На рассвете мы возродимся

Гамлет Мой рок взывает, И это тело в каждой малой жилке Полно отваги, как Немейский лев. Призрак манит. Он все зовет? — Пустите. Я клянусь, Сам станет тенью, кто меня удержит; Прочь, говорю! — Иди, я за тобой. Гамлет и Призрак уходят. Горацио Он одержим своим воображеньем. Марцелл Идем за ним; нельзя оставить так. Горацио Идем. — Чем может кончиться все это? Марцелл Подгнило что-то в Датском государстве. Горацио Всем правит небо. «Гамлет. Принц Датский» Акт 1. Эшара сонно приоткрыла веки, лениво размышляя над тем, что больше виновато в ее очередном отвратительно раннем пробуждении. Абсолютная ли бесцеремонность местных слуг, горланящих под окнами ни свет, ни заря, возмутительная ли жизнерадостность Миры, рывком раздвигающей тяжелые портьеры со своей извечной песенкой о пробудившемся солнышке, нахальство ли сия солнышка, бьющего ей в глаза, вероломство ли тех, кто поставил изголовье кровати прямо у окна или благожелательность хозяев, поселивших их в комнатах с окнами на юго-восток. Хмуро умывая лицо водой из подставленного Мирой чана, она задумалась, что, возможно, причина была куда проще — Харренхолл душил ее своим заплесневевшим величием. Два дня назад она прибыла сюда на турнир в свите принца Рейгара и принцессы Элии. Как бы они не спешили, чтобы успеть раньше короля, дабы не проявить непочтительность (а может, по другой причине), они лишь на пару дней опередили королевский эскорт. По словам лорда Уэнта, король должен был прибыть со дня на день, возможно уже сегодня. За эти пару суток, проведенных в замке, Эшара успела понять несколько вещей. Самое главное, ей не нравятся железнорожденные и все, что было сотворено их грубыми, неотесанными руками. Харренхолл — этот огромная крепость, по слухам в несколько раз превосходящая Красный замок и Винтерфелл, этот замок, впитавший в себя неуемную гордыню своего первого хозяина, был самым мрачным и унылым местом из всех, что ей доводилось видеть. Высокие башни, самая высокая из которых своими зубцами порой касалась низко проплывающих облаков, выглядели уродливыми и отталкивающими. Когда-то Харрен Хоар потратил не больше, не меньше, сорок лет на постройку этого творения, мечтая создать то, что не сможет превзойти никто из живущих, однако всем его трудам и чаяниям суждено было столкнуться с пламенем и яростью, которого не видел до того ни один живущий. Балерион уподобил башни замка не то расплавленным восковым свечам, искривленным и оплывшим, не то скрюченным пальцам старухи, страдающей болезнью суставов. Мира суеверно шептала, что замок проклят самим Харреном Хоаром перед смертью, но кто знает, быть может вовсе не харреновское проклятье тяготело над крепостью. А проклятия сотен людей, чьи владения он разорял и грабил для построения замка, сотен несчастных рабочих, погибавших в рудниках, замерзавших зимой и умиравших от жажды летом? Несчастных, чья кровь смешивалась с раствором, скреплявшим камни… Если и было в Харренхолле проклятье, то Эшара была убеждена, что не слова безжалостного захватчика, а лишь кара невинных, замученных до смерти, могла быть столь сильна. Но если не считать внешнего уродства, изнутри замок был вполне обычен, в чем была непосредственная заслуга лорда Уэнта, постаравшегося придать этому исполину чуть менее пугающий облик. В замке было несколько залов, самым большим из которых был Зал Ста Очагов, и все они были похожи друг на друга: высокие сводчатые потолки, поддерживаемые боковыми опорами и колоннами, стрельчатые окна, впускающие свет и воздух, плиточные полы. На некоторых колоннах можно было даже заметить незатейливый барельеф — ничего выдающегося или даже близко подходящего по изысканности к тому, что Эшара видела на Драконьем Камне, только грубая и безвкусная работа. После Харрена, последующие хозяева не раз предпринимали попытки отстроить замок и стереть с его лица шрамы прошлого, однако то ли замок упорно цеплялся за свою память, заключенную в этих шрамах, то ли сами боги отчего-то противились этому. Тем не менее, несмотря на все свои злоключения, замок оставался одной из самых больших и нерушимых крепостей Вестероса, изуродованным, но не склоненным. — Миледи, какое платье вы наденете сегодня? — подала голос Мира, одновременно протягивая Эшаре махровое полотенце. — Быть может, в честь приезда короля стоит одеть ваше алое платье с золотым поясом? — Я не Таргариен, Мира, и демонстрировать свою лояльность обычными тряпками — верх лицемерия. Если бы преданность оценивалась ценой одного платья, она стоила бы дешевле шлюхи на Шелковой улице. — Опять вы начинаете болтать все эти премудрости, — закатила глаза служанка. — Помяните мое слово, вас никто не возьмет замуж, если не перестанете умничать. — Не моли чепуху и принеси мне мое бирюзовое платье. Сегодня я буду в нем. — Но вас уже видели в нем в Красном замке! — запротестовала Мира с выражением ослиного упрямства на смуглом лице. — Вы не можете пойти приветствовать короля, где соберется вся знать, в старом наряде! Мира была старше Эшары на несколько лет и после смерти матери при рождении Аллирии, стала для девочек одновременно старшей сестрой, нянькой и наперсницей, которой они поверяли свои тайны. Оттого девушке этой позволялось несколько больше того, что дозволено обычным служанкам. Эшара по опыту знала, что когда ее служанка примеряла на лицо подобную мину, она не собиралась сдаваться без боя. Она попыталась придать лицу грозное выражение, однако ее растрепанный вид и ночная сорочка не способствовали запугиванию — Мира даже бровью не повела. Можно было потратить пол утра на битву с несносной девицей (и не факт, что Эшаре удалось бы выйти победительницей!), а можно было проявить дипломатичность и хитрость. — Я надену ту уродливую брошь, что мне подарила Аллирия, и ты сможешь написать ей об этом в письме, чтобы ее порадовать. — Мира моргнула, но вновь вздернула подбородок, демонстрируя неубежденность. Эшара вздохнула: — И я разрешу тебе заплести мне косу набок, если ты принесешь мне мое бирюзовое платье. — Молчание. — И буду вовсю приглядываться к женихам на пиру. Последний аргумент возымел эффект, и Мира, взвесив за и против, кивнула, хоть и не без колебаний. Эшара скривила губы. Она ненавидела заплетать косу и эту брошь (которая на самом деле вовсе не была уродливой), но пожалуй, ради бирюзового платья она готова согласиться. Вернее, ради возможности приветствовать в нем его. Она до сих пор помнила его восхищенный взгляд, когда он впервые увидел ее в нем. Как же он встретит ее теперь? И как ей держаться с ним? Заговорить ли первой или… Эшара быстро тряхнула головой. Нет, нельзя думать об этом. Нельзя! Не для того она каждый день вступала в бой с собственным сердцем и разумом, каждую ночь отгоняла от себя мысли о нем, занимала себя чем угодно, лишь бы заглушить боль в груди, чтобы вновь превратиться в глупую влюбленную девчонку. А ведь именно такой он ее наверняка и видел. Теперь перед ним должна была предстать обновленная Эшара, повзрослевшая, уверенная в себе, гордая и недоступная, загадочная и интригующая леди, одним взглядом умеющая привлечь мужчин. Не будет больше этой милой, нежной и хрупкой девицы, вызывающей у него умиление. И волнение совершенно не вписывалось в ее новый образ. Она так тщательно создавала себе этот пресловутый образ, бывший чем-то средним между Серсеей Ланнистер и Кэтрин Мериуэзер, даже не догадываясь, почему именно на них желала быть похожа. Просто пока еще невинная в отношении мужчин Эшара подсознательно ощущала исходившую от них ту особую самоуверенность, раскрепощенность девушек, уже имевших опыт близкого общения с противоположным полом. Ей отчего-то казалось, что именно таким девушкам удается привлекать к себе мужчин. Будь рядом с Эшарой ее мать и поделись она этими мыслями с ней, та бы непременно объяснила своей дочери, что эта аура опытных девиц привлекает к ним мужчин нередко с далеко не чистыми помыслами. Есть необъяснимый призыв во взглядах опытных девиц или же девиц, желающих этого опыта набраться, который безошибочно, на уровне инстинктов улавливают мужчины и при должном желании им пользуются. Она поведала бы ей о том порочном сорте мужчин, усердно платящих дань доступности. Тогда как очарование невинности и неискушенности, которое она еще не успела потерять, обладало куда большей ценностью в глазах совершенно другого сорта мужчин. Но у Эшары не было наставниц, способных ей объяснить все эти тонкости. Вскоре Мира вернулась и начала одевать свою госпожу. Первым делом была скинута ночная сорочка, и вместо нее Эшара облачилась в тонкую, белоснежную камизу, затем при помощи служанки она надела котту нежно-зеленого цвета с суженными рукавами. Следом Эшара просунула руки в котарди из плотного сукна насыщенно-бирюзового оттенка с прямоугольным вырезом на груди и рукавами, едва достигавшими локтей и расширяющимися сзади. Снизу, опускаясь чуть ниже бедер платье слегка расширялось за счет шести клиньев. Цвет юбки плавно переходил от ярко-бирюзового до почти черного у самого подола. Все платье, сверху донизу было расшито темно-синими, фиолетовыми и черными узорами цветов. Это было очаровательное платье, и даже ненавистная брошь не могла испортить его красоту. Эшара залюбовалась собой, пока Мира наносила ей румяна на щеки, бормоча под нос что-то о бледной коже и вредном воздухе. Через час полностью готовая, с замысловатой косой, перекинутой через плечо, Эшара вошла в покои принцессы Элии. Тут ей предстала удивительная картина хаоса и нервозности, уживающихся с ледяным спокойствием и хладнокровием. Элия, еще не успевшая облачиться в котарди, стояла в двух нижних слоях своего одеяния, пока три служанки кружились вокруг нее. Две аккуратно надевали на нее одежду, одновременно поправляя нижние юбки и корсет, а третья тем временем пыталась закрепить и без того застывшую, словно камень, прическу госпожи. Вокруг, на полу, на просторной кровати, спинках кресел были разбросаны ленты, кружева, ткани и прочее. И среди всего этого беспорядка в одном из кресел с комфортом сидел Рейгар, невозмутимо наблюдая за стараниями служанок. — Почему лорд Уэнт только сейчас сообщил нам, что кортеж его величества видели в часе от Харренхолла! — возмущалась Элия. — Если мы не успеем… ай! Осторожнее! — воскликнула она, когда одна из шпилек неловко опустилась в прическу, затерявшись среди волос. — Простите, ваше высочество, — в голосе служанки прозвучало искреннее раскаяние, но даже оно не смогло успокоить принцессу. — Эшара, не стой столбом! Иди, помоги этим неумехам! Резкий тон обычно спокойной принцессы привел Эшару в чувство, напомнив о ее обязанностях фрейлины. Она торопливо подбежала к Элии, стараясь не замечать внимательного взгляда принца Рейгара на затылке. Однако от ее собственного спокойствия не осталось и следа. Он так близко! Уже через час она сможет увидеть его! Ею овладело иррациональное, детское желание спрятаться в гардеробную и вовсе не появляться сегодня на людях. Может, притвориться захворавшей?.. Тем временем, туалет Элии был полностью окончен. Эшара с тайным сочувствием поглядела на волосы принцессы, закрепленные несколькими десятками шпилек и заколок, будто та собиралась на бал. В то время как самой Эшаре позволялось приветствовать короля с простой, пусть и изысканно и замысловато собранной косой, то Элии, как будущей королеве, такой привилегии не было предоставлено. Когда служанки закончили свое дело, повинуясь негромкому приказу принца, они поспешно покинули спальню, чтобы вернуться туда после ухода господ и прибрать весь учиненный бардак. Рейгар подошел к супруге и, взяв ее за руки, заглянул в глаза. Эшаре, стоявшей за спиной принцессы, показалось, что на мгновение тревога омрачила его лицо, но оно быстро приняло прежнее беспечное выражение. — Ты великолепна, — проговорил он. — Я знаю, что тебя тревожит, но тебе нечего опасаться. Любой, кто посмотрит на тебя, признает в тебе будущую королеву Семи Королевств. И он тоже признает. Ты мне веришь? Элия удрученно кивнула. — Не отпускай моей руки, — попросила она. — Не отпущу. Обещаю, — обнадеживающе улыбнулся Рейгар, а затем повернулся к Эшаре. — Миледи, поручаю мою супругу вашим заботливым рукам. Как будете готовы, спускайтесь к воротам, я буду дожидаться вас там. Последние слова были адресованы жене, которая рассеянно кивнула, не заметив короткий, но выразительный взгляд, брошенный напоследок ее мужем Эшаре. Когда за ним закрылась дверь, Эшара принялась успокаивать свою принцессу самым умиротворяющим тоном, на который была способна. За эти пару месяцев она искренне полюбила Элию и старалась всячески оберегать эту хрупкую и телом, и душой девушку. Особенно теперь, когда два месяца назад мейстер сообщил, что она вновь носит под сердцем дитя. Эшара погрузилась в воспоминания. Она была свидетельницей той сцены. Только в отличие от остальных присутствующих, ее взгляд был прикован к принцу Рейгару. От нее не ускользнула слепая радость, озарившая его лицо. Так радуются мужчины, страстно, до безрассудства желающие иметь наследника. И только после он будто вспомнил о предостережениях мейстера, о всех рисках, связанных с беременностью, и позволил озабоченности скрыть первоначальную радость. С того дня Эшара была свидетельницей того, как он окутывал супругу всяческой заботой, едва ли не нося ее на руках. Вот только Эшара задавалась вопросом, о ком больше заботился принц Рейгар — о своей супруге или о дите, которому ей предстояло дать жизнь? Не только этому была свидетельницей Эшара. Следуя указу королевы, она наблюдала. Наблюдала и подмечала множество деталей, незначительных и ничего не значащих на первый взгляд, но заставляющих задуматься. Мейстер часто приносил Рейгару письма от его «друзей». Как-то во время ужина Элия шутя поинтересовалась, с кем это ее муж завел столь тесную переписку, рискуя вызвать ее ревность. Рейгар, ни капли ни смутившись, ответил, что если заведет любовницу, Элия узнает об этом первой. А письма ему приходят от его друзей из Дорна и Эссоса. На этом тема была исчерпана, однако Эшара сделала немаловажный вывод, что общение с «друзьями» не было столь частым ранее и лишь за последние недели заметно участилось. Помимо этого, на Драконий Камень пару раз приезжали гости. Лорды из Дорна и однажды некий лорд с Железных островов. А однажды, мучаясь бессонницей, она вышла в галерею и заметила небольшую галеру, спустившую якорь в порту. Она бы не обратила на это внимание, да и в кораблях она плохо разбиралась, если бы на обратном пути едва не столкнулась с командующим стражей, направлявшимся в кабинет принца Рейгара в сопровождении двух мужчин, одетых на восточный лад. Эшаре показалось, что одеяния их напоминали браавосийские туники. Девушка тогда едва успела отскочить в тень, прежде чем ее заметили. Но даже не эти мелкие кусочки пазла заставили ее по-новому взглянуть на принца Рейгара, а совсем недавний случай, произошедший в ее спальне, после которого Эшаре стало сложно смотреть в глаза Рейгару, как и находиться с ним в одной комнате. Семь дней назад. Было довольно поздно, когда она, удостоверившись, что принцесса Элия легла спать и ни в чем не нуждается, завернула за угол, направляясь в свои покои. То, что что-то не так, она почувствовала сразу, едва переступив порог своей спальни. Комната утопала в тенях, отбрасываемых от предметов мебели, но даже в таком тусклом освещении было бы сложно не заметить фигуру, застывшую в кресле у камина. От неожиданности Эшара вздрогнула, едва не выронив из рук книгу, которую читала принцессе. Принц Рейгар собственной персоной, как ни в чем не бывало сидел возле камина и, очевидно, ждал ее. Эшара втянула воздух через нос и медленно выдохнула, пытаясь успокоиться. Весь ее небольшой опыт красноречиво твердил, что мужчина в ее спальне в такой час — не к добру. — Леди Эшара. — Рейгар даже не обернулся к ней. — Прошу, проходите. Прошу прощения за столь поздний визит. Я хотел поинтересоваться, как себя чувствует моя супруга. — Мой принц. — Эшара сделала чуть неловкий реверанс, затем подошла ближе. — Можете не беспокоиться, ее высочество вполне здорова и ни в чем не нуждается, ее беременность протекает сносно, и мейстер считает, что свежий воздух и тепло идут ей на пользу. Но вы ведь пришли сюда не только за этим? — после паузы спросила она. — А вы не из тех, кто любит пустую болтовню? — усмехнулся Рейгар, внимательно ее разглядывая. — Вы правы, я пришел не за этим, вернее не только за этим. Мне кое-что нужно, и, боюсь, дать мне это можете только вы. Кровь прилила к ее лицу. Эшара не была столь наивна (да и жизнь в Красном замке ее многому научила), чтобы не знать о том, что фрейлины угождают не только своим королевам и принцессам, но и нередко ублажают их мужей. Однако принц Рейгар не производил подобного впечатления до сих пор. Да за два месяца он даже толком не взглянул на нее! И если он пожелает от нее близости, как отказать, не навлекая на себя беду? Видимо, смятение слишком явственно отразилось на ее лице, потому что Рейгар вновь хмыкнул и предложил ей для начала сесть. На негнущихся ногах Эшара подошла к камину и уселась в кресло напротив. Не зная, куда деть глаза, она опустила взгляд на его изящные руки и внезапно заметила, что он что-то крутил в пальцах. Однако его руки оставались в тени, и разглядеть что именно было зажато в его руке, было невозможно. — Не волнуйтесь, миледи, я не собираюсь делать вам непристойных предложений, — Рейгар сделал паузу, прежде чем продолжить: — Хотя видят Семеро, многие на моем месте наказали бы вас именно таким образом, знай они то, что известно мне. — Я… не совсем вас понимаю, ваше высочество, — Эшара попыталась сохранить хорошую мину при плохой игре. Что бы ни было на уме таргариенского принца, одним своим молчанием или коротким смешком он заставлял ее чувствовать себя кроликом, наткнувшимся на удава. — Боюсь, из вас вышла никудышная шпионка. — С этими словами он бросил ей на колени то, что вертел в руке. Опустив голову, она обнаружила свернутый в трубку листок. Мгновенно похолодевшими пальцами она развернула уже слегка помятую бумагу, заранее догадываясь, что там найдет. Наступила тишина. Эшара не смела поднимать глаза на принца, опасаясь, что стоит ей на него взглянуть, и вся его напускная сдержанность и спокойствие слетят, а сам он придушит ее голыми руками. Рейгар же терпеливо ждал от нее хоть какой-то реакции, пока, очевидно, не понял, что таковой не дождется. — Не расстраивайтесь, вы могли бы преуспеть в своем нелегком ремесле, обладай вы чуть большим опытом. Позвольте дать совет на будущее: никогда не впутывайте в свои дела тех, в ком не уверены хотя бы наполовину. А уж мейстера человека, за которым решились шпионить, тем более, — тоном требовательного учителя начал вещать он. — Месяц назад я попросил старика передать мне одно из ваших писем, просто чтобы убедиться, что вы не распространяете сплетни о моей супруге или нашей семейной жизни. Каково же было мое удивление, когда я прочитал ваше послание моей матушке. Клянусь честью, лучше бы вы болтали о том, как часто мы исполняем свой супружеский долг! Эшара сжала зубы. Необходимо было как можно скорее взять себя в руки! Нельзя показать свой страх. Это только подстегнет его гнев. Но сказать что-то было необходимо, ее молчание и так излишне затянулось. — Ваше высочество, — усилием воли она подняла на него глаза и столкнулась с притворно-вежливым интересом на его красивом лице, — это не то, что вы подумали. Ваша матушка беспокоится о вас и попросила меня рассказывать о ваших делах. Не со злым умыслом, а только ради вашего блага. Еще не договорив, она поняла, что это была роковая ошибка. Если до этого Рейгар выглядел расслабленно, то теперь взгляд его стал жестче, а рука на подлокотнике кресла быстро сжалась в кулак и разжалась. Эшара уже всерьез начала подумывать о том, не предложить ли принцу себя, дабы спастись от страшной и мучительной смерти. — Вас не учили, что благими намерениями вымощена дорога в Пекло? — холодно поинтересовался тот и, не дожидаясь ответа, резко спросил, причем таким тоном, что Эшара мигом смекнула — шутки кончились: — Как много известно моей матери о моих делах? — Ей… ей известно, — заикаясь, начала она, судорожно пытаясь придумать выход из сложившейся ситуации. Хороша шпионка! — Только то, что на прошлом месяце на Драконий Камень приплывали ваши друзья из Эссоса. — И?.. — И лорд Толанд и Блэкмонт из Дорна, — обреченно добавила Эшара, опустив голову. Это была лишь капля в море, однако даже этого хватило, чтобы разозлить принца. Рейгар вновь сжал кулак и дернулся было вперед, словно хотел встать (об ином возможном намерении Эшара думать не желала), но мгновенно взял себя в руки и откинулся обратно назад, проявив чудеса самообладания. — Должен признать, я разочарован. От сестры Эртура я ожидал большей стойкости. Пожалуй, надо будет передать моей матери, чтобы впредь выбирала шпионок, способных хотя бы пару минут удержать язык за зубами. Хотя бы для приличия. Эшара не знала, что именно распалило в ней гнев и храбрость, упоминание ли Эртура или презрение в голосе принца, однако следующие слова сорвались с ее языка сами по себе. — Быть может, не стоит вести сомнительные игры за спиной трона, коли не желаете, чтобы к вам подсылали соглядатаев? — выпалила она. Рейгар по-новому взглянул на нее. Как человек, обнаруживший, что невзрачный, потрепанный воробушек, оказывается, может петь соловьем. — Как много вам известно, миледи? — ласково промолвил он, отчего Эшара похолодела. — Лишь догадки вашей матушки. Она беспокоится, о том, что вы можете причинить себе вред. А еще… — Была не была. Эшара сделала глубокий вдох. — Я должна вам кое-что поведать, мой принц. Рейгар заинтересованно приподнял бровь. Прежде чем продолжить, она долго глядела в огонь, решаясь. Она уже давно обдумывала эту возможность, бессонными ночами взвешивая все за и против. Это было крайне рискованное решение, но стоила ли игра свеч? Рейгар вежливо кашлянул, привлекая ее внимание, и тогда Эшара, не оборачиваясь, заговорила. — Вы, возможно, помните, что несколько лет назад я потерялась в пустыне? — Да, Эртур тогда поехал вас искать, — вспомнил Рейгар, слегка озадаченным тоном, явно сбитый с толку неожиданным переходом. Эшара кивнула. — Я тогда едва не погибла от обезвоживания. Многие часы я провела в пустыне, сбивая ноги до мозолей и моля богов сжалиться надо мной. Не знаю, услышали ли они мои молитвы, или я начала сходить с ума… Говорят, человек, мучимый жаждой, начинает видеть и слышать то, чего нет. Но мне… мне явились видения. Она умолкла, а Рейгар, не двигавшийся, словно мгновенно превратившийся в каменное изваяние, спросил напряженным тоном: — Что вы увидели? — Будущее. Вернее, часть его. — Эшара сглотнула. Это была самая ответственная часть, самая опасная часть. Нужно было тщательно дозировать правду, ибо одна лишняя капля способна была превратить лекарство в яд. — Я увидела Вестерос, охваченный пламенем, людей, убивающих друг друга на ратном поле. Я увидела молодого дракона, что сжигает свой дом ради блажи и слышала вой и рев диких зверей, вцепившихся в этого дракона. Пора было останавливаться. Эшара перевела пустой взгляд на Рейгара, ловившего каждое ее слово. — Мой принц, мне не ведома трактовка этих видений, но нечто — чутье или сами пески Дорна — подсказывает мне, что однажды вы будете тем пожаром, что сожжет Вестерос дотла. После ее слов Рейгар долго молчал, застывшим взглядом уставившись в одну точку на ковре. Сколько это продолжалось, неизвестно, и когда Эшара уже отчаялась услышать хоть что-то, Рейгар медленно заговорил. Голос его звучал глухо. — Когда-то давно — кажется, эти было лет семь назад — я отдыхал на обугленных стенах Летнего замка, сочиняя мелодию, и вдруг заметил сгорбленную фигуру, появившуюся будто бы из неоткуда. То была старая, сморщенная старуха, слепая странница. Я ждал, что она попросит милостыню, но она лишь спросила, нет ли у меня воды. Теперь настал черед Эшары слушать, затаив дыхание. Отчего-то она была уверена, что об этом принц раньше не рассказывал никому. А тот будто и забыл про ее присутствие. Рейгар был не здесь, он был далеко, среди руин замка, в котором смерть настигла половину его семьи. — Когда я напоил ее, она спросила, чего я желаю взамен. Я ответсвовал, что мне не нужно ничего, кроме мудрости, коли ей есть чем со мной поделиться. После этого старуха немного помолчала, а затем, вцепившись в мою руку, заговорила тоном, от которого у меня тогда пошли мурашки. Как и от ее слов. — Рейгар пожал губы, прежде чем произнести: — «Синие цветы дадут плоды багряные, и кровью твердь земли оросится. В бою безумие и алчность схлестнутся. Бойся того, в ком ярость сильна, и той, что у луны попросит тебя, ибо погибелью твоею станут они». Огонь в камине не погас, свечи не потухли, а окно не распахнулось внезапным порывом ветра. Но отчего-то Эшаре стало холодно. Значение пророческих слов было предельно ясно для нее, знавшей грядущее. Но услышать это все равно было равносильно удару под дых. В смятении она не ведала, что сказать, однако виновник ее растерянности сам пришел ей на выручку. Тряхнув головой, будто отгоняя непрошеные мысли, Рейгар поглядел на нее. — Мы отвлеклись, миледи. Я ведь пришел не для того, чтобы обсуждать с вами лишенные смысла пророчества. Почему бы нам не вернуться к нашей главной теме, к причине, по которой я коротаю время в ваших покоях, невзирая на поздний час, — миролюбиво, будто обсуждая погоду, проговорил он, криво улыбнувшись. — Итак, вы осмелились плести интриги за моей спиной. Как полагаете, какое наказание предусматривается за подобное? — Вы… вы отошлете меня в Звездопад? — предположила Эшара, вызвав еще одну снисходительную улыбку. — Казните меня? — Ни то, ни другое. — Теперь Рейгар выглядел чрезвычайно довольным собой, напоминая мальчишку, придумавшего грандиозную шалость. — Это было бы бесполезной тратой ресурсов. Может, шпионка из вас никудышная, но вы обладаете редким качеством — наблюдательностью и умением выхватывать суть из множества деталей. Ей не послышалось? Он сейчас назвал ее «ресурсом»? Это так благородный принц Рейгар относится к людям? Как к ресурсам?! А тот тем временем продолжил: — Вы продолжите делать то, что вам приказала моя мать. Только теперь вы будете делать это для меня. — Боюсь, я не совсем понимаю… — В скором времени мы отправимся в Харренхолл на турнир, миледи. И там соберутся все сливки Вестероса. Когда такое количество высокородных людей собираются в одном месте, жди проблем. Потому мне просто необходимо иметь там больше пары ушей и пары глаз. Вы ведь понимаете? Вы будете наблюдать за юными леди, за их братьями, слушать сплетни, что там будут витать, и если что-то покажется вам стоящим моего внимания, вы сообщите об этом мне. Если мне понадобится ваша помощь в чем-либо еще, вы это сделаете. И вы больше не посмеете мне лгать, — добавил он, вставая и направляясь мимо нее к дверям, — ибо в следующий раз я буду не столь благодушен. Это не была просьба, не было это также предложением, от которого можно отказаться. То был приказ, подразумевавший под собой смерть за неподчинение. Эшара четко уловила разницу между королевой Рейной и ее сыном. Там, где мать оставляла право выбора, ее сын ставил ножны — не прямая угроза, но прозрачный намек. И смутное ощущение опасности. *** При всем желании лорда Уэнта, Харренхолл не смог бы вместить такого большого количества гостей, съехавшихся на турнир. Да и король Эйрис не потерпел бы близкого соседства с лордами и леди, пусть даже великими. Об этом прозрачно намекнул лорд Мериуэзер в своем письме. Потому в самом замке было решено разместить только членов королевской семьи и Малого Совета, и разумеется Королевскую Гвардию. Все остальные лорды и их свиты могли расположиться в палатках недалеко от турнирного поля, а те, кто не желал или не имел возможности возводить палатки, могли поселиться в ближайшей деревне. Конечно же, все великие лорды и большинство их вассалов, лордов и рыцарей, предпочли первый вариант. Кому захочется ютиться в грязных крестьянских избах или вонючих тавернах, когда можно возвести великолепные палатки, роскошью своей превосходящие соседей? И только бедные межевые рыцари, де некоторые слуги и совсем уж обедневшие вельможи останавливались в деревне. Так, за стенами Харренхолла раскинулся огромный палаточный город, и столь разношерстным он был, что в глазах двоилось от количества гербов и флагов. Ближе к замку расположились палатки Великих лордов и их семей, затем их многочисленных слуг, следом шли палатки вассалов. Все палаточное пространство было разделено на семь частей с флагами великих домов на шатрах. Наиболее богато были украшены шатры знати, и особенно великих лордов и их семей. В то время как у слуг и мелких рыцарей были обычные белые палатки, шатры лордов и леди были украшены дорогими, разноцветными материями, а внутреннее убранство, с многочисленными гобеленами и коврами, было настолько богатым и комфортным, что даже самая капризная из дам осталась бы довольна. Едва слух о приближении короля пронесся по ровным рядам палаток, волна волнения и возбуждения распространилась вокруг. Ажиотаж был объясним тем, что то был первый за несколько лет раз, когда Эйрис покидал стены своего замка, и, соответственно, для многих то была первая и, вероятно, последняя возможность лицезреть короля. Когда кортеж короля показалась на горизонте, все, от мала до велика, уже были готовы. Кареты должны были проехать прямо через палаточный город по широкой дорожке, ведшей до самых харренхольских ворот. По обе стороны от дороги собрались сотни людей, а у самых ворот стояли избранные. Сам хозяин замка, лорд Уэнт с женой, дочерью и сыновьями, принц Рейгар с супругой и дальше Великие лорды, либо их представители: все дети Рикона Старка, не сумевшего приехать из-за очередных вторжений одичалых, лорд Джон Аррен, лорд Хостер Талли, а также лорд Мейс Тирелл с семьями, принц Оберин, представлявший дом Мартелл и Бейлон Грейджой, старший сын и наследник лорда Квеллона. Едва первые всадники замаячили на горизонте весь лагерь погрузился в тишину. Самое забавное заключалось в том, что тишина эта не была наполнена радостью подданных, встречающих своего короля, не было в ней и предвкушения предстоящего турнира, сулившего кому славы и наград, а кому просто хорошего зрелища и веселья. Даже самые малоосведомленные о делах столицы люди знали, что король отличается неустойчивостью и неуравновешенностью. Более сведущие уже успели шепотом в тишине палаток обсудить причины, вынудившие короля, опасавшегося своей тени, покинуть надежные стены Красного замка. И предположения эти были одни тревожнее других. Но ничья тревога не шла ни в какое сравнение с опасениями принца Рейгара, напряженно вглядывавшегося вперед. Иными словами, король Эйрис Второй своего имени не был желанным гостем на празднестве своих подданных. Наконец, впереди рысью проскакали Золотые плащи неся тяжелые знамена. Прозвучал рог, и все, как по команде опустились на колени. Наследный принц, как и его жена и вся остальная свита, застыли коленопреклоненные, не поднимая глаз с пыльной земли. Эшара за спиной принцессы Элии, как и ее госпожа, замерла в глубоком реверансе. Был слышен только топот копыт, скрип подъезжавших карет, да ржание коней. Когда все эти звуки прекратились, Эшара, не сдержавшись чуть приподняла голову и сквозь опущенные ресницы взглянула на прибывших. Карету короля сложно было бы спутать с чьей-либо еще, настолько великолепной она была. И хоть вышедший из нее человек с длинной бородой, старившей его лет на двадцать, с мрачным и усталым видом, запавшими глазами, великолепием не отличался, заметно было не это. На плечи короля Эйриса был наброшен тяжелый меховой плащ, кроваво-красного цвета, расшитый золотом, на котором при ближайшем рассмотрении можно было увидеть вышитые узоры драконов и даже сцены боев. Все это великолепие крепилось на груди золотой брошью в виде трехглавого дракона. На голове короля Эйриса красовалась зубчатая корона, с переливавшимися на солнце рубинами. Все это — и дорогая корона, и плащ, и карета — были призваны для одной единственной цели: скрыть за собой обычного человека, тщедушного, слабого и наполненного страхами и сомнениями. И в преследовании этой цели Эйрис вовсе не был одинок. За сотни лет до него короли и королевы надевали на себя доспехи из роскоши и богатства, дабы вознестись над своими подданными, дабы даже мысль о возможности их свергнуть, предать или убить казалась невыполнимой и кощунственной. И будут делать они это сотни лет спустя. Эйрис вышел из кареты и окинул цепким взглядом собравшихся. Эшара поспешно опустила глаза, будто среди всех людей Эйрис обратил бы внимание именно на нее. Эйрис тем временем подошел к ним и встал прямо перед лордом Уэнтом. Затем ленивым движением руки велел тому подняться. Когда Уэнт выпрямился, это послужило сигналом и остальным подняться. — Ваше величество, — голос хозяина Харренхолла предательски дрожал, — для нас великая честь приветствовать вас в своем доме. Мы возносим молитвы Семерым за то, что сочли нас этой чести достойными. — Да-да, я вижу, — хрипло и как-то нетерпеливо, будто желая поскорее закончить с этой нудной процедурой приветствия, ответил король. — Ты хорошо постарался, Уолтер. Как и остальные лорды и леди, явившиеся по твоему приглашению. — Эйрис обвел взглядом присутствующих, ни на ком не задержавшись. — Старки, Талли, Аррены, Тиррелы, Мартеллы и даже Грейджои. Не вижу лишь Ланнистеров. Похоже лорд Тайвин не счел тебя достойным своего присутствия, Уолтер. — Лорд Ланнистер приносил свои извинения, ваше величество, — проблеял Уэнт, но король уже повернулся к своему сыну. Эйрис, подойдя ближе, встал прямо перед своим наследником. Казалось, что весь мир на мгновение исчез для этих двоих, остались только они. Два взгляда схлестнулись друг с другом. Вздох — и рука короля поднялась тыльной стороной вверх, замерев перед лицом Рейгара. Эшара, как и все, затаила дыхание. По протоколу король не должен был предлагать, а наследник не обязан был целовать руку короля, пока тот не потребует. Эшаре вдруг стало страшно — что случится, если принц откажется. Кажется, такая мысль посетила и самого Рейгара за тот короткий миг, пока он не двигался. Но благоразумие взяло верх, и под беззвучный облегченный вздох половины королевского двора, он, опустив голову, коснулся губами костяшек длинных пальцев. — С приездом, отец, — проговорил наследник, выпрямляясь. — Надеюсь путь вас не утомил. Эшара отметила, что он не стал говорить «ваше величество». Рейгар намеренно назвал Эйриса отцом, будто желая подчеркнуть свое с ним родство. В первую очередь для самого Эйриса. — Я не настолько стар, чтобы такая ерунда могла меня утомить, — отозвался Эйрис, сверля взглядом сына, и завуалированный намек, прозвучавший в его словах прозвучал громче открытых обвинений. Однако Рейгар, похоже полностью взявший себя в руки, улыбнулся своей обезоруживающей улыбкой. — Никто не посмел бы в этом усомниться, ваше величество. Мы возносим молитвы за ваше здравие и здравие моей матушки. Эйрис хмыкнул и, потеряв интерес к сыну, повернулся к невестке, окинув ее придирчивым взглядом, граничившим с непристойностью. Рейгар чуть напрягся. — Хорошо выглядишь, Элия, — чуть пошловато улыбнулся Эйрис. — Отрадно видеть, что рождение дочери не испортило твоих прелестей и округлостей. Глядишь, мой сын еще заделает тебе, наконец, наследника. Элия покраснела, потом побледнела, потом растерянно покосилась на мужа в поисках поддержки. И она незамедлительно дала о себе знать в виде руки, нашедшей ее ладонь и чуть сжавшей ее. — Мы благодарны за ваши добрые пожелания, отец, — напряженно произнес Рейгар. — Надеюсь, Дева услышит наши молитвы и однажды подарит нам сына. Эйрис непочтительно фыркнул и вновь повернулся к хозяину. — Я хочу отдохнуть. Проводи меня в мои покои, Уолтер, — приказал он и уверенно начал подниматься по ступенькам, пока Уолтер, успев лишь коротко переглянуться с принцем, поспешил следом. Едва тень короля исчезла за коваными воротами, с окружавших будто спало оцепенение. Начали раздаваться перешептывания, ровные ряды гостей понемногу стали смещаться и смешиваться. Самое страшное было позади или только начиналось? Сама Эшара внезапно обнаружила, что почти не дышала. Каким-то немыслимым образом Эйрис, за глаза именуемый безумным, умел создать ауру нестабильности и тревожности, умел вселить в сердца страх одним своим присутствием и как никто умел приковывать к себе внимание публики. Стоило ему выйти из кареты, как Эшара даже позабыла о человеке, которого ждала больше остальных, но едва он скрылся за дверями, она вновь вспомнила. Сердце ее забилось чаще, взволнованная, она быстро оглядела свиту короля, пока те не успели разойтись. Он успел спешиться и теперь вместе с остальными королевскими гвардейцами стоял возле Герольда Хайтауэра, о чем-то серьезно инструктировавшего командующего стражей Харренхолла, сира Джонатана Розамунда. Он не изменился ни на йоту, такой же, каким снился ей почти каждую ночь. Ей захотелось крикнуть ему, прорваться через толпу, разделявшую их, и броситься ему на шею. Обнять его хотя бы просто по-сестрински, ведь этого никто им не запрещал! И когда она уже готова была безрассудно это сделать, Эртур вскинул голову и посмотрел прямо ей в глаза. Весь мир исчез, размылся, смешавшись в одну кляксу. Эшара улыбнулась, дернувшись вперед. И тут он, равнодушно скользнув по ней взглядом, улыбнулся кому-то за ее спиной. Этим кем-то на проверку оказался Рейгар. Когда Эшара вновь перевела взгляд на брата, он уже отвечал на вопрос сира Освелла и принца Ливена. Те на его ответ добродушно рассмеялись, а Эртур бросил что-то лорду Герольду и с его одобрительного кивка вместе с Мартеллом направился вслед за королем, хлопнув Освелла по плечу. А Эшара так и осталась на месте, растерянная и обманутая. Весь оставшийся день и вечер она провела в покоях принцессы. Завтра ожидалось торжественное открытие турнира и последующий после него пир, а потому члены королевской семьи сегодня были предоставлены самим себе. Элия, глубоко оскорбленная намеками свекра, не пожелала покидать покои, а Эшаре не осталось ничего иного, кроме как составлять ей компанию, хотя больше всего на свете она мечтала оказаться в своей постели и дать волю душившим ее слезам. И только ближе к полуночи, когда приличия позволили ей покинуть принцессу, она вернулась к себе. С помощью Миры разделась и легла в постель, не произнеся ни слова. Служанка, списав ее молчаливость на усталость, подоткнула ей одеяло, словно маленькому ребенку и покинула ее покои. Как это часто бывает, слезы, душившие ее весь день, ночью вероломно испарились. Дождавшись, когда замок затихнет, Эшара поднялась и подошла к креслу, на спинку которого Мира аккуратно положила ее сегодняшнее одеяние. С минуту разглядывая его, Эшара решительно схватила ткань и, скомкав, бросила в камин. А затем, повинуясь чему-то первобытному, заложенному в каждой женщине, еще и помешала кочергой, чтобы дать пламени как следует окутать то, что предназначалось Эртуру Дейну.