ответ Чимин промычал нечто неопределенное. Они с Юнги уже увидели друг друга. Он притормозил у тротуара прямо за машиной Юнги.       — Хван, поставь, пожалуйста, машину в гараж, — попросил Чимин. — Я немного поговорю с Юнги прямо здесь.       — Это нечестно, — проворчал Хван.       — Я приведу его пить кофе.       — О'кей! Я поставлю чайник.       Юнги подошел, чтобы открыть дверцу.       Пока Чимин выбирался из машины, он оглядел парня с головы до пят. Чимин не знал, нравится ли ему то, как Юнги на него смотрит. Лицо его оставалось спокойным.       Его повседневный облик мало напоминал того омегу полусвета, которого Юнги встретил на дне рождения Гука, и то, как он выглядел на следующий день. Он всегда надевал в школу строгие костюмы и рубашки, которые не выделялись среди школьной формы учеников и не слишком подчеркивали привлекательность молодого психолога. Макияж был минимальным, свои волосы он зачесывала назад.       Сегодня на нем был желтовато-коричневый костюм.       — Здравствуй, Чимин, — сказал Юнги. — Привет, Хван, — приветственно кивнул он, когда тот вышел из машины, чтобы пересесть на место водителя.       — Привет, Юнги, — произнес Хван с ехидцей. — Твоя пунктуальность впечатляет.       Он промолчал, улыбнувшись. Чимин почувствовал за этой улыбкой напряжение, и его охватили всевозможные страхи и сомнения.       Он приехал сказать, что между нами все кончено, в ужасе думал парень. Что он решил не переезжать в Сеул. Что от меня забот больше, чем я того стою.       Но если дело только в этом, подсказывал разум, зачем ему было являться самому? Такие неприятные известия обычно предпочитают сообщать по телефону или письмом.       — Ты закончил все свои дела? — спросил Чимин, как только Хван отъехал, и они остались на тротуаре одни.       — Насколько это было возможно, — загадочно ответил он. — Еще предстоит связать кое-какие концы. Но если ты спрашиваешь, переехал ли в Сеул, — то да, почти переехал, — сказал он, не сводя глаз с его встревоженного лица.       Кажется, он был рад увидеть написанное на нем облегчение. Но сам Чимин никакой радости не испытывал. Боже, теперь у него не осталось ни малейшей надежды. С тем же успехом он мог бы преподнести ему себя на серебряной тарелочке, если так дальше пойдет. И записочку приложить: «Использовать по Вашему усмотрению».       Любовь и гордость вместе не уживаются, удрученно решил он. Они вечно дурачат друг друга.       — Может быть, поднимешься на чашечку кофе? Хввн собирается ставить чайник.       — Пожалуй, нет, Чимин. Я хотел поговорить с тобой, — сказал он с такой серьезностью, что страхи и сомнения вновь зашевелились в его душе. — Давай куда-нибудь пойдем? В какой-нибудь ближайший парк…       — Конечно… Я только поднимусь на секунду к Хвану, а то он решит, что я абсолютно невоспитанный.       Когда Чимин вернулся, Юнги уже сидел за рулем. Он показал дорогу к небольшому парку неподалеку. Здесь, на лужайке с видом на гавань, стояло несколько скамеек. Зимой тут было холодно, но сейчас нельзя было найти места лучше. Прохладный бриз и открывавшийся вид умиротворяли самое встревоженное сердце.       А на сердце у Чимина было неспокойно. Так неспокойно, что он с трудом хранил молчание, пока они шли к единственной свободной скамейке. Как только они достигли цели, Чимин повернулся к Юнги.       — Юнги… Я не уверен… Не уверен, что смогу стать твоим лю…       — Не продолжай, Чимин, — резко прервал он парня. — Сначала выслушай меня. А потом скажешь свое слово.       — Хорошо. — Он подумал, что ему может не понравиться то, что он скажет.       — Я не был до конца откровенен с тобой.       Сердце Чимина оборвалось.       — Я сделал тебе предложение, которое не был намерен исполнить.       …Сердце его оборвалось и полетело в пропасть…       — Я просто хотел узнать, любишь ли ты меня как прежде. Поскольку я узнал это, то не допущу, чтобы ты стал моим любовником. Я не собираюсь тебе позволить ничего другого, кроме как стать моим мужем и папой моих детей.       Глаза Чимина расширились от изумления.       Юнги нежно погладил его по щеке, и его сердце воспарило к облакам.       — Я люблю тебя, Чимин… Я всегда любил тебя… с того лета…       — Но ты ни разу не приехал ко мне! — выкрикнул он. — И женился на другом!       Юнги покачал головой. Его рука соскользнула с щеки парня.       — Я по глупости позволил другим силам направлять мою жизнь. Я думал, что слишком жесток, чтобы быть добрым. Считал, что недостоин тебя.       — Как ты мог так думать? — простонал он.       — Ах, Чимин, Чимин, понимаешь ли ты, как твоя семья отличается от моей? Тем летом… Я понял, что такое настоящая семья. Всего этого я был лишен в детстве. Меня снедали тоска и зависть по настоящим, искренним человеческим отношениям. Еще раньше я ощутил этот дух Паков, общаясь с Гуком, который был более прямодушен и полон любви к жизни, чем все, кого я знал раньше. Он был сам себе хозяин, и мне это нравилось. В нем не было ни претенциозности, ни жеманства, как сказала бы твой папа. Он меня принимал таким, каков я есть, независимо от положения моих родителей. Ничто ему так не нравилось, как сбивать с меня спесь. Пожалуй, с годами он зашел в этом слишком далеко, — добавил Юнги ядовито. — Честно говоря, — продолжал он, взяв руки Чимина в свои, — я могу понять ярость Гука, поскольку это касалось тебя. Какой брат захочет для своего пятнадцатилетнего брата такого кавалера, каким я был тогда? Да я и альфой-то не был — не более чем испорченный, надменный, сдвинутый на сексе болван, чей интерес к омегам не простирался выше пояса. Легче всего было, уехав с фермы, сказать себе, что я лишь вообразил, что ты пробудил во мне какие-то другие чувства, смешать начало настоящей любви с простым влечением, наконец, считать твои чувства не более чем детской привязанностью, которая пройдет со временем.       — Я тоже так себе говорил, — пробормотал Чимин, чуть не плача. — Но я просто не смог забыть тебя! Не смог!       — А я тебя. Хотя очень старался. Я избегал всех омег, даже отдаленно походивших на тебя. И в то же время я всегда искал таких отношений, которые обещал мне ты. Когда я впервые познакомился с Михо, он очень умно вычислил, чего я хочу от омеги, и сыграл на этом. Он убедил меня в том, что хочет быть моим мужем и папой моих детей.       Все это, конечно, была игра. Михо родом из некогда богатой семьи, чье состояние прогорело после того, как в середине шестидесятых рухнул рынок недвижимости. Он вышел за меня из-за денег и получил от меня только деньги.       Отчасти я сам виноват в том, как он себя вел, потому что ему очень скоро стало ясно, что я не люблю его. И он стал мстить мне неверностью. Я старался сохранить наш брак, но он был обречен с самого начала. После того как в течение нескольких месяцев Михо отказывался спать со мной, я нанял частного детектива и тем приблизил развязку.       — А тем временем завел себе любовника? — Осторожно спросил Чимин. Ему необходимо было знать ответ. — Или было много омег, Юнги?       — Нет, только один. Поверь, это ничего не значило — ни для меня, ни для него. Это был заурядный деловой омега за тридцать. Мы работали вместе, и он ясно дал понять, что не прочь лечь со мной в постель. Сказал, что использует секс, чтобы разрядиться. Меня не слишком волновали его мотивы, поскольку я получил то, чего хотел.       В ту неделю после ухода Михо я пересмотрел свою жизнь. Я словно увидел себя в зеркале и решил, что мне не нравится то, что я вижу. Тогда я взглянул на кое-что еще и, — не стыжусь признаться в этом, — заплакал.       Сердце Чимина сжалось.       — На что ты взглянул, Юнги?       — На это, Чимин…       Он сидел как зачарованный, пока Юнги доставал из кармана бумажник. Он вынул оттуда сложенный вчетверо и потрепанный листок бумаги. Осторожным и странно нежным движением он развернул его и протянул ему. У Чимина перехватило дыхание, когда он понял, что это было.       — Это мое стихотворение, — выдохнул он. Глаза его затуманились. — То, что я подарил тебе той ночью… — Он смотрел на него сквозь влажные ресницы. — Ты хранил его… все эти годы?       — Как я мог это выбросить? Никто никогда не любил меня так искренно, Чимин, и не писал мне столь прекрасно. Когда я перечитал его в то утро, то не смог сдержать отчаяния. Но затем медленно, в течение следующих дней отчаяние превращалось в решимость. Я решил, что если у меня есть хоть крошечный шанс, грех им не воспользоваться… Я знал, что ты не замужем. И надеялся, что хоть толика прежних чувств ко мне еще сохранилась в тебе.       Мне потребовалось несколько дней, чтобы собраться с мужеством и начать действовать. День рождения Гука тут очень помог. Я знал, что у него заведено устраивать вечеринки, и знал, что ты там будешь.       — Значит, когда ты приехал на день рождения Гука… Ты на самом деле приехал ко мне?..       — Да, — признался Юнги, и сердце Чимна переполнилось счастьем. — Внутренний голос говорил, что я глупый оптимист, если надеюсь завоевать тебя после стольких лет. Но с тех пор, как эта идея овладела мной, я, казалось, не мог думать ни о чем другом. — Он улыбнулся чарующей улыбкой. — Конечно, я хранил в памяти довольно туманный образ. Ты не представляешь, какой удар я испытал, когда ты встретил меня у двери той ночью. Ты одним махом разрушил мои самонадеянные соображения. Это восхитительное раскрепощенное создание, тут же осознал я, явно не ожидало, что ты появишься на его пороге. Оно, безусловно, ни в коем случае не чахло по какой-то детской наивной любви.       — Но я чах, Юнги, — воскликнул Чимин, прижимая стихотворение к груди и глядя на возлюбленного с нежностью. — Еще как чах!       — Да, я знаю, любовь моя, и вот почему я сделал то, что сделал. Я бы сдвинул небеса и землю, чтобы воплотить твою мечту, потому что это и моя мечта.       — Что? Что ты сделал?       — Три вещи. Я оставил пост управляющего директора «Мин Индастриз». Я выставил на продажу свой дом в Европе, и мы с Гуком открываем дело здесь, в Сеуле.       Чимин смотрел на него с недоверием.       — Это не слишком большая жертва с моей стороны, — настаивал он. — И я не стану об этом жалеть. Со смертью отца и отъездом матери я не много чувств питаю к семейному бизнесу. Я нанял компетентных людей, чтобы управлять компанией, и смогу быть в курсе происходящего, находясь здесь, причем это не будет отнимать много времени. Возможно, несколько раз в год мне придется посещать заседания. Вот и все. Что же касается моего дома в Европе… Он не вызывает у меня никаких нежных воспоминаний. Я буду счастлив, купить новый дом здесь. Что же до нового дела с Гуком… Меня всегда привлекал рекламный бизнес и, думаю, я легко его освою. Гук рассказал мне в день своего рождения, что собирается открыть собственное агентство, если только сможет найти инвестора. Когда мы потом говорили в сарае, я предложил ему войти в дело вместе — мои деньги и его опыт. Как только он понял, как серьезно я настроен по отношению к тебе, он согласился.       Чимин не знал, что и сказать. Он был ошеломлен и сбит с толку.       — Теперь, Чимин, я еще раз прошу тебя выйти за меня замуж, — твердо произнес Юнги. — Если ты скажешь «да», мы прямо сейчас поедем и купим тебе кольцо. Мы не сможем пожениться в течение двенадцати месяцев, пока не завершится дело о разводе. Но мы пока можем подыскать дом и планировать свадьбу, которую хотел бы для тебя твой папа.       Если ты скажешь «нет», я не сдамся. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы убедить тебя переменить свое мнение. Я буду преследовать тебя по пятам, я соблазню тебя, наконец, куплю или буду шантажировать, если понадобится. Ты будешь моим мужем, Пак Чимин! Не сомневайся. Ну, так что на этот раз? Да? Или снова нет?       Чимин внимательно посмотрел на красивое лицо своего возлюбленного, а потом перевел взгляд на стихи, которые написал много лет назад. Ему не нужно было перечитывать их, чтобы вспомнить. Они прочно запечатлелись в его памяти. Но было невероятно волнующе видеть оригинал — безыскусный крик юной невинной души, выраженный на истертом листке бумаги… Сколько раз Юнги разворачивал его, чтобы перечитать?       Я днем тебя вижу,       Ты ночью мне снишься.       Однажды придешь ты —       Мы будем вдвоем.       Любовь горит вечно,       Когда она истинна.       Любовь не умрет.       Если ею живем.       — Чимин? — хрипло сказал Юнги. — Каков твой ответ? Ради всего святого, скажи!       Он пытался совладать с собой, но чувства рвались наружу. Он попробовал улыбнуться, но, кажется, плакал.       — Да! — только и смог выговорить Чимин и вдруг ослепительно улыбнулся. — Да, любимый мой! Да!       И бросился в его объятия.