Lorem ipsum

      Всадник без головы в самом центре Токио — вот кто Сенку. Жаркие минус один позволили ему расстегнуть пальто и распустить шарф назло укутанным в сто слоёв прохожим. Слабаки. Кристальное высокое небо казалось бесконечным в лучах острого солнца, а не успевший превратиться в городскую слякоть снег слепил. И пусть синоптики обещали потепление на Рождество, Сенку надеялся, что заморозки вернутся.       Ему нравилась зима.        Она погружала в особый поток. Лето — горячее, влажное, суматошное — слишком много стимулов: листва, яркие краски, смех, запахи. Удалить. Стереть. Затянуть холодной белизной и дать чистоты. Спасите от кричащего бессмысленного внешнего, оставьте только чёткие границы предметов, контрастные силуэты и обесцвеченный мир. Как белый лист бумаги. Только так у Сенку получалось сосредоточиться на внутреннем. На удовольствии, идущем из глубины дыхания.       Жутко хотелось в лабораторию.       С понедельника по среду его не пускала Лиллиан, но как только истеричка наконец села в свой люксовый Джет и свалила нахрен, то есть в Калифорнию, Сенку схватил халат и тут же сбежал на работу.        Где Ксено перекодировал замки.       Пидорас. В самом плохом смысле этого слова.       Короткая эмоциональная переписка с Ксено ничем не кончилась, только окончательно довела до состояния белого каления. Положение могла спасти двойная порция эспрессо в кафе рядом с домом, куда Сенку отправился пешком, в полной прострации и непонимании, чем занять день. Час спонтанной прогулки прошёл во внутреннем белом шуме, из которого изредка пробивались обрывки аморфных мыслей на фоне заевшего оппенинга Дораэмона. Сенку не планировал так долго оставаться наедине с собой, но отчего-то не ускорил возвращение домой ни на шаг. Он даже не дошёл до кофейни — стопы ныли от усталости, а душа срочно требовала горькой тьмы внутрижелудочно, но что-то заставило Сенку зайти в книжный магазин по соседству. Наверно, за новым выпуском National Geographic, решил он. Высокие стеллажи и яркие обложки ударили по мозгам световой бомбой, Сенку поморщился. Он тут же вспомнил мягкий сумрак и спокойствие библиотеки Асагири. Жутко захотелось осесть там, спрятаться от мира и читать-читать-читать, а не страдать здесь, под яркими лампами в узких проходах.       Забудьте, что он только что подумал.       Сенку хотел домой, залезть через тайно созданное IP-соединение в архивы лаборатории и вытащить оттуда хотя бы немного работы, которую можно сделать дома. Именно так и никак иначе.       Он схватил не глядя первый попавшийся журнал из научного отдела, и, почему-то сам на себя рассерженный, рванул к кассе. Пора заканчивать с бессмысленным шата…       Мысль оборвалась, когда Сенку чуть не споткнулся о внезапно возникшую груду книг. По крайней мере, так её увидел Сенку, хотя на проверку грудой оказалась обширная стойка с бестселлерами. Руки бы оторвать местному управляющему, ну кто же ставит разделы так близко друг к другу! Не протиснуться, не обойти. Нигде нельзя расслабиться. Ещё и хлам всякий понаставили. Ладно бы справочники или учебники, но не это же дерьмо!       Взгляд упал на одну из книг.       Роман года, мировой хит.       Асагири в авторах.       Заебало.       — Что-нибудь ещё? – улыбчивая девушка на кассе складывала покупки в пакет. – Закладки, маркеры, блокноты? – она на автомате чеканила отточенную месяцами работы речь. – Может, хотите взять что-нибудь того же автора? Могу предложить вам скидку на его трилогию, сама зачитала до дыр, очень сове…       Сенку выплюнул короткое «нет», и болтливая девка заткнулась. Крайне разумно с её стороны.       Расплачивался молча.       В груди зудело непонимание. Оно раздражало, пока Сенку ждал кофе, преследовало, пока неторопливый лифт поднимался на этаж, жгло, пока ключ никак не хотел вставляться в замок. Оно не успокаивалось даже когда пакет с журналом и чёрт знает зачем купленной книгой Асагири полетел под рабочий стол.        Сенку сел, поставил стаканчик с кофе, включил компьютер и минут пять просто смотрел в экран.        — Аргх, ладно!       Крикнул он в воздух, достал книгу и открыл первую страницу.        А дальше как в тумане.       И вот уже воскресенье: на улице жара, снег слепит и будто из-под земли выросший Асагири приспускает маску на подбородок, чтобы продемонстрировать свою до глупости широкую улыбку.        Сенку ослеплён в который раз.       — Хей! Давно ждёшь? – Асагири выглядел запыхавшимся, его щёки покраснели то ли от мороза, то ли от пробежки.       — Да.       — Я опоздал всего на минутку!       — Ты опоздал.        Но Сенку уже не слушали, его подхватили за локоть и радостно потащили внутрь торгового центра.       Место, куда они поднялись, находилось в оранжерее на последнем этаже и выглядело немноголюдно. Оно больше походило на выставочный зал с афишами, чем на типичный кинотеатр. Особенно Сенку интересовало отсутствие в расписании прокатных картин. Он узнавал некоторые фильмы, но все они вышли явно задолго до сегодняшнего дня.       — Здесь показывают только старьё?       — Сенку-чан, это называется классика.       Чудной кинотеатр, даже попкорн не продавали.        Сенку не успел посмотреть анонс перед входом в маленький тёмный зал. Кроме них в зале сидели ещё человека два от силы, а речь шла, на секундочку, о центре Токио в воскресенье.       — О, начинается, – заёрзал на соседнем сидении Асагири.       «Расёмон» — гласил первый же кадр начальных титров.       — Чёрно-белый фильм, ты прикалываешься?!       — Тише-тише, Куросава не ценит шума.       Фу, устаревшая скукота. Не то, чтобы Сенку любил одни боевики и приключения… Он вообще не то, чтобы любил кино. Любой просмотр всегда превращался в своеобразные торги. Тратить три часа своей жизни на сомнительного качества сюжеты и неестественную симуляцию актёров не тянуло от слова совсем, но все так восхищались и советовали, что Сенку порой сдавался. По его воспоминаниям, каждый раз, когда Лиллиан или Бьякуя ставили вечером нечто по их мнению «высокое», хотелось удавиться. Правда, к искусству Сенку пытались приобщить лет до семнадцати… Потом он сбежал к Ксено. Там уже не до фильмов.       Чтобы чем-то себя занять, Сенку принялся рассматривать декорации в кадре: скудный антураж старой Японии, проливной дождь и медленное повествование вгоняли в сон.       — Не вздыхай, – хихикнул на ухо Асагири, – скоро станет интереснее.       От внезапного шёпота в ухо по затылку прокатились мурашки. Сенку передёрнуло, но он не успел возмутиться: по ту сторону экрана наконец перешли к действиям.       — Какая странная версия Акутагавы, – Сенку узнал сцену.       — Ну вот, а говорил: не читал в школе.       — Одну страницу текста можно и осилить, мне нравилось, что он не размазывал мысль атомным слоем по бумаге.       — Мне тоже нравилось.       — По тебе не скажешь.       Ген на подначку лишь отмахнулся с извечным игривым смешком и вернул внимание кино. Сенку же окончательно смирился со своей судьбой. Он вжался спиной в бархатное кресло, стараясь погрузиться в поток истории. Сумрак и неспешное развитие опять рождали ощущение безвременья в другом измерении.       Опять?       Опять-опять… Когда такое уже было?       Неделю назад?       Сенку украдкой посмотрел на Асагири. В перемежении тьмы и белых отсветов он сам стал похож на героя монохромной картины. Незыблемый и благородный, как мраморная статуя — от Асагири, которого Сенку наблюдал раньше, не осталось и следа. Этот Асагири источал спокойствие и силу, его устремлённый в суть взгляд препарировал полотно фильма острее монтажного резака, а поджатые губы выражали сосредоточение.        Чёрнота глаз превратилась в зеркало.        — Ты пропускаешь самое интересное, – улыбнулся Асагири, не меняя позы. – Осуждающе будешь смотреть на меня после.       Сенку тут же, сам не понимая, почему, вспыхнул и быстро уставился в экран.       До конца фильма он на Асагири уже не смотрел.

***

      — Ну что? Ну что? Я в немилости? – Стоило выйти из зала, как довольный Асагири завертелся юлой, страшно беся своей активностью.        — Да.       — Ой, да ладно, тебе понравилось.       Сенку решил не вступать в бессмысленный спор.       Фильм ему… Понравился? Наверно, так говорят люди, когда происходящее их заинтересовывает. Сенку знал сюжет, знал, что должно произойти в истории, но почему-то каждую минуту не был уверен в собственной правоте. Ему приходилось ждать и только постфактум внутренне говорить себе: «Да, это ровно то, что должно было случиться». Фамилию Куросавы Сенку слышал наряду с Бергманом и Феллини, но до сегодняшнего дня это означало лишь одно: их картины он смотреть не собирается. Опять же, несколько часов времени ради вещи, полностью опосредованной человеческим вкусом? Нет, спасибо, Сенку есть, чем заняться. И Оскары свои оставьте, он видел, за что иногда дают Нобелевки, тут всё так же, а может и хуже.       Они вышли из кинотеатра, и гомон торгового центра захлестнул с головой. Сенку проморгался. Время вернулось в привычную колею.        — Можно, я угощу тебя кофе и десертом, чтобы сгладить страдания? – Асагири лучезарно улыбнулся и тут же спрятал улыбку за тканевой маской. Сенку вспомнил, зачем он здесь.       — Меня не нужно задабривать, я отдавал долг.       — Ты всё ещё его отдаёшь, так почему бы не делать это с комфортом?       Здравый смысл умолял махнуть плащом, сказать «моя работа здесь окончена» и уйти, не оборачиваясь, но Асагири уже перечислял, сколько сливок и топпингов попросит вылить ему в латте, ну и, кстати, что ты сам больше любишь, Сенку-чан?       — Эспрессо. Без сахара.       Асагири изобразил крик Мунка.       — Ты не умеешь получать удовольствие от жизни.       Спустя десять минут Сенку всучили густо смазанную глазурью булку и что-то отдалённо напоминающее кофе. По примерным оценкам Сенку, он держал в руках углеводную бомбу, способную накормить всех детей Африки. И он бы без жалости выкинул её к чёрту, если бы горячий стаканчик не грел так приятно ладонь. И дело совсем не в том, как Асагири умолял приобщиться к «божественному».       — Давай, ну хотя бы кусни.       — Асагири, отвянь.       — Хотя бы кусочек.       Как Сенку и представлял, его вкусовые рецепторы не вынесли глюкозного удара, рот залило проникающей в межклеточное пространство сладостью. Он поморщился и тут же попробовал запить. Лучше не стало.       — Боже, ну и лицо! Ха-ха!       — Ты вообще знаешь, что потребление сахара активирует те же самые зоны, что и наркотики? – плевался Сенку.       — О да, я давно подозревал, – Асагири снова приспустил маску на подбородок и демонстративно откусил от своей булки. – И я жду, когда тебя, вредного такого, наконец вштырит.       Сенку этого и боялся, но прихода пока не почувствовал, что безусловно радовало. Не радовало другое. Они уже несколько минут, как вышли из торгового центра на улицу, но только сейчас Сенку понял: он понятия не имел, куда его ведут.       — Куда мы идём?       — Никуда. Гуляем.       Такого поворота Сенку не ожидал.       — В смысле, гуляем?       — Ну, знаешь, – Асагири задумчиво хлебнул кофе, – люди иногда ходят просто так: проветривают мозги, дышат воздухом…       — Мы в Токио.       Асагири посмотрел в небо, под ноги, повертел головой по сторонам, и заключил:       — Ну… По уровню духоты Токио тебе явно проигрывает.       Жутко захотелось его пнуть.       — Ладно-ладно, – Асагири сделал вид, что сжалился, – предположим, мы идём в Ёёги, там как раз рождественская ярмарка. Обожаю западное Рождество! Что скажешь?       — Мне всё равно, главное знать конечную точку маршрута.       Асагири вдруг рассмеялся, громко и заливисто. Сенку пришлось отвернуться, лишь бы не видеть его улыбки. Уши ещё зажать, совсем отлично бы стало.       — Что смешного я сказал?       — Ничего такого! Я смеялся над собой.       Сенку поднял бровь, Асагири правильно расшифровал требование объясниться.       — Понимаешь, я тоже не могу начать писать, пока не увижу начальную и конечную точку, всегда действую по такому же принципу, как ты, назовём это, «гуляешь», – он как мог изобразил кавычки с булкой в одной руке и стаканчиком кофе в другой. – Мне нужно знать начало и конец, но траектория пути непредсказуема. Вот я и рассмеялся. Если бы мы ходили, как я работаю, пришлось бы завернуть в Киото и, может быть, через неделю мы бы всё-таки оказались в Ёёги. И то не факт.       Сенку это жутко напомнило Хрома.       — У меня есть друг, он всегда говорит, что настоящие герои идут в обход, — Сенку усмехнулся. – А потом изобретает велосипед.       — Он счастлив?       Сенку даже не сомневался.       — Блестит, как начищенный спутник, – на душе незаметно потеплело.       — Это главное.       Сколько раз Сенку ни пытался работать без Хрома, всегда проигрывал в эффективности. Сначала кажется, что ты самый умный, а потом приходит Хром, и выдаёт наиглупейшую идею, которая становится решением всех проблем. И смотрит ещё так, будто это ты всё придумал.       Ну идиот.        Блаженное дарование.       Ксено в такие моменты любил встать в позу ментора и назидательно напомнить: «Чем больше вокруг нас людей с оригинальным образом мышления, тем стабильнее будет результат». И если к чудесатости Хрома Сенку привык ещё с университета, то образ мысли другого индивида он не мог представить даже примерно.       — Почему Куросава?       Асагири как будто бы ждал этого вопроса.       — А что тебя смущает?       Сенку смущает только то, что он задал вопрос, а вместо ответа получил требование совершить глубокий самоанализ и беспрекословно выдать результат, каким бы он ни был.       Обойдётся.       — Я просто хочу знать.       — Тебя устроит ответ, что я просто люблю старые истории, старые песни и старые фильмы в том числе? – Асагири наслаждался прогулкой, кофе и булкой с видом последнего грешника на планете. Сенку чувствовал себя лишним.       — Нет.       — А что тебя устроит?       Твоя голова на блюдечке. И, желательно, с яблоком во рту, чтоб молчал.       Чем дальше, тем сильнее Сенку чувствовал, что не вывозит. И зачем он вообще спросил? Зачем он вообще согласился на этот вечер? Надо было послать Асагири в далёкие дали, но нет же, долг, понимаете. Споткнулся на ровном месте, а теперь давай, отрабатывай.       А всё потому, что у кого-то слишком тонкая кожа… Наверно синяк всё ещё на месте…       Сенку вдруг поймал себя на крайне сосредоточенных размышлениях о ключицах Асагири.        Ну пиздец.       Ладно. Окей. Хорошо. Соберись. Ключицы — вон, светская беседа, иди сюда. Один вечер пережить. Ты сможешь. Общаться с людьми сложно, но возможно. Кидай «d20» проверку мудрости против харизмы, Сенку, и, может, босс местного подземелья тебе покорится.       — Меня устроят логически обоснованные причинно-следственные связи, изложенные на доступном языке и без использования терминов, мне неизвестных.        — Какое исчерпывающее ТЗ!       Сенку уже сомневался, что той ночью уронил Асагири случайно. Он бы повторил.       — Хорошо-хорошо! Умоляю, направь свой гнев на синнабон, я всё расскажу! – шутливый и беспечный тон Асагири совсем не помогал Сенку успокоиться. – Понимаешь, мне нравятся старые вещи, потому что они прошли проверку временем. Когда их создавали, тяжело было оценить, сколько в них поверхностного флёра эпохи, а сколько сути, поэтому теперь я пользуюсь преимуществом путешественника во времени, и смотрю назад сквозь призму современности.       — А смысл? – Сенку посмотрел на свой початый синнабон со смесью презрения и обречённости. – Никогда не понимал разницы между искусством и посредственностью.       — Она существует, – вдруг посерьёзнел Асагири. – Она внутри тебя.       Сенку закатил глаза и всё-таки снова откусил от булки, лишь бы сдержаться и не сказать, что в гробу видал все метрики, упирающиеся в субъективные ощущения.       Не помогло.       — Внутри меня восемьдесят шесть миллиардов нейронов, и ни один не знает, как отличить дерьмо от высокого. Я что, похож на ученого из Зоила?       — Смотрю, Акутагаву ты читал хорошо.       Сенку неожиданно для себя растерялся.       — Ты совсем меня за слепого и глухого держишь?        — Ну почему же?       — Как можно жить в Японии и не знать самых известных рассказов Акутагавы?       Асагири усмехнулся в стакан.       — Ты очень плохого мнения о собственной начитанности, Сенку-чан. И очень хорошего мнения о начитанности других.       Сенку хотел уже было возмутиться, что мнения Асагири тоже не спрашивали, но тот как ни в чём не бывало продолжил:       — А что касается разницы между высоким и низким, она проста. Если кажется, что прикоснулся к неизведанному, если почувствовал нечто, ранее недоступное, это было искусство. Всё остальное — эмоциональная жвачка.       — С таким определением, почти всё — эмоциональная жвачка.       — Ты не прав, искусства много, просто не до всего мы доросли.       Асагири шёл неспеша, подставлял лицо лучам солнца, жмурился сытым котом и улыбался. Он, вторя Сенку, ослабил шарф, сняв перчатки.       Сенку почему-то помнил, насколько горячи его руки.       — Так всё-таки, почему Куросава?       — М? – Ген как будто на мгновение забыл, где находится и о чём говорил. – А. Дело не сколько в Куросаве, а в самом «Расёмоне». Он заставляет меня умерить эго и снова стать глупым мальчишкой, не способным осознать и толики многообразия мира.        Для Сенку проблема звучала до абсурда дико, но он продолжил заедать несогласие углеводами и слушать.       — Это звучит глупо, но иногда я даже не хочу разговаривать с людьми, потому что мне кажется, будто могу представить все возможные варианты диалога с ними. Конечно, это иллюзия моего высокого самомнения, но порой я правда угадываю, кому что от меня надо.       — И что им от тебя надо?       — В том-то и дело, ничего особого, просто высказаться. Они путают меня с хорошим, понимающим собеседником, на которого можно вылить все свои проблемы. Писатели же такие тонко чувствующие и проницательные, – Асагири иронично вздохнул. – Вот тогда мне начинает казаться, что все одинаковые. Что все их проблемы одинаковые. Это плохо. Это, очевидно, не так.        — Почему?       — Мир сложен и никогда до конца непостижим, никому нельзя мнить себя всезнающим гуру.       — Иди в науку, – Сенку неожиданно для самого себя доел синнабон и теперь не знал, куда деть липкие пальцы. – Там тебя быстро поставят на место. Каждый день — повод почувствовать себя идиотом.       — Ха-ха, прекрасное предложение!       Проблема чужих чувств никогда не волновала Сенку. Есть и есть, важно, что люди делают, остальное — детали. Сенку делил людей на полезных и бесполезных, к себе относился с той же строгостью. Что помогало в работе, культивировалось, а что тормозило процесс, приговаривалось к аннигиляции без суда и следствия. Если воскреснет — повторять процедуру до полного уничтожения. Не то, чтобы у Сенку было время на самокопание и бессмысленные страдания, вот вообще не до этого, если честно. Придут к нему инопланетяне, а он им что? Подождите немного, мне сегодня грустно? Он утрировал, конечно, но примерно так себе всё и представлял.        — Мне нравится, – Асагири опустил голову, а голос его приобрёл некоторую отрешённость, – как одну и ту же историю показали с разных сторон, нравится, что в итоге нет ни хороших, ни плохих, нравится, как играли актёры, нравятся стилистические приёмы — всё это вызывает у меня то самое чувство прикосновения к большему, поэтому, когда у меня кризис, я смотрю старую классику.        — А у тебя сейчас кризис?       Асагири перестал рассматривать асфальт и возвёл глаза к небу с такой печалью, будто познал боль всего человечества.       — За неделю я не написал ни страницы.        — А разве ты не говорил, что…       — Да, я говорил, что готовлю новую книгу, да, ты это знаешь от Рури, сестры Кохаку и племянницы Лиллиан, хотя на самом сей факт уже давно достояние общественности, потому что я по глупости решил выпендриться на интервью полугодичной давности, и нет, я всё ещё без понятия, о чём будет следующая история.       Когда на вопросы отвечают ещё до того, как успел их задать, становится правда жутко.       — Не смотри на меня так, мы это обсуждали неделю назад, я не телепат.       — Умение предсказывать диалог действительно впечатляет, – признался Сенку.       — Ну, если ты всё время будешь забывать наши встречи… – Асагири прыснул и легонько ткнул его локтём в бок. Почти невесомо, но Сенку почему-то стало очень жарко, как от стыда или смущения.       — Я не буду больше с тобой пить, и не надейся.       — Даже рождественский глинтвейн?       Они вошли в парк, впереди открылась целая площадь с сувенирными лавками, передвижными забегаловками и наряженной ёлкой. На искусственном катке поодаль щебетали люди, а в воздухе пахло пряным вином.       — Позволь мне угостить тебя хотя бы стаканчиком? – Асагири потащил Сенку к ближайшему открытому магазинчику.       — Ты и так меня уже «наугощал». До сих пор зубы от сахара скрипят.       — Какой ты всё-таки ворчун.       У Сенку беспрекословно забрали стакан с недопитым кофе и тут же всучили новый с глинтвейном прямо в липкие от булки пальцы. Сенку уже и не помнил, когда в последний раз с его завуалированным «нет» обходились так беспечно. Очень в стиле старика. Он тоже любил задаривать окружающих напропалую. Хотели они того или нет. Любил…       Любит.       Старик это любил, любит и будет любить.       — Ах, как здесь хорошо!       Асагири окончательно снял маску, по-детски обхватил дымящийся горячий стаканчик двумя руками и пошёл к катку, а Сенку вдруг охватил ступор. Он даже примерно не мог предсказать, что произойдёт дальше, и это чувство спонтанности, как мираж окутывающее Асагири, будоражило. Оно напомнило о сегодняшнем фильме. Всё знакомо и одновременно непонятно. Как когда неожиданно узнаёшь, что сахарные пакетики удобнее сгибать пополам, а хвостик на одноразовых палочках надо отламывать отдельно, чтобы потом использовать вместо подставки. Логично. Но даже в голову не взбредёт, пока не скажут. А кто-то до конца жизни, так и будет отрывать палочки друг от друга, а потом думать, как бы их пристроить так, чтобы и из тарелки не скатились, и стол не испачкали…       Сенку смотрел вслед уходящему Асагири и думал, сколько ещё привычных вещей не раскрыли ему своей сути.       — Ну, ты чего застрял, иди сюда, здесь так красиво!       Не теряя чувства отчуждённости, Сенку подошёл к бортику катка и, вторя Асагири, облокотился на него. Залитый солнцем лёд, весёлые вскрики и начищенные коньки смешивались в калейдоскоп человеческой радости. Праздник жизни, на который Сенку смотрел со стороны.       — Ита-а-ак, – Асагири подкрался ближе, заглядывая в глаза, – ну и как тебе «Лунные хроники»?       Сенку понадобилось несколько секунд, чтобы понять, о чём речь.        А, да, точно, обещание «почитать» Змея-сана.       — Нормально.       — Нормально? И всё?        — И всё.       — Да чтоб тебя! Это же шедевр!       Асагири выглядел обиженным до глубины души: он махал руками, как неуклюжая птица, рискуя разлить глинтвейн, и так же смешно возмущался. Сенку попытался сдержаться, но смех всё равно вырвался наружу.       — Ах, ты! Ах, вот так? Смеешь ещё и смеяться мне в лицо! – Асагири окончательно вошёл в роль героя с попранной честью. – Всё! Никогда тебе больше не дам ни одной книги из своей библиотеки! И в кино тебя не поведу! И уж тем более в бар!       Сборник «Лунных хроник» из Сенку выбил Хром кучу лет назад, и всё, что осталось в памяти по их поводу, так это то, как Сенку на них было насрать. Кристаллически похуй. Он их написал вслед за несколькими забавными партиями в DnD, плюс добавил парочку деталей, а затем отдал Хрому и сказал: «Тебе было надо, теперь ебись с этим сам». Литературной ценности — ноль. Почему все так переполошились, когда Хроники вышли, Сенку так и не понял. Ну фантастика и фантастика, где там критики нашли скрытый посыл и высмеивание технологического прогресса, он тоже не понял. Новое веяние в японской мистике? Смешно. Ну подумаешь, засунул старые истории в современную оболочку, откуда столько ажиотажа? Даже премию дали. Ну не придурки ли? И Асагири туда же.       — Я правда не понимаю, почему тебе так понравилась обычная фантастика.        — Она не обычная!       — Ага, как ты сказал? Глубокая драма? Да конечно, я тебя уверяю, всё это писалось без задней мысли.        — Нет! Так невозможно написать случайно!       Сенку казалось, что он писал просто и понятно. Оказывается, он в душе не представлял, что всё это время видели остальные. Наплодили сущностей, назвали гением… Задолбали. По-хорошему, сейчас стоило бы признаться. Сказать как есть, пожать друг другу руку и спокойно разойтись, однако Сенку уже впал в азарт. Внезапно стало жарко.       — Вы все видите смысл там, где его нет. Я тебя уверяю, это просто прикольные рассказы о всякой чертовщине под соусом из шурупов технологического прогресса. Не более.       Асагири схватился за волосы. Он стал ещё больше похож на растрёпанного голубя.       — Будь проклят день, когда я решил дать тебе Змея-сана!       — Обращайся.       Асагири продолжал возмущаться. Он смешно разговаривал сам с собой: «Не, ну ты слышал, слышал? Рассказы о чертовщине! Писалось без задней мысли! Да чёрта с два!» — причитал, запивал горе глинтвейном, но не отходил ни на шаг. А Сенку и не отстранялся. Они уже задыхались от смеха, утирая слёзы.       Ладно, время заканчивать фарс и рассказать всё, как есть. Посмеялись, и сейчас, Сенку надеялся, снова посмеются.       Помнится, Асагири обещал в ноги упасть с просьбой благословить? Вот и проверим.       — На самом деле…       — Тихо! Ты в немилости! Я ещё за глинтвейном, мой закончился, тебе принести?       Сенку быстро посмотрел в свой стакан, допил оставшееся в несколько глотков и согласно кивнул.       — Да, можно повторить.       Асагири отсалютовал «так точно, доктор Ишигами» и тотчас убежал к ларькам.        Окей, он вернётся, тогда и поговорят.       Пока Сенку ждал, наконец оттёр липкие пальцы снегом. Температура на улице чуть опустилась, но жар под пальто никуда не делся. Глинтвейн оказался неплохим согревающим.        Асагири всё не возвращался. Солнце постепенно садилось, в калейдоскоп добавились розовые оттенки заката. Мир так и потонул в дымке незнакомости. Странно. Сенку был в Ёёги много раз, и на рождественских ярмарках тоже, и на катке даже катался. Он знал это место как свои пять пальцев, и всё-таки… Ему чудилось, что он здесь впервые. Он с детским любопытством открывал мир заново. Забытые, заваленные тяжестью прожитых лет предвкушение и жажда приключений приятно волновали душу.       Секунду. Асагири назвал его «доктор Ишигами»? Разве Сенку говорил ему свою фамилию?       Сенку оглянулся, в поисках пропащего, но не увидел ничего особенного, кроме, разве что, толпы у одного ларька. Ну, толпа и толпа. Наверно, там какие-то особенные такояки.       Он вернулся к созерцанию катка.       Как же всё-таки странно…       Ой.       Попытка пробраться в эпицентр сборища увенчалась успехом раза с третьего. Асагири увлечённо болтал с обступившими его фанатами и выглядел крайне воодушевлённым. Громкий смех, улыбка на пол лица, участливый взгляд — картину можно было бы считать прекрасной, если бы Сенку не знал подноготную. Ну и до глинтвейна дело явно так и не дошло.       Сенку досадливо поморщился. Его нанимали, как свирепого дракона, а в итоге принцессу уже оприходовали всем королевством.       Он херово выполнял свою работу.       — Ген! – Сенку без промедления схватил Асагири за руку и потащил к спасению.       — Ох, простите, меня крадут! Рад был встрече, но дела не жду-у-у…       Сенку интуитивно двинулся туда, где стояло меньше людей, и только когда нога скользнула по льду, понял свою ошибку. Падал он со стоическим равнодушием. По сути, вся вселенная находится в вечном падении, подумал тогда Сенку, а он просто микроб на фоне мироздания, повторяющий то же, что и делает весь остальной космос — летит, подчинённый силе тяготения.       Проблема только в том, что летел он не один.       — А-ауч...       Итак, лёжа посреди толпы в парке, смотря в занимающееся метелью небо и слушая болезненные кряхтения лежащего на нём Асагири, Сенку понял лишь одно.       Кажется, он снова в долгу.