Азирафель крупно вздрогнул всем телом и попытался приоткрыть глаза, почувствовав ноющую боль в шее. Он сидел одним боком привалившись к холодной облезлой стене, опустив голову на грудь настолько низко, что почти касался ее подбородком. В голове глухо шумело и стоило только принять вертикальное положение, как он ощутил ее тяжеленный вес и мгновенно распространившуюся боль. Он тихо застонал, пытаясь пошевелиться, чтобы сменить позу. Его ноги нечеловечески затекли, но он почувствовал, что не может этого сделать, потому что на его коленях кто-то лежал. Азирафель посмотрел вниз сонными покрасневшими глазами.
На его коленях удобно устроилась голова с растрепанными огненно-рыжими волосами, а ее обладатель бесстыдно раскинулся на узкой неудобной скамье. Азирафель сглотнул, тут же почувствовав во рту противный привкус утреннего похмелья, но не решился потревожить спавшего на нем молодого человека, которого он принялся рассеянно рассматривать.
Этот худощавый, если не сказать — тощий, субъект вчера вечером устроил разборки в баре, в который Азирафель зашел выпить после работы. Начала конфликта он не застал, но видел, как двое парней избивали его уже на улице возле бара. Причем этот молодой человек оказался на редкость изворотлив и отчаянно болтлив, подогревая конфликт нескончаемыми словесными провокациями. Азирафель, расценив ситуацию, как несколько несправедливую — двое на одного, решил вмешаться, но не кулаками, Боже упаси, а примирительными словами. И явно недооценил настрой подвыпивших мужчин, сам получив несколько раз и в живот и по ребрам, от чего у него сразу потемнело в глазах и перехватило дыхание. Рыжему и сильно пьяному парню досталось предсказуемо больше. Он, пошатываясь, вытирал кровь с лица рукавом пиджака, а потом обессилено сел прямо на асфальт. И вот полицейские, очевидно вызванные охраной бара, уже забирают их в участок, слабо вслушиваясь в пространные объяснения Азирафеля.
Кажется, когда они находились в отсеке для задержанных, молодой человек назвал свое имя. Вроде как — Кроули или что-то похожее. И это было за мгновение до того, как полицейский фургон резко качнулся на очередном повороте и парня начало отчаянно выворачивать прямо на пол. Азирафель старался приподнять ноги, цепляясь руками за решетчатые стены, но это не помогло. Так что с новыми ботинками вероятнее всего придется попрощаться.
И теперь, вальяжно раскинувшись, этот некий Кроули безмятежно спал на нем, слегка запрокинув голову и выдыхая ядовитые алкогольные пары через приоткрытые тонкие губы прямо ему в лицо. Азирафель неприятно поморщился, но не отвернулся, вновь глядя на Кроули. Его глаза до сих пор скрывали темные очки, которые он так и не снял, даже когда их привезли в участок. И какой был в них смысл в ночной темноте? Азирафель не знал. Но, казалось, что они словно приросли к острым чертам его лица, выступающим скулам и впалым щекам.
Послышались шаги, и громыхнула дверь душной камеры, а на пороге показался полицейский, который вчера оформлял их в участке и писал протокол. Он грозно посмотрел на них и громко гаркнул:
— Поднимайтесь живее, пока я не передумал! За вас внесли залог. — Он вновь с силой захлопнул дверь, видимо, давая им время привести себя в порядок.
Кроули будто отмер, резко поднимаясь с колен Азирафеля и принимая сидячее положение. Он сжал голову руками, случайно задевая разбитую бровь, и размазывая запекшуюся за ночь кровь, низко зашипел.
— Они даже не предложили нам аптечку, — Азирафель медленно поднялся, недовольно кивая в сторону двери. Осмотрел себя, поправил галстук-бабочку на шее, разгладил рукава пиджака и, заметив грязное пятно, расстроено надул губы, — хотя вообще-то были обязаны, потому что кровоточащие раны надо…
— Перестань бубнить, — грубовато произнес Кроули. Он тщетно пытался найти несколько верхних пуговиц на черной рубашке, словно не понимая, что они были зверски вырваны еще во вчерашней драке. — Кто ты вообще такой? — спросил он, наплевав на пуговицы и выпрямившись, от чего полы порванной рубашки разошлись еще шире, обнажая худую грудь почти до выступающих ребер.
— Кто я? — удивленно спросил Азирафель и Кроули поднял брови, словно повторяя свой вопрос. — И ты еще спрашиваешь! — удивление Азирафеля сменилось обидой, но Кроули продолжал смотреть на него с недоумевающим выражением лица. — Я вчера вступился за тебя в той драке в баре. Не знаю, что именно привело к конфликту, но на будущее хотел бы предостеречь тебя…
— Ой, да заткнись уже. Я все равно ничего не помню, а голова и так раскалывается, — нахмурившись, Кроули нетерпеливо прервал его. Он поднялся, разглядывая разбитые на руке костяшки и, кажется, что они занимали его куда больше, чем слова Азирафеля.
— Ты что вообще ничего не помнишь? — досадливо воскликнул Азирафель. — Да как же можно…
— Да, тише ты! — потеряв терпение, рявкнул Кроули, отчего в голове зазвенело еще сильнее и он продолжил чуть тише, но более раздражительно. — Ну, не помню. И что с того? Я был пьян. В таком состоянии, не помнить — это нормально. А у тебя, черт возьми, такой, блять, вид, словно тебе за что-то медаль положена. И если так, то сходи ее у копов попроси, а я сваливаю.
Дверь снова открылась, и Кроули развязной походкой пошел к выходу, по пути небрежно задев Азирафеля плечом. Азирафель недовольно поджал губы и, замолчав, прошел следом, покидая камеру.
В холле, на выходе из полицейского участка их обоих уже ожидали.
Высокий, презентабельного вида мужчина в сером дорогом костюме, явно сшитом на заказ, смотрелся, как начальник всего сущего во Вселенной и никак не меньше. Особенно на фоне среднего роста и хрупкого телосложения женщины, одетой весьма экстравагантно: чего только стоила черная шляпка с круглыми полями, украшенная несколькими крупными декоративными мухами. Они изредка поглядывали друг на друга без каких-либо эмоций, но желание, как можно быстрее покинуть это место, казалось обоюдным.
Кроули вышел первым. Совершенно не стесняясь ни порванной рубашки, ни разбитого лица, он, сияя нагловатой улыбкой, направился к женщине, ухмыляясь и непринужденно приветствуя ее комичным поклоном:
— О, Вельзи, я знал. Знал, что ты найдешь время и непременно…
— Не смей коверкать мое имя, Кроули, — несмотря на внешнюю безобидность, ее голос оказался угрожающе жестким настолько, что несколько полицейских замерли на месте, — давай, выметайся отсюда. Нас ждет такси, — не смягчив тона, добавила она, и подтолкнула Кроули к выходу. Он, заплетаясь в длинных ногах, едва не врезался в дверь.
Азирафель проводил их нахмуренным взглядом и подошел к мужчине, нервно перебирая пальцами край бежевого пиджака и опустив глаза.
— Гавриил, мне так неловко, — приглушенно заговорил он, преисполненный стыда, — извини, что тебе пришлось начать свой рабочий день с визита сюда. Спасибо, что выручил. Я верну тебе сумму залога, как только…
Они вместе шли в сторону выхода и Азирафель продолжал смущенно тараторить, а Гавриил лишь смерил его укоризненным взглядом.
На улице около участка стояли две машины такси. Утренний город встретил непривычной жарой, шумом и суетой. Кроули отыскал в кармане пачку сигарет, небрежным жестом щелкнул зажигалкой и глубоко затянулся, облокотившись на машину. Он запрокинул голову, подставляя лицо солнечным лучам и долго, с чувством выдохнул сигаретный дым, расслабленно скрестив ноги, обтянутые узкими черными джинсами. Вельзевул недовольно цокнула языком, глядя на него, но Кроули продолжал курить, не замечая ее нарастающего раздражения. Она уже собиралась сесть на заднее сидение, но он так и не сдвинулся с места. Тогда она, хлопнув дверью, стремительно приблизилась, остервенело выхватила из его рук недокуренную сигарету и швырнула на асфальт.
— Эй, — попытался протестовать он, — я, что не могу…
— Залезай в эту чертову машину или я прибью тебя прямо здесь, — сквозь зубы процедила она, грубо потянув его за лацкан пиджака. И Кроули ничего не оставалось, как фыркнуть и быстро забраться внутрь.
Вельзевул повернула голову, наткнувшись на изумленные взгляды Гавриила и Азирафеля, и натянуто им улыбнулась. Азирафель печально отвернулся, подумав, что наверно напрасно ввязался вчера в неприятности. Было бы ради кого…
— 27-35 Мортимер стрит, — отрывисто произнесла Вельзевул, встретившись взглядом с водителем в зеркале заднего вида, и тот кивнул в ответ, выруливая на дорогу.
— Что? Нет! — воспротивился Кроули.
Но Вельзевул смерила его строгим взглядом, не терпящим никаких пререканий в это утро, и Кроули недовольно затих, откинувшись на сидение, и почти сразу отрубился.
Такси, привычно собрав все утренние лондонские пробки, затормозило около входа в крупнейшее модельное агентство в городе. Вельзевул жестко толкнула Кроули в плечо, и тот недовольно застонал, сонно поднимая голову с удобного подголовника.
— Может через служебный? — сладко зевая, спросил Кроули, оказавшись напротив больших стеклянных дверей главного входа.
— Обойдешься, — зло выплюнула Вельзевул. Кроули лишь пожал плечами, безразлично хмыкнув и уверенно направляясь вперед раздражающе-развязной походкой без тени какого-либо смущения за свой внешний вид.
В фойе было полно народу. Толпа совсем молоденьких, совершенно похожих друг на друга, девушек галдела около ресепшена, ожидая приглашения менеджеров на очередной кастинг.
Кроули, засунув руки в карманы джинсов, беззаботно продефилировал в сторону лифтов, попутно собирая на себе многочисленные заинтересованные взгляды. Вельзевул, не разделяя его настроения, быстро шла следом, уткнувшись в телефон. Лифт доставил их на самый верх, туда, где находился кабинет Вельзевул, которая являлась директором данного агентства.
На этаже также располагалось несколько фотостудий, в которых с утра уже кипела работа. По коридору шныряли ассистенты, суетились менеджеры и фотографы. Модели спешили на грим, а костюмеры перевозили передвижные штанги с одеждой.
— Отлично выглядишь, уебок, — ехидно поприветствовал Кроули высокий блондин. Он стоял, подпирая стену плечом, и курил.
— Завали, Хастур, — огрызнулся Кроули, не удостоив его взгляда, а лишь показывая средний палец.
— Я так понимаю, мы сегодня снова без него работаем? — недовольно спросил он, обращаясь к Вельзевул, но она, вообще не обратив на него внимания, мрачно прошла мимо, прямиком в свой кабинет. Блондин картинно закатил глаза и капризно скривил губы.
Кроули толкнул дверь и вошел первым, даже не думая пропустить начальницу вперед. Полулежа расположившись на дорогом диване, он широко расставил ноги и раскинул руки, занимая позу поудобнее и уже готовый выслушивать очередные излияния Вельзевул. Не зря же она его сюда притащила. Хорошо, что глаза были по-прежнему скрыты за темными стеклами, и можно было, прикрыв их, незаметно подремать.
Но, похоже, что Вельзевул не собиралась с ним церемониться. Она бросила на стол телефон, сняла шляпку и, скрестив руки на груди, устремила на него гневный взгляд.
— Ты в конец охуел, я смотрю, — Вельзевул редко позволяла себе материться на подчиненных, но сегодня повод явно был.
— Кто? Я? Ну что ты! Как я мог, — Кроули в шутливой манере привычно «включил режим дурака» и очаровательно улыбнулся так, как мог только он один.
— Что у нас было за последний месяц? — игнорируя его слова, безжалостно продолжала она. — Три раза я забирала тебя из полиции, когда ты напивался до полубессознательного состояния, скандалил в участке и угрожал полицейским. Это дело с трудом удалось замять.
— Да, они сами цеплялись ко мне… — заносчиво начал Кроули.
— Заткнись! — в ответ рявкнула Вельзевул. — Съемки для Vogue едва не сорвались из-за того, что ты пришел в студию обдолбанный. Категорически отказывался позировать в нужном образе и демонстрировал им свой тощий, голый зад. Мне стоило огромных усилий убедить их в том, что ты адекватен и готов работать.
— Да нормальный у меня зад… — снова попытался вставить Кроули.
— Заткнись! — жестко осекла она. — Ты избил молодого, безобидного, ранимого Фурфура прямо в процессе фотосессии на глазах у всех. Я едва уговорила парня не заявлять на тебя в полицию. Он морально и физически травмирован, не может принимать участие в съемках и ему пришлось отказаться от показов на ближайшие две недели.
— Он — убогий статист и бездарность, — авторитетно заявил Кроули. — И не избил, а один раз съездил по его заносчивой физиономии. К тому же я заплатил ему компенсацию. Не помню, чтобы он жаловался.
— А теперь скажи мне, какого Дьявола, я терплю все это? — гневно выплюнула Вельзевул, подавшись вперед.
— Потому, что я один стою всех этих мудаков вместе взятых, — самодовольно ответил Кроули, изящно изгибая бровь, — потому что все крупнейшие издания хотят видеть на обложках исключительно меня и это приносит твоему агентству огромную прибыль. — Вельзевул недобро сверкнула глазами. — Вот поэтому ты прощаешь мне мои маленькие безрассудства, — сладким тоном прошелестел Кроули.
— Да, пожалуй, — в тон ему отозвалась Вельзевул, внезапно улыбнувшись, и Кроули остро почувствовал, что этот несвойственный ей тон не сулит ему ничего хорошего. — Так было, но считай, что сегодня это время для тебя навсегда закончилось. Я сегодня же сделаю звонок, и уже с завтрашнего дня ты будешь посещать групповые занятия по избавлению от всех твоих неприглядных зависимостей два раза в неделю по вечерам.
— Что? И не подумаю! У меня нет никаких зависимостей! — мгновенно взвился Кроули.
— Три раза в неделю! — категорично припечатала Вельзевул. — Ты будешь посещать эту закрытую группу до тех пор, пока моя подруга, а по совместительству психотерапевт и нарколог не скажет мне, что ты навсегда избавился от всего того дерьма, что не дает тебе нормально работать и выполнять условия контракта. Ты меня понял?
— А то что? — разозлено, бросил он.
Вельзевул приблизилась к нему столь стремительно, что Кроули лишь успел удивленно приоткрыть рот. В следующий момент он глухо застонал, когда почувствовал, как грубый ботинок начальницы, расположился у него между ног, ощутимо сдавливая его яйца.
— А то, что ты или посещаешь групповые занятия и берешься за ум или я упеку тебя в реабилитационный центр до полного, мать его, выздоровления. Помнишь, как там было в прошлый раз, Кроули?
Кроули помнил. Отвратно-ужасающее место. Словно одиночная камера в тюрьме строгого режима. Только почище. Белые стены, сводящие с ума. Безразличные персонал, для которого все пациенты просто конченные ублюдки, достигшие дна. На любой протест — либо смирительная рубашка, либо укол успокоительного, а иногда и то и другое.
Кроули раздраженно скривился.
— Вижу, что помнишь, — ядовито усмехнулась Вельзевул. — И предупреждаю, вздумаешь пропускать сеансы, устраивать пьяную вакханалию и продолжать выебываться, я выкину тебя на улицу, несмотря на всю твою исключительность и уникальность. В моих силах сделать так, что тебя не возьмут сниматься даже в рекламу поганых гондонов. Ты хорошо меня понял?
Кроули, нахмурившись, молчал, пока Вельзевул не надавила на его мужское достоинство сильнее.
— Блять, да понял я, понял, — отрывисто вырвалось у него, — сука, больно же, — он дернулся, но от этого стало только больнее.
Вельзевул кивнула, убрала ногу и вернулась к столу.
— Что ж, хорошо, а теперь самое время вернуться к работе, — деловито произнесла она, набирая внутренний номер, — Нина, зайди ко мне.
Кроули болезненно стиснул зубы, демонстративно оттягивая джинсы на промежности и пытаясь справиться с причиненным дискомфортом. Он был зол от подобного унижения и от того, что, похоже, оказался в безвыходном положении.
Дверь тихо приоткрылась и в комнату вошла темнокожая женщина, множество длинных косичек на ее голове были причудливо заколоты сзади. Она сдержанно улыбнулась.
— Нина, посмотри можно с этим что-нибудь сделать или на сегодня он бесполезен, — Вельзевул небрежным жестом указана в сторону Кроули. Нина кивнула, ближе подходя к дивану. — Я скоро вернусь, — добавила начальница, на ходу принимая звонок и быстро покидая кабинет.
Нина склонила голову на бок, скептически разглядывая Кроули. Он, передразнивая, молчаливо повторил ее движение головой, на что Нина лишь иронично хмыкнула и отошла к противоположной стене кабинета, открыла шкаф и вернулась с аптечкой в руках.
— Кажется, тебя хорошо отделали, — сухо заключила она, подойдя к дивану и опираясь на него коленом.
— Присаживайся, — любезно предложил Кроули, хлопая себя по бедрам и игриво вскидывая брови.
— Ты знаешь, а я не откажусь, — без тени смущения, произнесла Нина, усаживаясь на него сверху, — так, даже гораздо удобнее.
Кроули криво усмехнулся. Нина смочила ватный диск антисептиком и осторожно провела по ране над его бровью, убирая остатки размазанной крови. Кроули поморщился. Рассечение оказалось не глубоким, но начало расплываться неприятной синевой и припухло. Нина покачала головой. Бережным движением убрала со лба огненные волосы, слегка повернула его голову, внимательно рассматривая рану. Кроули не сопротивлялся, казалось, что он расслабленно разомлел от чутких прикосновений. Теплые пальцы Нины огладили скулу, и коснулись тонких губ, в уголке которых тоже запеклась кровь. Кроули тихо выдохнул и осторожно сжал ладонями ее бедра.
— Я смотрю, ты все никак не уймешься, — шутливо произнесла Нина и усмехнулась. Она обработала уголок его рта и довольно улыбнулась потому, что кровь оказалось всего-навсего простой каплей, а на щеке был тоже лишь размазанный след. Кроули улыбнулся, выразительно изгибая бровь, от чего рана вновь закровила и Нине пришлось обработать ее повторно.
— Сними очки, — попросила она, — мне надо убедиться в том, что синева не распространилась на глаз. — Кроули отрицательно помотал головой. — Иначе будешь неделю с фингалом ходить. Синяк сползет ниже, отек станет заметен и его будет уже не прикрыть очками. Вот тогда она тебя точно прибьет. — Нина кивнула в сторону стола начальницы.
— Она и так, похоже, решила меня добить, — невесело произнес Кроули, но очки так и не снял. Нина заинтересовано вскинула подбородок, желая услышать продолжение. — Записала на групповые занятия к какому-то пиздатому психотерапевту.
— Звучит безрадостно, — сочувствующе отозвалась она, — но все же лучше, чем оказаться на улице.
— Да вы, блять, сговорились, — разраженно вырвалось у Кроули, и он попытался спихнуть с себя Нину, но она, рассмеявшись, схватилась за его плечи и усидела.
— Прекрати, — мягко сказала она и чуть настойчивее добавила, — очки, — но он вновь лишь покачал головой, — да, брось, неужели ты ни перед кем их не снимаешь.
— Нет, — ответил он.
— Я всегда думала, что они просто часть твоего образа для фотосессий. Просто фишка, придающая тебе всю эту загадочность.
— Опять тамблера начиталась? — довольно хмыкнул Кроули.
— Каждое твое новое фото порождает кучу самых разных слухов с завидным постоянством и на любом информационном ресурсе. Просто стихийное бедствие. Но у меня же чисто профессиональный интерес, так что давай — сними их.
Кроули тяжко вздохнул, лениво потянулся тонкими пальцами к металлической оправе и переместил очки на волосы, предусмотрительно сомкнув веки. Нина засмеялась и покачала головой. Она работала в агентстве штатным гримером уже много лет и придавала красивому облику Кроули самые разные образы, но никогда так и не видела его глаз, всегда педантично скрытых за темными очками. И сейчас она невольно засмотрелась, как едва заметно дрожит тонкая кожа на его веках, обрамленных темными ресницами.
— Еще немного промедления и я решу, что ты собираешься меня поцеловать, — только ему удавалось выглядеть сексуально даже с разбитым лицом.
— Не дождешься, — Нина легко толкнула его в грудь, — я сегодня не в настроении, чтобы целовать тебя, — в ее насмешливой интонации улавливалась грусть, и она, будто осознав это, быстро добавила. — Так, можешь снова надеть их. Тебе повезло — с глазом все в порядке. Но я нанесу на рану медицинский клей, так она заживет быстрее, только не смывай его пару часов и следи за мимикой, иначе образовавшаяся пленка может лопнуть. А вот с твоей челюстью дела обстоят куда хуже. Рассечения нет, но она посинела почти до шеи. Я нанесу специальную мазь, но подействует ли… сложно сказать. На такое понадобится тонна грима.
— А что с настроением? — поинтересовался Кроули, вновь скрывая глаза за темными очками. — Твоя Линдси снова устраивает тебе сцены?
— Постоянно, — с грустью выдохнула Нина, — стоит мне немного задержаться на работе и она уже присылает мне раздраженные сообщения о том, что я должна задуматься об уважении, об ответственности, о значимости наших отношений. И почти каждый вечер проходит в таком напряжении, что мне домой идти не хочется. Наверно скоро нам придется расстаться.
— Возьми выходной, и проведите время вместе. Сходите куда-нибудь, устрой романтический пикник на природе, — негромко предложил Кроули, пока Нина тонким слоем наносила клей над бровью.
— Не знаю, — протянула она с унылой задумчивостью, — мне кажется, что я и сама этого уже не хочу.
— Но ты ничего не потеряешь, если попробуешь, — со значением рассудил он, — а возможно, даже и сохранишь.
— Возможно, — отстраненно повторила Нина, погруженная в свои мысли, но, будто внезапно очнувшись, она улыбнулась и добавила, — но, спасибо, наверно мне стоит подумать над твоими словами.
Кроули в ответ лишь тонко усмехнулся.
Они оба замолчали, оставаясь на диване в том же положении, когда дверь неожиданно распахнулась и в комнату стремительно вошла Вельзевул.
— Кроули, твою мать, — брезгливо бросила она, застав их в весьма неоднозначной позе.
— Извини, — Нина ловко переместилась, отодвигаясь от него на должное расстояние, в то время, как Кроули даже не дернулся, игнорируя обращение. — Я осмотрела повреждения, — буднично продолжила она, — сейчас гримировать не имеет смысла, слишком заметно. Надо дать ране немного затянуться, так что сегодня …
— Я поняла, — нетерпеливо прервала ее Вельзевул, плотно сжав губы, и одаривая Кроули недовольным взглядом. — Отправляйся домой и приведи себя в порядок. И не дай Бог я опять узнаю, что ты…
Кроули бесцеремонно поднялся с дивана и, приняв отсутствующий вид, направился к выходу.
— Стой! — Вельзевул строго окликнула его. — Подойди, — прозвучало почти, как приказ.
Кроули недовольно цокнул языком, стремительно теряя терпение, но к столу все же вернулся и выжидающе изогнул бровь.
— Вот, — она протянула ему визитную карточку, — я обо всем договорилась. Первая встреча завтра в семь вечера.
Он повертел ее в руках, скривил губы и, плавно развернувшись, вновь направился к выходу, на ходу запустив визитку в мусорное ведро.
— Всю информацию пришлешь в сообщении. Я не собираюсь таскать с собой этот хлам, — хамовато произнес он, прежде чем за ним закрылась входная дверь.
— Гребанный мерзавец, — злобно вырвалось у Вельзевул, и она в ярости хлопнула рукой по столу.
***
Гавриил высадил Азирафеля около ближайшей станции метро и напутственно добавил, что ждет его на работе как можно скорее. Азирафель благодарно кивнул и спустился в подземку, стараясь сообразить, как быстрее добраться до дома. Он чувствовал себя крайне неуютно под осуждающими взглядами окружающих, переживая за свой изрядно помятый вид, перегар и пятно на рукаве пиджака, которое старательно прикрывал.
Оказавшись около дома, он надеялся незаметно проскользнуть в свою съемную квартиру, но престарелый хозяин Р.П. Тайлер, проживающий в том же доме, заметил его. Одного приветствия ему оказалось недостаточно и он, занудно брюзжа, попытался вовлечь Азирафеля в бессмысленную беседу, попутно недовольно осматривая его. Азирафель вежливо объяснял, что очень спешит, чем вызывал еще большее недовольство старика.
Наконец добравшись до последнего этажа старого обветшалого пяти этажного дома, Азирафель с облегчением выдохнул, закрывая за собой дверь. Небольшая квартира с мансардными окнами встретила его домашним теплом и запахом свежих бумажных страниц. Азирафель работал в Лондонской библиотеке в должности архивариуса, но его истинной страстью была реставрация старинных изданий, которой он занимался дома в свое свободное время. Он с удовольствием брался за сложные, интересные заказы, вкладывая в восстановление всю душу, терпение и мастерство. К тому же, это было неплохой прибавкой к жалованию, повышение которого Гавриил каждый раз откладывал, отделываясь от него формальными фразами.
Азирафель ненавидел спешить, но сейчас вместо размеренного завтрака в любимой кофейне, он метался по комнате, раздеваясь на ходу, включая воду в ванной и мучаясь от головной боли. Его начальник Гавриил терпеть не мог всякого рода опозданий, отгулов, больничных и всего того, что нарушало привычный, сформированный годами рабочий график, а Азирафель сегодня так безответственного подвел его, и теперь принимая душ, он, не переставая, сокрушался по этому поводу.
Азирафель, вновь опрятный и ухоженный, но немного бледный, быстрыми шагами перебегал дорогу, направляясь в сторону здания Лондонской библиотеки. Желудок сводило неприятными спазмами, потому что вместо завтрака он предпочел отмыть и начистить до блеска любимые ботинки, которым все же смог вернуть прежний вид после вчерашних испытаний.
— Вы что-то припозднились сегодня, — ворчливо встретил его на входе пожилой охранник мистер Шедуэлл, — сдается мне, что здесь не обошлось без адского вмешательства.
— Именно, — прошептал себе под нос Азирафель, вспомнив утро, проведенное в компании малоприятного субъекта с волосами цвета огненного пламени, но подняв голову и улыбнувшись, он добавил, — приветствую вас, сержант Ведьмолов.
Все работники библиотеки знали о странном представлении мистера Шедуэлла касательно мира, в котором, по его мнению, творились страшные события и во всем этом непременно были виноваты ведьмы, о которых он без конца рассказывал всем желающим его слушать и нежелающим. Они чудились ему повсюду, и главной из них была мадам Трейси, буфет которой находился недалеко от проходной, его постоянного места работы. Он поговаривал, что не спускает с нее глаз, не позволяя заниматься ведьмовством и каждый день тем самым спасая библиотеку от нашествия дьявольской нечисти.
Именно в этот самый буфет и направился Азирафель, не в состоянии больше терпеть приступы голода. Мадам Трейси встретила его радушной улыбкой, предлагая на выбор пончики в розовой глазури, свежие круассаны с шоколадом и ароматный чай. От запаха кофе и корицы на душе у Азирафеля как-то повеселело и он, быстро перекусив, поднялся к себе в маленький кабинет, где на столе его уже ждали срочные поручения от Гавриила.
До конца рабочего дня оставалось еще полтора часа, когда Азирафель позволил себе сделать небольшой перерыв. Он снял очки и откинулся на спинку кресла, устало массируя переносицу, глаза болели от напряжения и полубессоной ночи. Мысли вновь возвращали его к прошлому вечеру и ситуации, в которой он оказался. И все было бы хорошо, если бы он оказался в ней впервые…
Нет, он не ввязывался в пьяные драки регулярно, совсем нет, чего нельзя было сказать о посещении им подобных заведений. То что, раньше Азирафель классифицировал, как «иногда» или «время от времени» в последние полгода случалось все чаще и уже не ограничивалось лишь парой безобидных бокалов вина. Он понимал, что стал врать себе о том, что всякий раз заходит в бар, чтобы расслабиться, а на деле получалось, что просто напиться. И достаточно сильно. Конечно, у него хватало самоуважения, чтобы самостоятельно добираться до дома или вызывать такси, а не валяться в грязной подворотне. Но на утро чувствовал себя он просто отвратительно, а это стало сказываться на работе.
Он становился рассеянным, медлительным, забывчивым, а главное — у него тряслись руки, и любимое занятие реставрационными работами приходилось откладывать. Он хорошо помнил, как сгорал от стыда, сообщая богатому клиенту, что не может выполнить работу в срок, умоляя дать ему еще немного времени. Он, кажется, докатился до того, что раньше считал для себя непозволительным.
Азирафель тяжело вздохнул и окончательно признал, что больше не может справляться с этой зависимостью самостоятельно. Это оказалось обидно и очень больно, но не отменяло того факта, что это было правдой.
Еще четверть часа он просидел в горьких раздумьях, отстраненно разглядывая кабинет, в котором на высоких стеллажах громоздились увесистые папки, а каждую свободную поверхность занимали стопки книг и подборки журналов. Он поднялся и обошел комнату несколько раз, посмотрел в окно, за которым на город опускался летний вечер, но тяжелые тучи уже предвещали скорый дождь, а прохожие спешили по своим делам. Азирафель посмотрел на часы, обвел беглым взглядом рабочее место и, словно на что-то решаясь, глубоко вздохнул и стремительно подошел к столу. Он собрал необходимые документы в папку и быстро вышел из помещения.
Азирафель уверенным шагом дошел до кабинета Гавриила и настойчиво постучал и, услышав приглашение, вошел. Он представил Гавриилу отчет о проделанной работе, несколько запросов и коротких справок и пока тот придирчиво вчитывался в каждую строчку, Азирафель вновь решился извиниться за доставленное утреннее неудобство в самых искренних выражениях. Но, как оказалось, Гавриила быстро утомил его длинный монолог.
— Азирафель, — вздохнув, прервал он его, — я еще с утра принял твои извинения, так что считаю, что инцидент исчерпан. Что же касается суммы залога, то не переживай, я просто вычту ее из твоего жалования в следующем месяце.
— Конечно-конечно, — Азирафель одобрительно закивал. Он неловко замолчал, покусал верхнюю губу и все же решился заговорить вновь.
— Гавриил, еще раз извини, но я хотел бы обратиться к тебе с личной просьбой, — начальник поднял на него немного удивленный взгляд, а Азирафель, стараясь изобразить на лице улыбку, продолжил. — Я знаю, что ты очень уважаемый и влиятельный человек. Все это знают. И поэтому я решился обратиться за помощью именно к тебе, как к человеку, заслуживающему большого доверия и, поэтому надеюсь на твое понимание. — Азирафель очень волновался, а Гавриилу, конечно, льстили его слова, но он пока слабо понимал, к чему тот клонит. — Видишь ли, я обнаружил деликатную проблему, которую в силах разрешить только определенный специалист, к которому мне очень хотелось бы обратиться, но я лишен возможности сделать это в виду не имения подобных связей. Но ты! Тебя все знают…
— Азирафель, что именно за проблема? — не выдержал Гавриил, вновь прервав его.
— Мне нужен хороший психотерапевт, — на выдохе произнес Азирафель, невольно краснея.
— Общей практики или какой-то конкретной? — уточнил Гавриил, пронизывая его любопытным взглядом.
— Вполне конкретной, — ответил он уклончиво, стыдливо опуская глаза.
— А именно? — взгляд Гавриила внезапно наполнился лукавством.
— Нарколог, — почти прошептал Азирафель.
— Азирафель, — миролюбиво произнес Гавриил, поднимаясь из-за стола. Его тон был полон приторного радушия и участия, — я рад, что ты смог сам осознать свою проблему и мне не пришлось поднимать этот неприятный вопрос на ежемесячном собрании. — Азирафель изумленно округлил глаза и посмотрел на снисходительно улыбающееся лицо Гавриила. — Да-да, — невозмутимо продолжил он, — наша работа требует максимальной вовлеченности. Нам необходимо держать марку, понимаешь, — Азирафель машинально кивнул. — Мы не можем позволить себе несвежую рубашку, неопрятный вид, вчерашний перегар или ночевки в полицейском участке. Так же, как не можем позволить себе вести нездоровый образ жизни и всякие непотребные злоупотребления. Мы лицо и душа целого города. И наше дело способствовать тому, чтобы люди тянулись к прекрасному и возвышенному, совершенствовались, познавали новое, а не утягивать их на дно своими пороками, которые отражаются на нашей работе. Я вдвойне рад, что ты стремишься соответствовать нашим стандартам и поэтому сможешь сохранить свое место в коллективе, разделавшись со своими проблемами.
— Конечно, — сдавленно отозвался Азирафель, — я готов. Ты же поможешь мне?
— Безусловно, — великодушно заверил Гавриил, — я сделаю звонок сегодня же и напишу тебе.
— Спасибо, буду очень признателен, — натянуто улыбаясь, поблагодарил Азирафель и, немного помолчав, направился к выходу.
— Азирафель, — Гавриил неожиданно окликнул его, словно пока он шел до двери, тот смог заметить что-то важное, — я так же могу дать тебе телефон моего фитнес-тренера. Начнешь бегать по утрам, сбросишь лишний вес, подтянешься. Это только на пользу.
У Азирафеля вновь вспыхнуло лицо, и, казалось, что от возмущения он забыл, как складывать слова в предложения. Но Гавриил продолжал улыбаться самым доброжелательным образом.
— Большое спасибо, Гавриил, — с трудом нашелся он и тоже улыбнулся, ощущая, как от напряжения сводит челюсти, — но наверно чуть позже.
Гавриил равнодушно пожал плечами, а Азирафель наконец-то покинул кабинет и, направляясь к себе, чувствовал, что как никогда хочет сейчас напиться.
Он был так подавлен, что совсем не заметил, как добрался до дома, неосознанно минуя все бары на своем пути. И расстроено выдохнул только, когда закрыл входную дверь и, стоя в темноте, прижался к ней спиной. От испытанного унижения хотелось завыть в голос. Господи, и зачем он только пошел к нему? На что он только рассчитывал? Наверно хоть на какое-то понимание, а оказывается, что Гавриил был готов так унизить его уже следующим собрание всего через три дня, да еще и при всех!
Азирафель опустил округлые плечи, ослабил клетчатую бабочку и расстегнул тугой ворот рубашки. Он снял светло-бежевый пиджак и жилет, аккуратно вешая все на вешалку и убирая в шкаф. Посмотрел в сторону холодильника, но ужинать совершенно не хотелось, как и не хотелось сейчас даже большой кружки сладкого какао, которое он очень любил. Хотелось только одного — смыть с себя остатки этого позорного дня и Азирафель решительно направился в ванну.
Освободившись от оставшейся одежды, он взглянул на себя в зеркало. Правый бок тяжело ныл, но он только сейчас заметил синяки, расплывшиеся на светлой коже бесформенным пятном. Хорошо, что ему еще не досталось по лицу, иначе бы он стал настоящим посмешищем для своих коллег, потому что было столь очевидно, что, такой как он, в жизни никогда не дрался. Даже в школе он всегда любил уединение и книги, а не гонял с мальчишками в футбол на заднем дворе, а подраться в библиотеке было крайне затруднительно, да и повода никогда не было. К слову никому и в голову не приходило задирать его. Всегда скромного, приветливо улыбающегося ребенка со светлыми кудряшками, который никогда никому не отказывал в помощи с уроками и сам хорошо учился.
И вот теперь, разглядывая синяки на своем теле, Азирафель пытался вспомнить, когда все вдруг пошло под откос. В университете учиться было весело, он оказался в хорошей компании среди увлеченных людей, таких же, как и он сам. Они изучали архивное дело и корпоративный документооборот, много дискутировали в вопросах истории, философии, не избегали вечеринок и алкоголя, но это никогда не было проблемой. Он закончил университет с отличием и, выбирая будущее место трудоустройства, был счастлив, когда его взяли в святая святых Лондонскую библиотеку — главное литературное учреждение Британии. Долгое время он работал увлеченно, постоянно развиваясь, активно участвуя во всех конференциях и принимая заслуженную похвалу, но вот, едва достигнув тридцати двух лет, он идет на прием к наркологу, потому что его жизнь отчего-то катится в бездну. Ведь в его жизни есть все. Все. Ну, кроме отношений…
Азирафель медленно опустил глаза и, сведя брови, слегка нахмурился. Он несколько секунд рассеянно созерцал пушистый коврик у себя под ногами, а потом решил, что дело сейчас обстоит гораздо серьезнее и совсем не касается такой необязательной в жизни вещи, как отношения. В конце концов, сначала нужно разобраться со своим злоупотреблением алкоголем, а потом уже двигаться дальше.
Это умозаключение существенно приободрило его. Он даже перестал с обидой вспоминать, что именно ему пришлось пережить, делясь с Гавриилом своей личной проблемой. Еще несколько дней и он совсем забудет об этом унижении, но зато теперь у него появился шанс получить помощь и все исправить. Это ли не отличная новость!
Азирафель приосанился и довольно посмотрел на себя в зеркало. Неожиданно ему припомнилось, что напоследок Гавриил сказал что-то о фитнес-тренере и лишнем весе. И Азирафель, разглядывая себя, пришел к выводу, что как бы неуместно не прозвучало это предложение, оно в действительности не лишено смысла. Да, его фигура была далека от совершенства: округлые плечи, немного рыхлый живот и чуть полноватые бедра. Он вряд ли выдержит пробежки, но походы в спортзал могли бы и правда пойти на пользу.
Азирафель кивнул своему отражению в зеркале и подумал, что еще обязательно вернется к этим размышлениям, потому что сейчас главное только одно — он идет на прием к специалисту, надеясь получить квалифицированную помощь, и приложит все свои силы, чтобы достичь результата. Улыбаясь самому себе, он включил воду и решил полноценно принять ванну с ароматной розовой солью.
Когда спустя почти час Азирафель вновь оказался в комнате, он заметил на телефоне новое сообщение от Гавриила, в котором говорилось, что первая встреча с психотерапевтом уже завтра вечером. Азирафель воодушевленно прочитал заветные строчки несколько раз, словно до конца не веря своей удаче.
***
На другом конце города Кроули стоял напротив панорамного окна собственной квартиры и смотрел на дождь, который, казалось, собирался в который раз смыть человечество с лица земли. Смыть Лондон уж точно! С такой высоты город был виден, как на ладони и можно было различить, как один дождевой поток вскоре сменится другим, а по небу грозно расползались рваные сизые тучи.
Свет от огромной плазмы, транслирующей очередной модный показ из Милана, тускло освещал стройный силуэт Кроули: босые ступни, утопающие в мягком ворсе темного ковра, подтянутые икры длинных ног. Белоснежное полотенце, низко обернутое вокруг худых бедер, подчеркивало выраженные поясничные ямки. На гладкой коже спины еще блестели капли воды после недавнего посещения душа. Кроули был прекрасно сложен и не зря в модельном агентстве, возглавляемом Вельзевул телефон разрывался от звонков с приглашениями для участия в самых различных фотосессиях. И она умело выбирала лишь самые престижные, интересные и высокооплачиваемые. Кроули безучастно созерцал дождь и одной рукой сжимал горлышко бутылки элитного виски. Только дома он позволял себе находиться без привычных очков.
На завтра во второй половине дня были запланированы съемки. Он категорически не любил ранние подъемы, всегда чувствуя себя разбитым и очень раздражительным. Поначалу Вельзевул пыталась с этим как-то бороться, но ничего хорошего, а уж тем более продуктивного из этого так и не вышло и ей пришлось благоразумно отступиться. Кроули словно нарочно выкручивал ее и без того взвинченные нервы и устраивал такие провокационные скандалы, что от него откровенно трясло всех присутствующих в студии, поэтому раньше обеденного времени он никогда не появлялся в агентстве.
Экран его телефона ярко вспыхнул в полумраке и погас. Кроули лениво повернул голову и подошел к дивану, взял свободной рукой телефон и, быстро прочитав сообщение, коротко выругался. Вельзевул прислала время и адрес, по которому завтра вечером его ожидал сеанс групповой психотерапии. Кроули сделал долгий глоток прямо из бутылки, и первым его желанием было разъебать ненавистный телефон о стену, но, блять, этот, кажется, был уже пятый за последний год, поэтому он просто бросил его обратно на диван и снова приложился к виски.
И какого, блять, Дьявола он должен терять свое время среди каких-то мудаков, которые завтра наверняка будут со слезами на глазах что-то невнятно блеять о том, что их, блять, в детстве мама недолюбила, папа по заднице один раз дал, а в школе злая училка поставила двойку, а весь класс издевательски ржал. И они, идиоты, не смогли этого пережить, и именно это на корню сломало их жизнь. Да, все это злоебучий бред! Он же ведь выжил!
И все это еще и после многочасовых съемок! Да и находится вся эта поебень в самом идиотском месте, куда вечером черти сколько по пробкам придется добираться.
Да ну, на хуй!
Взбешенно подумал Кроули и отрывисто выдохнул, решив, что завтра надо будет устроить какой-нибудь особо изощренный скандальчик и никуда не поехать.
