Король своей жизни

Он сидел за деревянной старой партой в кабинете географии, смотрел куда-то в стену, игнорируя все громкие звуки вокруг. Никиту вывел из транса только неприятный звук скрежета железных ножек стула о пол, что свидетельствовало о появлении Ромы. Щукин был другом Ника все школьные годы, извечной поддержкой, личным шутом и правой рукой, но не любил признавать последний факт, отшучиваясь, мол: «Демченко дрочит правой, так что я предпочту быть левой». — Все сосиски в тесте уже сожрали, — заключил Рома с таким видом, будто ему сообщили о двойке по самому любимому предмету — физкультуре, переключая всё внимание на себя. — На что ты рассчитывал к седьмому уроку? — Демченко только усмехнулся, рассматривая грустное лицо друга. Раздавшийся по всем коридорам школы звонок не прерывал их пустого диалога, учитель всё ещё не пришёл. — Отсутсвие еды в столовке и наличие седьмого урока грозят мне вымиранием. — Щукин, хватит ныть, ты сам не пошёл со мной обедать, хотя я звал. — Но здесь возникла тишина, так как в класс вошла Елена Ивановна, сообщив о начале урока. Рома только обречённо вздохнул и завалился на парту, всем своим видом демонстрируя планы на ближайшее время. Никита надеялся просидеть урок в тишине, вполуха слушая доклады одноклассников в ожидании долгожданной свободы. Семь уроков в понедельник — очевидная ошибка человечества. Поток коротких спутанных мыслей сменило странное ощущение. Демченко всем своим существом почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд настолько чётко впервые. Он пробежался глазами по всему классу в поиске шпиона, и тот довольно быстро был обнаружен. За последней партой среднего ряда сидел Максим Киселёв и отчего-то наблюдал за ним. Никита только вопросительно кивнул парню, но тот, будучи пойманным за подглядыванием, лишь одёрнул голову, возвращая взгляд куда-то в сторону доски. Ник с Максом никогда не водил дружбы, они толком не общались. Киселёв перешёл к ним в школу ещё в начале девятого класса, но в коллектив влился только относительно. Друзей у парня среди одноклассников почти не было, кроме соседки по парте, что практически постоянно отсутствовала, отбиваясь от уроков справками из больницы, где работала её мама. Правда, по стечению обстоятельств, Никита всё же знал, что Максимка дружит с футболистом из параллельного класса. Они часто пересекались в коридорах рядом с кабинетами, где были «Б». — Ты чего? — привычный шепот с левой стороны. — Да ничего, просто скучно. — Согласен, — Рома вытянутся. — Ты же спать собрался, нет? — Я не могу спать на голодный желудок… Никита был готов рассмеяться от этого театрально грустного выражения лица щуки, но взял себя в руки. Учительница не любила, когда мальчишки срывали уроки, а уж если их примеру последует и староста, то все — тушите свет. Но когда Щукину сказали ещё и помыть пол после урока, то Демченко не сдержался. До конца этих сорока пяти минут на Рому было страшно смотреть, он выглядел столь печально, что ему сочувствовали все, кто слышал бурчание его живота. — Первый день в неделе, а я уже влип, — не унимался он и после звонка, таская ведро воды по кабинету. — У тебя иначе не бывает, не замечал? — Заткнись, Ник, — бросил недовольный Рома, взяв в руки швабру. — Где Киселёв? Он тоже должен убираться сегодня вообще-то. Никита только пожал плечами: — В туалет ушёл вроде. — Он провалился в унитаз? Если он не поможет мне, то этим будешь заниматься ты. — Ой, — Ник вдруг вскочил с парты, на которой до этого удобно устроился. — Я тоже отлить хочу, сейчас вернусь. — Не забудь трусы снять! — вдогонку бросил обиженный друг. — Пошёл нахер, Щукин! Демченко вылетел из кабинета, а потом медленно направился к уборной. Вокруг толком никого не было: после седьмого урока никого в школе почти нет, только на втором, в народе сопливом, этаже продлёнка остаётся. Здесь больше семи уроков от природы не было, потому ни души. Он открыл дверь мужского туалета, где тут же обнаружил щукину пропажу, которая о чём-то активно трепалась с Андреем Назаровым. Как только дверца издала неприятный скрип, повисла тишина. — О, здаров, Никитос! — Андрей улыбнулся во все тридцать два зуба и притянул пожать руку, однако этого не случилось. Демченко вопросительно посмотрел на ладонь, которая занималась тут неизвестно чем, учитывая место встречи, и была ли она мыта с мылом — оставалось вопросом. — Привет, — Ник только кивнул в ответ и тут же вцепился взглядом в одноклассника. — Рома вымыл почти весь класс, ты в курсе, что тоже должен участвовать в этом? — Да… Я сейчас приду. — Максим выглядел недовольным, даже раздражённым, но это чувство было вызвано явно не Никитой. — У тебя одна минута, иначе дежурство будет на твоих плечах всю неделю. Ник вышел из уборной сразу же и остался рядом с дверью, прижавшись спиной к стене, в ожидании одноклассника. Максим был чуть ниже Демченко, всего сантиметров на шесть, у него были тёмные волосы средней длины, которые ещё немного и можно будет собрать в маленький хвостик на макушке. Самое необычное в парне было — его красивые глаза. Они были настолько светло-серыми, что иногда казались вовсе белыми, а ресницы такими густо-чёрными, что взгляд этого подростка был просто убийственным. Честно признаться, Ник сам был ошарашен, увидев парнишку впервые первого сентября два года назад. Правда, вслух никогда не произносил, но ещё долго слышал от одноклассников, в особенности одноклассниц, какой же у него проницательный взгляд. Дверь мужского туалета не закрывалась плотно, потому диалог, начавшийся вновь, был хорошо слышен. Он выбил из головы Демченко мысли про внешность странного молчаливого одноклассника и посеял новые, но уже другого характера. — Я не клялся тебе в любви, не надо драматизировать. — Ты дебил? — грозный ответ ударился о стены уборной, выбежав через щель в коридор, но затем послышался только шёпот. — Всё слышно, придурок. Дверь открылась, Киселёв чуть не вынес ее с ноги, но тут же встал в проёме как вкопанный, завидев старосту. Было видно, что парень чуть не схватил сердечный приступ, встретившись со взглядом внимательных карих глаз. Максим замялся. — Киселёв, не испытывай моё терпение, вали мыть полы. Демченко взял одноклассника под локоть и потащил по лабиринтам школьных коридоров в кабинет географии. — Никита, я и сам иду, отпусти меня! Ответа не последовало, а руку никто не убрал. — Демченко! — Макс был готов сорваться на крик. — Бля, ты почти всё? — Никита попусту не обращал внимания на недовольство одноклассника. — А че мне ещё оставалось делать? — Рома тяжело вздохнул, рассматривая результаты своего голодного непосильного труда. — Максимка, ты всё же провалился в унитаз? Надеюсь, этот тебя вытащил без особых затруднений. Щукин был довольно простым, открытым, во многих моментах довольно позитивным и очень общительным. Это подкупало многих, даже молчаливого Киселёва, который иногда зацеплялся языком с Щукиным, зачастую на физ-ре. — Ну почти… — Никита отвёл взгляд в сторону, а его одноклассник чуть не стал совершенно белым, словно бумага. — Щука, пошли домой, а? Этот домоет пол сам. Остался всего один ряд. — Да? Ну оставлять его одного… Максон, слушай… — начал было Рома, но его речь была прервана в самом начале. — Максон всё время проторчал на толчке, поэтому он справится один. Да ведь, Максим? — Ник так близко наклонился к лицу Киселёва, а тот и слова не мог нормально сказать, только тихонько согласно кивнул. — Лады! Спасибо, мелкий! — Рома был почти под два метра ростом, для него даже Демченко, сто восемьдесят сантиметров ввысь — мелкий. Баскетболист, коим являлся щука, довольно закинул на спину портфель и кинулся прочь, за ним последовал и Демченко, но был нагло остановлен, когда его дёрнули за рубашку. Ник раздраженно развернулся, но столкнулся с напряженным взглядом. — Никит, постой… Там это, ты мог не понять, если слышал… — Киселёв, мне насрать, честно. Просто возымей совесть и помой полы. На том и разошлись. Только оказавшись на улице, Никита заметил, как колотится его сердце. У него в голове в один момент водопадом полились мысли сверху, создавая жуткий гул. Демченко уже не слышал, какие там булки хочет щука, почему опять сожрали все сосиски и почему на них опять повысили цену. Он думал только о том, какой мог быть контекст того странного диалога в мужском туалете, но ничего внятного, кроме единственного вывода не пришло: Киселев — пидор. Другого слова Никита пока не знал, чтобы сделать акцент на ориентации без флёра оскорбления. — Ало, ты уснул что ли? — Прости, задумался. О чём ты? — Ник, — тяжело вздохнул Рома. — я уже минут десять тебе рассказываю о своей душевной боли, а ты задумался? О чём? — Да глупости всякие в голову лезут. — Ник только отмахнулся. Он посмотрел наверх, рассматривая количество облаков в небе, надеясь, что тёплый сентябрь будет таким ещё хотя бы пару недель. — Как там пела Эльза: отпусти и забудь. — Философски подметил Щукин, но вдруг продолжил. — Слушай, а чего ты так на мелкого нагнал? Может, у него живот болел, вот он и… Задержался. — Ром, я не гнал на него. Так просто честно, вот и всё. — он лишь пожал плечами. — Да понимаю я, но жалко Максимку. Он крошечный такой, пугливый, нет? Даже друзей у парнишки нет. Грустно же. — Щука, если ты головой провода задеваешь, то это ты дылда. — Подметил Демченко, нагло усмехаясь другу прямо в лицо, — Есть у него друзья, не драматизируй. — Но тут его самого кольнуло от этой фразы, которую он слышал несколько минут назад. — Не видел ни разу. — Он с Назаровым из «Б» дружит. — «А дружит ли?» — Первый закон Ньютона: все футболисты — пидоры! — Сам пошутил — сам подсмеялся. В этом весь щука. Правда, Никите стало не очень смешно. Он реально чувствовал себя гадко, словно влез в чьё-то личное и запачкался в этом. Вот уж правда, меньше знаешь — крепче спишь. — А баскетболистов это не касается? — Ник попытался отшутиться, толкнув друга в плечо. — Ты сам играешь в нашей команде!