17 дней

Нами куталась в своё длинное пальто, пытаясь пробраться через затопленные дороги к зданию общежития. Оно стояло громоздким серым кирпичом с абсолютно плоскими стенами, странной плоской крышей, блестящими алюминиевыми трубами для слива воды. Девушка смотрела на него, в одно окно, которое ничем от других не было различимо. Такой же неухоженный вид. Деревья выглядели сухими без своей листвы, жуткий сильный ветер совсем обглодал их кроны, оставляя голыми и холодными их ветви. Он же и теребил полы одежды, заставлял волосы застилать ей взор. Рыжая копна наверняка выглядела уже слишком убого, запутавшись в нескольких местах, будто шапка. Нами глядела в громоздкое, но узкое серое небо. Из-за туч оно казалось тяжёлым, маленьким, совсем не глубоким, как если при ясном. Птицы рассекали широты буквами «V» и «W», и девушка следила за ними, чуть ускоряя шаг, грозясь в любую секунду ступить в лужу. Там, где не было асфальта, был более короткий маршрут, пролегали глиняные топи, грязевые точки. Девушка на высоких каблуках пыталась ступать на более сухие участки, скользила на сырой, блеклой траве. А добравшись до бордюра, с облегчением выдохнула, обтирая всю собранную слякоть об острый край. На дороге протопталась, наконец направляясь к нужному входу. Она застала Монки за чтением. Нами с самого начала, как только услыхала о случившемся кошмаре, знала, что всё изменится. Без зажигательного, забавного старшего брата, Луффи многое станет другим, не будет того, кто забавы ради пустит свои сбережения на развлекаловку — от похода в кино их цельной толпой до набега в закусочную. Не будет того, кто запарывался сборами на природу, кто давал водить свой байк без прав и даже без шлемов. Она много плакала, как стало известно о его смерти. Много переживала, ведь как ему, как там Луффи? Но вот он появился, весь серый и сломленный. Сейчас лучше, несравнимо лучше — он стал улыбаться менее вымученно, проявляет даже неподдельный интерес к их новостям. Она никогда не винила своего друга в чём-либо, знала, чего следует ожидать. Но такого резкого изменения в поведении — не совсем. Можно ожидать холода в отношении, но не того, что твой друг впервые за жизнь действительно возьмётся за учёбу. Особенно в направлении медицины. Нами разулась, сняла пальто, предприняла попытку уложить волосы. Посмотрела в зеркало и разочаровалась. Подошла к дивану, где мальчишка удобно разлёгся, положил голову на подставленную руку, второй водя по блестящим страницам атласа по анатомии. Качал ногами в только себе известный такт, тряс головой, мурлыкал себе под нос, не обращая внимания на девушку или просто не замечая. Рыжеволосая присела рядом, кладя свою продрогшую ладонь на чужую, подвижную лопатку. — Что, постигаешь науки ради своей пассии? — она хитро улыбнулась, встречая встревоженный и удивлённый взгляд. — Неужели не услышал, как я пришла? — Нет... — Луффи закрыл заумную книгу, отодвигая её. — Привет! А ты чего тут? — Решила заглянуть, как ты. Зоро ещё написал, что у вас снова еды нема. Не хочет он Санджи приглашать, позвал меня, хм! Думает, раз баба, то ему и уберусь, и приготовлю. — Мальчишка на это только захихикал, представляя Нами у плиты. — И я о том же! Дурак полный он, позвала нашего кока несчастного, будет здесь через полчаса. — Тогда, может, ещё сыграем вечером во что-нибудь? — деловито предложил Шляпник, искренне желая отвлечься от дурных мыслей. — Попроси Зоро в магазин вечером зайти! — О, чего-то хочешь? — девушка придвинулась, откидываясь прямо на Монки. Тот крякнул, будучи раздавленным немалым весом. — Я бы не отказалась от апельсинового сока. — А я хотел бы попробовать алкоголь этот ваш. — Он высунул язык, выказывая омерзение. — Но чего попроще, а не то, что у него в холодильнике. — Так, а чего это вдруг? — она насторожилась, отклоняясь только сильнее. — Ты не подумай, но пить… — Мне просто интересно. — Отмахнулся тот, утыкаясь лицом в подушку. Ему действительно интересно. Он хотел придвинуться к разгадке поведения Торао. Он был бесконечно запутанной и сложной головоломкой, сам Шляпник много рассуждал о различном и многом, но к единому так и не пришёл. Как Ло мог так поступить? Что послужило началом? Оно же не произошло наобум, хотя да, Монки слишком тесно прижался. Может, на самом деле, никаких высоких чувств не было — только алкоголь и чего-то там ещё. У Ло целые фабрики, а не мешки под глазами, может из-за нехватки сна. — Я всё-таки проконтролирую тебя, но так уж и быть. — Девушка достала свой телефон, принимаясь стучать длинными ногтями по экрану. — Из выпивки… Возьмём тебе пива, не следует сразу большой градус хватать. — Как вы делали, да? — он хихикнул, вспоминая вечера после школы. — А есть такое, чтобы не горчило и не жгло? — Это и есть спирт, дурень. — Вздохнула она. — Сомневаюсь, но наверняка что-то такое точно есть. Луффи не понимал эту тягу у Ло ко всему горькому и мерзкому. Как можно любить то, что вяжет язык и обдаёт болью горло? Что ощущается огнём в груди, пока стекает в желудок. Что свербит в носу, выжигает лёгкие. Как можно любить делать себе больно? Чоппер назвал подобное саморазрушением, и это слово действительно легко и точно накладывалось на образ невнятного Торао в его голове. Вредить самому себе… Луффи мог бы прежде спросить, как это — но сейчас понимал. Но причин найти не мог, ни для себя, ни для другого. В его тугой головушке это всё никак не желало укладываться, ему необходима помощь в этом. Но единственный человек, у которого можно спросить хотя бы чуть-чуть, пускай и без упоминания своих домыслов о любви, был Чоппер. Потому, что он не отвергал Ло и знал его получше. Однако болтаться с ним о Трафальгаре наверняка выглядело странно, да и у студента нет столько свободного времени, как у него. В задумчивости, он жевал губу. Всё ещё играл пятками, ворошил одеяло. Нами вскоре освободила место, достаточно пригревшись у него под боком, чтобы поискать игры. А потом пришёл Санджи и сразу стало более живо — он и Нами прекрасно заполняли тишину своей болтовнёй, вместе включили на фон какой-то сериал. Луффи не интересовался, но в расслабляющем заднем шуме ему стало проще дышать. Мысли уже не так бурно бросались на голову, всё стало более постепенным, пока вовсе не исчезло — и он продолжил своё изучение такой сложности, как анатомия. Начиналось всё с клеток, он их помнил ещё со школы, но в более узком плане — просто мелкая частичка тебя. Их сложное строение тяготило ум, но в общем, Луффи их прошёл и прочёл. Дальше шла ос-тео-лог-ия, что-то про кости. И пока Монки боролся с ними, запомнил только остеоны, какие бывают кости: трубчатые, губчатые, плоские, смешанные, воздухоносные. Конечно, что и какие к ним относятся не запомнил, но он и не стремился всё учить сразу. Торао точно будет рад уже тем малым знаниям, которые Луффи будет способен вынести из замудрённой книженции. А половину он точно забудет уже через несколько часов. Пришлось остановиться где-то в середине миологии, где также вынес только миоциты, да и… Всё. Голова оказалась перегружена, боль отдавалась пульсациями в висках, во лбу и на затылке. Такие же ощущения катали и по всему телу, это было изнурительнее километровых дистанций и матчей! А про то, как гудела шея, вообще стоило не заикаться. Луффи едва живой выполз к друзьям на кухню, часы показывали вечер, а Санджи танцевал с поварёшкой и пел в неё, как в микрофон под какой-то джаз. Нами сидела на стуле и снимала его, посмеиваясь. И то, что это всё было на кухне у самого мохоголового, смешило куда больше. По привычке, Монки попытался в первую очередь стащить съестное со стола, даже не думая — мозг атрофировался, плавал в перегретой субстанции, словно варился. Бровастый тоже по привычке хотел дать тем же черпаком по наглой руке, но вовремя опомнился. Шляпник сунул в рот какую-то мясную нарезку, пережевал и проглотил. Так и лёг на полу, постанывая в мучениях. Ему быстро протянули воды в стакане со сколотым ушком, дали белую таблетку. Луффи всё наскоро запихал в себя, не позабыв подавиться. Продолжил валяться на охлаждающем полу под ногами у танцующего кулинара, под какой-то трек прошлого десятилетия. Эти вульгарные игры оборвались, стоило разнестись щелчку замка с входной двери. Насторожившись, блондин выключил живо играющую музыку, направил такой же взор, что и остальные. Из угла выплыл зевающий газон с шуршащим и звенящим пакетом. У него скопились непролитые слёзы на глазах, а усталый и забитый вид внушал какое-то волнение. А после Нами пригляделась и поняла, что этот идиот опять спал на рабочем месте и только сейчас стал просыпаться. Так ещё и потерявшись, наверняка проехался своей задницей по луже! Зато хоть продуктовый какой-то нашёл. Санджи приоткрыл окно, вглядываясь в серый пейзаж снаружи. Будто с уходящим летом высасываются остатки всего светлого. Он не так часто видел, а тем более обращал внимания, светлое небо над их городом, постоянно пробывая на работе. Стоило ему выйти — были либо сгущающиеся сумерки, либо мрак, ощущающийся простоявшей заваркой в чае. Мужчина покрутил стакан светлого у себя в руках, всматриваясь в идущие вверх пузырьки и пену. Перевёл взгляд на жмурящегося Луффи, который едва ли не давится купленным алкоголем. Нами и Зоро подбадривающе держали его за плечи, выкрикивая что-то на тип «давай» и «ещё немного». Монки, кривясь, всё же осушил свой стакан. В котором была треть из банки. Но оно и понятно, правда, с чего это ему пить? Рыжая что-то твердила о том, что это он для своей любимой готовится, пытается. Что-то вот ему совсем в это не верилось — если нужен был собутыльник, то и мох сгодится, зачем бедному Луффи так убиваться? Сам же он молчит в тряпочку о том, в кого влюбился, что весьма даже нетипично. Наверняка его распирало желанием поделиться, как оно обычно и бывает, но он сдерживался. Но почему? Повар помахал головой. Не ему об этом рассуждать и догадываться, пускай и интересно было до чёртиков и покалываний в пальцах. Они сели есть. Нами спрашивала их о том, какой маникюр делать следующим, показывала картинки. Санджи в основном крутился вокруг стола, ставя всё новые и новые тарелки, не находя покоя. Из-за этого Ророноа вскоре вскипел и дёрнул его за фартук, усаживая на рядом стоящий стул. Луффи пел себе под нос, стучал ложкой по тарелкам, иногда лакал пиво, всё ещё хмурясь и куксясь со вкуса. — А вообще, Зоро, — обратился он, швыряя помидорку в Санджи, — как тебе на практике? — Да там у нас начальство всё кругом странное. Мой, этот, так вообще! Весь отдел удивляется, что он стал приходить почти, как и все остальные, что рано покидает рабочее место. А сегодня — взял отгул прямо на смене. Я не знаю, чему тут удивляться, но… — Полицейский почесал голову, сутулясь. — Но мне кажется, я видел рожу этого Тора… Ну, хирурга. — Монки замер, на мгновение забыв, как дышать. — Не уверен, было раннее утро, темно ещё. — Так зачем ты вообще упомянул об этом, если не уверен? — оскалился Санджи, но вскоре меняясь в лице. — Ну, и? Что думаешь? — Мне всё-таки кажется, что Луффи об этом знает больше. Все уставили на него взгляды, но лишь упёрлись в хмурое, чуть посеревшее от мыслей лицо. В его голове нечаянно всплыли слова Торао о том, что тот имел встречу со Смокером. Неужели они подружились? «Хороший он.» — Слова резанули по сознанию, вводя его в какой-то ужас от поднявшихся чувств. Ещё больше от подозрений, производя резонанс. Дымок действительно очень хороший, но почему-то сейчас думалось, что как-то оно неправильно. Ло мог бы вернуться к нему, ударить по голове за глупые действия — Луффи понимал, что он идиот, что ему действительно приходится давать по шее, чтобы дошло — но тот отправился к полицейскому. От этого тянуло в груди, давило в голове. Что-то щёлкало, и до него поздно дошло, что это Санджи — прямо перед его лицом, пытаясь воззвать к реальности. — Ты чего? — Он подал стакан с водой, трогая за нос. — Перепил? Он действительно выпил достаточно для себя и для первого раза, но оно не ощущалось, как опьянение. Не было на то похоже — перед глазами всё было ясно, только чуть заметная заторможенность. Разве у выпивших людей всё не смазывалось в единую спесь? — Нет… — он дотронулся своих щёк, чувствуя, как они пылают. — Наверно… Нами лишь кивнула, прибирая рядом стоящую банку к себе. Теперь перед ним были только миски с закусками, вода, пряное мясо, от которого прежде он бы истекал слюной в три ручья — только сейчас у него было лишь нарастающее отвращение. Его начинало мутить от вида пищи. — Спать хочу. — Самым верным методом было включить Зоро. Луффи чуть наклонил голову, прикрыл веки, изображая карикатурную усталость. Ему нужно подумать в одиночестве. — Не хочу есть. — Ладно, — чуть хрипло прошептал Кок, помогая подняться со стула. Почти на своих плечах донёс ойкающего от колющей боли в стопах Луффи. — Отдохни как следует. Его накрыли тонким одеялом, поправили под головой подушку. Монки почувствовал себя неправильно от того, что немного приврал. Но говорить друзьям правду — что ему нужно подумать о Торао — как-то не выходило. И если думать о нём, то о чём же? О том, что тот продолжал всё время расследовать дело, которое его не касалось. О том, что он себя постоянно странно вёл — но ведь оно и понятно, Торао странный. Хотя, конечно, ясно вспоминались части этого «странного поведения». Когда он ластился к руке, крепко обнимал, много нервничал рядом. Постоянно избегал сначала контакта, а потом сам стал вовлекаться. Как радовался, свистнув у него шляпу и закрывшись за ней — он ведь точно радовался, когда Луффи пообещал, что ещё придёт! Постоянно стыдился, жался, стеснялся, отводил глаза и наскоро менял неудобные темы. Монки думал, что это потому, что Ло странный — он ведь странный! — но сейчас походило на действительно проявления чувств. Как он волновался и переживал, если что-то происходило. Старался не упоминать чего в разговорах, отчего поджимал губы и затыкался на долгое время. От такой заботы у Луффи не возникало вопросов, ведь так поступают почти все его друзья. Он не обращал внимания на то, что было не похоже на дружбу, потому что не знал, что могло как-то иначе. А отныне у него странно теплело в груди, круговоротом двигалось, словно… Словно скопище слонов топтало фрукты в жаркой Сахаре. Поднимая песок, брызгая соками. От пыли становилось тяжело дышать, но всё вдыхаемое было странно приятным и пахучим. А сердце стучало в такт шагов, пюре напоминало его эмоции и мысли об этом. Да, в нём завелись слоны, превращающие тропические яства в субстанцию. Луффи действительно ощутил наплывающую дрёму, вымотавшись от их грузных шагов и волнительных криков хоботов. Ему снились бананы в зелёных, сочных лесах. Почему-то огурцы, свисающие вместо ананасов на их деревьях — правда Монки не помнил, как выглядит ананасовое дерево. Русло бурной реки, в которой копошились крысы вместо воды. И много, много фруктов, катящихся по их серым спинкам. Серые, крысиные спинки с фруктами — думал он весь следующий день, вспоминая странный сон и придумывая метод извинения перед Ло. Может, ему сделать фруктовое пюре?