you and me and the space between

      На крыше ужасно холодно.       Сатору практически поворачивается, чтобы уйти, когда открывает дверь, и его чуть не сбивает с ног порыв ветра, пробирающий до костей, но мысль о том, чтобы пойти в комнату к Сугуру и Бог знает кому, с кем он там сидит, достаточно тошнотворна, чтобы заставить его передумать. После занятий он пошел прямиком в библиотеку — библиотеку, вот настолько он старался избегать общежития — но оттуда его выперли, а ему было некуда больше пойти. Сатору очень благодарен, что Сугуру хотя бы не спрашивал советов по поводу одежды или чего-то такого. Хоть какое-то облегчение.       Но скорее всего он спросил Сёко, так что никакое это не облегчение.       Сатору прищурился. Солнце только начинает садиться, отбрасывая свои лучи на раскинувшийся под ним город, и поэт получше него смог бы высказаться красноречивей, но сейчас Сатору просто кажется, что это красиво. Если бы его не пугала грязь, он бы спер из общежития плед и провел бы всю ночь под звездами. Можно ли спать на крыше университета? Наверное нет. Он вздыхает и вытягивает ноги, прислоняясь к стене рядом с дверью.       Он знает, что это неправда, но Сатору чувствует себя единственным во всем кампусе, кто остался в одиночестве на День святого Валентина. Друзей — не говоря уже о паре — с ним нет. Утахиме права: если бы Сатору попытался, он точно нашел бы кого-то, но ему это не нужно. Не нужен кто-то, кто удостоил бы его вторым взглядом только из-за внешности. Ему нужен Сугуру.       Да уж, Сатору скорее всего не единственный сегодняшний одиночка, но точно самый жалкий из всех. Однажды он точно к этому привыкнет, но явно не сегодня.       Далеко-далеко внизу какая-то девушка взрывается смехом, и начинает играть музыка. До крыши доносится громкая песня о любви, от которой у Сатору из ушей идет кровь. Он сползает ниже по стене, обхватывая себя руками. Сатору решил, что уже даже погода над ним издевается. Она указывает на него пальцем, в самом буквальном смысле напоминая ему, что рядом с ним нет никого, ни капли тепла, некому его согреть.       Он действительно настолько многого хочет? Видимо, да, Сатору не знает. Большую часть своей жизни он был эгоистом, так что, может быть, это просто карма. Какая разница. Переживет.       Сатору не знает, сколько времени он так просидел, к тому моменту как громкий звук открывающейся на крышу двери заставляет его сердце уйти в пятки, а затем к этому добавилась еще одна причина, когда он видит, кто стоит перед ним, ухмыляясь. Волосы Сугуру распущены и неряшливо спадают на плечи, и Сатору очень старается не думать о том, что это значит. Он берет себя в руки и кивает ему:       — Привет, — прежде чем отвернуться и перевести взгляд на горизонт. Сугуру шаркает ботинком по бетону. Боковым зрением Сатору видит, как он потирает свои голые руки, дрожа.       — Пиздецки холодно, — фыркает он. — Ты не отвечал на телефон.       — Он разрядился.       И конечно же Утахиме решила написать ему именно в этот момент. Они оба пялятся на зажегшийся экран, а Сатору лишь пожимает плечами на приподнятую бровь Сугуру.       — Ладно. Что ты здесь делаешь? Я тебя вечность искал.       — Как ты меня нашел? — спрашивает Сатору, очень неэлегантно пытаясь избежать вопроса. Как ни странно, у него получается, и Сугуру, неловко смеясь, потирает заднюю часть шеи.       — У тебя была включена геолокация, — бормочет он. — И ты всегда здесь прячешься.       — Сталкер.       — Придурок.       Сугуру снова фыркает, усаживаясь рядом с ним, и, судя по всему, предстоит долгий разговор, но Сугуру — последний человек, которого он хотел бы сейчас видеть, и Сатору просто хотелось бы вернуться к своим мыслям. Он вздыхает, поджимая ноги и обхватывая их руками просто для того, чтобы чем-то заняться, чем-то отвлечь себя от колкого взгляда Сугуру. Спустя минуту Сатору уже не может выносить тишину. Он прочищает горло.       — Мы сейчас типа будем по душам разговаривать или…       Сугуру игнорирует его выпад:       — Почему ты здесь? ֫— снова спрашивает он, и на этот раз у Сатору не получается избежать ответа, так что он просто сощурившись смотрит на заходящее солнце.       — Не хотел прерывать, знаешь.       Только после того, как уже произнес — как это обычно у него и бывает — он понимает, что, возможно, это не то, что стоило сказать. На лице Сугуру написано замешательство.       — Прерывать? — переспрашивает он. — Прерывать что?       И как ему сказать: «Прости, я не хотел входить, пока ты и этот, как его там блять зовут, занимаетесь этим на столе или еще где», — не звуча странно?       Он пожимает плечами.       Сугуру начинает нервничать, его раздраженный выдох и ерзанье говорят лучше любых слов, но Сатору вообще по боку, он просто хочет, чтобы тот ушел. Он думает, что, если ему реально придется слушать о свидании Сугуру, он действительно сбросится с крыши.       А потом, потому что Сатору, очевидно, любимчик вселенной, именно это и происходит.       — Я не приглашал его домой, или что ты там подумал, — начинает Сугуру. Ему, очевидно, некомфортно. — Это так странно. Мы не… Ну ты понимаешь… Я не… Блять, — стонет он. — Мы еле высидели тридцать минут ужина, прежде чем я сказал ему, что ничего не получится, так что тебе не нужно беспокоиться о том, что я кого-то приведу, — его черные волосы падают вперед, когда он наклоняет голову. У него покраснели кончики ушей. Сатору не может сдержать смех. Ему вообще нечего смущаться, но Сугуру просто такой человек. Это мило, и Сатору кажется, что так можно описать все, что относится к Сугуру.       — Да? Что, он не был достаточно хорош для тебя? — спрашивает он, думая о том, что сказала Утахиме тогда ночью. Сугуру бросает на него косой взгляд.       — Типа того, — произносит он спустя пару секунд. Сатору хмыкает, теребя кожу на костяшках пальцев. Он действительно, действительно не хочет здесь находиться. Жаль, что Сугуру не может прочитать его мысли, поэтому садится ближе к нему, так, чтобы их плечи соприкасались, и Сатору напрягается. Тепло приятно, но неожиданно. Он уже нашел Сатору, знает, что он не обделался на какой-то случайной студенческой вечеринке, так что у него больше нет причин задерживаться.       Но он не уходит.       — Эй, Сатору, — внезапно произносит Сугуру. — Что с тобой происходит?       — А?       — Я спросил, что с тобой происходит, — повторил он, сводя брови. — Ты в последнее время странно себя ведешь. Менее навязчиво.       И это, очевидно, всего лишь шутка, но Сатору почти физически ощущает, как сердце сжимается. Он отнимает свою руку от Сугуру, скорбя по утерянному контакту, и устремляет взгляд в пол. Когда он открывает рот, набирая воздуха, чтобы что-то ответить, то не может ничего придумать, не получается даже пошевелить языком, поэтому он молчит. Сугуру все еще на него смотрит, его глаза расширяются в чем-то — чем-то, о чем Сатору не хочет задумываться, чего не хочет понимать — и внезапно он придвигается ближе, садясь так, чтобы Сатору его видел, и вторгаясь в его пространство.       — Ты мне вид загораживаешь, — жалуется Сатору так, будто действительно на что-то смотрел.       — Сатору, я же не серьезно.       — Я знаю.       — Я никогда не имею в виду то, что говорю, когда вот так над тобой подшучиваю…       — Я знаю.       Он все еще смотрит на Сатору с этим чем-то в глазах, но Сатору просто не может сейчас этого сделать. На самом деле он предпочел бы вообще никогда этого не делать.       — Сатору, — тихо, уже в третий раз, спрашивает Сугуру, — зачем ты сюда поднялся?       — Что ты хочешь услышать? — отвечает Сатору. Он не может заставить себя взглянуть на него. Он не хочет признавать, что чувствует себя глупо, когда видит, как Сугуру общается с другими парнями или пишет кому-то, с кем Сатору не знаком. Он словно ребенок, вечно бегущий за ним, умоляющий его остаться на его стороне и не уходить никуда, потому что Сатору…       Ему никогда не нужен был никто, кроме Сугуру, и это абсолютно пугающе, учитывая, что Сугуру не чувствует того же.       — Это же просто я, Сатору.       Сугуру снова наклоняется вперед, угольные глаза наполняются искренностью, и Сатору почти забывает, почему избегал его.       Он сдается.       Его голова опускается Сугуру на плечо. Тот на секунду замирает, но почти сразу его рука оказывается у Сатору на затылке, перебирая короткие волосы, будто бы снова, снова и снова «это просто я». И это больно, но Сатору просто не может продолжать так жить, избегая человека, который годами был его лучшим другом, просто потому что ему одиноко, из всех возможных причин.       — Я думаю, — шепчет Сатору, его голос заглушает рубашка Сугуру. — Мне кажется, я ни у кого не на первом месте, и вряд ли когда-то буду.       Его признание настолько тихое, что его с легкостью могло унести ветром. Сугуру неуверенно касается его кожи, а все, что Сатору может сделать, это зажмуриться крепче. Одна его часть жалеет, что он вообще раскрыл рот, и хочет исчезнуть с лица Земли, а другая хочет остановить время и разрешить Сугуру держать его так вечно. Кажется, прошла уже вечность, с тех пор как Сатору подпускал его так близко. Эта мысль заставляет его сердце сжаться.       Сугуру мягко вздыхает, теплый воздух опаляет ухо Сатору, и он отстраняется только для того, чтобы встретиться взглядами. Он смеется, и это настолько же ужасно, насколько прекрасно. Сатору пытается встать, сгорая от смущения, но Сугуру хватает его за плечо. Его взгляд наполнен добротой.       — Сатору, ты на первом месте у меня. Всегда был, и это никогда не изменится.       Это странно. Сердце Сатору оттаивает одновременно с нарастающим раздражением, и он не уверен, что ему чувствовать.       У Сугуру очень дерьмово получается это показывать.       Он отстраняется, хмурясь все сильнее, пока Сугуру продолжает смотреть на него взглядом, полным нежности.       — Это не так, — бормочет Сатору. — Тебе не обязательно врать.       Сугуру моргнул так, будто он сморозил абсолютную чушь, и, может быть, так и есть, но Сатору уже ни в чем не уверен, когда дело касается него. Сугуру открывает рот, чтобы что-то сказать, но прежде чем он успевает, Сатору поднимается на ноги и отходит в сторону, проводя рукой по волосам. Каждый нерв его тела ощущается как оголенный провод. Он держал это в себе настолько долго, что с трудом может поверить, что они наконец-то это обсуждают, но теперь Сатору не может все это так бросить. Он знает, что навязчив, что Сугуру, наверное, не хочет проводить с ним столько времени, сколько он хочет с Сугуру, но потом он делает что-то, что заставляет Сатору думать иначе, и цикл снова повторяется, а это очень утомительно.       — Сатору…       — Ты такой чертовски запутанный, Сугуру, — говорит Сатору. — Я уже ничего не понимаю, когда дело касается тебя. В один момент все как обычно, а в следующий кажется, что ты не в состоянии находиться рядом со мной ни секундой дольше. Ты меня избегаешь, делаешь вид, что меня даже нет в комнате, это… Ты мне блять ничего больше не рассказываешь!       — О чем ты говоришь?       И самое ужасное то, что интонация Сугуру звучит так, будто он действительно понятия не имеет, о чем речь. Это просто выводит из себя. Он сидит, открыв рот, в голове мучительно медленно вращаются шестеренки, если вообще вращаются.       — Ты не только мне ничего не рассказываешь, — продолжает Сатору. Он еле сдерживается, чтобы не топнуть ногой. — Ты все от меня скрываешь. Я знаю, в это трудно поверить, но я не идиот, Сугуру, — язвительно огрызается он. — Ты с Сёко и остальными пытались скрыть от меня это тупое свидание и…       — Почему тебя так волнует это свидание? — недоумевая перебивает Сугуру.       — Да насрать мне на него!       Почему он не понимает? Сатору разрезает собственную грудь, достает сердце и протягивает его Сугуру, а он не понимает. В уголках его глаз начинают собираться слезы, и Сатору резко отворачивается, чтобы Сугуру их не увидел.       Наступает тишина.       Только после того, как слезы высохли, а дыхание выровнялось, он садится на землю и свешивает ноги с края крыши, пытаясь успокоиться. Он бросает взгляд вниз, далекую-далекую улицу, надеясь испытать то чувство головокружения, о котором все постоянно говорят, просто чтобы хоть как-то отвлечься от этой неразберихи. Он слышит шаги Сугуру прямо позади себя.       — Сатору, — говорит он, — вернись сюда.       Сатору хмурится. Он поворачивается и замирает, видя напряженную линию плеч Сугуру, его стиснутую челюсть и глаза, наполненные эмоциями, которые он не может определить.       — Что?       — Подойди… Можешь отодвинуться от края?       В его голосе слышится паника.       — Я не собираюсь прыгать, если это то…       — Сатору! — неожиданно крикнул он.       Он замечает, что у Сугуру трясутся руки, когда он протягивает их к нему. Он сжимает в кулак рукав рубашки Сатору настолько сильно, словно смертельно боится его отпустить. Сатору осторожно встает, позволяя Сугуру оттащить себя от края. Тот облегченно вздыхает и отпускает его рукав.       Спустя секунду Сатору щелкает языком, отводя взгляд:       — Я действительно не собирался ничего такого делать, — искренне произносит он.       — Я знаю, — шепчет Сугуру. Он прижимает ладонь к виску. — Извини, что вспылил. Я просто испугался. Ветрено, что угодно могло случиться.       Да. Наверное, могло.       Сатору прислоняется к стене, у которой сидел с самого начала. Сугуру колеблется, но затем опускается рядом с ним, прислоняясь лбом к кирпичу.       — Я не знаю, что сделал не так, — шепчет Сатору. Его голос дрожит, но он слишком устал, чтобы об этом волноваться. Он не может поднять взгляд на Сугуру, поэтому разговаривает с цементом. — Не знаю, может я сказал что-то, или ты пытаешься держать дистанцию, но не знаешь как… Я просто не понимаю. Но знаю, что это больно, — тихо признает он. — Больно, когда ты вот так меня отталкиваешь. И… и если даже тебе я больше не нравлюсь, единственному человеку, с которым я знаком всю жизнь, который знает меня лучше всех, тогда какая надежда у меня остается? Если ты больше не можешь меня терпеть, то кто сможет?       Он почти трясется под конец, сцепив руки за шеей, отгораживая себя от осуждения и Бог знает чего еще, что Сугуру сейчас ему выскажет. В ту секунду, когда он отвернется от него, Сатору, вероятно, изорвет себя на куски, но сейчас он не сможет пошевелить ни единым мускулом.       Сугуру придвигается. Его лицо входит в поле зрения где-то на уровне локтя Сатору. Вопреки здравому смыслу, Сатору поднимает взгляд, и его легкие сжимаются при виде Сугуру.       Он выглядит просто огорченным. Его губы плотно сжаты, брови нахмурены. Он как будто бы смотрит сквозь него. Когда он открывает рот, у Сатору замирает сердце, но Сугуру захлопывает его, прежде чем успевает что-то сказать. Сугуру опускает взгляд, крепко сжимая кулаки и до побеления упираясь в землю. Внезапно он резко подается вперед, стискивая Сатору в объятиях. Он прижимает его голову к своей груди и обхватывает руками.       Ошеломленный, Сатору не сопротивляется.       Он хочет расспросить, но Сугуру зарывается лицом в его волосы, и он не столько слышит, сколько чувствует его дрожащий вздох. Сатору захлопывает рот, сердце выпрыгивает из груди. Трясущимися руками он обхватывает Сугуру за спину, хватаясь за его рубашку. Они сидят вот так Бог знает сколько времени; так долго, что, когда приходит время отстраниться, им приходится практически отрывать сросшиеся конечности друг от друга. Ни один из них не отодвигается далеко. Сатору знает, что его собственные глаза отражаются в красных глазах Сугуру. Тот яростно моргает, словно хочет что-то сказать, но не знает что.       — Сатору, — наконец произносит Сугуру, и Сатору не может вспомнить, когда в последний раз тот выглядел таким сломленным. — Боже, Сатору, я такой идиот. Я… Господи, прости меня.       Сатору никогда не умел принимать извинения. Он неловко фыркает и отводит взгляд, в последний момент он останавливает себя, чтобы не сказать «все в порядке». Сугуру сглатывает, закрывая глаза, словно он себя физически к чему-то принуждает. Открыв глаза, его полный решимости взгляд встречается с взглядом Сатору.       — Правда в том, — начинает он. — Правда в том, что ты нравишься мне слишком сильно. Мне невыносимо с тобой находиться, потому что я слишком остро воспринимаю все, что ты делаешь. Мое сердце выпрыгивает из груди от всего, что бы ты ни сказал, это просто агония. Я люблю тебя сильнее, чем могут передать слова. Иногда меня это пугает. Я любил тебя так долго, что мне казалось, я знаю, как с этим справляться, но… но я не знал. И до сих пор не знаю. И Сёко настолько долго это терпела, что сказала: нужно либо признаться тебе, либо смириться и жить дальше. Но как я мог признаться? У меня не получилось, потому что я трус, и я решил попробовать переключиться на кого-то другого, что, очевидно, не сработало. Это лишь принесло тебе боль. Я не хотел, — бормочет он, сгорбившись. — Это буквально последняя вещь, которой я хотел. Я правда старался не быть дерьмовым другом, но… это было так трудно, когда все в тебе настолько прекрасно.       Он отсаживается, проводя руками по лицу, а когда они опускаются по бокам, оно снова становится напряженным. Не задумываясь, Сатору протягивает руку, чтобы… чтобы что? Именно потому, что он не знает, его рука замирает и начинает отстраняться, но Сугуру ловит его за запястье прежде, чем это успевает произойти. Не слишком сильно, чтобы Сатору мог освободиться, если захочет, но вместо этого он задерживает дыхание, чувствуя, как Сугуру проводит большим пальцем по его костяшкам. Не успев как следует подумать, он разворачивает свою ладонь и прижимает ее к ладони Сугуру.       Запоздало Сатору понимает, что верит ему. В животе у него расцветает тепло, сжимающее сердце так, что он не может дышать, и согревающее щеки. С каждым словом, сказанным Сугуру, с плеч Сатору словно сваливается десять тонн груза, который тяготил его вот уже несколько недель. Он понимает. Теперь он понимает, чувствует каждой клеточкой тела, что Сугуру говорит правду, и это уже слишком. Он будто оцепенел. Не помогает и то, что Сугуру улыбается ему, глаза у него прищурены, словно он хочет смотреть на него вечно.       Боже, как же Сатору знакомо это чувство.       Затем улыбка Сугуру увядает, и он переводит взгляд на их сцепленные руки, отстраняясь.       — Я в курсе, что ты не перестал бы быть моим другом, если бы узнал, — вздыхает он. — Не понимаю, чего так боялся. Типа, я знал, что из этого ничего не выйдет, но…       — Почему? — перебивает Сатору. Он не может осмыслить все, что сейчас сказал Сугуру, даже не знает, с чего начать, так что просто чувствует себя так, будто в любой момент выпрыгнет из собственной кожи, но эта фраза притягивает его внимание. — С чего ты взял, что ничего не выйдет? Что из нас ничего не выйдет?       Сугуру моргает. Один раз, два. Наклоняет голову, словно кошка, как будто до Сатору не доходит что-то очевидное.       — Сатору, ты гетеро.       Что ж, это, наверное, последняя вещь, которую Сатору ожидает услышать. Он бы охотнее поверил в «Сатору, на самом деле мы потерянные троюродные братья по линии твоего отца, ты не знал?», чем в то, что он только что сказал.       Он не может сдержаться и взрывается смехом.       — Чувак, — с трудом произносит он, — чего?       Сугуру выглядит практически обиженным и отводит взгляд. ֫      — Ты гетеро, Сатору. По женщинам, гетеросексуал. Что ты имеешь в виду «чего»?       Сатору в небольшом замешательстве. Это просто нелепо. Он? Гетеро? И Сугуру выглядит настолько в этом уверенным, будто это какой-то факт, который он знает уже много лет.       — Да, в этом был бы смысл, — медленно произносит он, — если бы мне не нравились члены.       Сугуру краснеет. Он так быстро поворачивает голову в сторону Сатору, что ему кажется, будто он слышит, как хрустнула его шея.       — И не нравятся.       — Эм, чел, определенно нравятся.       — Нет.       — Сугуру.       — Ты же только и делаешь, что говоришь об этих девушках, которые по тебе сохнут! — восклицает Сугуру. Он подтянул плечи к подбородку и яростно смотрит на Сатору, но румянец на шее выдает его, и Сатору не может не смеяться над нелепостью ситуации.       Он смущен.       — Я никогда о них не говорю! — отвечает Сатору сквозь смех. — Вы же сами всегда это делаете! О Боже мой, не говори, что вы все так думаете. А когда я говорил, что трахнул бы парней из того средневекового сериала, что ты смотрел?       — Это были шутки!       Сугуру как будто бы все еще пытается убедить Сатору, что он не прав насчет собственной ориентации, и он уже просто не может этого выдержать.       Он не думает. Просто делает.       Сатору подвигается вперед и обхватывает лицо Сугуру руками, глядя в широко раскрытые, почти испуганные глаза несколько мгновений, прежде чем сократить расстояние между ними.       Губы Сугуру на вкус как клубника.       Все из-за его бальзама для губ, который он постоянно покупает в продуктовом. Это абсолютно дерьмовый бальзам, но Сатору понравился его запах, и он практически заставил Сугуру его купить, и с тех пор это вошло в привычку. Сейчас он чувствует его вкус у себя на языке, пока целует Сугуру, улыбаясь ему в губы, когда чувствует, как он расслабляется, и опускает руки ему на бедра, сжимая их и притягивая его ближе.       Это даже лучше, чем Сатору себе представлял, а представлял он много.       Сугуру отстраняется на пару сантиметров, чтобы выровнять дыхание. В уголках рта блестит слюна, и румянец распространился по всему лицу. Он сияет.       — Все еще думаешь, что я гетеро? — спрашивает Сатору, прислоняясь своим лбом к его. Они сидят нос к носу, дышат одним воздухом, и Сатору кажется, что если бы он проснулся через пару секунд, и все это оказалось бы сном, он бы не удивился. Это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Сугуру слишком хорош, чтобы быть правдой, это шокированное выражение на его лице и то, как его взгляд прикован к губам Сатору.       — Господи, — выдыхает он, — Сатору. Ты…       — Если ты спросишь, уверен ли я, то я тебя убью, — предупреждает Сатору. — Ты хочешь сказать, что мы могли заниматься этим годами?       — Годами? Когда…       Он замолкает, будто не в силах заставить себя продолжить. Только тогда до Сатору доходит. Сугуру сказал, что любил — любил! — его в течение лет. Лет, когда Сугуру убеждал себя, что Сатору не отвечает ему взаимностью, лет, проведенных в попытках двигаться дальше. Конечно же он не хочет спрашивать об этом вслух, обнадеживать себя и признавать возможность того, что Сатору действительно чувствует то же самое.       Сатору снова целует его, уже мягче.       — Сугуру, — шепчет он, — я уже не могу вспомнить, когда не был по уши в тебя влюблен, придурок. Не могу поверить, что ты заставил меня ждать так долго.       — Прости, — отвечает он будто бы на автомате, но Сатору не хочет, чтобы он думал, что он расстроен. Он нежно притягивает Сугуру ближе и прячет лицо ему в шею. Под его щекой пульс Сугуру бьется, словно крылья колибри.       — Я решил, что ты от меня устал, — признает Сатору. Ему все еще больно, но уже кажется, будто это было много лет назад. Сугуру прямо здесь, рядом с ним. Ничто другое не имеет значения. — Я думал, что злоупотребил своим везением.       — Везением с чем?       — С тем, что я твой друг. Что мы вообще знакомы. Даже не знаю, что делал бы, если бы это оказалось правдой. Может, я слишком от тебя завишу, — мягко смеется он. Сугуру щелкает языком, утыкаясь лицом в его волосы и сжимая вокруг него руки.       — И это взаимно, — вздыхает он. — Ты лучшая часть меня, Сатору. Все, что ты делаешь, просто… восхищает меня. Это заставляет меня любить тебя все сильнее. И я знаю, что тебя уже бесит, что я все время это повторяю, но мне жаль. Как я мог заставить тебя думать, что ты мне надоел… Я был таким глупым. Я считал, ты даже не поймешь, что я пытаюсь отдалиться. Я не думал, что ты заметишь, как я перестал до тебя дотрагиваться.       — Идиот, это буквально первое, на что я обратил внимание, — хмыкает Сатору. — Но сейчас все в порядке. Я все понимаю и не злюсь, просто рад, что все закончилось. Так что давай просто забудем об этом, — почти умоляюще произносит он. Меньше всего ему хочется, чтобы Сугуру корил себя. Тот тихо шепчет, прижимаясь губами к макушке Сатору:       — Я не смогу, — говорит он. — Конечно нет. Я заставил тебя дерьмово себя чувствовать, так что теперь должен искупить вину. Но ты прав. Я рад, что у нас все в порядке, Сатору. Я рад, что с тобой все в порядке.       — Более чем, — улыбается Сатору. — Самый горячий парень, которого я знаю, сжимает меня в объятиях. Мне даже захотелось надеть платье как у принцессы, знаешь?       Сугуру тяжело вздыхает, на что Сатору лишь смеется. Несколько мгновений они сидят рядом в комфортной тишине. Честно говоря, Сатору мог бы заснуть прямо здесь и сейчас, но Сугуру его встряхивает. В его глазах появился блеск, когда Сатору перевел на него взгляд.       — Эй, Сатору. День всех влюбленных еще не кончился, правда? Будешь моей Валентинкой?       — Чувак, это даже слишком банально, — фыркает Сатору, но, конечно же, соглашается. Сугуру закатывает глаза, поднимая Сатору на ноги и кладя руку ему на талию.       — Потанцуешь со мной? — в его голосе звучит приглашающая интонация. Сатору ухмыляется, оставляя на кончике его носа быстрый поцелуй.       — Я уже думал, ты никогда не попросишь.