***
Где же на земле можно найти самый большой источник святости? Братья долго и бесцельно просто прогуливаются по шумным и людным улицам, наслаждаясь кипучей энергией жизни людей, что так недолговечна. Возможно, что именно по этой причине человечки так стремятся ощутить всю полноту и яркость своего существования — в Аду придётся страдать, так что только сейчас можно творить всё, что заблагорассудится. Главное — не попадаться. — А знаешь, куда бы я очень хотел попасть? — Ран усмехается и обнимает младшего брата за плечи. С виду они больше напоминают досужих гуляк, что то и дело притягивают к себе внимание, но с такой сногсшибательной внешностью это и не мудрено. — Удиви, аники, — но Риндо уже по тону старшего Хайтани понимает, куда они пойдут. Есть у Рана странная тяга ко всему, что связано с верой. — В церковь, разумеется! Риндо прыскает со смеху и прикрывает рот рукой. Для него никогда это место не представляло особо интереса, потому что большего лицемерия на земле он нигде не встречал. Сейчас найти действительно благочестивого священника — диво дивное. — И что ты хочешь там обнаружить? — Надеюсь, что мы застанем какую-нибудь мессу: люблю слушать речи священнослужителей, что в это же время представляют, как имеют в рот своего милого несовершеннолетнего послушника, — в голосе Рана слышится настоящий восторг, почти детский. Будто они идут на рождественский праздник, после окончания которого обязательно будут раздавать подарки. — Пока на земле есть такие люди, Ад никогда не замёрзнет. — Ладно, пошли, — соглашается Риндо, и они сворачивают с главной улицы, удаляясь в сторону тёмного переулка, что выводит их в небольшой и тихий квартал, где рядом друг с другом ютятся уютные домики — будто сладкие пряники, — а в середине этого тошнотворно добродетельного великолепия стоит она — белоснежная церквушка, как нарядная невеста в первую брачную ночь. Шпиль сияет даже в сгущающемся сумраке золочённым крестом, как тиара на челе брачующейся. — Так мило и благочестиво, что я сейчас сблевну. — Да брось, это место будто нас и ждало, — Ран тянет его вперёд, заходя под ажурную готическую арку и открывая тяжёлую деревянную дверь. Под высоким потолком с резными балками располагаются ровные ряды скамеек, меж которыми остаётся широкий проход, устланный выцветшей красной дорожкой, расстеленной до самого алтаря. Глаза обоих демонов останавливаются на лике Христа, распятого на большом кресте, и Хайтани ухмыляются, свободно проходя внутрь. Их не бьёт молния, они не шипят, потому что глаз Бога никак не дотягивается до них. — Тут великолепно. Позади них звучат звуки органа, и Риндо на мгновение замирает, наслаждаясь музыкой — серьёзной и такой же святой, как и всё вокруг. В церкви пахнет ладаном и воском от множества свечей, а в большом пространстве также звучит голос священника, как только стихает музыкальный инструмент. Братья усаживаются на последнем ряду, чтобы было лучше видно прихожан, желающих посетить вечернее богослужение. Люди только собираются, и демоны имеют возможность каждого рассмотреть, пока они проходят мимо скамьи, спеша занять места впереди, чтобы лучше слышать и видеть. Будто так их Бог сможет лучше рассмотреть, своих поклонников, и понять, кто достоин места в раю. Мимо проходит женщина средних лет: волосы уложены в красивую причёску, в ушах и на шее сверкают дорогие украшения, одежда явно от самых известных брендов — что такой светской львице делать здесь, в доме Бога? Но на лице с идеальным макияжем написано такое смирение, что Ран и правда мог бы поверить, если бы был человеком, а сейчас ему доподлинно известно, о чём конкретно думает госпожа Кояма: как ей надоело сюда приходить, но имидж среди соседей дороже собственных желаний, хотя очень хотелось бы оказаться в постели со своим молодым любовником. За ней такой же вереницей тянутся все жители этого квартала, будто послушные агнцы, готовые положить свою плоть на алтарь святой веры. Старший Хайтани ухмыляется, потому что уверен — предложи он сейчас госпоже Кояме отсосать ему в укромном уголке этой церквушки, женщина не отказалась бы, потому что уже успела бросить на братьев несколько заинтересованных взглядов, и плевать этой старой шлюхе, что рядом находится её муж. — Бабушка, не спеши, ты ещё не оправилась после операции, — оба Хайтани замирают, потому что этот голос — нежный и мелодичный, как пение самих ангелов, — звучит совсем рядом, и в проходе появляется невысокая стройная девушка. Ощущение создаётся такое, что вокруг её фигуры сияет тёплый свет, а на узкой спине вот-вот появятся белоснежные крылья. Светлые волосы, будто золото самой высокой пробы, заплетены в косу, и Рану немедленно хочется обмотать её вокруг своей руки, чтобы запрокинуть голову девушки назад. Она и одета как ангел: в белое платье почти до пола, что скрывает очертания тонкой фигуры — грех, если хоть кто-то соблазниться ей. Братья провожают девушку глазами, понимая — это оно. Душа настолько чистая и добродетельная, что может затошнить от концентрации добра на квадратный сантиметр. Демоны переглядываются, с долей иронии и скептицизма следя за Риоко Като, что садится почти перед ними — через два ряда, потому что её бабушке тяжело идти дальше. В мыслях девушки нет ни доли сомнений о том, что она сейчас должна находиться где-то в другом месте. — Красивая, но в мыслях такая добродетельная херня, что меня тошнит, — усмехается младший, но всё же любуется Риоко, как одной из самых дорогих драгоценностей в мире, потому что сейчас найти на земле такую кристально чистую душу — настоящее чудо, и оба Хайтани точно знают, что не упустят шанса прибрать её себе. — Итак, жертву мы выбрали. — Такая невинная и кроткая овечка, — Ран сейчас больше похож на маркиза змей — Санзу, — того и гляди язык высунет, чтобы облизнуться. — И так скучно живёт, хотя с такой внешностью могла бы получить всё, что ей захочется. — А вместо этого таскается на мессы с больной бабкой и мечтает стать врачом, чтобы спасать людей, — Риндо засовывает руки в карманы брюк, продолжая сверлить взглядом золотистый затылок. У Риоко чистая персиковая кожа, большие глаза, словно летнее небо без единого облачка, длинные ресницы и пухлые розовые губы в форме сердечка. — Первый минет мой. — Вот же хитрый пиздюк, — смеётся Ран достаточно громко, так, что пара людей поворачиваются в их сторону, желая призвать к порядку, но стоит наткнуться на ледяной взгляд фиолетовых глаз, как всё желание исчезает, и блюстители порядка спешно поворачиваются обратно. — Ещё пожелания? — Пока остановимся на этом, — улыбается демон и медленно тянет носом, отчётливо ощущая сквозь вонь церковных благовоний лёгкий и приятный аромат Риоко: она пахнет свежими ягодами земляники, солнечным светом и розами. — Знаешь, мы можем поиметь её уже сегодня, но как насчет того, чтобы растянуть удовольствие? — интересуется Ран, слегка склоняя голову набок и рассматривая профиль Риоко, что поворачивается к своей глуховатой бабке и что- то тихо говорит. Ему нравится тень от длинных ресниц, что ложится веером на нежные щёки. Хочется увидеть, как из этих удивительных глаз потекут слёзы, когда они с братом будут яростно вбиваться в женское тело, утоляя свои самые низменные потребности. — Хочешь заставить её саму прийти к нам в руки? — светски интересуется Риндо, будто они не кражу души обсуждают и изнасилование невинной девушки, а скачок роста цен на акции в нефтяной компании. — Да, — брат прикладывает пальцы к губам. — Мне интересно посмотреть, как она будет себя вести, когда мы начнём являться к ней во снах, трахая во всех немыслимых позах, а утром этот ангелочек будет видеть нас и позорно краснеть, потому что зерно греха вожделения уже даст первые ростки. — Тогда придётся смиренно ждать окончания этого фарса и познакомиться с малышкой Риоко. Демоны улыбаются друг другу и синхронно возвращают взгляды к белокурой Като, всё ещё не догадывающейся, что стала объектом вожделения двух высших князей Ада, и никакой Бог ей теперь не поможет.***
У Риоко Като, по её личному мнению, не жизнь, а самая настоящая сказка. Она любимая дочь своих родителей, умница, красавица. Её с самого детства учат добродетели и любви к своим ближним, подавая пример поведением, делом и жертвенностью. Риоко точно знает, что в этом мире правильно, а что — нет, и она живёт по этим простым правилам. Есть только чёрное и белое, и Като намерена навсегда остаться на светлой стороне, чтобы после своей смерти попасть в рай. Девушка идёт медленно, следуя по широкому проходу и ведя под руку свою старенькую бабушку, что всё равно желает присутствовать на вечерней мессе, даже несмотря на недавний перелом бедра. Ведь это время как личная беседа с Богом; возможность выказать ему свою любовь, и Риоко полностью согласна с пожилой женщиной. Ей с детства нравилось приходить с родителями в эту церковь, что завораживает своей красотой не только снаружи, но и внутри. Всё здесь: от старых деревянных скамеек до блестящего органа наполнено теплотой и любовью. Все прихожане как одна большая семья, готовая прийти друг другу на помощь. Като видит господина и госпожу Кояма, что — как обычно — садятся поближе к праповеднику, чтобы ничего не пропустить. Риоко восхищает постоянство, с которым элегантная женщина посещает церковь, и она всегда так приветлива и доброжелательна; помогает беднякам, жертвует деньги в сиротский приют, печёт вкусные пироги для ярмарок — в общем, ещё один прекрасный образец благочестия. Однако сегодня в этом чудесном саду благочестивых верующих есть пара диковинных цветов. Разумеется, церковь открыта для всех верующих, но эти два незнакомца очень уж выбиваются из рядов тех, кому хочется поговорить с Богом. Риоко видит только их затылки, когда заходит под сень здания, но и этого хватает, чтобы в душе проснулось неуместное любопытство: Като очень хотелось посмотреть на их лица, но она силой воли подавляет в себе этот порыв. Мужчины одеты неброско, но сразу видно, что денег у них так много, что они — скорее всего — могут купить всю эту улицу. Риоко идёт дальше, помогая бабушке и терпеливо снося её причитания, ведь Аюми так хотела прийти сюда с внучкой. Но стоит ей оставить незнакомцев позади, как девушка спиной чувствует горячие заинтересованные взгляды. Да, к этому Като тоже привыкла со временем: родители щедро одарили её красивой внешностью, и порой это становилось серьёзной проблемой, когда требовалось отвадить неугодных кавалеров. Риоко садится с бабушкой вперёд и решает сделать вид, что незваные гости её совсем не интересуют. Да и месса начинается, так что Като вся обращается в слух, стараясь не пропустить ни одного слова. Она сидит прямо, не отвлекаясь, но до её слуха то и дело доносятся смешки и шёпотки с заднего ряда — как раз там, где сидят два парня. Риоко ужасно раздражает их поведение, потому что она считает это совершенным неуважением и к проповеднику, и ко всей пастве, что сидит тихо и слушает его речь. Когда служба заканчивается, то Риоко спешит помочь бабушке: у Аюми от долгого сидения разболелся сустав, и нужно было быстрее добраться до дома, чтобы принять обезболивающее. Като ждёт, когда остальные разойдутся, чтобы спокойно вывести бабушку, но стоит им двоим выйти в проход, как перед ними вырастают два незнакомца, и Риоко задыхается; замирает, как мелкая зверушка перед великолепными хищниками. «Как ангелы», — проносится в голове Като, и оба незнакомца расплываются в довольных улыбках, будто мысли читать способны, но Риоко ничего не может с собой поделать. Таких красивых мужчин она не видела никогда, и девушке ужасно стыдно за то, что она не может перестать пялиться на их лица: прекрасные, притягательные и... порочные, потому что такая внешность как отравленный запретный плод: почти невозможно устоять. — Позвольте помочь вам, госпожа, — говорит тот, что повыше. Он предлагает Аюми свой локоть, и старушка, как под гипнозом, пользуется предложенной рукой. Риоко никак не ожидала от бабушки такого, потому что больше всего Аюми не любила быть беспомощной. — Мы с братом будем рады проводить вас до дома, а то на улице уже темно. — Вы так любезны, молодые люди, — старушка улыбается, и второй парень тоже берёт Аюми под руку. — Риоко, дорогая, будь добра и иди вперёд. Меньше всего Като хочется вновь ощущать взгляды удивительных глаз — девушка успевает рассмотреть их цвет: тёмно-фиолетовый и аметистовый, — на своей спине. Ей почему-то кажется, что мужчины буквально раздевают её взглядом, и Риоко злит этот факт. Но она никогда не смеет ослушаться старших, так что покорно выходит вперёд. По спине сразу же ударяет горячая волна, и Като стискивает зубы, напоминая себе, что они предложили помощь, а отказывать было некрасиво. Чем быстрее приближается выход из церкви, тем неуютнее себя чувствует Като. Ощущение складывается такое, что незнакомцы буквально раздевают её взглядом, и Риоко не знает, куда себя деть. Ей кажется, что как только они покинут пределы божьего храма, то эти двое мужчин набросятся на неё, подобно диким животным в разгар охоты, и разорвут на части, оскверняя и портя прямо на пороге святого дома. Рука дрожит, и Като точно знает, что незнакомцы видят это, но вопреки её ожиданиям никаких смешков не раздаётся. Одно только вежливое ожидание, пока Риоко откроет для них дверь и позволит вывести из церкви пожилую женщину. Воздух на улице кажется слишком плотным и пряным, он не приносит долгожданного облегчения, потому что Като искренне надеялась, что тогда острый запах братьев рассеется, давая ей возможность свободно дышать. До сего момента девушка никогда не задумывалась о том, сколько на самом деле вокруг неё грязи и низменности. Она жила будто в коконе из святости и добродетели, ещё с малых лет усвоив: секс до брака — грех. Риоко всегда мечтала, что выйдет замуж, они с будущим мужем будут счастливы, дом полная чаша, дети, но почему-то сейчас девушка впервые задумывается о том, о чём не позволяла себе даже мысленно упоминать: какие эти мужчины без одежды? — Куда вас проводить, госпожа? — голос у мужчины с аметистовыми глазами как самая терпкая сладость: будто обволакивает всё тело, затапливая с головой. — На улице совсем стемнело. — А сейчас такое неспокойное время, — добавляет второй, и Риоко закусывает губу, с ужасом понимая, что всё тело обхватывает истома, та самая, от которой Като старается избавиться, потому что это греховно и не достойно благочестивой верующей девушки. Братья просто говорят, а их голоса расплёскиваются в пространстве, как чудесная симфония, услышав которую — пропадёшь навсегда. Эти звуки сами как самый сильных грех вожделения. — Так, куда вам? — Здесь недалеко, — Аюми будто и не замечает происходящего, а Риоко кажется, что они с бабушкой встретили в церкви не людей, а самые большие искушения на свете. Она прикрывает глаза, стараясь привести мысли в порядок. Это всего лишь испытание для её слабой плоти, а Господь никогда не посылает испытаний, которые не сможет осилить определённая душа. — Почти за углом, да, внучка? — Да, — Като не смотрит им в глаза, когда обходит мужчин и спускается по ступеням, ожидая у конца каменной дорожки. Девушка понимает, что это невежливо, но она молчит всё то время, что их странная компания следует до дома семьи Риоко. Сзади молодые люди проявляют чудеса такта и вежливости, внимательно слушая разошедшуюся Аюми, что рассказывает им какие-то совершенно неинтересные вещи. — Пришли. Эти двадцать минут кажутся девушке вечностью, и она испытывает облегчение, когда оказывается около белоснежной калитки своего дома, а из окон на первом этаже льётся приветливый золотистый свет — мама готовит ужин на кухне. Риоко разворачивается к мужчинам и вздрагивает, потому что один из них бесцеремонно хватает её за руку и подносит к своим губам, оставляя на коже обжигающий поцелуй. — Спокойной ночи, Риоко, — у него не глаза, а космические вселенные, наполненные безграничной тайной, которую так и хочется разгадать. Однако Като в ужасе выдёргивает руку, и второй из незнакомцев громко смеётся. — Ты пугаешь её, Ран, давай полегче, — он мимолётно касается пальцами плеча Аюми, и, к вящему удивлению Риоко, старушка самостоятельно и бодро ковыляет к крыльцу, будто у неё и в помине не было перелома бедра. — Где твой внутренний джентльмен? — Прошу простить мне мою вольность, госпожа Риоко, — но глаза наполнены хитростью и коварством, и Като выдёргивает руку из его хватки, но другую сразу же обхватывает второй брат, прикладывая к коже горячие губы. — Не смог удержаться, — усмехается мужчина, а сердце в груди у Риоко заходится в бешеном темпе, потому что она видит его глаза вблизи — красивые, порочные и манящие. — Меня зовут Риндо. Девушка резко дёргает руку на себя и забегает за калитку, спеша скорее к двери дома, до которой уже успела доковылять Аюми. Риоко слышит позади задорный смех, рассыпающийся в пространстве мелким жемчугом, а после — тишину. Она резко поворачивает голову и видит, что улица абсолютно пуста, будто двух этих братьев и не было здесь никогда. В эту ночь Риоко впервые видит самый реалистичный эротический сон, и в нём она творит такое, что наутро Като первым делом хочется посетить церковь, чтобы отмолить свой мысленный грех и больше никогда не думать о нём. Но назойливое сновидение преследует Като весь день, чем бы она ни занималась: их губы и руки, что касаются слишком жадно и вседозволенно, её стоны и — матерь божья — мольбы не останавливаться, когда они брали её снова и снова. В кровати, на столе, на полу. Порочные улыбки, когда Риоко сама опускалась на колени и ласкала ртом их члены, а длинные мужские пальцы с силой хватали за волосы и буквально насаживали глотку Като глубже; её саму, широко разводящую ноги перед обоими сразу, чтобы они отлизали ей. — Да сколько же можно? — с раздражением шипит Риоко, откидывая от себя ручку. Материал из учебника никак не хотел переписываться в тетрадь, потому что Като снова и снова возвращается в свой эротический сон, ощущая, что бельё давно влажное, а низ живота горит от острой потребности заняться сексом. Вот только милая благочестивая девочка хранит себя для того единственного. Риоко сжимает зубы, ощущая внутри себя волну злости на этих мужчин, что появились из ниоткуда и перевернули её спокойное существование с ног на голову. — Всё, хватит об этом думать. Но злоключения Риоко только начинаются, потому что наглые сексапильные демоны уже начали свою игру, успешно насылая на невинную овечку море эротических снов и фантазий, что будут преследовать Като всюду: через пару дней не только во снах, но и наяву. Когда солнечным утром Риоко распахивает занавески на окнах, чтобы немного полюбоваться прекрасным голубым небом, то меньше всего она ожидает увидеть картину, представшую перед её глазами: напротив их дома был небольшой супермаркет, куда только что подъехала грузовая машина с продуктами и товарами первой необходимости. Задние створки были открыты, а около них, в одних джинсах, стояли те самые братья. Като застывает у окна, не в силах заставить себя отвести взгляд от великолепных мужских тел, сияющих в лучах яркого солнца, что ласково целует обнажённые широкие плечи, литые пластины груди и косые мышцы идеально прорисованного пресса — это не просто тела, а настоящие произведения искусства. Риоко закусывает губу, мысленно желая коснуться тёплой кожи, провести по ней языком, пробуя на вкус. А братья принимаются за работу, легко перетаскивая тяжелые коробки и переговариваясь между собой. В этот момент Като радуется, что не успела распахнуть окно, потому что до сих пор помнит мурашки, что шли по коже от бархатных голосов братьев. И всё же девушка не может заставить себя отойти от окна, продолжая пялиться на мужчин, откровенно любуясь тем, как они работают, а под гладкой кожей перекатываются мышцы. Желание вспыхивает с новой силой, и Риоко тихо стонет, и в этот же момент мужчины поворачивают головы к её окну, расплываясь в доброжелательных лучистых улыбках, а Като вспыхивает, как маков цвет, на секунду забывая, что они находятся далеко друг от друга, и её стон остался неуслышанным. Однако, блондинка не может отделаться от мысли, что повернулись братья именно на этот звук. Она поспешно скрывается за шторой, не видя горячего фиолетового огня их глаз, в котором вскоре сгорит. — Сколько, по-твоему, нашей барышне ещё нужно времени? — Ран закуривает, а другую руку прячет в карман джинсов и облокачивается о кирпичную стену магазина. Взгляд его всё ещё направлен на спешно задёрнутые вновь шторы, откуда ещё секунду назад на них смотрела Риоко. Звук её стона до сих пор отдаётся сладкой вибрацией за грудной клеткой. — Давай-ка перефразируем, брат, — Риндо скалится и усаживается на деревянный ящик, предварительно убрав с него всю пыль. — Сколько ты ещё вытерпишь, прежде чем твой член испортит тебе дорогущие трусы от именитого бренда? — И это тоже, — Хайтани выдыхает дым, пахнущий дешёвой вишней, и думает, что сейчас не отказался бы от любимых сигар и Кайры между своих ног, что ублажала бы его ртом. — Да чего тянуть-то, собственно? — Риндо зачёсывает пальцами волосы назад, полностью игнорируя восхищённые взгляды стайки девушек, идущих на другой стороне улицы. — Наш любимый проповедник как раз завтра вечером собирается учить оральному и анальному послушанию своего юного прихожанина. Совместим? — Хочу её прямо на алтаре разложить, — глаза Рана вспыхивают ярким пламенем, и младший фыркает со смеха. — Твоя тяга к церкви и её осквернению просто невыносима. — Ой, да брось ты крылышки-то себе отращивать, тебе рожки больше идут, — старший Хайтани ласково треплет брата по волосам. — Минет, как мы уже решили, первый твой, тогда я заберу девственность. — Какую именно? — светски осведомляется Риндо, убирая руку Рана от своих волос. — Ну, прости, жопа тебе. — Паскуда ехидная. — И я тебя люблю.***
Риоко решает, что остаток дня проведёт дома, но главное — выкинет все лишние греховные мысли о незнакомцах куда подальше, потому что она воспитана совсем не так. Девушка чувствует себя отвратительно, потому что знает прописные истины: секс без брака — грех. Её родители не были совсем уж фанатиками, с закидонами о том, что близость вообще только ради зачатия детей, но интимной связи до брака не одобрили бы никогда. Но Като плохо даже от порочных снов, что теперь преследуют её с того самого вечера, как она познакомилась с братьями. Она чувствует, что есть в них что-то чужеродное, слишком гипербализированное, будто они посланы специально, чтобы проверить её на прочность. — Да ты бредишь, Рики, — она усмехается, смотря на себя в зеркало, но голубые глаза остаются наполненными страхом и волнением. Человеческая плоть слаба, и истинная христианка ужасно боится, что не сможет устоять против запретного плода, а он так манит — только снова выгляни за окно. — Нет, хватит! Это просто совпадение, что мы снова пересеклись, больше такого не повторится. Като успешно удаётся следовать своему плану ровно до наступления ночи. Она желает спокойной ночи родителям и бабушке, читает молитву перед сном, стоя на коленях у своей кровати, а когда забирается под одеяло и выключает ночник, почти сразу же засыпает, погружаясь в очередной горячий сон. Ран касается пальцами дверного проёма, и звуки из спальни Риоко перестают доноситься. Зато в самой комнате становится всё интереснее. Демоны усаживаются по обе стороны кровати, с нарастающим азартом и желанием смотря на девушку, что мечется на простынях, снова видя в своих снах братьев. На этот раз они ловят её в подсобке магазина и срывают одежду с женского тела, а Риоко не отталкивает, лишь жадно скользит ладонями по тёплой коже и тугим мышцам, наслаждаясь ощущением силы под своими пальцами. Ей плевать, кто конкретно из них целует её, кто сжимает полную грудь в ладони, бесстыдно скользит пальцами внутрь её тела. Главное, чтобы это не останавливалось. Риоко стонет сквозь мокрый глубокий поцелуй, чувствуя, как её тело буквально разрывается от желания, словно до краёв наполняется горячей магмой, а сама Като — вулкан, готовый вот-вот извергнуться. — Какая она страстная на самом деле, — усмехается Риндо и откидывает край одеяла. Демон сразу же фыркает, потому что видит на девушке идиотскую длинную ночную сорочку, будто бы снятую со взрослой женщины. — Да уж, а одевается как будто сорокалетняя девственница, — добавляет Ран и бесцеремонно задирает вверх длинный подол белой ночной рубашки с безвкусным бантиком под горлом. — А вот бельишко симпатичное. — Тебя возбуждают трусы с ромашками? – ехидничает младший, но рука его уверенно скользит вверх по стройной ноге, забираясь меж красивых белоснежных бёдер, и касается ластовицы белья. — А влажная уже насквозь. — Разумеется, я же эти сны для неё сочиняю, — улыбается старший Хайтани. Он также касается Риоко, гладя плоский живот, и демону нравится реакция Като, что изгибается и разводит ноги шире. Братья переглядываются, а потом оба склоняются над девушкой и захватывают зубами горошинки твёрдых сосков, виднеющихся сквозь тонкую ткань сорочки. Риоко охает, а её руки сжимаются в кулаки, потому что тело пронзает жаркая волна удовольствия, оседающая внизу живота, что заставляет его гореть и пульсировать. Во сне ей ужасно не хватает движения, и Като старается хоть немного потереться о ноги братьев, стараясь снять напряжение. — Непослушная, плохая девочка, — шепчет один из них, а его пальцы резко входят в неё, и Риоко вскрикивает, вонзая ногти до крови в широкое плечо. — Член надо заслужить. В голове у Като будто наркотический дурман, и она готова на что угодно, лишь получить желаемую разрядку. Она стонет и сама насаживается на длинные пальцы, чувствуя их движения внутри себя. — А может, девочке нужно больше наполненности? — говорит второй и оказывается сзади. Он убирает в сторону длинные волосы и горячо целует чувствительную шею, оставляя после себя ярко-алые следы, будто цветы ликориса, от которых расходятся тонкие следы-лепестки. — Сразу два члена? Риоко во сне замирает на мгновение, когда чувствует, как мужчина касается её ягодиц и разводит их в стороны, после чего начинает медленно поглаживать сжатое колечко мышц. И здесь, в этом сладком порочном сне, сфинктер сразу же поддаётся на манипуляции, и Като чувствует, что теперь она заполнена и сзади тоже. Пока только пальцами. Нет смущения. Нет стыда. Есть только терпкое вкусное удовольствие. Они втроём сливаются в одно объятие, и Като тонет в наслаждении, как золотая монетка в воде. — Мы сделаем всё, что ты захочешь, малышка, только приди к нам, — их голоса как самая прекрасная гипнотическая песня; как лучший афродизиак в мире, и Риоко нужно ещё. Она чувствует себя абсолютно неудовлетворённой, когда утром открывает глаза и понимает — этой ночью братья только и делали, что дразнили её, не давая кончить. Като кажется, что по ней катком прошлись, а половые губы опухли от прилившей крови и болят. — Чёртовы братья, — Риоко плохо, и с каждым часом становится всё хуже. Все её мысли сосредоточены на собственном неудовлетворении, а все уговоры о том, что она должна выкинуть эти мысли из головы, — не помогают, и тогда Като решает, что должна пойти в церковь и хорошенько помолиться, уповая на спасение в беседе с Богом. К счастью самой Риоко, сегодня мессы не было, так что церковь будет почти пустой, если не совсем, а девушка именно на это и рассчитывает малодушно. Ей кажется, что сейчас она не выдержит общения с кем-то, потому что у неё на лбу написаны все порочные греховные мысли о двух братьях, что без остановки трахают её во всех позах. Когда наступают сумерки, Като выскальзывает из дома, спеша к зданию церкви. Она опасливо озирается по сторонам, но радуется, как ребёнок, потому что улица абсолютно пуста. Девушке всё ещё кажется, что все её тайные постыдные мысли и сны отражаются на лице, и если кто-то увидит, то обязательно затычет Риоко пальцем. Церковь встречает её привычным мягким светом и запахом ладана, что ложится на кожу и волосы стойким шлейфом. Като радуется, что здесь никого нет, и она идёт вперёд между рядами, прямо к алтарю, чтобы встать перед ним на колени и сложить ладони в молитвенном жесте. Девушка чувствует некое расслабление сразу же, как произносит первые слова молитвы, но её голос резко обрывается, а по спине ползёт страх, когда Риоко понимает, что больше не одна. Сзади звучат шаги двух пар ног, а по помещению ползёт пряный и яркий запах братьев, напрочь перебивающий аромат церковного зала. — Здравствуй, ангел. Всё-таки пришла, чтобы заслужить себе сразу два члена? Риоко настолько резко поворачивает голову, что затылок пронзает острая боль, и девушка прикрывает глаза, силясь справиться с ней. А когда открывает, видит обоих мужчин прямо около алтаря, и на этот раз нет никаких сомнений в том, что они оба — порождение самого настоящего зла. Это не люди и даже не демоны: чистое воплощение греха. Они одеты в одинаковые чёрные костюмы и фиолетовые рубашки, а их глаза — демонические и сияющие — блестят ярким пламенем, и Като кажется, что ещё немного, и ее одежда воспламенится. — И уже на коленях, никак готовилась? — усмехается тот, что чуть пониже. Риндо, вспоминает его имя Риоко, а во рту пересыхает, потому что девушка видит, как он медленно проводит языком по своим губам. — Девочка нас ждала? — Кто… — она зеркалит жест демона, и Риндо усмехается, но снисходительно молчит, давая Като время закончить мысль. — Вы же не люди? — Какая умная девочка, — Риоко переводит взгляд на второго демона, что широко улыбается, демонстрируя девушке острые длинные клыки. Две пары. — «Отлично» за сообразительность. — Но ведь это церковь, — Като сглатывает и пытается отодвинуться назад, ища спасения у единственного, кто может откликнуться на её мольбы, — Бога. — Вы не можете ступать на святую землю! Их смех — громкий, раскатистый — звучит, как самое большое издевательство над религией в целом, и над Риоко — в частности. Она вся сжимается в комок, а потом вскрикивает, когда Риндо рывком поднимает её на ноги и вжимает поясницей в твёрдый алтарь. Их тела находятся слишком близко друг к другу, и Като пытается оттолкнуть мужчину, испытывая стыд и неловкость, но ощущение такое, что с тем же успехом она может попробовать сдвинуть с места гору — бесполезно. — Твой Бог не придёт тебе на помощь, малышка Риоко, — рядом встаёт старший, Ран. Он облокачивается рукой об алтарь, а второй нежно касается щеки Като, пуская по телу волну мурашек. — Видишь ли, правда в том, что ему плевать на вас. — Но, на твоё счастья, ангелочек, нам уж точно не плевать на тебя, — в улыбке Риндо нет ничего тёплого. Сплошной обман, жгучий яд, что впрыскивается в окружающий их кислород, и Риоко отравлена им. У неё кружится голова. — Не сопротивляйся. — И будет не больно, — усмехается Ран, а его пальцы крепко хватаются за горловину водолазки Риоко и резко дёргают вниз, безжалостно портя вещь и отбрасывая её в сторону. Так что на девушке остаётся только простенький белоснежный бюстгальтер и длинная юбка, скрывающая всё ниже коленей. — Разве что чуть-чуть. — Не над… — Риндо не даёт ей договорить. Он впивается в пухлые мягкие губы жёстким голодным поцелуем, не давая Като и шанса к сопротивлению. Его язык нагло и вседозволенно скользит во рту Риоко, заставляя её покориться. Демон кусается, делает больно, но самое страшное — не спешит прекращать эту пытку, хотя Като чувствует вкус собственной крови во рту. — Мм, Ран, она на вкус как земляника. Попробуй. Девушке не дают даже вздохнуть, а другой демон уже жёстко обхватывает её подбородок пальцами и поворачивает к себе. Их губы сталкиваются, и по организму ползёт жаркий огонь, как стихийное бедствие, что сгубит всё на своем пути. Риоко чувствует, как демон варварски терзает её губы, касается языком щёк, зубов и нёба, исследуя и присваивая. Внутри ширится страх и стыд: её пытаются склонить к разврату не где-нибудь, а в доме Бога, прямо около священного алтаря. Риоко слабо стонет, пытаясь сопротивляться, а после с силой кусает Рана за губу, и демон удивлённо шипит. Он хватает девушку за волосы и откидывает её голову назад, трогая ранку языком. — Ты посмотри на неё, с характером, — скалится Хайтани, а укус затягивается прямо на глазах Риоко. Она несколько секунд смотрит на демона, а после чувствует хлёсткий удар, до самых костей обжигающий щёку. — Сделаешь ещё раз что-то подобное, и я вырву все внутренности из твоих близких прямо на твоих глазах, малышка Рики. Боль и ужас смешиваются внутри Като, превращая тело девушки в пустой сосуд; игрушку, что готова на всё, лишь бы её близкие не пострадали. Она переводит взгляд обратно к Рану, пытаясь понять насколько всё плохо, но демон снова улыбается, и Риоко осознаёт, что ей никогда не удастся понять, что у них на уме на самом деле. — Не расстраивай нас, ангел, — второй гадко усмехается, а его рука сползает в плеча. Большая ладонь накрывает грудь девушки и легонько сжимает, снова заставляя девушку испытывать жуткий стыд и смущение. — Ты так мило краснеешь. — Слишком много лишнего, — говорит Ран, и Риоко в ужасе пытается прикрыть себя руками, но Риндо хватает её за запястья и опускает вниз, не позволяя свести ладони на груди. Второй демон щёлкает пальцами, и бюстгальтер просто испаряется с тела Като, а оба демона усмехаются, буквально купаясь в смущении Риоко, что выглядит чертовски соблазнительно в свете многочисленных свечей. Аккуратная грудь часто вздымается, а прохладный воздух заставляет нежно-розовые соски быть твёрдыми. — Какая красота. — Хочу попробовать, — Риндо слегка сдвигается, и брат встаёт рядом с ним. Демоны одновременно склоняют головы и принимаются ласкать языками соски Риоко, что не может сдержать стона, в котором смешано слишком много чувств и эмоций: начиная с ужаса и заканчивая каплей терпкого наслаждения. Жар разливается по телу, а в том месте, где губы демонов трогают её, — всё плавится. — Давай-ка лучше так. Мгновение, и руки девушки закидывают ей за голову, а демонов — крепко держат её за запястья. Риндо — жёстко, Ран — слегка поглаживая пальцами мягкую ладонь. Они заставляют Риоко улечься на спиной на каменный алтарь, а сами продолжают играть с её грудью, уже вовсю покусывая и оттягивая нежные ягодки сосков. — Да ей же нравится, — усмехается Ран и дует на верхушку груди Риоко, наслаждаясь результатом. — А между ног ты уже намокла, малышка? Их глаза встречаются, и Като кажется, что она запросто может сгореть в этом фиолетовом пламени, что пляшет во взгляде демона. Он наклоняется, не разрывая с ней зрительного контакта, и снова принимается играть с соском, а свободной рукой задирает на Риоко юбку. Многочисленные складки не падают вниз, а удерживаются в воздухе магией, и девушка отчаянно пытается свести ноги вместе, чтобы мужчина не коснулся её в таком постыдном и интимном месте, но всё тщетно. Звучит треск ткани, и капрон оказывается безжалостно испорчен, как и нижнее бельё. Всё это просто исчезает с тела Риоко, как и юбка, оставляя Като полностью обнажённой. — Прелесть, — Риндо облизывает губы, а его ладонь ползёт вниз по телу девушки. Он жёстко улыбается, наблюдая за жалкими попытками вырваться, но вот рука минует плоский живот, и их с братом пальцы встречаются на лобке девушки. — Сразу только не порви её. — Я очень постараюсь, — улыбается Ран, смотря на лицо Риоко: красное от всепоглощающего стыда. — Разведи ей ноги шире. — Никак позже ей отлизать решил? — Риндо делает так, как просит старший брат. Он просовывает ногу меж коленей Като, не позволяя ей свести бёдра. Жар женского тела дурманит, и оба Хайтани проникают пальцами меж влажных складок — лёгкий налёт одурманивающей магии, чтобы действительно не порвать девчонку. — Да ты течёшь, как блядь. У Риоко внутри зреет обида и ужас из-за происходящего сейчас. Чем она это заслужила, если всегда была благочестивой и правильной? Почему именно её собираются изнасиловать два порождения преисподней, что говорят о ней так, будто Риоко и вовсе здесь нет? Они лапают её, лезут туда, куда нельзя, и говорят такие мерзкие непристойности, что Като хочется закрыть уши ладонями, лишь бы не слышать этого. Но на её молитвы и мольбы никто не откликается, потому что братья позаботились об этом. Риоко остаётся совсем одна со своими мучителями. — А почему нет? — усмехается Ран. — Нетронутая же, можно и дать ей капельку удовольствия. — Твоей щедрости можно только позавидовать, — откликается Риндо, обводя пальцем клитор Като, пока Ран снизу ласкает вход. — Тогда, может, уложим её по-другому? Вдоль, чтобы она могла мне отсосать. — Давай, — милостиво соглашается Ран. Он наклоняется над Риоко и снова касается её губ, утягивая в поцелуй — на этот раз покорный и послушный. Их языки сплетаются, демон подсовывает ей под плечи свою руку и укладывает на алтаре. Тонкие запястья по-прежнему остаются над головой, связанные тёмно-фиолетовой лентой, появившейся прямо из воздуха. — Умница, Риоко. Будь хорошей девочкой, и мы не тронем твоих близких. Риндо мягко заставляет Като согнуть ноги в коленях и поставить на алтарь. Он так же связывает щиколотки, чтобы девушка не могла изменить позы. Демону откровенно нравится вид влажной промежности, и он снова надавливает на клитор подушечкой большого пальца, заставляя Риоко слабо застонать — тело говорит правду. Братья меняются местами, и младший Хайтани склоняется над Като, целуя и лаская оставленную без внимания грудь. Алтарь они слегка уменьшают в размере, чтобы было удобнее. Риндо отстраняется от Риоко и усмехается, смотря в испуганные голубые глаза. — Не смей кусаться, ангел, иначе я выбью тебе зубы, — ласково говорит демон, и девушка послушно кивает. — Поласкай меня, я подскажу, что надо делать. Когда демон выпрямляется, Риоко хочется расплакаться от накатывающего страха, но переживания за родителей заставляют оттолкнуть эти порывы в сторону. Она успеет пожалеть себя позже, сейчас важны жизни близких, а не её. Като с отвращением видит, как Риндо расстёгивает ремень и ширинку на чёрных брюках, он спускает лишнюю ткань с узких смуглых бёдер, и Като хочется отвернуться, когда около её лица оказывается мужской половой орган. «Огромный», — первая мысль, что приходит в голову девушке. Толстый член с крупной красной головкой и синеватыми венами, переплетающимися под кожей. Риоко чувствует запах: острый и чисто мужской. Хочется отвернуться, отползти обратно, но девушка понимает, чем это чревато. — Открой рот, ангел, и обхвати его своими мягкими губками, — демону доставляет удовольствие наблюдать за эмоциями, что сменяются на лице Риоко. Ей противно, но она всё равно делает так, как велит Риндо. Мягкие губы осторожно обхватывают головку его члена, и младший Хайтани громко стонет, запрокидывая голову назад. — Хорошая девочка, давай глубже. Он грубо толкается внутрь горячего влажного рта, наплевав на то, что Като не хватает воздуха, а глотку дерёт. Риндо имеет её жёстко и властно, не позволяя отстраниться и чувствуя, как горячий язык скользит по его стволу — охуенно. На контрасте с этим старший демон нежно касается губами бёдер Риоко, медленно спускаясь ниже, и, когда гибкий умелый язык касается её между ног, Като сдавленно стонет — тело пронзает вспышка острого, доселе неизведанного удовольствия, что буквально заставляет её тело подлететь над алтарём. Губы и глотка болят, но всё это не идёт ни в какое сравнение с тем, что творится между её ног. Будто там хозяйничает настоящий огонь, жарко лижущий её промежность. От него по телу расходятся электрические импульсы, а внизу живота завязывается крепкий узел наслаждения, и Риоко — к своему глубокому стыду — это нравится. Будто один из её снов становится наконец-то реальностью. Она чувствует все движения гибкого горячего языка и умелых пальцев, что ласкают её, пока член Риндо вбивается ей в глотку. Като стонет, снова и снова, и демон усмехается, ощущая приятную вибрацию на своей плоти, что вся блестит от слюны Риоко. Риндо замечает, что взгляд у девушки становится расфокусированным и почти пьяным — их ангелочек вкушает удовольствие от секса большими ложками, и плевать ей сейчас на то, где это происходит. Хайтани-младший кладёт ладонь на грудь Като, пощипывая пальцами нежный сосок, и Риоко снова стонет, извиваясь на алтаре и шире разводя бёдра для Рана, а тот — хитрый поганец — пользуется этим, распаляя девушку всё больше и больше. В какой-то момент Като понимает, что в ней оказывается что-то инородное, но не во влагалище, а в заднем проходе. — Какой же ты козёл, Ран, — усмехается Риндо. — Оставь её зад в покое. Ран привстаёт и облизывается, как довольный жизнью кошак, сожравший фунт мяса. Он продолжает растягивать Риоко, наблюдая, как она ублажает ртом его младшего брата. Вся такая блядски раскрытая и жаждущая их члены внутри себя. Хайтани старший поворачивает голову в сторону распятия и скалится. — Смотри, как мы засадим ей по самые яйца. Кончай уже, я хочу выебать эту шлюху, — Ран надавливает пальцами на клитор Риоко и массирует его, заставляя девушку прийти к финалу одновременно с Риндо. Младший демон ускоряется, вбиваясь часто и глубоко, наверняка травмируя слизистую, но собственное удовольствие стоит на первом месте. Стоит представить, как в Риоко узко и горячо, Риндо бурно кончает, а жемчужные потёки оказываются на лице Като, что также кончает от ласк Рана, но из голубых глаз текут слёзы боли и унижения. — Да брось, ангел, — усмехается младший Хайтани. — Сейчас будет действительно весело и хорошо. Риоко безвольной куклой берут на руки, а через мгновение она оказывается сидящей на бёдрах Рана, и её ладони касаются твёрдой горячей груди демона. Девушка во все глаза смотрит на огромную татуировку, украшающую левую сторону его тела, и ей мерещится, что чёрные густые мазки шевелятся, точно змеи с блестящими глазами, и они следят за любым движением Като. Демон ухмыляется — грязно и завлекающе, как самый большой грех похоти во вселенной. Он слегка приподнимает бёдра, и Риоко пронзает яркий импульс, потому что только сейчас девушка понимает, что чувствует член Рана — горячий и твёрдый, и она прижимается к нему влажной промежностью. — Просто потерпи немного, ангелочек, ладно? — его пальцы убирают за ухо белокурый локон. Ран говорит ласково и тихо, будто заботливый любовник, которым никогда не был. С земными женщинами уж точно. Когда сзади к узкой спине прижимается обнажённый Риндо, Риоко чувствует себя так, будто её запихнули в печку — демоны обжигают телами, как открытый огонь. Хайтани убирает в стороны длинные волосы, что успели растрепаться, и целует тонкую шею и лопатки, оставляя после себя череду багрово-синих засосов, точно капли густой краски на белом холсте — до дрожи красиво. — Ты запомнишь это на всю жизнь, ангелочек, — его шёпот точно гипнотическая песня, текущая в темноте. У Риоко нет сил сопротивляться, да и смысл, когда она уже осквернена? Прямо перед ликом Бога, и этот позор ей не смыть с себя никогда. — Нам будет хорошо. Ну, нам с Раном точно. Между ягодиц чувствуется что-то прохладное, и Като пытается уйти от этого, но Риндо обнимает её за талию и тихо рычит, так что у девушки мурашки идут по коже. Он предупреждает, и Риоко лучше подчиниться. Она закрывает глаза, пытаясь мысленно подготовить себя к боли, но все равно оказывается не готова, когда два огромных члена одновременно оказываются в ней. Душераздирающий крик боли разносится по залу церкви, и бэком ему служат два протяжных стона наслаждения. Удивительная дьявольская симфония, соединяющая в себе боль и наслаждение. Като кажется, что внизу ей всё разодрали на мелкие лоскуты, настолько ошеломляющая боль. Внутренности горят, а по ляжкам стекает что-то горячее, и Риоко понимает, что больше она не может назвать себя целомудренной. — Узкая до невозможности, — с придыханием говорит Ран, чувствуя плотью влажное тесное нутро Риоко. — Это стоило всех ожиданий. — Великолепная, — вторит ему Риндо, утыкаясь лицом во вкусно пахнущие волосы Като, что вся сжимается от боли, но демонам плевать. — Ты горячая и тугая, ангел. Вот пусть мне рога подрежут, но будто в раю оказался. — Так устроим прогулку по нему, брат, — улыбается Ран, и они начинают двигаться, а всё это сопровождается вскриками и шипением Риоко, что вынуждена терпеть сильнейшую боль, потому что они не дают привыкнуть хоть немного. Ей кажется, что с каждым новым толчком демоны разрывают её всё сильнее, но ни один из них не собирается проявить хоть каплю нежности. Их ладони больно стискивают грудь и соски, губы больно целуют, оставляя кровавые засосы на тонкой коже. — Фантастически! Риоко не знает, сколько длится это насилие, потому что совсем теряется в происходящем, только крепче цепляется пальцами за плечи Рана, оставляя на них красные следы — демону, естественно, совершенно плевать на это. Ранки сразу же затягиваются. Братья же, в отличие от Като, буквально тонут в наслаждении, что окутывает их со всех сторон, а перед глазами мелькают золотые звёздочки. Они двигаются часто и глубоко, сходя с ума от узкой горячей влажности, что сжимается вокруг их плоти. Это непередаваемое ощущение. Ран обхватывает рукой затылок Риоко и тянет к себе, впиваясь в опухшие губы жадным поцелуем. Он чувствует горячую соль на языке и усмехается: ее слёзы и крики только сильнее разжигают в нём желание поиметь девчонку. Оставить свой след навсегда, как клеймо, что будет выжжено прямо на сердце. Они кончают одновременно, наполняя Риоко до краёв своей спермой, и Риндо выходит из Като, валясь рядом на широкий алтарь. Ран скидывают девушку с себя, и она падает вниз, больно ударяясь телом о пол церкви. — Ох, прости, дорогая, — усмехается он. — Я специально. Тебе понравилось? — Не знаю, как ей, — Риндо потягивается, улыбаясь, как довольный зверь, обожравшийся отборного мяса. — Но я доволен. Домой? — Да, я соскучился по нашим девочкам, — они растворяются прямо на алтаре, оставляя после себя едва уломивый запах серы и беззвучно плачущую от боли Риоко, что клянется отомстить им.***
— Говорят, она красива, как сама Лилит. Только волосы словно золото… — А глаза, как яркие рубины, — сгораешь в тот же час. — И кто её купил? Эти разговоры ведутся в закоулках Ада с тех пор, как Коко смог привести в замок Сатаны новую демоницу. И теперь каждый из высших князей пытался заполучить себе новую куртизанку в гарем. — Кто-кто, — с едким сарказмом произносит один из чертей. — Хайтани вроде отдали кучу денег, причём даже ещё не видели свою покупку! И это была правда. Ран и Риндо как раз подходят к двойным дверям карминового оттенка, где ждёт их новая игрушка, за которую они отдали столько денег, что можно всю землю кормить три бесконечности подряд. Они заходят без стука, сразу же находя взглядами тонкую стройную фигуру, затянутую в алые шелка, что скрывают её лицо. Демоны усмехаются, а Ран взмахом руки скрывает ткань с тела и лица демоницы, чтобы воочию увидеть ту, которую они купили себе. — Ты… — Что, так сильно изменилась? — Корра, при земной жизни бывшая Риоко, усмехается и прикладывает к губам золотой кубок с вином, что сладким мёдом обволакивает язык. — Разве что глаза. Вместо голубых омутов — яркие кровавые рубины, окружённые густыми чёрными ресницами, точно шикарные крылья падших ангелов. Корра смотрит теперь иначе, без страха. С долей наглости и превосходства, теперь она больше напоминает грациозную сексуальную кошку, а не невинную овечку. — Так и будем в гляделки играть или после того вечера не встаёт уже? — ухмыляется демоница, и братья смеются, скидывая с себя одежду. — Вот же маленькая дьяволица, — Ран тянет её к себе и сладко целует, сжимая ладонями упругие ягодицы. — Соскучилась? Риндо разворачивает Корру к себе лицом и целует так же голодно и страстно, как брат. Ему безумно интересно, как она здесь оказалась, но есть ли теперь разница? Честно сказать, они с Раном собирались ещё раз навестить Риоко, но так даже лучше. Когда они оказываются в постели: голые, жаждущие, сплетающиеся в одно целое, Корра оказывается сидящей на бёдрах Рана. Она усмехается, а затем у горла демона оказывается острый нож. — Скинешь меня ещё раз, я тебе сердце вырежу, — обещает демоница и сразу же отдаёт нож Риндо. Все знают, что это пустая угроза, — они бессмертны. Старший Хайтани усмехается и прикладывает ладонь Корры к своей груди, накрывая пальцами. — Оно и так твоё, — с придыханием говорит Ран, а Корра фыркает, перелезая на колени Риндо и целуя его в шею. — Да, и ещё четырёх демониц из вашего гарема, — улыбается она, и старший Хайтани смеётся, а дальше им троим становится не до разговоров. Теперь они вечность будут вместе.