🐕🐕🐕
А Сынмин не глупый. Сынмин влюблён. До дрожи в коленях и до глупой улыбки на лице, которая сама собой рисуется при виде старшего. Он смотрит на него, и сердце плавится, а душа возносится в небо. Потому что Хёнджин красивый и утонченный. И пахнет от него невероятно вкусно — спелыми чуть кислыми яблоками. Сынмину голову кружит. У него уши на макушке дыбом становятся стоит только учуять аромат Хёнджина, и челюсть сводит. Сынмин на самом деле не глупый. Он понимает, почему Хёнджин фыркает и недовольно хвостом виляет. Только вот сделать с собой ничего не может. Нравится ему Хёнджин и всё на том. Сынмин знает, что поступает странно и опрометчиво, но так ему хочется быть поближе к Хёнджину, что отступить не может. Крутится вокруг него и докучает. И ведь знает, что докучает, а всё равно не отстаёт. Сынмин сам не понимает, на что рассчитывает, но надежды не теряет. Вдруг эта ледышка растает? Вдруг солнце упадёт на землю, стрелки часов поменяют ход, а Хёнджин ему улыбкой ответит? «Наивный», — ругает себя мысленно Сынмин. Любовь зла. И Сынмин уже под властью её чар, чтобы сдавать назад. Он честно старается не навязываться. Он вообще просто стоит недалеко, но на расстоянии же; не открывает рот первым, если Хёнджин не заговорит сам, не фыркнет в его сторону. И чего только столько неприязни к нему?🐕🐕🐕
Это продолжается довольно долго, и Хёнджин действительно устаёт от внимания Сынмина. Он рявкает на младшего, ругается, прогоняет, посылает и порой даже оскорбляет, за что после винит себя, но извиняться не спешит. Хёнджин понимает, что нравится ему, вот только Сынмин ему не нравится. Не потому что он какой-то не такой. Нет. Он симпатичный, спокойный, начитанный и интересный. Хёнджин знает, потому что Сынмин – староста группы и часто мелькает оратором на общих собраниях. И всё дело в том, что Сынмин альфа. Альфа! Чёрт возьми. Хёнджин, может, и не против бы был дружить. Только вот Сынмин не дружить хочет. И пусть катится нахрен тогда. Хёнджин выжидает у стенда, потому что Сынмин всегда туда приходит, чтобы поглазеть на него. И стоит заприметить щенячьи уши за углом, как Хёнджин подходит к нему тут же, немного пугая резкостью. Сынмин отшатывается и глаза расширяет. — Слушай, тебе что, мёдом намазано? — дерзит Хёнджин. — Не мёдом, но... — Ну так и хватит тогда ходить за мной! — у старшего и в самом деле сдают нервы. — Носишься за мной, как собачонка. Самому не надоело?! Ты мне не интересен. Не. Интересен. Неужели ты настолько тупой, что не понимаешь?! — Хёнджин рычит на него и тычет пальцем в лицо. — Понимаю, — давит из себя Сынмин и смотрит так, будто перед ним разъяренный тигр. — Ну и в чём тогда проблема?! — негодует Хёнджин, недовольно виляя хвостом из стороны в сторону, пока хвост Сынмин крепко поджат и даже не шевелится. — В том, что ты нравишься мне, — одними губами проговаривает он, нервно их облизывая. — А ты мне — нет. Отвали уже, ладно?! — шипит Хёнджин и уходит, не дожидаясь ответа. Ему даже не стыдно, что его крик был слышен на полунивера, а несколько гибридов стояли в паре метров с разинутыми ртами, потому что реально достал. Сколько можно лезть? Неприятно Хёнджину его внимание. Неприятен сам Сынмин. Почему ему не найти того, кому с ним будет комфортно? Зачем рваться туда, где не светит?! Хёнджин настолько взбешён, что просто уходит домой, забив ещё на три лекции. Плевать.🐕🐕🐕
Сынмин стоит ещё какое-то время, совершенно сбитый с толку. Хёнджин, конечно, всегда был настроен недружелюбно, но не агрессивно же. Сынмин смотрит в пол абсолютно непонимающими глазами и жуёт свои губы. Неприятно? Глупость. Больно. Сынмин вздрагивает, когда ему на плечо ложится чужая ладонь, и оборачивается, замечая Феликса рядом. Феликс ему грустно улыбается и мягко обнимает за плечи. — Не бери в голову, Минни, — успокаивает омега. — Может, у него день не выдался. — Каждый из последних сорока. — Ты считаешь дни? — удивляется Феликс, и Сынмин только робко кивает, получая в ответ еще более теплые и крепкие объятия. Нет, Сынмин не нытик и вообще не сентиментальный. Просто, возможно, он впервые в жизни на самом деле полюбил. И плохо оттого, что безответно.🐕🐕🐕
Сынмин собирает себя по кусочкам каждую последующую ночь, но больше и в самом деле не лезет; даже не смотрит в сторону Хёнджина, даже если в полушаге от него. Сынмин вешает на лицо маску безразличия и ходит с ней, пока не возвращается домой. И нет, не плачет в подушку. Просто смотрит глазами, переполненными болью, на фотографию Хёнджина, которую распечатал и носит в чехле. Он выбрал самую забавную, но такую домашнюю, которую Джисон выложил в профиль, а через минуту удалил, кажется, получив нагоняй от Хёнджина. Сынмин смотрит и кончиком пальца проводит по холодной картонке аккурат там, где находится щека Хёнджина. Ему грустно, но жизнь ведь не кончается, верно? Поболит и перестанет. Не конец света. И спасибо Феликсу, который подбадривает, скидывает мемы и смешные видео. Чудесный друг. Цены ему нет. Или есть? В очередной ничем не примечательный рутинный день Сынмин приходит в университет без задней мысли, как Феликс его тут же хватает за руку и разворачивает на пороге, уводя в курилку. — Что случилось?! — ругается Сынмин, пока его волочат за руку, но ответа не следует. — Феликс! Феликс останавливается только за пределами университета и смотрит с полными отчаяньем глазами. — Тут такое дело, — робко начинает он и мнётся, подбирая слова. — Рожай уже, — хмурится Сынмин и вертит хвостом из стороны в сторону. — В общем, — Феликс берёт ещё одну недолгую паузу, поджимая губы. — Можно без интриг? — Сынмин смотрит непонимающе и даже угрожающе. Он плохо спал, не выспался, так ещё и с самого утра что-то случилось. — Короче, Хёнджин позвал меня на свидание, — на одном дыхании выпаливает Феликс и прижимает уши к голове, опуская глаза в пол. — А, — Сынмин, кусает губу, пытаясь осмыслить. — Ну, круто, — кивает он, тяжело сглатывая. — Вас можно поздравить? — Минни... — Слушай, мне не пятнадцать. Я не сброшусь с крыши после этой новости. Честно, Ликси, — Сынмин слабо улыбается, но искренне. — Тебе не нужно переживать обо мне. Я правда буду рад, если вы начнете встречаться. Хоть кому-то же должно повезти, верно? Феликс стоит с опущенной головой и нервно перебирает пальцы, не осмеливаясь ронять слова. — Всё хорошо, Феликс, — сквозь ком в горле произносит Сынмин и берёт друга за руки, мягко сжимая их своими. И если честно, то в том, что всё хорошо, уговаривает он скорее себя. Ещё немного добрых слов топят сердце Феликса и убеждают его. Сынмин провожает его с грустной улыбкой на губах и тяжело выдыхает. Достаёт пачку из рюкзака, которая валяется там с прошлой сессии, и подкуривает. Сынмин вообще-то не курит. Иногда только, когда волнуется сильно или переживает. Наверное, сейчас тот самый момент, когда прям нужно затянуться, вдохнуть едкий дым и позволить осесть ему в лёгких. Несколько капель падают на фильтр, заставляя ощутить солоноватый вкус на языке, и Сынмин прикрывает глаза, пытаясь сосредоточиться.🐕🐕🐕
Пока Сынмин пытается выплыть с глубин, на которые опустился, и спокойно жить дальше, Феликс идёт на свидание. Наверное, Хёнджин не знает о том, что они с Сынмином друзья детства, поскольку Феликс кусает щёки изнутри, чтобы не выдать себя, когда разговор заходит о нём. Феликс думает, что Хёнджин и в самом деле очень красивый. Залипает на миловидные черты лица и с удовольствием поднимает голову для этого, поскольку Хёнджин выше. Он кажется статным и до умопомрачения привлекательным. Феликс отмечает, как его уши мило подрагивают, когда он волнуется, а голос становится чуть тоньше. Милый. — О, правда, так ты говоришь, что в универе стало спокойнее находиться? — с энтузиазмом поддерживает беседу Феликс. — Да, значительно, — кивает Хёнджин. — Теперь я думаю, что это немного скучно. Всё-таки чувствовать себя особенным приятно. Но сейчас лучше, да. — Да, я понимаю, — Феликс широко улыбается и кивает болванчиком. — Всем приятно это ощущение. Только я вот не совсем понял, почему ты накричал на него? Как его имя? Самкин? — он смотрит абсолютно честными глазами, чтобы Хёнджин поверил в его искренность. — Сынмин, — поправляет старший. — А, да, точно, прости. Память как у рыбки, — омега хлопает ресницами, расплываясь в неловкой улыбке, и ушко прижимает к голове в невинном жесте. — Ну, знаешь, я не думаю о нём плохо, если честно, — признаётся Хёнджин. — О, в самом деле? Ты вроде говорил, что накричал на него. Так сильно он тебя вывел, — Феликс говорит максимально удивлённо. — Да, верно, так и было. Только вот сейчас думаю, что погорячился. Он не был настойчив, но подкаты его были неприятны, — пожимает плечами Хёнджин. — Хотя шутит он смешно, — вдруг добавляет, усмехаясь. — И чего мы всё о нём? — хмурится в мгновение Хёнджин. — А, ну да, действительно, чего, — соглашается Феликс, быстро кивая. — Так, ты говоришь, что учишься на художника? Феликс меняет тему, но с улыбкой на лице замечает, как всё равно диалог сводится к Сынмину. Хёнджин пробалтывается, что однажды писал портрет, хотя его специальность больше заявлена под дизайн. Он не умел этого делать и решил взять лицо того, чьё не жалко исковеркать. Феликс понимает это иначе. Ведь рисунок всё равно никто не увидит, а процесс на постоянной основе заставлял смотреть на черты лица Сынмина. И Хёнджин много говорит, почти ничего не спрашивая, что сподвигает задавать вопросы ему. Феликс насыщается информацией, а в конце прогулки даже целует Хёнджина в щеку, чтобы точно было продолжение. Феликс чувствует себя победителем по жизни и идёт домой широкой походкой и с расправленными плечами. Только вот домой не к себе.🐕🐕🐕
Сынмин почти подпрыгивает на месте, слыша звонок в дверь. Он почти шипит под нос: «Кого там принесло?» — Феликс? — удивляется Сынмин, отворяя дверь. Феликс не может больше скрывать счастливую улыбку и на радостных эмоциях выпаливает Сынмину всё, что узнал, прямо на пороге. — Ч-что? — хмурится Сынмин. — Что ты несёшь?! — Правду! — Феликс быстро стягивает с себя куртку и пихает её в руки Сынмина. — Я чайник поставлю. Обсудим. Омега почти вприпрыжку бежит на кухню, оставляя друга в недоумении. — Ты, может, объяснишься? — хмыкает Сынмин, заходя вслед за Феликсом. — А чего тут объяснять? Ты нравишься ему, — радостно сообщает омега, раскидывая чайные пакетики по чашкам. — Какая глупость, — фыркает Сынмин. — Он, между прочим, сам сказал, что... — У него кризис ориентации, — перебивает Феликс, поворачиваясь лицом к другу и облокачиваясь о столешницу. Сынмин только бровь приподнимает. — Слушай, ты в его жизни появился внезапно. Конечно, это стресс. Он бесится и отрицает. Но только вот это стадии принятия неизбежного. Сейчас он застрял на торгах. — Что ты имеешь в виду? — Он сказал, что, если бы ты был омегой, он бы не был так категоричен. — Но... — Ты нравишься ему, — улыбается Феликс, присаживаясь на стул, и накрывает ладонь альфы своей. — Мы только о тебе сегодня и говорили, правда. Кажется, ты самое большое впечатление в его жизни. Сынмин смотрит растерянно, но улыбка Феликса не оставляет равнодушной. — Что ты хочешь всем этим сказать? — не до конца понимая, уточняет Сынмин и крепко жмёт ушки к голове, словно боится слышать ответ. — Хочу сказать, что ещё ничего не потеряно, — обещает Феликс. — Не опускай свои лапки, щеночек. — Не называй меня так, — злится Сынмин. — Прости, — тут же извиняется омега. — Но давай придумаем план, м? — Какой план? — Гениальный! Звук щелчка заставляет обернуться и посмотреть на чайник. — Но сначала чай! Сколько тебе сахара? Две ложки? — Феликс поднимается с места, чтобы налить кипятка в чашки.🐕🐕🐕
Феликс продолжает видеться с Хёнджином и говорить с ним о Сынмине. Это кажется общей темой, хотя в голове Хёнджина явно сидит мысль, что Феликс его не знает, тем не менее на то внимания не обращается. И Хёнджин ощущает, что что-то не так, хотя не понимает, что именно? Феликс милый и увлекательный. Солнечный мальчик, хотя порой весьма шумный. И Хёнджину честно нравится Феликс, только вот что-то сидит внутри и не вылазит, чтобы мыслить рационально. Хёнджин не понимает причин, но почему-то всё чаще думает о Сынмине. Не в положительном, но и не в негативном ключе. Просто думает. Сравнивает. И это странно. — Говорят, Сынмин... — О, ты слышал, что Сынмин... — А Сынмин вообще-то... — Сегодня Сынмина наградили... — Сынмин... — СынминСынминСынмин, — бормочет под нос Хёнджин. — Какого хрена он затычка в каждой бочке?! «Не в каждой», — догоняет осознание. Хёнджин бесится и не понимает. Может, ему кажется? Только вот кажется, что он скучает. Сынмин там, Сынмин тут, Сынмин то, Сынмин сё, но где-то поодаль. Такой хороший и добрый, но такой холодный и отстранённый. Злит. Нет. Бесит. Кажется, психологи ошибаются, потому что между торгами и депрессией у Хёнджина наступает новая стадия. Стадия гнева. Он до белого каления себя доводит, прежде чем окунуться в печаль. Хёнджин сам отказывает Феликсу во встрече. Не ходит на пары. Не видится с друзьями. Сидит в пустой квартире и гипнотизирует взглядом стену. Ему нужно перебеситься, переосознать, пережить. Переживает. Хёнджину тяжело с этим, но только вот нет волшебной пилюли, чтобы облегчить страдания. Зато есть Феликс, который тянет руку помощи. Только вот Хёнджин ему не отвечает. Закрывает диалог и вдруг натыкается на имя, которое ядом разливается на языке. Несносный щенок: Привет? 19.32 Хёнджин не знает, почему решает ответить.Вы: Привет. 19:33
Несносный щенок: В профкоме остался билет на Обитель зла. Ты вроде хотел сходить. Оставить за тобой последний? 19.35Вы: Билет один? Есть ещё?
Несносный щенок: Ну... Нет. 19.32Вы: Совсем ни одного? 19:33
Несносный щенок: Если очень нужно, то есть. Я могу отдать свой. 19.32Вы: Какие места? 19:33
Несносный щенок: 27 и 29 19.32Вы: Можешь сделать так, чтобы места рядом были? 19:33
Несносный щенок: Могу. Но... 19.32Вы: Сделай, пожалуйста. 19:33
Несносный щенок: Хорошо. 19.32 Хёнджин смотрит на диалог и честно не осознаёт — зачем всё это. У него не было планов. Некого даже пригласить. Странно.🐕🐕🐕
Пятница наступает очень быстро, а Хёнджину и идти никуда не хочется. Тем не менее он собирается на пары. Нехотя. Он и раньше без особого желания ходил в университет, а сейчас и вовсе. Холод знакомых стен возобновляет работу мозга и радужные и не очень воспоминания грядут без лишних вопросов. Хёнджин не понимает причину своей ностальгии, но улыбается. Хочется уже сходить в столовую или пройтись по знакомым коридорам. Его будто годы тут не было, хотя прошло всего несколько дней. Хёнджин пугается и опускает уголки губ, когда видит перед собой Сынмина. — Держи, — безэмоционально произносит младший, протягивая руку. Хёнджин забирает билеты из его рук и смотрит на места. Ближние. — Спасибо, — скромно улыбается он. Сынмин кивает и собирается уйти, но Хёнджин хватает его за локоть, заставляя остановиться и обернуться. — Пойдём вместе? — чуть холодно спрашивает Хёнджин, протягивая один из билетов. Сынмин смотрит хмуро, моргает быстро и осторожно берется за другой край картонки. — Хочешь пойти со мной? — ухмыляется Сынмин. Хёнджин же тепло ему улыбается и молча уходит, оставляя того в смятении. Сынмин смотрит ему вслед, а после опускает глаза на билет. И улыбается нежно. Не лукаво, не коварно. Нежно. Только Хёнджин не видит. Чувствует. Наверное.🐕🐕🐕
Хёнджин ощущает себя главнее, сидя у прохода, тем самым и уверенность возрастает, чего не скажешь о Сынмине. Старший убежден, что тот нервничает. Он чувствует это на расстоянии. Поэтому или нет, но накрывает его ладонь своей, даже не поворачивая головы. Сынмин же смотрит в упор, но Хёнджин не реагирует. Хёнджин делает вид, что не замечает, как Сынмин ненавязчиво пытается переплести с ним пальцы, и позволяет ему это. Наверное, Хёнджин ещё неделю назад накричал бы на него за шалость, но сейчас... Сейчас нет. Если честно, он ничего не осмыслил, не пришёл к какому-то решению, которое считает верным. Хёнджин просто устал избегать неминуемое. Слишком много Сынмина вокруг, чтобы отрицать и дальше. Хёнджин держит его за руку и старается не думать о том, что это странно. Просто гладит его тыльную сторону ладони пальцами и смотрит фильм. Мила, как всегда, неотразима, и приковывает взор. Стоит отвлечься, но... нет. Хёнджин всё равно думает о том, что держит другого альфу за руку. И ничего не попишешь. Он считает это безрассудным, но приятным.🐕🐕🐕
— Сходим ещё на какой-нибудь фильм? — холодно спрашивает Сынмин, выходя из кинотеатра, чтобы не быть в дураках после отказа. Лучше безразличие. — Сейчас? — Хочешь сейчас? — Хочу есть. И Сынмин ведёт его в кафе. Почему нет? Контакт налаживается. Наверное. Ему страшно и неловко, потому что Хёнджин делает первые шаги сам. И план Феликса трещит по швам. Там Сынмин должен был убеждать и действовать, но... — А на десерт я буду... — Хёнджин задумывается. — Банановые роллы, — он захлопывает меню и мило улыбается официантке. Стоит ей уйти, как уголки губ опускаются. — Ты хочешь трахнуть меня? — довольно тихо и безэмоционально спрашивает Хёнджин. — Что? — глаза Сынмина расширяются. — Весь этот фарс, чтобы поиметь меня, верно? — Хёнджин груб и холоден. Кто бы знал, насколько ему тяжело даются эти слова. — Нет, — шёпотом отвечает младший и растерянно хлопает глазами. — Да ладно, — усмехается Хёнджин через силу и откидыается на спинку дивана. — Столько жертв, — хмыкает он. — Ради чего, если не для этого? — Чтобы быть с тобой? — его голос дрожит. — Брось... — Нет, правда, ты думаешь, что я бы стал заморачиваться ради того, чтобы вставить свой член в твою дырку? — смелеет на глазах Сынмин, заставляя Хёнджина от неожиданности подпрыгнуть на месте. — Я не могу отрицать того, что хочу тебя, но это не главное. — А что главное? — довольно серьезно спрашивает Хёнджин, беря себя в руки. — Ты, — ответ без промедления. Хёнджин усмехается, держа маску, но Сынмин честен и откровенен. Нет причин улыбаться. — Нет, это не о том, чтобы трахнуть тебя после ужина, — он говорит уверенно. — Это о том, чтобы сходить с тобой в кино снова, а потом привести в кафе и поговорить об эмоциях от фильма, а не о том, что я бездушная сука. — Я так не говорил, — хмыкает Хёнджин. — Ты так думаешь. — Возможно. — Я хочу, чтобы ты перестал, — Сынмин накрывает его руку своей, как сделал Хёнджин в кинотеатре, и смотрит в глаза. — Что ты хочешь сказать этим? — хмыкает Хёнджин, но руку отдёрнуть не спешит. — Хочу сказать, что это не об инстинктах, а о.... чём-то более важном? — О любви? — О ней. — Глупо. — Честно. Хёнджин смотрит на него с подозрением долгие минуты, а после вдруг расслабляется. — Я черничное мороженое люблю и кофе с тремя ложками сахара, — хмыкает он. — Мне нужно заказать? — не понимает Сынмин. — Запомнить.🐕🐕🐕
— Всё получилось? — восторженно спрашивает Феликс, подходя к Сынмину на перемене. — Не знаю, — вздыхает он, облокачиваясь о подоконник. — Он капризный. — Тебе нравится? — Очень, — смущённо улыбается, но не утаивает. — Так получается, что вы... — Нет. — Почему? — хмурится омега. — Если честно, я на него даже посмотреть как-то не так боюсь. Что уж говорить о словах? Язык словно ватный. — Есть причины? Сынмин тяжело вздыхает, отворачиваясь. — Боюсь, что не переживу ещё одного запала громких слов от него, — он трёт пальцы, явно нервничая. — Думаешь, он станет? — Не знаю, чего ждать от него, — признаётся Сынмин, провожая взглядом студентов невдалеке. — Не попробуешь — не узнаешь, — хмыкает Феликс. И ведь прав он.🐕🐕🐕
Вопреки всему, Сынмин не ведёт себя настойчиво. В очередной раз гуляя с Хёнджином в парке, Сынмин просто берёт его за руку. На большее не решается, да и нет желания торопить события. Наверное, он понимает, что Хёнджину нужно привыкнуть к нему. И это нормально. Сынмин ухаживает за ним. Красиво ухаживает. Водит в кино, кафе, покупает ему черничное мороженое и дарит карточки любимых айдолов. А потом вдруг выясняется, что Хёнджин вообще-то кино не любит, да и сам не знает, почему только согласился взять билет в тот самый первый раз. Изначально и вовсе для брата спрашивал. И Сынмин покупает билеты в театр, а после с удовольствием идёт с Хёнджином на выставку. Он, если быть откровенным, совсем ничего не понимает в искусстве. Хёнджина это не расстраивает. Он спокойно объясняет чем ценно то, что Сынмин в любой другой раз бы принял за каракули. Сынмину нравится погружаться в атмосферу той эстетики, в которой живёт Хёнджин. Мир искусства не для всех. Не для Сынмина тоже. Ещё месяц назад точно нет, но сейчас... Сейчас бархатный голос вещает о высокодуховном, и Сынмин проникается. Сынмину нравится слушать Хёнджина, нравится смотреть на него. Он ему целиком вообще нравится. Такой спокойный и терпеливый. Немного холодный, но красивый, как скульптура. Немного далёкий, но манящий. Сынмин его впечатлить хочет, чтобы стать ближе. Старается на максимум, и Хёнджин оценивает. Улыбается тепло так своими красивыми губами, которые так и не были тронуты Сынмином за почти три недели их прогулок. Сынмин, если честно, себя подростком считает. Так невинно всё, но столь трепетно, что и к чертям всё остальное, если можно держать Хёнджина за руку и обнимать время от времени. Хёнджин вообще-то нетактильный. Сынмин тоже. Может, они нарушают законы физики, потому что тянутся друг к другу одними и теми же полюсами, только кого бы это волновало, когда обнимать Хёнджина чертовски приятно? Тем более он совсем не против; жмётся в ответ и хвостом обвивает со спины, полностью окутывая теплом.🐕🐕🐕
Прогулка в конце морозной осени, вероятно, не оказывается хорошей идеей, и Хёнджин зовёт Сынмина к себе, чтобы уши не отморозить окончательно и согреться наконец. Сынмин был бы полным дураком, если бы отказался. Но он не дурак, хотя и клеймо джентельмена ему не грозит. Хёнджин даёт ему плюшевые тапочки с мордашками хорьков, прежде чем уйти на кухню и поставить чайник. Сынмин рассматривает забавных зверьков и тычет им кончиком пальца в носы. Хёнджину так не тыкнешь, хотя, может, и хотелось бы в порыве самых нежных чувств. Тишина не давит на виски, когда они сидят за столом, попивая чай и держась за руки, согреваясь. Сынмин привык к молчаливости старшего. Он часто такой. Предпочитает не ронять слов, если есть возможность того избежать. Сначала это показалось странным, когда однажды они все несколько часов прогулки молчали, но после Сынмин ни разу не испытывал неловкости из-за этого. Тем более Хёнджин его тогда обнял, когда Сынмин стал прощаться, и сказал, что эти несколько часов были для него замечательными; да и сам Сынмин тоже замечательный. Может, в тот момент, а может, нет, но Сынмин осознал, что необязательно разговаривать с человеком, чтобы чувствовать себя комфортно. Порой достаточно смотреть, чтобы понимать эмоции. Сынмину и самому разговаривать нравится не очень. Он рот-то открывает лишь для того, чтобы поострить. Только вот с Хёнджином острить не хочется. Его обнять хочется и помолчать с ним на пару, чтобы приятное тепло внутри разлилось, и бабочки под рёбрами запорхали. Сынмин учится понимать его без слов. Пока плохо получается считывать настроение по внешним признакам, но хвост сдаёт Хёнджина с потрохами. Это мило. Например, сейчас он волнуется. — Ты в порядке? — спрашивает Сынмин, хотя ответ очевиден. Он чувствует дрожь в руках Хёнджина весьма отчётливо, и это точно не от холода. — Переживаю, — судорожно выдыхает старший. — О чём? — О том, что будет, — почему-то загадками говорит Хёнджин. Понятнее не становится. — А что будет? — Ты трахнешь меня. — М? — Сынмин изгибает бровь. — Разве нет? — Вообще-то нет. По крайней мере не собирался. Я ведь тебя ещё даже не поцеловал ни разу, — Сынмин растерянно хлопает ресницами. — Ну так поцелуй. Сынмин селит улыбку на губах и тянется вперед. Хёнджин плотно смыкает веки и ждёт, затаив дыхание. Сынмин умиляется. Останавливается в сантиметре от лица старшего и мягко целует его в щеку. — Играешься? — рвано выдыхает Хёнджин. — Ты слишком напряжён, — Сынмин нежно проводит кончиками пальцев по чужой скуле. — Может быть, я слишком себя накручиваю, — Хёнджин смотрит в стол, гипнотизируя его взглядом. — Вероятнее всего, — легко соглашается Сынмин. — Я правда даже ни о чём таком не думал. Поверь. Мне просто нравится быть с тобой: держаться за руки, обниматься, разговаривать с тобой или молчать. Просто нравится твоё присутствие. Это же не о том, чтобы затащить тебя в постель. — Но ты же всё равно хочешь, — Хёнджин поднимает на него нечитаемый взгляд. — Да, — кивает Сынмин. — Но для начала хочу урвать у тебя настоящий поцелуй, только чтобы ты тоже искренне этого хотел. — А потом будешь до старости ждать остального? — усмехается Хёнджин. — А ты не исключаешь того, что мы могли бы быть вместе так долго? — коварно прищуривается Сынмин. — А мы разве вместе? — Нет, но... Давай будем? — Это предложение? — изгибает бровь Хёнджин. — Такое банальное. — Мне пригласить тебя в ресторан для этого? — вполне серьёзно спрашивает Сынмин. — Мог бы, — хмыкает Хёнджин, складывая руки на груди и виляя хвостом за спиной, однако стоит открыть Сынмину рот, как он добавляет, — но не стоит. Я и так согласен. Хёнджин сам тянется вперёд, чтобы аккуратно накрыть чужие губы своими. Сынмин прикрывает глаза и расслабляется, ощущая на щеке чужую мягкую ладонь. Хёнджин целует робко и сдержанно, без попытки углубить поцелуй, словно одно неверное движение, и Сынмин растворится, исчезнет, но нет. Сынмин близко, совсем рядом, такой тёплый и ласковый, что Хёнджин льнёт к нему ближе, мягко сминая его губы своими. Он вздрагивает, чувствуя, как рука младшего ложится на его бедро, но отстраниться не пытается даже тогда, когда Сынмин слегка сжимает ладонь на его коленке и ведёт её выше. Хёнджин двигается ближе, немного раздвигая ноги, чтобы его колени оставались по бокам от бёдер Сынмина. Рука соскальзывает со щеки и умещается на шее, невесомо поглаживая нежную кожу кончиками пальцев. У Сынмина мурашки бегут от всей той нежности, что исходит от Хёнджина. Он такой аккуратный и ласковый, что сердце биться быстрее начинает, а затем и вовсе норовит вырваться из грудной клетки, когда Хёнджин со стула переползает на колени младшего. — Хённи? — шумно выдыхает Сынмин ему в губы, несильно цепляя зубами нижнюю. — Всё хорошо, — обещает Хёнджин, не разрывая поцелуя. — Просто, может, не стоит ждать до старости, да? У Сынмина уши подрагивают от тревожного ощущения слишком большой ответственности, и Хёнджин мягко их поглаживает пальчиками. — Ты уверен? — Я переживаю, но доверяю тебе, — Хёнджин трётся кончиком носа о его. — Нет смысла откладывать неизбежное, верно? — он мягко улыбается, оставляя тёплый поцелуй на приоткрытых губах Сынмина. Запах кислых яблок кружит голову не менее сильно, чем слова, что вылетают изо рта Хёнджина, и Сынмин даже не думает, возобновляя поцелуй и лёгким движением укладывая ладони на упругие ягодицы Хёнджина. И Хёнджин целует в ответ. Влажно и медленно, растягивая момент, а потом уводит Сынмина в комнату, позволяет уронить себя на лопатки и нависнуть сверху. Сынмин с немым вопросом в глазах смотрит в чужие карие омуты, раздевая его полностью, и не может скрыть улыбки, когда Хёнджин застенчиво опускает взгляд. Зрачки младшего расширяются, как только Хёнджин передаёт ему в руки баночку смазки и несколько синих квадратиков. — Ты правда купил это? — неверяще качает головой Сынмин. — Я подумал, что готовым нужно быть ко всему, — вздыхает старший. — Ты пытался... — Нет, — довольно резко перебивает Хёнджин, но тут же смягчается. — То есть я... — Я понял, — уверяет Сынмин и тепло улыбается, умещаясь меж разведённых бёдер. Он снова целует Хёнджина и проводит кончиками пальцев по чужому твёрдому члену, прежде чем обвить его ладонью и несколько раз пройтись ею по всей длине, выбивая сдавленный выдох изо рта старшего. Сынмин мягко опускает ладонь ниже и чувствует, как подрагивают бёдра Хёнджина в желании свестись вместе. Робкий. Сынмин выдавливает немного смазки и греет её между пальцами, затем всё же проходясь по девственному колечку мышц самыми кончиками. Он видит, что Хёнджин отчаянно старается не напрягаться, но получается совсем плохо. Сынмин поглаживает подушечками пальцев плотно сжатую дырочку без попыток толкнуть их внутрь, давая привыкнуть к новому ощущению, ведь едва ли кто-то так касался Хёнджина, кроме него самого. А после думает, что не нравится ему настолько скованный Хёнджин. Сынмин чувствует себя так, словно принуждает его. Это точно не то, чего бы он хотел. Сынмин убирает руку, заставляя Хёнджина сдавленно выдохнуть, и спускается поцелуями к его шее. Выкладывает влажную дорожку до низа живота, уделяя особенное внимание затвердевшим горошинам сосков, и обвивает губами головку члена, мокро проводя по ней языком. Хёнджин издаёт звук больше похожий на всхлип, но следом раздаётся полустон, стоит Сынмину опуститься вниз и принять в себя больше половины органа. Сынмин играет языком с головкой и скользит по ней губами, пошло причмокивая. Хёнджин немного теряется в ощущениях, запрокидывая голову назад, и, кажется, даже не замечает, как в нём оказываются целых два пальца. Сынмин отсасывает с упоением, весьма умело, доводя до звёзд перед глазами, а потом случайно натыкается пальцами на комочек нервов внутри, и Хёнджин кончает ему на лицо с протяжным стоном. Сынмин морщится и прижимает уши к голове в этот момент. Он приоткрывает один глаз и слизывает языком сперму с привкусом кислых яблок с уголков губ. Хёнджин смотрит чуть виновато. — Прости? Сынмин только улыбается в ответ и сгибает пальцы внутри Хёнджина, снова ударяя по простате и заставляя того застонать. — Ахх, это так хорошо... Хёнджин только колени шире разводит, выгибая спину, и тихонько шипит, когда Сынмин вставляет в него третий палец. Дырочка Хёнджина узкая и совсем не готова к проникновению. И это не то же самое, что трахать пальцами омегу, которые довольно легко принимают сразу минимум два пальца. Сынмин честно старается быть аккуратным, растягивая Хёнджина, постоянно добавляя всё больше смазки. И когда колечко мышц под давлением пропускает в себя четыре пальца, Сынмин сразу вынимает их, напоследок оставляя тёплый отпечаток губ на чужом бедре. Хёнджин сам утягивает его в поцелуй, несмотря на то, что кончил ему на лицо несколько минут назад. Сынмин притягивает его к себе за шею ближе и приставляет головку члена к призывно раскрытой дырочке, плавно скользя внутрь. Хёнджин кусается и скребёт когтями по его плечам, но не останавливает. Его уши крепко прижаты к голове, дыхание задержано, а глаза плотно сомкнуты. Сынмин замирает, давая время привыкнуть, и когда Хёнджин наконец начинает дышать, приоткрывая глаза, медленно двигает бёдрами. — Сильно больно? — обеспокоенно интересуется Сынмин, поглаживая его тыльной стороной ладони по щеке и убирая прилипшие к вискам прядки назад. — Нет, — шепчет на грани слышимости. — Уверен? — не унимается младший, не особо доверяя словам Хёнджина сейчас. — Да. Это не больно. Это очень странно, знаешь. Я просто... — и шумный выдох. Сынмин мягко целует его в кончик носа, а следом — в губы, продолжая аккуратно двигаться внутри. Он не делает резких движений, не пытается задать более быстрый темп. Он размеренно виляет тазом, чувствуя, что точно скоро кончит даже с такой медлительностью. В Хёнджине слишком узко, а внутренние стенки так туго сдавливают член в себе, что Сынмин буквально сдерживается, чтобы не кончить за считанные минуты. Хёнджин постепенно привыкает и даже сам двигает бёдрами навстречу, что позволяет начать активнее и глубже толкаться. Сынмин немного меняет угол проникновения, пока Хёнджин не выгибается в спине, и, с победной улыбкой, выстраивает чуть более грубый темп, попадая головкой члена по комочку нервов при каждом толчке. Сынмин обвивает чужой член ладонью и двигает рукой, подстраиваясь под собственный ритм. Хёнджин сладко скулит и закидывает ноги на торс Сынмина, обвивая ими его талию. Он ёрзает, не находя себе места, а Сынмин задыхается от вида такого нуждающегося Хёнджина, который обычно холоден, как лёд, и непоколебим, как сталь. Сынмин кончает первым, продолжая толкаться внутрь, пока не доводит Хёнджина до оргазма, и с удовольствием ловит протяжный стон губами, запечатляя момент. Он отстраняется и роняет голову на плечо Хёнджина, тяжело дыша ему в шею, пока тот оставляет тёплые поцелуи на его ключицах. — Это было... — Хёнджин пытается подобрать слова, пока Сынмин укладывается под боком, слезая с него. — Это было классно, — на выдохе произносит он, смущённо улыбаясь. — Мне понравилось, — он игриво водит кончиком хвоста по руке младшего. — Ты не представляешь, как я счастлив это слышать. Сынмин почти лужицей тает от честного признания. — Ты будешь против, если... — Хёнджин закусывает губу, поднимая неуверенный взгляд. — Если я тоже... Ну... Сынмин смеётся. — Совсем нет, — и тянется за поцелуем. Как он вообще может быть против, если это Хёнджин? Конечно же, Сынмин раздвинет ножки и даже сам себя растянет на его глазах, а потом позволит вжать его в матрас. Сынмин ему вообще всё позволит, чего он только захочет, а утром сделает ему кофе с тремя ложками сахара и принесёт в постель. Потому что это Хёнджин. Его любимый, холодный, как ледышка, хорёк. И важно, что его. Важнее всего на свете.