Similis simili gaudet

      Тебе не нужно стучать, чтобы войти в его кабинет. Ты просто открываешь дверь и заходишь — и никаких церемоний, будто не обитает здесь самое, пожалуй, важное лицо Фонтейна. Он бросает на тебя короткий взгляд, и напрягшиеся было плечи едва заметно расслабленно опускаются: узнал, все в порядке, свои. Интересно, кто ещё мог бы заявиться в такое время? Уже за полночь, как-никак. Его рабочий день давно окончен — напомнил бы ещё кто-нибудь об этом ему самому. Впрочем, ты здесь именно для этого.       Ты отодвигаешь тяжёлые портьеры и распахиваешь окно, впуская свежий воздух тёплой ночи. Порой тебя даже удивляет то, как такой большой и вечно оживленный суетой людей и меков город вообще умудряется затихать по ночам. Кажется, будто не спит один лишь тот, к кому ты заявился сегодня, совершенно, казалось бы, бесцеремонно. Заявился, не ожидая приглашения, тихо сбежав от Паймон, оставив ту сладко спать в уютном Чайнике. В конце концов, тебе тоже нужно немного личного пространства. Для (узнал бы кто — не поверил бы) личной же жизни.       Он молча косится на твои манипуляции, устало щурится и вдыхает захвативший кабинет ночной воздух, отодвинув в сторону очередную бессмысленную бумажку со свежей печатью. Ты незаметно оказываешься у него на коленях, столь естественным движением, что он и бровью не ведёт — надо же, а раньше ведь так забавно реагировал! Должно быть, и зануды вроде него рано или поздно привыкают даже к такой вопиющей фамильярности. Впрочем, ты подозреваешь, что здесь, наедине, тебе дозволено вообще все что угодно, просто он пока не признает этого вслух.       — Так и знал, что еще застану тебя здесь, — усмехаешься ты, небрежным жестом сбрасывая ножны с мечом на пол. Сейчас они тебе совершенно ни к чему.       — В последнее время много работы, — его ответы по этому поводу всегда короткие и сухие, и ты не можешь не понимать его в этом. Ты и не настаиваешь на подробностях.       Ты как бы невзначай тянешься к ленте, которой собраны его волосы, и аккуратно тянешь за кончик. Его причёска со стороны кажется вполне свободной, но ты хорошо знаешь, как эта лента на самом деле стягивает ему волосы, и едва слышный вздох облегчения служит тебе лучшим тому подтверждением. Какое-то время ты просто бесцельно перебираешь длинные пряди, и тебе чертовски нравится то, какие они на ощупь. Такие же, как и сам Нёвилетт — со стороны кажется, будто непременно должны быть жёсткими и колючими, а на самом деле... Впрочем, его сложно назвать "мягким внутри", как бы ни подталкивала к тому пободная аналогия, нет уж, к таким пошлостям ты вообще предпочитаешь не прибегать. Нет. Просто он далеко не такой, каким кажется, и это нормально. Все-таки он публичная личность, и на него постоянно обращены сотни взглядов. По крайней мере, он может дышать свободнее при тебе. Это приятно, и ты надеешься, что это так же приятно и для него. Всем иногда необходимо расслабиться. Особенно этому поглощенному работой уставшему дракону.       — Ты уже закончил? — с предвкушающей улыбкой спрашиваешь ты, когда последний лист с печатью отправляется в стопку на край стола, и он кивает с некоторым запозданием.       Тогда ты соскакиваешь на пол и жестом манишь его за собой. В кабинете вам вдвоём вполне комфортно, он давно привык к этому месту и принадлежит ему ничуть не меньше, чем оно принадлежит своему хозяину; ты чувствуешь его самого в каждом предмете здесь, и потому любишь подолгу разглядывать обстановку, пока он работает, чтобы не отвлекать его болтовней. Многое из того, что ты о нем знаешь, ты почерпнул из этих наблюдений. Но сейчас ты хочешь, чтобы он немного отдохнул. Он чертовски заслуживает этого.       Ты ведёшь его в симпатичную маленькую кофейню, одну из немногих, работающих в такой поздний час. Тебе здесь очень нравится, здесь тихо даже днем, и здесь действительно вкусный кофе. А ведь Нёвилетт даже не знал, что любит кофе, пока ты не уговорил его попробовать недавно. Смешно сказать, он просто забыл об этом за последние несколько десятилетий, в течение которых ему все не удавалось выбраться туда, где его прилично варят. Забыл — и все тут. Хорошо, хоть ты напомнил... И за что ты ему такой замечательный только достался?       Ему нравится обычный чёрный кофе, ты обожаешь сливки и взбитое молоко — в такие моменты он говорит, что ты несколько напоминаешь Фурину. Тебя это смешит, когда ты воображаешь себе это "сходство". Ты знаешь, что он по-своему любит своего архонта, но, в конце концов, даже ему бывает необходимо от неё отдохнуть, так что пусть бы этим сходства и ограничивались. Ты надеешься, что вполне справляешься с тем, чтобы помочь ему отдохнуть — от чего бы то ни было.       — Итэр.       — М? — ты вскидываешь брови от неожиданности, когда тебя вырывают из размышлений.       — Ты ведь скоро покинешь это место, верно?       Он спрашивает об этом таким будничным тоном, словно это ничего не значит, но ты видишь слегка нахмуренные брови и сжимающие чашку напряженные пальцы, будто он давно уже пытался решиться спросить об этом и наконец сделал это, переборов себя. Странно: вы уже не раз затрагивали эту тему, и тебе казалось, что вопрос исчерпан, так что ты несколько удивлён и не сразу находишься с ответом.       — Я ведь говорил, я и без того постоянно навещаю места, где уже побывал, я хоть каждый день смогу...       — Нет, я не об этом, — он прерывает тебя и на какое-то время вдруг замолкает, задумчиво глядя куда-то в тёмную пустоту за фонарями. — Ты ведь не отсюда, ты говорил. Не из этого мира.       Ты начинаешь понимать, к чему он клонит. Тебе не нравится это. Но рано или поздно этот вопрос должен был оказаться поднят. Он первый в этом мире, кому ты доверился настолько сильно, и ты действительно ценишь его, он кажется тебе похожим на тебя — такой же чужак, пытающийся понять, в чем смысл его существования, такой же могущественный и не понимающий толком, что с этим могуществом делать и каково его истинное предназначение. Ты очень не хочешь терять его. Ты должен, в кои-то веки действительно должен быть откровенным.       — Знаешь, в Море Квантов очень пусто, — наконец говоришь ты после долгого молчания. — Путешествовать по населенным мирам куда интереснее, чем болтаться там. За все время нашего с сестрой существования мы так и не нашли мир, в котором хотели бы остаться навсегда, но бывало и так, что мы проводили в конкретном мире очень, очень много времени, просто чтобы увидеть ход его истории. Пузыри вселенных, которые мы находили действительно интересными, несут в себе наш след, и этот мир не будет исключением.       — Ты хочешь оставить свой след здесь?       — Хочу. И оставлю. У нас с Люмин всегда совпадало чутье на интересные миры. Уверен, когда я найду её и мы воссоединимся снова, она не будет против того, чтобы задержаться здесь подольше.       — Насколько долго? — он нетерпеливо смотрит на тебя, ты понимаешь, что ему нужен ответ. Он хочет знать, на сколько может рассчитывать. Он хочет знать, когда вам придётся попрощаться.       — Достаточно, чтобы я успел тебе порядком надоесть.       Ты говоришь это с легкой усмешкой, будто в шутку, но смотришь прямо ему в глаза, говоря без всяких слов совсем другое. "Пока твоё дыхание ещё согревает этот мир, я буду здесь. Пока ты жив, я никуда не денусь, ибо ты — якорь, который не позволит мне отчалить из этого мира обратно в Море Квантов. Нам не придётся прощаться".       Он понимает твоё неозвученное обещание и заметно расслабляется, и тебе невозможно приятно видеть это. Ты невольно расслабляешься и сам. Он всегда понимает то, чего ты не говоришь вслух, но хочешь сказать — и ты обожаешь его за это. Никто, кроме Люмин, не умеет так. Ты ловишь себя на том, что привязался к нему даже сильнее, чем ожидал от себя изначально, и ты ничего не можешь с собой поделать. Для существа столь неопределённой природы, столь древнего и непостижимого, как ты, простительно иметь маленькие слабости, особенно когда эти слабости видят тебя насквозь во всей твоей непостижимости и неопределённости. Весь этот похожий на сказку симпатичный волшебный мир смотрит на тебя как на человека — немного странного, необычного, но все-таки человека. В то время как он, такой же не-человек на самом деле, как и ты, видит твою истинную природу, ту, которую ты до сих пор не смог до конца понять сам. Видит и хочет продолжать наблюдать за тобой не меньше, чем ты хочешь наблюдать за ним. Нежелание прощаться не только естественно — оно более чем обоюдно.       Когда настает время уходить, ты позволяешь себе маленькую шалость и как бы невзначай цепляешься за его локоть, как это делает иногда Фурина — в твоём исполнении жест совершенно нелепый, и потому, должно быть, кажущийся ему в определённом смысле очаровательным. По крайней мере, его взгляд смягчается настолько, что еще чуть-чуть — и ты под ним почувствуешь себя оставленным на солнце мороженым.       Ты щуришь глаза и улыбаешься, глядя на него в ответ, и тогда он не выдерживает — отводит взгляд в сторону, берет тебя за запястье и аккуратно подносит твою ладонь к губам, оставляя на тыльной стороне невесомый поцелуй. Он всегда делает так, когда не знает, как ещё выразить то, что творится у него внутри по отношению к тебе. Ты уже привык к тому, какими способами он пытается выражать эмоции. Ты обожаешь то, как он делает это, и тебе кажется, что эти скупые, мало понятные со стороны жесты передают в тысячу раз больше, чем самые эмоциональные возгласы и самые жаркие поцелуи. К чему все это? Скучно, пошло и, к тому же, быстро приедается. Ты уверен, что он с тобой согласен.       — Не хочешь искупаться? — неожиданно предлагаешь ты. — Уверен, плавать в море ночью должно быть совсем иначе, чем днем...       — Вода под звёздами действительно необычайно красива, — задумчиво кивает он, и ты, не удержавшись, смеёшься, глядя на его серьёзное лицо.       — Пойдём. Уверен, это самое достойное развлечение, каким кого-то вроде тебя можно занять посреди ночи.       Ты тянешь его за руку к городским воротам и затылком чувствуешь, как он улыбается. Слабо, едва заметно, одними уголками губ, и все-таки — улыбается. Благодаря тебе. Это вызывает необычайную гордость.       Завтра он снова зароется в свои бесконечные бумаги во дворце Мермония. Завтра ты снова отправишься выполнять поручения Гильдии вместе со своим очаровательным болтливым компаньоном. Завтра все будет как всегда, пока не настанет вечер, и ты не ускользнешь тихонько из дома, оставив в одиночестве спящую Паймон, и не заявишься в кабинет одного чересчур занятого дракона, чтобы напомнить ему, что жить тоже иногда надо. Тогда у тебя внутри снова что-то надломится от почти позабытых чувств, от странной взрывчатой смеси щемящей нежности и уважения к этому невероятному существу, и ты постараешься выразить все это в жестах столь непонятных и неявных, что наверняка понадобится ещё далеко не одна попытка донести их снова, прежде чем он поймёт то, что и так очевидно. Что ж, ты не против повторить эту процедуру ещё разок-другой.