На рассвете мы возродимся

— Дамское седло. Эртур, проверявший ремни, непонимающе обернулся. — Всё верно. Это дамское седло. На котором, как правило, ездят леди. — В таком случае, я не леди, — Эшара скрестила руки на груди. Вот уже три дня она уговаривала Эртура показать ей Королевскую Гавань. Сегодня, наконец, у него был выходной, и Эртур вместо того, чтобы отдыхать, пригласил её на верховную прогулку по городу. Для такого случая она одела свое самое удобное платье, предполагая, что сидеть ей придётся в мужском седле. — Только не говори, что Элиас позволял тебе ездить по-мужски, — Эртур неверяще уставился на неё. Эшара решила подтвердить его худшие опасения. — В последний раз я садилась в женское седло, когда… я не помню даже когда! По-видимому, её предшественница тоже не жаловала женское седло, либо в принципе не жаловала верховную езду. Элиас же готов был потакать любым странностям сестры, не так давно едва не сгинувшей в пустыне. По выражению лица Эртура было ясно, что он догадался о причине забывчивости сестры. Он задумчиво провел рукой по шее коня, затем подошел к ней. — Боюсь, в Королевской Гавани не оценят твою страсть к мужским седлам, — заметил он, наконец. — А королева может счесть подобное пристрастие слишком вульгарным для фрейлины принцессы. — Для королевы вульгарно все, что не вписывается в ее понимание благопристойного, — фыркнула Эшара. — А я не буду ехать на этой насмешке над женщинами. Эртур широко улыбнулся. Эшара невольно залюбовалась его улыбкой и пропустила момент, когда он обхватив ее за талию, без лишних слов рывком посадил на коня. Он проделал это так решительно и быстро, что девушка даже охнуть не успела. От этой неожиданной близости жар прилил к ее лицу, а сердце взволнованно забилось. Эртур, конечно же, ничего не заметил, деловито проверяя правильно ли она сидит и перекинута ли ее правая нога через верхнюю луку, а левую вставил в стремя. Чтобы проверить все это ему пришлось слегка ощупать ее ногу через платье, вгоняя ее в краску. — Ну вот и отлично. Видишь, ничего сложного, — заключил он, подняв голову. И снова это необъяснимое чувство. Но смотреть на него сверху вниз было так волнительно, что все разумные аргументы и возмущения предательски выветрились у нее из головы, а все на что ее хватило, это глупо улыбнуться. Ей следовало сообщить ему, что она несколько раз пробовала садиться в дамское седло, однако после него у нее каждый раз болела поясница, а ее любовь к быстрой езде и слабая координация пару раз стали причиной падения с лошади. После чего Элиас, смирившись, позволил ей пользоваться мужским. Но Эшара испугалась, что поведай она обо всем этом Эртуру, он, чего доброго, передумает брать ее на прогулку. Пришлось сжать зубы и молчать. Эртур тем временем ловко взобрался на своего коня и забрал поводья у оруженосца. — Вы готовы к приключениям, леди Дейн? — важно осведомился он, однако вся важность разбивалась об смешинку в его глазах. Едва ли прогулку по самым безопасным улочкам — а в том, что он проведет ее именно по таким, она не сомневалась — можно было назвать приключением, но Эшара сочла своим долгом гордо выпрямиться и торжественно кивнуть в ответ. Они выехали через главные ворота замка и лёгким шагом направились вдоль улочек по направлению к септе Бейлора, которую Эшара пожелала увидеть первой. Королевская Гавань поражала воображение видевших её впервые. Город, простиравшийся на восточном побережье Вестероса, оставался бессмертным творением Эйгона Завоевателя, пережившего своего творца, и который, возможно, переживёт и последнего из его потомков. Широкие улицы разветвлялись на множество мелких, те, в свою очередь, петляли, пересекались друг с другом, сливались в новые, вновь разделялись, создавая невероятную громадную паутину без какой-либо закономерности. Большинство домов имело красную черепицу на крышах, словно дань Красному замку, венчавшему город с устья Черноводной. Домов было много. Эшаре казалось, что жители города поставили себе целью возвести дом на каждом свободном квадратном метре. Как иначе можно было объяснить то, что дома эти примыкали друг к другу так близко, что можно было спокойно переговариваться с соседом из окна, даже не повышая голоса. Зато деревьев было мало, по сравнению со Звездопадом. Эшара, привыкшая к зелени, ощущала странную тоску, прогуливаясь в этом шумном, но необъяснимо голом городе. И все же Королевская Гавань была по-своему прекрасна некой магической красотой. Жизнь здесь бурлила, подобно реке, в устье которой расположился город. Несмолкаемый гомон, доносившийся со всех сторон, заставлял чувствовать быстротечность мгновения. Эртур по большей части молчал, не мешая ей разглядывать город и только время от времени обращая ее внимание на ту или иную деталь. С ним было интересно и познавательно. Он описывал некоторые исторические детали, поражая воображение. Так, например, указав пальцем на один из домов, западная стена которого была наполовину разрушена, он рассказал, что именно здесь погиб дракон по имени Сиракс, чьей наездницей была Рейнира Таргариен. После улицу отстроили вновь, но один из домов так и оставили с наполовину пробитой стеной, как напоминание об ужасной трагедии и тем, что за ней последовало. Они с Эртуром вышли на площадь Рыботорговцев, затем свернули на Стальную улицу. Тут и вовсе царил хаос. С обеих сторон дороги теснились мастерские, кузницы, небольшие лавки. Из кузниц доносился звон металла и дышало жаром. Эшаре мельком удалось разглядеть в одной из них кузнеца, методично ударявшего молотом по раскаленному докрасна металлу. Кузнец этот был обнажен по пояс, и ей без труда удалось разглядеть широкую спину и мускулистые руки. Покраснев, девушка торопливо отвернулась. Возле каждой мастерской и лавки стояли зазывалы — мальчишки, во все горло предлагавшие свои товары прохожим. Причем каждый из них утверждал, что сталь именно их мастерской самая прочная, а доспехи непробиваемые. Повсюду сновали люди, торопились, толкались, громко торговались. Им с Эртуром несколько раз приходилось резко останавливаться, чтобы не задавить прохожих. — В это время дня эта улица особенно оживлена, — громко пояснил Эртур. — Зато ближе к вечеру здесь намного спокойнее. Чем дальше они поднимались по улице, тем дороже были мастерские, и тем меньше здесь было людей. Перед дверями не стояли крикливые зазывалы, а в чертах проходивших тут людей застыла спокойная уверенность, которая сопутствует только тугому кошелю. Эртур указал на одну из мастерских, сказав, что королевские гвардейцы всегда заказывают доспехи там. Благо жалование у них вполне приличное, чтобы позволить себе лучшую сталь. Наконец, они вышли на площадь перед септой Бейлора. Вся площадь была вымощена белым мрамором, а посредине стояла величественная статуя короля Бейлора Благословенного, так же сделанного из мрамора. В одной руке он держал Семиконечную звезду, а другая была протянута ладонью вперёд, словно застывший миг безмолвной проповеди. Скульптору удалось изобразить лицо короля-септона полным милосердия и тихой мольбы. Как жаль, подумалось Эшаре, что неизгладимое впечатление, производимое этой статуей, со временем стирается, и мольба святого короля о доброте и праведности более не трогает тех, кто видит её каждый день. Они спешились и, отдав лошадей маленькому прислужнику, поднялись в септу. Эртуру уже приходилось бывать здесь пару раз, но на него величественная святыня не произвела впечатления, не растревожив в его душе возвышенных струн. А вот Эшара вдруг притихла, рассматривая все с благоговейным трепетом. Пройдя Чертог Лампад, они попали в Главный зал септы. И Эшаре показалось, что они оказались в каком-то волшебном месте, где слишком громкое слово способно спугнуть фей, обитающих здесь. На аркообразных окнах было не обычное стекло, а разноцветная мозаика из хрусталя, золота и стекла. Проникавший сквозь окна свет приобретал приглушенный красноватый, зеленый, жёлтый, голубой цвета. Такой же мозаикой был выставлен огромный купол наверху. Казалось, что именно здесь обитают боги. В таком месте забывалось все людское, все бренное и суетное. В таком месте душа жаждала очищения и прощения. В таком месте люди, забыв о гордыне, молили о самом сокровенном. Эртур не умел молиться, но глядя на молившуюся на коленях сестру, он вдруг осознал, что никогда не видел ничего более чистого и прекрасного. Красновато-желтый свет из ближайшего окна падал на ее лицо, придавая ему потустороннюю красоту. Ее глаза были закрыты, а брови чуть изогнулись домиком. Эртур подумал тогда, что, если бы Дева решила принять человеческое обличие, она должна была выглядеть, как Эшара Дейн. И, пожалуй, такой богине он бы стал молиться. Когда они покинули септу, Эшара все ещё была притихшая и молчаливая. Даже когда он помог ей сесть на коня, она продолжала молчать. — О чем ты молилась? — не сдержавшись, спросил Эртур. — Я молилась за Элиаса и Джейн, чтобы Матерь подарила им сына, — промолвила Эшара.— За наш дом, чтобы Отец благословил его и не дал ему исчезнуть в прошлом, как некоторым домам Вестероса. А ещё я молилась за тебя. — За меня? — Да. Чтобы Воин и Кузнец даровали тебе силу и непобедимость, Отец одарил тебя своей мудростью, — она промолчала. — И чтобы боги уберегли тебя от неразумных решений и бед. Эртур странно поглядел на неё и промолчал. — А о чем молился ты? Ты ведь молился? — Я не умею молиться, — нехотя признался он. — Последний раз меня обучала этому мать, когда мне было лет восемь-девять. Но с тех пор, как я приехал сюда, мне было не до молитв. — Всегда есть время для молитв, — мягко упрекнула его Эшара. — Если хочешь, я могу тебя научить. — Может, в другой раз, — с улыбкой уклонился ее брат. — Куда ты хочешь отправиться теперь? — Я бы хотела увидеть Драконье Логово, — сестра вновь оживилась, и ее глаза засветились. — Всегда мечтала побывать там, потрогать эти камни. Эртур усмехнулся ее волнению. — То есть сразу после приюта смирения, покорности и самоотверженности ты решила посетить обитель гордыни, высокомерия и жестокости. Впечатляющее умение переключаться с одной крайности на другую, — ухмыльнулся он. — Не подскажешь, в чем секрет подобной непритязательности? — Твои претензии надуманы, мой дорогой, — вздернула носик Эшара. — Я посетила септу, ибо хотела увидеть воочию это величайшее сооружение, а после прониклась его духовной и возвышенной атмосферой. По той же причине я желаю посетить место, где некогда держали драконов. — Будем надеяться, что там ты ничем не проникнешься. А то, кто знает, вдруг ты начнешь проповедовать возрождение драконов и решишь отправиться на их поиски в Эссос, — весело отозвался Эртур. — На этот случай у меня есть ты, мой благоразумный братец. Итак, мы идем? — Сначала отдохнем, — покачал головой Эртур. — Ты устанешь, если мы прямо сейчас отправимся на холм Рейнис — это не близко. Здесь недалеко есть таверна, где можно перекусить и отдохнуть. Эшара с готовностью согласилась, ибо урчащий живот уже давал о себе знать, и они повели коней к улице Сестер. То была широкая, прямая улица, обсаженная — к огромному удовольствию Эшары — деревьями. Дома здесь были поприличнее на вид, они стояли ровными рядами и не так, будто готовы были в любой миг слиться воедино. Когда Эшара поделилась своим наблюдением с Эртуром, он понимающе кивнул. Оказалось, причина заключалась в стремительности роста столицы. После того, как Эйгон Завоеватель обосновал здесь свою столицу, город начал расти так стремительно, а люди так торопились поскорее построить здесь дом или лавки, пока место не заняли другие, что дома появлялись на каждом свободном участке, как грибы после дождя. Никто не контролировал этот процесс, никто не требовал бумаг и купчих. Никто не следил за тем, как и где строятся эти дома. В итоге город стал напоминать неумело воссозданный каменный лабиринт. Улочки были тесными и темными, повсюду была грязь и отходы. И только с приходом к власти короля Джейхейриса Первого начались изменения. Король уделял внимание благоустройству не только страны, но и столицы. Под его чутким надзором, началось переустройство некоторых улиц. Некоторые лачуги, амбары на центральных улицах сносились, дома перестраивались, сами улицы расширялись, сажались деревья, создавались площади. Все это заняло несколько лет. Но это было все, что мог сделать король, ибо сделать большее значило бы попросту переселить часть населения куда-то за пределы столицы. На этой улице традиционно жили более зажиточные граждане, и таверны здесь были приличнее. Благородная дама могла совершенно спокойно зайти в местный трактир или остановиться в гостинице на ночь, не боясь за свою репутацию. Разумеется, при условии сопровождения представителя мужского пола. В одну из таких таверн и зашли Эртур с Эшарой. Внутри было почти пусто, и лишь несколько посетителей лениво потягивали эль возле окна. Они обернулись на вошедших, незаинтересованно скользнули взглядом по Эртуру, а вот на Эшаре взгляд задержали. Эртур поджал губы, и в собственническом жесте положив руку ей на спину, провел к самому дальнему столу возле камина. Эшара ничего не заметила, с любопытством рассматривая убранство. — Королевская Гавань так отличается от Звездопада, — поделилась она сделанными еще несколько часов назад выводами. — Я почти не помню его, — задумчиво произнес Эртур. — Расскажи. Дважды просить не пришлось. Эшара с воодушевлением начала вспоминать остров и замок, возвышавшийся на самой верхней его части. Она со слегка грустной улыбкой вспоминала белые стены замка, увитые плющом, их великолепный сад, яркое солнце, мощеные дорожки, небольшие дома в деревнях и самом городке, отграниченные от соседей невысокими заборами, и более роскошные дома рыцарей. Она с такой красочностью описывала утопающий в зелени остров, мелкие ручейки, что с веселым журчанием неслись к реке, ярмарки, устраиваемые торговцами несколько раз в год, что Эртуру казалось, будто он видит все воочию. Видит и вспоминает. Он от всей души смеялся, когда она рассказывала про упавшую в реку Аллирию, про то, как их младшая сестра, спевшись с сыном кузнеца, украла с кухни праздничный пирог, а Эшара, увидев из окна их, убегавшими от повара, закидала его фруктами, чтобы дать сестре фору. Много, очень много историй хранилось в памяти Эшары, и в какой-то миг она заметила в глазах Эртура грусть. Ей стало неловко, и она поспешила перевести разговор подальше от семейных воспоминаний. — А еще здесь люди совсем другие, — заявила она. — Здесь все суетятся, спешат. Все напряжены и нахмурены. А в Звездопаде люди степеннее, спокойнее и безмятежнее. Им некуда спешить, ведь жизнь не терпит спешки. Жизнь — это то, чем ты ее видишь, понимаешь? Если жизнь для тебя вечная борьба и погоня, то в конце пути ты осознаешь печальную правду: ты только и делал, что бежал. А прибежав, даже не запомнил дороги. В этот момент улыбчивая дочь хозяина принесла им еду и некрепкий эль. От дорнийки не ускользнуло, как она поглядывала на Эртура, как и то, что вырез на ее внушительной груди стал глубже. Она раза два спросила, не желает ли сир чего еще, склонившись перед самым его носом, будто бы протирая стол. Эшара нахмурилась. — Что? — спросил Эртур, когда девушка отошла, так и не удостоившись заслуженного внимания. — Эта девица с тобой заигрывала, — недовольно покосилась Эшара. — Вот как? А я-то думал, что с моим выговором что-то не так, — невинно улыбнулся Эртур. — Ты заметил! Я по этим хитрющим глазам вижу, что ты все прекрасно заметил! И как, понравились ее прелести? — Ну, они были довольно внушительны… Эй, ты сама спросила! — воскликнул он, когда девушка кинула в него виноградину. — К тому же, я ведь не ответил на ее флирт, так что не понимаю твоего возмущения, сестра. Ей показалось, или он сделал ударение на слове «сестра»? Справедливости ради, стоило сказать, что Эшара и сама не понимала своей реакции. За последовавшие балу недели они с ним еще больше сблизились. Эртур много времени проводил с сестрой, когда не был на службе, часто прогуливаясь с ней по саду или принимая ее приглашения на ужин. Она делилась с ним своими буднями, иронизируя над придворными дамами и лордами. Они проводили бесчисленные часы, потешаясь над глупыми уловками дам и самоуверенностью некоторых лордов. Точнее, потешалась Эшара, а Эртур ограничивался иронично-саркастичными высказываниями. Он давал ей советы, как вести себя с тем или иным лордом или леди, что говорить стоит, а что нет. Посвящал ее в некоторые придворные сплетни — не ради любви к пересудам, которые терпеть не мог — а ради ее безопасности, о которой сильно беспокоился. Прогуливаясь с ним по саду, Эшара не раз замечала взгляды юных леди, бросаемые на него. Они ее не раздражали, скорее напротив, пробуждали в ней гордость и ощущение превосходства только потому, что они могут лишь вздыхать со стороны, а ей позволено идти с ним под руку. Эшара старательно убеждала себя в том, что испытывает к Эртуру Дейну исключительно гордость и любовь сестры. Вот только внутренний голосок, тот самый, что видит нас насквозь, шептал ей ехидные комментарии. Она никогда не была ему сестрой, не знала она Эртура Дейна до приезда в столицу. Только слышала о нем и представляла его. В ее воображении он рисовался бесстрашным, непобедимым рыцарем, с преисполненным благородства взглядом, окруженного ореолом идеальности. А встретившись с ним, она обнаружила живого человека, и чем больше его узнавала, тем больше ореол растворялся, открывая ей молодого, привлекательного мужчину с волнующим, низким голосом, с этой его улыбкой, от которой вокруг глаз собирались морщинки, уверенным взглядом, проникавшим в самую душу. Это ведь не зазорно быть чуточку влюбленной в своего брата? А недавно Кэтрин Мериуэзер поделилась с ней шокировавшей ее информацией о том, что королевские гвардейцы, дескать, далеко не так благочестивы, как кажутся. С видом знатока рассказала она, что гвардейцы преспокойно посещают бордели время от времени. Стоит ли говорить, что негодованию Эшары на такую бесстыдную ложь не было границ. Кэтрин ни капли не смутилась, только посоветовала спросить об этом самого Эртура. А Эшаре оставалось только молча скрипеть зубами. Ну, не пойдет же она к нему с вопросом: «А скажи-ка, братик, это правда, что ты иногда ходишь по шлюхам?». Она могла даже представить, как вытянется его лицо, как потом глаза сузятся от гнева… и как он пошлет ее в далекое-далекое пекло. Учиться манерам. Но вот грызть себя изнутри, представляя неподобающие картины, ей никто не мешал. Одно дело, воздыхающие по нему девицы из замка, которых Эртур искусно игнорировал, и совсем другое, опытные шлюхи из борделя, умелые и соблазнительные. — Эшара, забудь про эту девицу, — привлек ее внимание брат. — Мы говорили о людях в Звездопаде. Не кажется ли тебе, что это две не сравнимые друг с другом вещи? Люди, живущие в небольшом процветающем городке с малым населением, привыкшие к мысли, что их лорд о них позаботится, и население Королевской Гавани, что живут в огромном человеческом муравейнике с тысячами и тысячами подобных им, свыкшиеся с постоянной борьбой с голодом и бедностью — не одно и то же? Его уловка удалась. И уже через минуту Эшара вдохновенно рассуждала над тем, как можно было бы облегчить жизнь местных жителей, основываясь, конечно же, на решениях Элиаса в тех или иных случаях и собственной наивности. Эртур, по большей части, не перебивал ее, снисходительно улыбаясь. Придет время, и она, как и все, выяснит, что мир намного более безжалостен и куда менее справедлив, чем видится в юности. Однажды она поймет, что некоторые уродства человечества, такие, как нищета, голод, жестокость и неравенство, никогда не искоренить. Покуда живы люди, эти пороки будут следовать за ними тенью. Но пока он наслаждался ее нежным голосом, рассуждавшим о совершенно невозможных, на его взгляд, вещах, лишь изредка позволяя себе возразить. Спустя час, передохнув и наевшись, они покинули гостеприимный трактир и отправились по улице Сестер в сторону Драконьего Логова. Холм Рейнис, на котором было построено Драконье Логово, разделялся улицей Сестер на две части: трущобы Блошиного Конца и престижные, богатые районы, где обитала знать. Такое близкое соседство нищеты и богатства, могущества и беспомощности, разделенное лишь тонкой, аморфной и в то же время идеально четкой чертой, было особенно иронично, заставляя задумываться людей, не утративших способность думать. А самой большой насмешкой была Шелковая улица, уютно примостившаяся между Старыми и Драконьими вратами в близком соседстве с той самой знатью. Когда Эшара осторожно поинтересовалась у Эртура про Шелковую улицу, внимательно следя за его реакцией, тот лишь сухо ответил, что там обитают женщины, о которых Эшаре лучше ничего не знать. Такой ответ не только не удовлетворил ее любопытство, но и крайне расстроил ее. Словно там заключалась некая часть его жизни, о которой он не желал с ней делиться. Драконье Логово заставило ее забыть о своих тревогах. Одно из самых монументальных творений Таргариенов теперь представляло собой руины. Некогда величественное здание, с могучими стенами, способное вместить в себе несколько десятков крупных драконов, огромным амфитеатром, с воротами, через которые могли проехать тридцать рыцарей в ряд, превратилось в изломленную издевку и горькое напоминание о том, как Таргариены однажды почти уничтожили себя. Эшара ступала по пыльной земле, запрокинув голову, взирала на развалившийся купол, на острые пики, торчащие с его краев, на разрушенные скамьи, и безотчетная грусть овладевала ею. В этом месте уже много лет назад поселилась смерть. Смерть величайших творений богов. Обернувшись, она заметила, что Эртур не смотрит на руины — он наблюдал за ней непонятным ей взглядом. — Мне здесь не нравится, — прошептала она сдавленно. — Пойдем отсюда. Эртур подошел ближе и приподнял ее подбородок, заставляя посмотреть на него. Эшара на мгновение потерялась в его темных глазах, так похожих на ее собственные. Стоило отвернуться, отойти, но невидимая сила удерживала ее на месте. Возможно, это была сила его духа, а может нечто иное. А он будто силился прочитать ее, выискивая ответы и не находя их. — Как пожелает моя леди, — серьезно произнес он. — Пойдем. Дейн взял ее за руку, как ребенка, и повел обратно к лошади. Драконье Логово они покинули незамедлительно, но неприятный осадок поселился в душе. Видимо, в этом проклятом месте и правда была темная магия, как говорили служанки во дворце, потому что Эртур тоже стал странно молчалив. Минут через десять Эртур вдруг остановился, повернувшись в сторону крепостных ворот, что были видны отсюда. — Ты устала? — Нисколько, — вымученно улыбнулась она. — Почему бы нам не выехать за ворота и не прогуляться по природе? До заката еще есть время, мы успеем вернуться. Предложение было, что называется, неожиданным, и предложи его кто другой, у Эшары возникли бы серьезные сомнения по поводу чистоты его помыслов. Но это был Эртур, и ему она доверяла безоговорочно. Потому не задумываясь, согласилась. Вместе они подъехали к Старым воротам. Охранники, узнав Меч Зари, без единого вопроса пропустили их наружу. Прямо за воротами начиналась лесная полоса. Это нельзя было назвать полноценным лесом, только несколько рядов многолетних елей и сосен, укрывавших Королевскую Гавань от северных ветров. Здесь было удивительно тихо. Спешившись, они несколько минут просто шли рядом в полной тишине. Понемногу тревога, подавленность, овладевшие девушкой, начали отступать. Лес был прекрасен. Теплые лучи солнца, понемногу склонявшегося к западу, пробивались сквозь густую листву тусклыми полосками, создавая непередаваемый серовато-желтый свет. Здесь почти невозможно было заметить животных, кроме мелких грызунов и засевших на деревьях сов. — Нравится? — поинтересовался Эртур и, когда Эшара завороженно кивнула, продолжил: — В Звездопаде тоже так? — Почти, — прошептала она и, подумав, добавила: — Только теплее. Заметив, что она ежится, Эртур шагнул к ней, отпустив поводья, и начал растирать ей плечи. — Прости, я не подумал, что ты можешь замёрзнуть. — Я уже согрелась, — смутилась Эшара. Это был обычный жест. Брат имеет право так прикасаться к сестре. Что же её взволновало? Неизвестно, отразилось ли её смущение на лице, однако Эртур резко убрал руки. Но не отошёл, глядя куда-то поверх её головы. — Давно хотел сказать… — проговорил он задумчиво. — Ты изменилась. Я помню тебя ещё девочкой лет семи. Люди могут меняться с возрастом, но некоторые черты характера закладываются с самого детства. Скромница с рождения вряд ли когда-нибудь станет коварной обольстительницей, а бунтарка не привыкнет к послушанию, самое большее — она научится притворяться. Он опустил глаза на неё, и на один короткий миг Эшаре показалось, что он что-то подозревает. — Поначалу я думал, что ты просто притворяешься нежной, заботливой, ласковой девушкой, — продолжил он. — И все ждал, когда же ты себя выдашь. Когда покажешь свое истинное лицо, дерзкое, грубое, эгоистичнее и самовлюбленное. — Такой ты меня запомнил? — неловко рассмеялась девушка, только смех вышел ужасно фальшивым. — Но теперь я вижу, что это не притворство. Ты действительно изменилась. И мне начинает казаться, — он запнулся, — что ты не подходишь для этого места. — О чем ты? — не поняла Эшара, сбитая с толку резким переходом. — Ты слишком впечатлительная, — тихо произнес он, не отрывая от нее глаз. — Ерунда! Просто в Драконьем Логове было много пыли и… — Я не про Драконье Логово. Ты не подходишь Королевской Гавани. Ты не подходишь даже Драконьему Камню, — он умолк на мгновение, словно принимая решение. — Когда ты отправишься к Элии, через пару месяцев я попрошу Рейгара позволить тебе вернуться в Звездопад. Мне он не откажет. Противоречивые чувства овладели Эшарой. Она ведь все последние недели тосковала по дому, мечтала вновь очутиться в Звездопаде, в его прохладной тени, в тишине его садов, где нет интриг, нет лжи и нет страха. А еще она, пусть и приблизительно, знала, что должно произойти в ближайшем будущем. У нее все еще есть шанс пережить грядущую войну, вернувшись домой. Там она сможет позаботиться о семье старшего брата, а когда его не станет, о его сыне. Она может пережить войну! До сих пор ей не давали выбор, лишь ставили перед фактом. Но сейчас Эртур предлагал ей иной исход. Он, сам того не ведая, предлагал ей жизнь. Только вот согласиться значило отказаться от Эртура. Позволить ему погибнуть за своего принца. Глядя в эти невозможные глаза, она понимала, что не сможет от него отказаться. Так случается порой, когда на нас вдруг, без стука и предупреждения снисходит озарение, когда мы осознаем, ясно, как день, что что-то в нашей жизни изменилось навсегда. Стоило словам Эртура прозвучать, так четко, что становилось больно, как она с оглушающей ясностью поняла, что не вернется домой. И дело было даже не в навязанном ей кем-то невидимым долге. Дело было в том, что она не желала терять эту хрупкую связь, прозрачной ниточкой протянувшуюся между ними с Эртуром. Она не желала терять Эртура. — Я никуда не вернусь. — Она отошла от него на шаг. — Ты не понимаешь, это для твоей же безопасности, Эшара. Что-то в его словах зацепило ее внимание. Откуда такая маниакальная тяга защищать ее? С чего эти постоянные упоминания о безопасности, о защите? Эшара провела в Красном Замке достаточно времени, чтобы разобраться в его закулисных играх. Она уже выяснила, что двор разделен на сторонников короля и сторонников наследного принца, как и то, что дорнийцы априори поддерживали мужа Элии Мартелл, а сам Эртур был самым близким другом Рейгара. Знает ли Эртур о том, что грядет, и таким способом пытается ее уберечь? Эшара замерла. Ведь если так… То получается, произошедшее на турнире не было случайностью?.. Неужели все заранее было подготовлено к тому, что еще должно произойти в Харренхолле? И что там на самом деле произойдет?! Эртур что-то говорил, убеждал, уговаривал, но она его не слышала. Свалившееся на нее открытие было подобно грому среди ясного неба. А ведь что она в действительности знала о тех роковых событиях? Только поверхностную информацию, состоящую из сухих, скупых фактов. Но что скрывалось за этими фактами? Голова слегка закружилась. Ей надо было обо всем этом поразмыслить, но не здесь, не сейчас. Эшара попыталась усилием воли затолкать растревоженные мысли подальше и сосредоточиться на том, что втолковывал ей брат. Он убеждал ее, что там, в Звездопаде она будет намного счастливее, что она зачахнет здесь и так далее в том же русле. На нее накатила злость. Он просто избавлялся от нее, как от ненужной обузы. В голове до сих пор не укладывалась мысль, что Эртур может быть замешан в каких-то интригах, так это не вязалось с его образом, но все вмиг перекрыла обида. Семеро, он избавлялся от нее! — Эшара, ты меня слушаешь? — Слушаю. — Она старалась говорить спокойно. — Как складно ты, однако, все говоришь. Все расставил по полочкам, все обосновал. Вот только ты забыл о самом главном. О моем мнении! — Ты сама только и делаешь, что твердишь, как ты тоскуешь по дому и как хорошо там было! Думаешь, я не вижу по твоим глазам, что тебе здесь плохо? — Все равно решать не тебе! — Вот как? — его голос опасно понизился. — Я сказал, что ты вернешься в Звездопад, и ты туда вернешься. Я ясно выразился? — Ты не смеешь мне указывать! Ты не глава нашего дома! — Я твой старший брат! — Ты мне не брат! — в сердцах воскликнула Эшара. Эртур замер. Все катилось в пекло. Еще полчаса назад они мирно гуляли, наслаждаясь тишиной и обществом друг друга, а теперь… Последние слова Эшары были результатом ее многодневных терзаний, ее неуместных и пока еще неосознанных чувств и желаний. Как и осознания того, что Эртур Дейн никогда не станет ей братом. Кем угодно, только не братом. Испугавшись тяжести собственных слов, она круто развернулась и почти подбежала к своему коню. Чертыхнувшись и ругая мысленно проклятое дамское седло, она с огромным трудом, а именно вставив левую ногу в стремя, зажав в руке юбку и подпрыгнув на правой ноге, при этом не перекидывая ее через спину коня, кое-как уселась в седло. — Что ты делаешь? — раздался позади голос приближавшегося Эртура. — Эшара! Она не ответила, ибо была слишком занята тем, чтобы вывернуть правую ногу и поставить ее в положенное ей место на луку. Поняв, что ей это не удастся, она обозленно пришпорила левой ногой коня. — Эшара! Не оглядываясь, она пришпорила коня снова, боясь, что он за ней погонится. Конечно, погонится! О, она прекрасно понимала, насколько глупым и легкомысленным было ее поведение. Никогда она не вела себя подобным образом. Эшара Дейн, которую знали последние семь лет окружающие, была воплощением сдержанности и благовоспитанности (за исключением того случая с украденным пирогом). Видел бы ее сейчас Элиас! Слезы застилали ей глаза, все внутри смешалось — обида, раскаяние, сомнения, тоска и разочарование. Ей не следовало садиться на это седло. Ей вообще не следовало сегодня вылезать из постели. И так сидевшая в седле кое-как, почти ничего не видя от застилавших глаза слез, она была просто обречена на падение. И это было самое позорное падение с лошади, какое можно себе вообразить. Конь не встал на дыбы, не замер резко перед препятствием, и даже не ускорился. Эшара просто плавно соскользнула со своего седла, на котором и так держалась на честном слове. Левая нога при падении, на ее счастье, выскользнула из стремени, но при этом неприятно согнулась, причинив боль. Она упала прямо на траву и влажный мох. Мир ненадолго завертелся, а потом, не успела она даже толком испугаться, застыл. Несколько мгновений она не шевелилась, борясь с приступом тошноты. Позади раздался топот копыт и ржание лошади, которую резко остановили, натянув поводья. — Эшара! — Эртур упал рядом с ней на траву. — Эшара, скажи что-нибудь! Не молчи! — Проклятое дамское седло, — простонала она, выпрямляясь на локтях. Эртур поддержал ее за шею, помогая сесть, потом, стянув с рук перчатки, начал ощупывать ей затылок, поворачивать голову в разные стороны. Убедившись, что ее дурная голова не пострадала, он ощупал ее плечи, спину. Деликатно не став притрагиваться к остальным частям тела, он совершенно беззастенчиво приподнял ее юбку и коснулся левой лодыжки. Дорнийка сдавленно застонала. — Я так и знал, — мрачно вынес он вердикт. — При падении с лошади неопытные наездницы чаще всего вывихивает именно лодыжку. Тебе еще повезло, что нога не застряла в стремени. Эшара сочла за благо промолчать. — Думаю, говорить тебе, что ты повела себя, как безответственное дитя, уже лишнее? Эшара покраснела. Ну, почему он не мог хотя бы иногда не быть таким правильным. Лучше бы он накричал на нее, браня последними словами. Догадавшись, что ответа от нее не получит, Эртур вздохнул. — Нам пора возвращаться в замок. Аккуратно перевязав ее лодыжку платком, он легко поднял ее на руки. Эшара охнула, вцепившись в него руками. Эртур поднес сестру к своему коню и бережно, словно фарфоровую, посадил на свое седло, а затем и сам вскочил на коня, оказавшись позади нее. — Тебе удобно? — Да… А как же мой конь? — неуверенно спросила девушка. — Боюсь, сейчас у нас нет времени его искать: уже почти стемнело. Они неспешным шагом поехали обратно. Когда первый шок от пережитого прошёл, на смену ему пришли стыд и волнение. Эртур сидел позади неё, одной рукой правя лошадью, а другой крепко обнимая её за талию. Ей казалось, что даже сквозь ткань платья и его перчатку она ощущала жар его руки. Сердце взволнованно стучало у самого горла, руки вспотели, а по груди начало предательски растекаться сладостное чувство. Ей было так хорошо в его крепких объятиях, дарящих уверенность и спокойствие, что она позволила себе ненадолго забыться и откинуться назад, прижимаясь к его груди. Рука на ее талии дрогнула, а потом чуть сильнее сжалась. Эшаре вдруг захотелось, чтобы этот лес никогда не кончался. — Ты злишься на меня? — прикрыв глаза, прошептала она. Эртур ответил не сразу. — Я злюсь. На себя. Потому что позволил этому произойти. Его голос и правда был полон сожаления. Её затопила нежность. Ведь это она повела себя, как ребёнок, а винит себя он. — Ты ни в чем не виноват, — она постаралась вложить в голос всю мягкость, на которую была способна. — Это я повела себя ужасно. Сама не знаю, что на меня нашло. — Ты правда не хочешь возвращаться в Дорн? — спустя минуту спросил он. — Да. Я бы предпочла остаться здесь, с тобой. Эртур ожидаемо промолчал. Эшара многое бы отдала за возможность проникнуть в его голову и прочитать его мысли. Она постаралась незаметно повернуть голову и посмотреть на него. Ведь ещё никогда ей не доводилось видеть его в такой близи. Сделать это незаметно не вышло, и Эртур тут же, вопросительно изогнув бровь, опустил голову. Нет, не стоило ей сегодня вылезать из постели. Потому что на несколько долгих мгновений, а может минут окружающий мир перестал существовать, сузившись лишь до его лица. Она не хотела этого делать, но глаза сами по себе опустились на его губы. Эртур выдохнул и тоже опустил глаза. Одно мгновение отделяло их от безумства, а потом он резко отклонился и слегка пришпорил коня. Брат оказался сильнее неё. Её лицо пылало, и Эшаре казалось, что сердце её вот-вот выпрыгнет из груди, будто она только что пробежала по лестнице несколько этажей. Боги, помогите ей. В томительно-сладостном молчании они подъехали до самых ворот, где охранники, если и удивились необычному возвращению, не посмели выразить любопытства. Вообще, она не первый раз замечала, как обычные гвардейцы робели перед Мечом Зари. К тому моменту, когда они въехали в город и по узким улочкам направились в сторону замка, окончательно стемнело. Это позволило им, не привлекая лишнего внимания, добраться до замка. Путь, к слову, показался Эшаре просто бессовестно короче. Уже на Западном дворе, Эртур спешился, а затем осторожно взял её на руки. Не обращая внимание на любопытные взгляды, он понёс её к мейстеру. Пицель осмотрев девушку и для приличия покачав головой, наложил повязку с мазью ей на лодыжку и велел пару дней не опираться на левую ногу, пользуясь костылем. Ей предстояло ещё два дня жить с костылем, словно старухе, придумать для королевы объяснение своего падения, но по неведомой причине, пока Эртур нёс её обратно в её комнату, Эшара чувствовала себя удивительно счастливой. Эртур был мрачен и молчалив, но, положив руку ему на грудь, она обнаружила, что его сердце тоже колотилось, как бешеное. В спальне он аккуратно положил её на застеленную кровать. — Я позову твою служанку, чтобы она помогла тебе подготовиться ко сну, — произнёс он, не глядя ей в глаза. Это было неправильно. Этот день не должен был закончиться так. — Эртур постой, — она удержала его за руку. — Это был замечательный день, спасибо тебе за него. Она потянулась к нему, чтобы поцеловать его в щеку, но ею, видимо, овладело странное опьянение, отчего её мозг сбился с курса, не иначе, и она коснулась губами уголка его губ. Эртур застыл, широко раскрыв глаза. Долгое мгновение она не шевелились, боясь того, что совершила. — Спокойной ночи, — хрипло выдавил он, выпрямляясь и все так же не глядя на неё, вышел, вернее, вылетел из комнаты. Эшара откинулась на подушки. Что же с ней происходило? Она прикоснулась к груди, где все никак не могло успокоиться сердце. Не может этого быть, чтобы она была влюблена — по-настоящему влюблена — в Эртура. Но если у неё и были сомнения по этому поводу, то все они улетучились после этой прогулки. Она определённо сошла с ума. Прошло довольно много времени, прежде чем способность здраво рассуждать вернулась к ней. А затем последовали другие вопросы. А как же Эртур? Что чувствовал он? И как ей вести себя с ним завтра?