На рассвете мы возродимся

Мир полон несчастных, которых боги лишили той или иной части тела. Калека, потерявший ногу на войне, мелкий воришка, которому отрубили руку, слепой, никогда не видевший солнечного света, и так далее. Но ни к кому люди не относятся с таким пренебрежением, как к евнухам. Отчего-то люди всегда свысока смотрят на мужчин, лишенных детородного органа. Женщины не воспринимают их всерьез, ибо самой природой в них заложен инстинкт искать того, кто поможет им продолжить род человеческий. Мужчины же… О, их отношение к евнухам бывает самым разнообразным, и за свою жизнь Варису доводилось в этом убеждаться на собственной шкуре. Кто-то держался подчеркнуто вежливо, словно имея дело с ущербным, кто-то снисходительно, кто-то с брезгливой жалостью, а встречались извращенцы, которых возбуждали такие, как он. Мужчинам нравятся евнухи, кто бы что ни говорил. Благодаря им они чувствуют свое превосходство, свою мужественность. Можно подумать член определяет личность мужчины. Однако Варис знал по крайней мере два красноречивых примера того, что член — это всего лишь член. Первый пример — Безупречные, этот неотвратимый кулак Астапора, в котором возродился дух некогда великой Гискарской империи. Разве не сражаются они яростнее и бесстрашнее многих мужчин, разве не обладают они силой и ловкостью — плодом многолетних тренировок — сравнимой с дотракийскими дикарями, и разве не служат они более ревностно, более самоотверженно, чем кто-либо другой? Однажды его друг, Иллирио, сказал ему, что причина всего перечисленного крылась именно в их оскоплении. Мол, мужчины, потерявшие интерес к женщинам, обладают лучшей дисциплиной, сосредоточенностью на конечной цели и более холодным разумом. С этим Варис был полностью согласен. К слову, вторым примером если не превосходства, то по крайней мере равенства евнухов с обычными мужчинами, по его скромному мнению, был он сам. Много ли найдется мужей, способных достичь вершин, покорившихся его, Вариса, упорству, уму, смелости и хитрости. Много ли найдется мужей, которым хватит умения удержаться на этих вершинах. Будучи безродным мальчишкой без гроша в кармане, брошенный матерью сирота в далеком Лисе, выросший в бродячей труппе актеров, продавших его красному богу, оскопленный в возрасте, когда детям не ведомы еще желания плоти, а после прошедший через все возможные и невозможные унижения, он сумел не только подняться. Он сумел сохранить ясность ума, не замутненного ненавистью и гневом. Когда король Эйрис прислал к нему своих посланников с неожиданным, но весьма заманчивым предложением, Варис и его старый друг Иллирио встали перед нелёгким решением. Вестерос был далёк и чужд, а Красный замок был опасным местом, особенно для чужеземца, прибывшего из-за Узкого моря. Но это был шанс. Шанс возвыситься, шанс получить власть, о которой смели только грезить. Иллирио неоднократно говорил об этом, убеждая Вариса принять предложение. И все его аргументы так или иначе упирались в семейство де Лазалдри. Варис не разделял его энтузиазма по поводу этой семьи, но не в его правилах было списывать со счетов сильных игроков. В конце концов, горделивая и несгибаемая Валирия однажды пала под разверзшейся под ней землёй и огнём, низвергнутым с неба. Если непобедимое может быть сокрушено, что мешает нерушимому нарушиться? И если однажды это случится, Варис и Иллирио будут в самом эпицентре нового вулкана. Если же нет, то нет вреда в жизни при одном из самых богатых дворов Вестероса и Эссоса. Размышляя над этим, Варис неторопливо направлялся в Палату Малого Совета. Сегодня, его Вариса, ждет непростое испытание, а именно убедить короля в готовящемся против него заговоре, правдоподобно притворяясь, что не имеет понятия о том, кто за этим стоит. После долгих раздумий Варис решил не приплетать сюда Рейгара, иначе ему будет крайне сложно объяснить королю, откуда он узнал о планах принца. В Палате Малого Совета собрались почти все, ожидая только короля. Со всей приветливостью поздоровавшись с остальными, Варис занял свое место, прислушиваясь к разговору. Мейстер Пицель своим скрипучим голосом кряхтел что-то о скором окончании зимы, хотя его почти никто не слушал. Пицель, которому пошел уже седьмой десяток, был самым престарелым членом Совета. Он отращивал бороду, под которой как подозревал Варис, прятал свой безвольный подбородок. Хитрый, изворотливый уж, лишённый, однако, сильной воли и предпочитающий подчиняться, нежели отстаивать свою точку зрения — вот, кем был Пицель. Варис перевёл взгляд на остальных. Оуэн Мериуэзер, получивший свое место десницы благодаря впечатляющему таланту к угодливости. В отличие от Пицеля, лишён хитрости и остроты ума. Кварлтон Челстед — ещё один трус, которого волнует только собственная шкура и пригретое кресло. Последние остатки смелости этого мастера над монетой уходили на то, чтобы время от времени отмывать из казны монеты прямо из-под носа короля. Варис предпочитал держать эту информацию при себе, до поры, когда она будет ему полезна. Слева от него сидел мастер над законами — Саймонд Стонтон. Способный и ловкий дипломат, умеющий находить правильный подход почти к любому. Высокий, худощавый, имел вид крайне благородный, однако обладал редкостной беспринципностью и тайной любовью к жестоким удовольствиям. Около него на своём неизменном месте сидел Люцерис Веларион, мастер над кораблями. Беловолосый, как и почти все Веларионы, но с короткой чёрной бородой, жёстким взглядом, этот человек был твёрд, как кремень. И так же прямолинеен. Оттого чаще всего молчал, ибо большинство слов, вертевшихся на его языке, могли лишить его не только этого самого языка, но и головы. И наконец, Герольд Хайтауэр. Честный, порядочный, гордый, одним словом, раздражающий. Их было семеро, но и в таком количестве они умудрялись создавать небольшие коалиции. Так, Кварлтон Челстед и Саймонд Стонтон, спевшись, почти всегда голосовали в поддержку друг друга. А теперь к ним присоединился и Оуэн Мериуэзер. Веларион и Хайтауэр, оба вояки, схожие характерами, их чаще можно было встретить в компании друг друга. Что до Пицеля и самого Вариса, то они предпочитали быть сами по себе. Никто за этим столом не доверял другим, но никто из них не знал об остальных больше, чем Варис обо всех них вместе и по-отдельности. И это было еще одним доказательством того, что член — это всего лишь член. Двери резко отворились, и в комнату вошел король. Члены Совета тут же встали с мест и оставались стоять, пока Эйрис не опустился на свое место. Тридцатидевятилетний Эйрис Таргариен выглядел на все пятьдесят. Однако энергичности движений не утратил. Обведя колючим взглядом присутствующих, он жестом велел всем садиться. Варис не первый год служил при королевском дворе и благодаря своему опыту в шпионском ремесле, врожденному таланту ухватываться за мельчайшие детали, а также тонкому умению читать души людей сумел подобраться к королю так близко, как только можно — он проник в его разум. А разум короля Эйриса пах протухшей рыбой. Когда-то он был не лишен харизмы, был щедр и умел внушать симпатию. Эйрис был амбициозен, строил планы и мечтал стать величайшим королем после Эйгона Завоевателя. Но со временем его мелкие причуды становились все более странными, мечты так и оставались мечтами, а вместо претворения в жизнь великих планов он проводил время с любовницами. Успехи своего друга Тайвина в роли десницы, перешептывания за спиной короля подорвали доверие к лучшему другу. Словно смутно чувствуя, что величие обошло его стороной, что любовь и симпатия подданных отвернулась от него, а собственный десница затмил его сиянием, он становился груб и жесток. Уже тогда в нем проявлялась мнительность. Он подозревал десницу в интригах за его спиной, жену в изменах из-за мертворожденных детей, кормилиц в отравленном молоке и даже чашников, слишком необычно, по его мнению, подававших ему вино. Последовавшее за этим шестимесячное пленение в Сумеречном Доле навсегда повредило его рассудок. Король так и не признался никому, что с ним делали во время плена Дарклины, однако одна из пташек поведала Варису кое-какие унизительные подробности, которые тот благоразумно похоронил на затворках своей памяти. С тех пор Эйрис, король, что так и не стал великим, обратился в настоящего безумца. И хуже всего было то, что безумие это с каждым днем все больше и больше захватывало закоулки его разума. Он заперся в своем замке, боясь даже выехать в Королевский лес на охоту, начал подозревать своего наследника в сговоре с десницей и… помешался на диком огне. Первый раз он сжег слугу, подавшего ему дорнийское сухое вместо мирийского красного. В то время как другие советники в ужасе следили, как дикое пламя пожирает живую плоть, как затихают крики несчастного, Варис наблюдал за королем, за дикой радостью, светившейся в его глазах, за исказившей его некогда приятное лицо гримасой восторга. Хохот короля еще долго стоял в ушах мастера над шептунами, мешая спать по ночам. Познавший вкус крови однажды больше не может остановиться, и Эйрис стал зависим от дикого огня, как некоторые несчастные в Эссосе зависимы от дурманов, затуманивающих их разум. Отныне дикий огонь стал любимым видом казни того, кто уже давно перестал грезить о великих свершениях. Эйрис возненавидел прикосновения к себе, никому не позволялось касаться короля, даже его жене. Внешность короля также изменилась. Он перестал брить бороду, не доверяя цирюльникам, перестал стричь ногти и волосы. Он стал худ, кожа его стала сухой, бледной и безжизненной, покрывшись преждевременными морщинами. Чаще всего он был эмоционален и возбужден, скор на гнев и расправу, а глаза казались немного выпученными. Король больше не управлял страной, решения, обсуждаемые и принимаемые им, были мелки и касались лично его. Эйрис будто забыл, что он король Семи Королевств. Его мир сузился до Красного Замка. При таких обстоятельствах, все, что оставалось Варису, да и всем остальным членам Малого совета, это всеми силами стараться не навлечь на себя гнев короля, попутно удерживая Вестерос на плаву. И ожидать, когда боги смилостивятся и сменят отца на сына. Но когда несколько месяцев назад до Вариса начали доходить тревожные слухи, бессмысленные по-отдельности, но пугающие в совокупности, он осознал, что не может с подобными подозрениями обратиться к королю. Слишком непредсказуемыми могли быть его решения. И он пошел к Рейгару. Наследный принц у многих своих подданных вызывал симпатию, а то и любовь (еще одна причина растущей неприязни Эйриса к сыну). Варис же относился к нему с легкой осторожностью, приглядываясь и изучая, но даже он не мог не признать, что сын был куда предпочтительнее отца. Это понимали все, включая самого Рейгара. Однако было в этом задумчивом, спокойном молодом человеке с мягким голосом нечто, смущавшее Вариса. Скрытая опасность, притаившаяся на дне его глаз. И замечал ее, казалось, только Варис. Но, как известно, из двух зол выбирают меньшее. И пока что принц Рейгар был наиболее здравомыслящим и рациональным Таргариеном, способным остановить надвигавшуюся на династию тучу. — Начинайте уже свой гребаный совет, — хрипло приказал король. — Какие ещё проблемы Семи Королевств вы не можете без меня решить? Члены Совета переглянулись, безмолвно предлагая друг другу начать первым. Король был не в духе, и никто не желал первым попадаться под горячую руку. Однако все знали, что затянувшееся на несколько секунд дольше положенного молчание только подольет масло в огонь. Самым уверенным в себе оказался Саймонд Стонтон, который чуть подавшись вперед, заговорил своим низким басом. — Ваша милость, я подготовил необходимый указ о повышении пошлин для торговых кораблей, прибывающих из Эссоса. Только боюсь, это не будет тепло встречено нашими друзьями из Волантиса и… — Пусть жуют свои члены, они у них, должно быть, мягкие, — выплюнул Эйрис и сам же рассмеялся своей шутке. Оуэн и Кварлтон подхватили смех, остальные ограничились вежливыми улыбками. — Что скажешь, Кварлтон, этих денег хватит, чтобы покрыть долги короны перед чертовыми Ланнистерами? — Полностью вернуть долг не получится, ваша милость, — проблеял Кварлтон, у которого начали подрагивать руки, как всегда, когда он волновался. — Но какую-то часть нам вернуть удастся. Да. — Ну так придумай, где еще достать деньги! Или ты уже не мой мастер над монетой?! — закричал Эйрис. — Увеличь налог на зерно, на дорогу, на молоко, черт возьми! Или мне тебя всему учить? — Нет, ваша милость, я все сделаю, — голос Челстеда задрожал. — Я думаю… можно… Так и не выдав ничего путного, Кварлтон начал копаться в своих свитках, будто там был некий спасительный ответ. Эйрис скривил губы, стремительно теряя терпение. — Вот и придумай способ избавиться от гребаного долга. Или будешь покрывать его своим собственным золотом, которого у тебя, уверен, немало. Дальше! — Ваше Величество, — произнёс Пицель куда более уверенно, — из Цитадели прилетел ворон, возвещающий об окончании зимы. Теперь, когда крестьяне вновь получат возможность возделывать земли, через несколько месяцев королевские амбары вновь наполнятся зерном, а казна деньгами. Пицель пустился в пространные объяснения о погоде, знаках, звездах и черт знает чем ещё. Эйрис кивал, хотя, похоже, мысли его были заняты чем-то другим. — Лорд Уэнт объявил о том, что собирается провести рыцарский турнир в Харренхолле, — как бы невзначай заметил Варис. — Турнир? Когда? — встрепенулся Эйрис. — Через пару лун, ваша милость, — проговорил Варис. — Турнир! Когда зима только закончилась! — почти взвыл Кварлтон, уже мысленно подсчитывая медяки, которые могли бы пойти в казну, а вместо этого будут тратиться на неуместные, на его взгляд, развлечения. — Что ж, — подал голос Веларион, деятельная натура которого не выносила застоя, — зима была длинной, люди несколько месяцев безвылазно сидели в своих замках. А турнир — это отличная возможность встряхнуть с них пыль. — Вы совершенно правы, лорд Веларион, — мягко заговорил Варис. — Однако мои пташки сообщали мне о неких планах ещё несколько дней назад. — Каких ещё планах? — нахмурился Эйрис. Прежде чем Варис успел что-то произнести голос подал Саймонд Стонтон. И то, что он произнёс, заставило Вариса едва не поперхнуться собственными словами. — У лорда Уэнта нет столько золота, чтобы покрыть расходы на турнир, — отрезал он. — Кто-то явно помогает ему. Кто-то, у кого есть золото, и кто желает оставаться в тени. Варис похолодел. Мастер над законами был человек неглупый, но недальновидный. И, как и все недальновидные люди, он предпочитал использовать предоставленные сведения здесь и сейчас, а не выжидать подходящего момента, когда информация поднимется в цене. — И кому взбредет в голову помогать Уэнту? — фыркнул Эйрис. — Например, лорду Ланнистеру, ваша милость. Он достаточно богат для этого. Или… — он замялся. — Возможно, принц Рейгар замешан в этом. Малый Совет, как и весь королевский двор был разделён на две половины — тех, кто поддерживал короля, и тех, кто предпочёл бы видеть на троне его сына. Вторые свои желания не озвучивали, однако неявные, тайные, но такие же чёткие, как и приход весны, они зрели уже достаточно давно. И если Хайтауэр и Веларион тайно мечтали о скорейшем восшествии на престол Рейгара, то Стонтон, Мериуэзер, Пицель и Челстед, получившие все блага благодаря королю, были его преданным сторонниками. И сейчас один из них получил неоценимую возможность подпилить сук, на котором сидел принц. — Позвольте спросить, милорд, откуда у вас эти сведения? — вежливо поинтересовался Варис. — Лично до меня доходили иные слухи. — Что сообщают вам ваши пташки, лорд Варис? — спросил Веларион, надеясь услышать от Вариса нечто, что отведет подозрения от принца. Эйрис молчал, и это напрягало еще больше. — Мои пташки напели мне, что есть в Семи Королевствах дома, которые считают, что правление Таргариенов несколько… затянулось. Это не мои слова, — торопливо добавил он, заметив, как налились кровью глаза короля. — Я лишь передаю то, что слышал. И под безобидным турниром они скрывают планы переворота и свержения династии. К моему величайшему прискорбию, пташкам не удалось выяснить, какие дома в этом замешаны. — Зато я вам могу сказать! — оскалился Стонтон. — Ланнистер и Рейгар точно замешаны. Не удивлюсь, если окажется, что и Талли тоже. Тайвин собирался поженить сына на младшей дочери Хостера, Лизе. Проклятый Стонтон! Все катилось в пекло! Так он скоро додумается и Старков приплести. А ведь Рейгар не желал упоминания этих домов при отце. Положение было неустойчивым. Варис, повернувшийся к мастеру над законами, затылком ощущал на себе подозрительный взгляд короля. Эйрис мог выглядеть спокойным и держащим себя в руках, а через минуту с воплями требовать сжечь кого-то только потому, что тот слишком сомнительно улыбался. А Варис вовсе не горел желанием сгореть на костре эйрисовского безумия. — Вы правы, — улыбнулся он, обращаясь к Стонтону. — Такой вариант тоже вполне вероятен. — В таком случае, все очевидно! — воскликнул Мериуэзер, перетрухнувший от одного слова переворот. — Необходимо сейчас же запретить этот турнир! И вызвать в столицу принца Рейгара! — Тогда вы не решите проблемы, мой дорогой десница, — снисходительно промолвил Варис. — Вы лишь отсрочите неизбежное. Если позволите, я думаю, необходимо позволить его провести, но отправить туда верных его милости людей, которые смогут поймать заговорщиков за шиворот. Разгорелся спор. Мериуэзер, Стонтон и вторивший им Челстед в один голос убеждали короля отменить турнир. Воинственный Веларион поддержал Вариса, Пицель попробовал было вставить свои пять копеек, но его старческий голос потонул в общем гомоне. И только Хайтауэр хранил молчание. — Молчать! — заорал Эйрис. Все моментально притихли, с опаской глядя на своего короля. А тот взирал на них, подобно голодному волку, у которого отобрали добычу из-под носа. Ноздри раздувались, рот искривился, а глаза с полопавшимися сосудами, казалось, вот-вот выпадут из глазниц. — Вы — жалкое сборище трусов! — прорычал Эйрис. — И такими людьми я окружил себя! Я — дракон, черт подери! Как смеют эти ублюдки что-то замышлять за моей спиной! Я уничтожу их всех! — закричал он. — Я покажу им, кто такие Таргариены, а потом сожру их плоть, как жаркое на обед! Он обвел глазами поочередно всех собравшихся. Взрослые мужи отводили взгляд, как будто просто поглядев ему в глаза, они могли зародить в нем желание их убить. — Я сам поеду в Харренхолл на чертов турнир! Я лично отыщу этих предателей, а ты, Хайтауэр, вырвешь их сердца для меня! А их головы мы повесим на пиках, где вороны будут обгладывать их глаза! Варис в ужасе взирал на Эйриса. Прошло несколько лет с тех пор, как король покидал Красный замок. Он даже в Драконье Логово на свадьбу сына не явился. А теперь собирался ехать в Речные земли на турнир, где будут заговорщики. И одним Семерым известно, как это отразится на планах Рейгара. Хайтауэр осторожно напомнил королю об опасности, однако Эйрис не желал ничего слышать. Он еще долго бушевал, кричал, сыпал ругательства и угрозы. Когда собрание закончилось, все мастера, даже самые решительные, облегченно вздохнули, ибо безумие короля высасывало моральные силы у каждого из них. По дороге Варису внезапно оказалось по пути с Саймондом Стонтоном. — Милорд, — вкрадчиво заговорил Варис, когда они вышли из тронного зала и направились в сторону галереи, — мне показалось, и я могу ошибаться, что вы весьма рьяно убеждали короля в виновности его сына. — А вы делали это весьма неохотно, лорд Варис, — покосился на него Стонтон. — Мы служим королю, это верно. Но первейшим нашим долгом является служение династии, — проговорил Варис, пока они спускались по лестнице, выходящей на Западный двор. — А у династии сейчас и так немерено врагов, притаившихся и готовых ударить в спину. Поэтому именно сейчас династия должна быть сплоченной. Негоже разжигать вражду между отцом и сыном. Тем более, не имея веских доказательств. — Вы собираетесь учить меня жизни, лорд Варис? Вы? — Стонтону удалось вложить в свои слова столько презрения, что Варис непременно бы задохнулся в нем, имей оно способность проникать в легкие. — Лучше подумай о том, где бы достать себе новые яйца, евнух. Если он хотел задеть Вариса за живое, то он плохо знал Паука. За свою жизнь Варис повидал достаточно мерзости и перенес слишком много унижений, чтобы выработать нечувствительность к оскорблениям. — К сожалению, мейстеры еще не придумали, как пришивать яйца, — безмятежно ответил он. — Как, впрочем, и головы. А голова, согласитесь, куда более важный орган. — Вы ведь не просто так завели со мной эту бессмысленную беседу? — догадался Саймонд. — Переходите же к сути, потому что я бываю крайне раздражителен и нетерпелив на голодный желудок. Он остановился, повернувшись к собеседнику. Варис с улыбкой сложил руки на внушительном животе. — Сейчас неспокойное время, мой друг, — произнес он, зная, как Стонтона раздражает это обращение. — Предатели и изменники, как я подозреваю, проникли в самое сердце Красного замка. И действуют они не так открыто, как те, кто организовывает турнир. Их работа тоньше и изящнее. Что случится, если я шепну королю, что враги хотят стравить его с собственным наследником, и приведу этому парочку убедительных доводов? На кого падет подозрение короля в первую очередь? — Варис хитро и по-доброму приподнял брови. — Конечно же, на тех, кто наговаривал на его сына. И тогда этим людям не сносить головы. Согласитесь, потеря яиц в таком случае предпочтительнее, — добавил он, уже уходя. Стонтону оставалось только бессильно скрипеть зубами от злости. Паук знал, что его угроза возымела действие, ибо его влияние на короля было общеизвестным. Обойдя Западный двор и дойдя до Великого Чертога, Варис обернулся. Саймонд все еще находился на том же самом месте и, прищурившись, смотрел в сторону главных ворот. Проследив за его взглядом, Варис обнаружил стоявших около Навесной башни брата и сестру Дейн. Сир Эртур был одет в обычный дуплет без своих рыцарских доспехов, что говорило о том, что у гвардейца был выходной. Двое слуг держали за узды лошадей, пока Дейны о чем-то переговаривались. Складывалось впечатление, что сир Эртур безуспешно в чем-то убеждал сестру, а та, упрямо скрестив руки, отказывалась. Наконец, Эртуру надоела дипломатия, и он, подхватив сестру за талию, рывком поднял ее, будто пушинку, и посадил на лошадь. Леди Эшара не то смутилась, не то возмутилась — с такого расстояния сложно было понять. Дейн что-то ей сказал, глядя на девушку снизу вверх, и та обреченно кивнула, мягко улыбнувшись под конец. Похоже, дорнийцы собирались на конную прогулку по городу. Варис вновь перевел взгляд на Саймонда. Тот продолжал за ними наблюдать, и что-то хищное почудилось Пауку в этом взгляде. Отвернувшись, он продолжил путь, чуть заметно улыбнувшись. Пташки сообщали ему прелюбопытные вещи о мастере над законами. Например, о его необычных предпочтениях в постели, включавших в себя веревки и плеть. Варису даже было доподлинно известно, что после его посещений пару раз из борделя выносили тела девушек, когда лорд Стонтон слишком… усердствовал. Евнуху не без труда удалось выведать также, что покойная жена Стонтона умерла при загадочных обстоятельствах несколько лет назад. Слуги разболтали — все-таки какая полезная это вещь — болтливые слуги! — что брат покойной даже порывался вызвать зятя на дуэль, однако позднее семье удалось замять дело. Жаль, Варис так и не узнал, каким образом. Возможно, стоило предупредить сира Эртура, что его сестрой заинтересовался лорд Саймонд Стонтон. Наверняка дорниец тоже слышал парочку историй с участием мастера над законами. Вот только Эртур был одним из самых близких друзей принца Рейгара. Стоит ли стравливать сторонников принца со сторонниками короля раньше времени? Или лучше дождаться подходящего момента? А может, стоит пустить все на самотек и позволить лорду Саймонду дорваться до столь желанной дорнийки? И если случится, что на нежной коже Эшары Дейн останется несколько следов плети, а ее брат каким-то чудесным образом об этом выведает… Ярость Эртура Дейна будет страшнее в десятикратно. В конце концов, что может быть достойнее благородного бешенства и справедливого гнева, требующих возмездия за чужой грех. Довольно улыбнувшись своим мыслям, Варис поднялся по ступенькам в Великий Чертог. Если ему когда-нибудь понадобится избавиться от Саймонда Стонтона, он даже знает, чьими руками это сделает.