you and me and the space between

      Каждое воскресенье в шесть утра выходит новый номер газеты кампуса, а в десять Сугуру решает еженедельный кроссворд на последней странице. Раньше он занимался этим в девять, но потом однажды проспал и забрал газету вместе с Сатору. И это стало их очередной фишкой, так что они, как и всегда, пошли на компромисс: Сатору начал вылезать из постели в десять вместо привычных одиннадцати.       — Доброе утро, Сатору.       Тот в ответ сонно машет рукой. Он спотыкается о край своей кровати и почти приземляется лицом на Сугуру, но его останавливает прикосновение теплой руки к груди и смех на ухо. Сердце пропускает удар.       — Доброе, — с трудом произносит он.       — Сколько ты еще рубился в эту идиотскую приставку, когда я пошел спать?       Его голос звучит осуждающе, но Сатору улавливает нотки веселья в интонации. Он вздыхает, принимая чашку дерьмового кофе, которую Сугуру пихает ему в руки. Сёко подогнала им контрабандную кофеварку, когда они только заселились в общежитие. Вероятно, они слишком на нее налегали, беря во внимание все эти ночные посиделки Сугуру.       — Не ругайся, Сугуру, — бормочет он. — Ты же знаешь, что мне нужно минимум восемь часов сна, чтобы держаться в форме, но мне просто необходимо было выиграть!       — И как? Получилось?       Сатору только кривится.       Ни капли не впечатленный, Сугуру пихает его на один из стульев, а сам усаживается на другой. Он уже открыл страницу с кроссвордом, и Сатору оживляется, наклоняясь ближе к нему. Им было легко друг в друга влюбиться. Легко забыть, что Сатору не может спокойно поцеловать Сугуру в щеку. Он не может удержаться от того, чтобы брать абсолютно все, что Сугуру ему позволяет, поэтому наклоняется ближе к нему, смеясь, и подпрыгивает каждый раз, когда их руки соприкасаются.       — Что блять такое «shindig»? — требовательно спрашивает он, прищуриваясь, будто это прояснит ситуацию. — Это просто нечестно — добавлять сюда английские слова! — он возмущенно переводит взгляд на Сугуру.       Боже, он такой красивый. Каждый раз, когда он над чем-то размышляет, потирает подбородок, словно персонаж из плохой комедии, и Сатору никогда не удавалось сдержать смех. Сугуру не может понять, что в этом такого забавного, отчего Сатору смеется только сильнее.       — Shindig? — бормочет он. — Ты знаешь это слово. Это типа вечеринка. Фестиваль, танцы, что-то в этом стиле.       Сатору совершенно точно впервые слышит это слово, но все равно кивает, потому что Сугуру явно над чем-то задумался. Он бормочет что-то себе под нос, затем повторяет уже громче:       — Какое слово тогда сказала Утахиме? Когда мы пошли в тот клуб, который, по ее словам, должен был взорвать нам мозг.       Точно, Сатору это помнит. Для начала, ночь была пиздецки нудной, но он не припоминает ничего из слов Утахиме, что могло бы им помочь. Он пожимает плечами, раздумывая, не написать ли ей самой о ее же словах, но Сугуру резко вскакивает, чуть не падая со стула. Он что-то записывает, и Сатору приходится вытянуть шею, чтобы разглядеть.       — Hooley? — читает он вслух. — Ты это сам придумал, Сугуру? Хорош, ты уже однажды кричал на меня за то, что я записал выдуманное слово, ты не можешь…       — Это настоящее слово, идиот, — перебивает его Сугуру, пренебрежительно отмахиваясь. Он выделывается и не скрывает этого. Сатору решил, что на этот раз может ему это позволить.       — Что ж, поразительно, как ты его запомнил, — серьезно говорит он. — Нужно и эту каргу поблагодарить.       — Я расскажу ей, что ты это сказал, — отвечает Сугуру. Сатору жалобно скулит, но через секунду они уже возвращаются кроссворду, и от следующей загадки его глаза загораются.       — Любимый фильм Марвел Эйнштейна? — в замешательстве спрашивает Сугуру. — Что за херня? Что мы должны на это…       — Человек-муравей! — вскрикивает Сатору. Он вырывает карандаш из пальцев Сугуру и записывает ответ, почти вибрируя от возбуждения. Обычно на все отвечает Сугуру. Даже стыдно признать, насколько редко Сатору знает что-то, чего не знает Сугуру, пока дело не доходит до идиотской шутки про физику или чего-то подобного.       — Это было даже слишком быстро, — говорит Сугуру, встряхивая головой. — Как ты догадался?       — Человек-муравей! — повторяет Сатору так, будто это все объясняет. — Ну, я в курсе, что ты не фанат Марвел, поэтому, наверное, не знаешь, но Человек-муравей был про всю эту квантовую муть, понимаешь? И одна из теорий Эйнштейна тоже была об этом. Ха! Моя черная полоса в разгадывании кроссвордов подошла к концу, чувак, соси.       Он фыркает, отдавая себе отчет в том, что вопрос был до смешного простой, и он снова станет бесполезным через пару секунд, но Сатору это не сильно волнует. Это не про доказательство уровня его интеллекта — каким бы тот не был — а про Сугуру. Это весело только когда они вдвоем, и, возможно, в этом есть нотки его зависимости от их дружбы, но Сатору все равно.       Он его любит, просто и чисто. Платонически и романтически. Сатору любит Сугуру так, как только можно, в этом все дело.       Сугуру все еще не сказал ни слова о следующей загадке, и когда Сатору поднимает на него взгляд, он уже на него смотрит. Он немного покраснел. Сатору его чем-то расстроил?       — Эй, — зовет он, махая рукой, — Земля вызывает…       — Извини, — сбивчиво отвечает Сугуру, — отвлекся. Не важно, где мы остановились?       И Сатору хотелось бы думать, что между ними все в порядке, но он не может не замечать, как Сугуру садится на пару сантиметров дальше и практически отскакивает каждый раз, когда их плечи соприкасаются. Он чувствует горьковатый привкус на губах. Сатору очень хочется это все игнорировать — как он делает обычно — но он не может сфокусироваться ни на чем, кроме растущего расстояния между ними.       Он надеется, что это единичный случай.       Но это не так.       Сатору не знает, что он такого сделал: сказал ли что-то ужасное каким-то образом и не понял — такое уже бывало, и скорее всего еще будет — или, Боже упаси, Сугуру понял, что он чувствует, — но стена между ними раскачивается, словно маятник. То они смеются как обычно, и Сатору забывает обо всем, то Сугуру отвечает ему лишь парой слов или мычанием.       Однажды он возвращается домой, а Сатору был уже там, распластавшись на кровати и всеми силами пытаясь сконцентрироваться на книге, которую Яга почти физически заставил его взять. Он вскакивает, когда слышит щелчок замка, но Сугуру не отвечает на его выкрикнутое приветствие. Губы изогнуты в легкой улыбке, все внимание сконцентрировано на экране телефона, и Сатору, приподняв брови, наблюдает за тем, как он закрывает дверь, скидывает сумку и садится на край кровати, все это время набирая сообщение.       — Ох уж эта молодежь, — вздыхает Сатору, — все время в этих своих телефонах.       Сугуру на это лишь закатывает глаза — даже слишком драматично, по мнению Сатору, — и возвращается к своему занятию. Хмурясь, Сатору садится рядом с ним, заглядывая в экран через плечо. По крайней мере это то, что он сделал бы, если бы Сугуру не отшатнулся, пряча телефон. Сатору хмурится все сильнее.       — Что такого ты можешь прятать? — осуждает он. — Покажи!       Теперь ему любопытно. Любопытно наблюдать за тем, как Сугуру запинается и сжимает телефон все крепче, как на его лице отображается сразу миллиард эмоций.       — Ничего, — пытается он, — иди отсюда.       Сатору усмехается.       — Ну покажи. Чувак, у тебя от меня нет секретов, я все о тебе знаю. Я даже помню тот раз в девятом классе, когда мы пошли на озеро, и ты…       — Господи, заткнись, — прерывает Сугуру, его лицо горит. — Ты обещал никогда об этом не упоминать! В любом случае, ничего я тебе не покажу.       — Покажи.       — Нет.       — Покажи.       — Нет.       — Сугуру…       — Я же сказал нет! Боже, просто оставь меня в покое, Сатору. Ты не должен знать абсолютно все.       Сатору садится назад. Наверное что-то в его лице заставляет Сугуру вздохнуть и потупить взгляд, но когда он произносит:       — Я не это имел в виду.       Сатору уже встал.       — Прости, — тихо отвечает он. — Я слишком сильно давил.       Хотя он не уверен. В конце концов, раньше он вел себя намного более раздражающе, и Сугуру обычно просто его игнорировал или стукал, чтобы он замолчал. Сатору не может вспомнить, когда в последний раз Сугуру отшивал его из-за чего-то настолько незначительного. Но Сугуру, очевидно, хочет оставить в тайне того, с кем переписывается, что…       Нормально.       Сатору решил, что он, наверное, слишком прилипчив. Они уже шутили об этом раньше, когда Сугуру поехал в отпуск с семьей и провел половину времени за разговорами с ним.       — Ты настолько во мне нуждаешься, Сатору, — смеялся он, его голос был искажен телефоном, но Сатору все равно не мог перестать его слушать. — С тобой тяжеловато дружить.       Но Сатору всегда знал, — предполагал — что это шутки, так что он подыгрывал, названивая Сугуру в подтверждение его слов. Когда они просто шутили, было забавно, но теперь Сугуру, кажется, говорил серьезно.       Все нормально. Все нормально, потому что Сатору не уверен, что он будет делать в противном случае.       И когда во вторник Сатору просыпается с ощущением, будто ему вонзили нож между глаз, он подавляет стон боли и переворачивается на спину, зарываясь в простыни. В ответ на восклицания Сугуру, что они такими темпами опоздают, Сатору пытается отрицательно помотать головой, но становится только хуже, отчего он уже не может сдержать стон. На самом деле ему хочется попросить Сугуру остаться с ним, но он не может, ведь только вчера решил перестать быть плаксой, который ничего не в состоянии сделать сам.       Дверь закрывается, и Сатору кажется, что он плачет. «Ну и хорошо, — неуспешно пытается убедить себя он, — хорошо, что он ушел. У него есть занятия поважнее, чем разбираться с моим дерьмом».       Но внезапно на его лоб водружается что-то холодное, и Сатору погружается в темноту. На него накатывают облегчение и замешательство, когда он чувствует, как под чьим-то весом прогибается кровать. Сатору хмурится, приоткрывает глаза, но все еще видит темноту.       — Бля, — мычит он, — че за херня?       К его щеке прикасается теплая рука, и он не может удержаться от того, чтобы прижаться к ней сильнее. Она смахивает влагу из-под глаз и массирует висок.       — Эй, — шепчет Сугуру. Сатору заливается краской от смущения, но Сугуру никак не комментирует его слезы, только сильнее надавливает на мокрый компресс на лбу. — Ты вспотел, знаешь?       — Вот это ты мне настроение поднял, — слабым голосом бормочет Сатору. Это унизительно, но Сугуру дает время красноте сойти с его лица, а голосу окрепнуть, прежде чем переворачивает его на спину уверенным движением. Глаза Сатору наконец-то привыкают к темноте — он замечает, что люстра выключена — и могут сфокусироваться на лице Сугуру. Только тогда к нему приходит осознание, что тот на самом деле здесь, и это не просто игра воображения. Он здесь, намеренно пропуская урок ради Сатору. Тот же человек, который заставлял себя подниматься с кровати с температурой под сорок. — Ты же пропустишь занятие, идиот. Что случилось с твоей идеальной посещаемостью?       В ответ на это Сугуру начинает смеяться, но мгновенно захлопывает рот, когда Сатору вздрагивает.       — Прости, прости. Ты это серьезно? — он улыбается так, будто Сатору зря переживает. — Волнуешься за мои оценки, Сатору? Я тронут.       Сатору умудряется зарядить ему по ноге.       — Придурок. Тебе все равно следовало пойти. Я не умираю, — ворчит он. — Я в порядке. Тебе не нужно переживать за старого доброго меня, верно? Если ты сейчас побежишь, то еще успеешь.       Сугуру щурится.       — Тебе повезло, что я такой хороший. Любой другой уже вытряс бы из тебя всю дурь. Зачем ты пытаешься меня прогнать? — настаивает он, и Сатору… Сатору на самом деле не уверен, что ответить. «Потому что ты, скорее всего, не хочешь тут находиться? Потому что тебе, должно быть, уже надоело постоянно со мной возиться? Потому что…».       — Я не собираюсь позволять тебе в одиночестве страдать от самобичевания, ненависти к себе и всего остального, — фыркает Сугуру. — Да ты еле двигаешься. Как я, по-твоему, должен был уйти, зная это? Дурак, — подначивает он. — Однажды я все-таки заставлю тебя поверить, что то, что я остаюсь тут с тобой, не какая-то моя жертва. Все эти твои комплексы… — ворчит он, качая головой.       Сатору пялится в потолок, изредка моргая.       Что ж. Тогда ладно.       Не уверенный, что сказать, Сатору хмыкает и утыкается лицом в подушку. «Это просто обязательство, — думает он, когда Сугуру смеется и поглаживает его волосы. — Он просто хороший парень, — когда Сугуру притягивает его ближе, что-то бормоча себе под нос, и устраивается рядом. — Он просто Сугуру». Они молчат, наслаждаясь присутствием друг друга — в основном Сатору, который вдыхает тепло Сугуру так, словно это спасательный круг. Может, так и есть. У Сугуру звонит телефон. Маятник качается.