Коснись, шепча глубинные признанья

      Ещё до становления Князем Демонов, когда Хуа Чэн был долговязым подростком с грязными бинтами на лице, когда у него не было возможности читать и даже видеть книги, он знал очень многое. Невозможно не знать, когда ты живёшь в городе, состоящем из узких, но не таких незаметных, как многие думают, улочек.       Он много думал.       Мечтал, представлял, позорно фантазировал перед сном, прокручивая в голове нуждающийся стон его высочества, пытаясь воспроизвести на кончиках пальцев ощущение от прикосновения к его мягким волосам и бархатистой коже. Хуа Чэн ненавидел себя за то, что, закрывая глаза, видел перед собой тонкую талию и широкие плечи, обнажённый живот и длинные, изящные ноги, и что избавиться от этого видения было невозможно.       Даже если его высочество выглядит не так, как показали цветочные демоницы, это — всё, что было у Хуа Чэна.       Именно это тело он представлял в своих самых нежных и самых грязных фантазиях. Именно его высекал из камня.       Но даже беспокойный подросток не смог бы придумать что-то настолько пошлое, чтобы затмить реальность.       Хуа Чэн мягко гладит его высочество по макушке. Принц идеально вмещается между широко разведенных ног Князя Демонов, стоя на коленях и заглатывая его член.       Щёки испачканы смазкой и исполосованы дорожками слёз, что то и дело скатываются по ним из широко раскрытых глаз. Пухлые губы растянуты на толстом члене, и Хуа Чэн бы убил каждого, кто посмел бы представить, нарисовать, увидеть такого Се Ляня.       Се Ляня, пришедшего к своему мужу в игорный дом.       Се Ляня, мягко опустившегося на колени перед ним.       Бесстыдного Се Ляня, чьи тонкие пальцы тут же потянулись к красным одеждам.       Он не смог удержаться, не смог дождаться, пока член полностью затвердеет в его руке, дёрнувшийся ещё в тот момент, когда Се Лянь едва заметным жестом отправил Жое прогуляться по игорному дому, дабы та оставила их наедине. Стоило тому поправить нижнюю юбку, дабы та не задралась (как будто это помешает Хуа Чэну обхватить его задницу, если захочется) и мягко опуститься на колени перед ним, как внутренние одеяния князя демонов уже оказались испачканы в смазке. В иной ситуации он бы поднял его высочество и подложил подушку под колени, но сейчас он был слишком восхищён и шокирован происходящим.       Се Лянь кончиками пальцев убрал слои одежды Хуа Чэна, открывая самый нижний, чья ткань уже заметно натянулась.       И после убрал руки.       Грязно. Порочно. Се Лянь мягко потерся одной лишь щекой о вставший член. Хуа Чэн ощутил тепло. Но Се Лянь вовсе не был смущён, нет. В его взгляде читалось многое. Нежность, преданность. Желание, похоть. Последнее стало особенно заметно, когда Се Лянь высунул язык, дабы провести им по члену. Наклонив голову, он по-кошачьи мелко вылизывал его, продолжая наигранно невинно и с любопытством смотреть в лицо своему мужу.       Блядство.       Язык пропал, на смену ему пришли губы. Се Лянь оставлял лёгкие поцелуи по всей доступной ему длине, иногда посасывая и пачкая места поцелуев слюной. Подобные поцелуи он дарил Хуа Чэну перед сном и после пробуждения. Теперь же его одежда, а не губы, была мокрой снаружи и изнутри. Член быстро наливался кровью, отзываясь на незатейливую ласку. Удовольствие медленно текло через тело, лишь сильнее раззадоривая желание.       Хуа Чэн шире раздвинул ноги и устроился поудобнее на своём троне. Убрал подальше полы мешающихся одежд и высвободил член. Он блаженно выдохнул, когда ощутил на разгоряченной коже прохладу воздуха. Однако вскоре дыхание прервалось шипением сквозь зубы, когда Се Лянь широко мазнул языком по всей длине, снизу-вверх. Прикрыв глаза, словно пробуя на вкус сладость. Прищурившись, но не прекращая смотреть.       Хуа Чэн запрокинул голову, одну руку сжав на подлокотнике, а второй поправляя норовящие упасть на лицо Се Ляню волосы.       Иногда Хуа Чэн жалел, что его высочество не позволяет ему заплетать его волосы каждый день. Хуа Чэн бы всегда собирал их в высокий хвост.       Чтобы они не мешали любоваться прекрасным ликом.       Чтобы они не мешали самому Се Ляню, пока тот готовил.       Чтобы трахать его высочество сзади, крепко держа за волосы и заставляя изящную спину изогнуться дугой. Чтобы сжимать их, притягивая к себе, насаживая ртом на член.              Но чаще всего волосы Се Ляня были распущены. Поэтому Хуа Чэн позволял себе играться с ними, пока тот увлёкся изучением узоров из вен на его члене.       Цепочки на сапогах Хуа Чэна мягко позвякивали. Толпа за красными занавесями ставила на кон свои никчёмные жизни и сгнившие куски тел.       Конечно же Хуа Чэн бы не позволил никому увидеть или услышать их. Занавесь была своеобразным барьером: слышно и видно было только с одной из сторон. С посетителями он общался через служанок, на данный момент занятыми у игровых столов.       Хуа Чэн убил бы любого, кто услышал, с какими звуками удовольствия Се Лянь вылизывал его член. Лишил бы глаз даже тех, у кого их на теле сотни, если бы они увидели, как Се Лянь стоит перед ним на коленях.       Кажется, принцу нравилось это. Нравилось ощущение, что они не одни, но вместе с этим и то, что никто не сможет подсмотреть. Он знал об этом, не мог не почувствовать мощный барьер, а оттого не скупился на действия и звуки.       Его высочество пропустил крупную головку в рот. Обвёл её языком и пососал, дразнясь. Хуа Чэн слегка сжал волосы на затылке, то ли пытаясь остановить, то ли подначивая продолжать. На лёгкую тянущую боль Се Лянь ответил мычанием, и вибрация от неё прошлась по члену, вызывая мурашки. Из-за слюны и смазки он то и дело с чмоком выскальзывал изо рта, мазал по румяным щекам и пухлым, растянутым губам. В какой-то момент это рассмешило Се Ляня, из-за чего тот тихонько хихикнул.       Хватка на затылке усилилась. Хуа Чэн несдержанно подтолкнул его высочество вперёд и насадил на член ртом.       Большие медовые глаза вновь наполнились слезами. Тонкое горло растянулось вокруг ствола, но Се Лянь быстро приспособился и сглотнул, заставляя Хуа Чэна рыкнуть.       Вскоре после воссоединения, в одну из первых ночей близости, обнажённый и смущенный донельзя Се Лянь признался, неловко отведя взгляд, но с членом перед лицом, что он умеет глотать мечи.       И затем продемонстрировал свой навык, но уже не на оружии.       Хуа Чэн на секунду запаниковал, что вновь умрёт.       Его высочество был очень старателен, хоть и неуклюж и неопытен. Лишь этого и того факта, что он ублажал Хуа Чэна, хватило, чтобы тот кончил позорно быстро и запятнал спермой горло своего мужа.       А потом, в одну из тех ночей, когда пламя их страсти не угасало до рассвета, через сеть духовного общения Се Лянь рассказал ещё один секрет.       Что ему нравятся пальцы в волосах. Как они тянут у корней, вызывая покалывание, сроднее удовольствию. Что они могут огладить его щёку, а могут грубовато приподнять за подбородок и заставить смотреть своим мутным от возбуждения взглядом в чужое, довольное и властное. Как они могут двигать вперёд и назад, насаживая на член, а могут держать, пока бёдра Хуа Чэна сами толкаются вперёд. От этого у обоих закатывались глаза, у обоих дёргался член.       Се Ляню нравилось, когда его имеют. Хуа Чэну нравилось иметь его высочество. Нравилось, что тот не думал ни о чём, доверялся в его руки и позволял позаботиться о себе. О своём удовольствии.       Сквозь стоны и влажные звуки Хуа Чэн слышал шорохи. Шуршали одежды Се Ляня, когда тот неловко переставлял колени, пытаясь унять возбуждение. Руки лежали на собственных коленях, мелко перебирая ткань штанов от нетерпения.       Едва ли Се Лянь получал удовольствие, лишь ощущал удушающую заполненность и трение о стенки глотки. Но этого хватало, чтобы желание расцвело в некогда невинном теле.       Се Лянь был так красив, когда возбуждён. Се Ляню и самому нравилось, как он выглядит. Ему нравилось, что внешне он остаётся невинным юношей в белых даосских одеждах, при этом получая удовольствие от того, чтобы быть использованным. От вкуса смазки на языке, от того, как ощущается что-то большое и горячее в горле, от чего краснеют уголки глаз.       Хуа Чэну нравилось видеть слюну, скатывающуюся с чужого подбородка, как бы часто тот ни сглатывал, вырывая из уст супруга грубый стон.       Чертовски хорош.       Хотелось грубо оттрахать этот красивый рот и заполнить желудок Се Ляня спермой.       Хотелось мягко гладить супруга по волосам, давая тому возможность управлять ситуацией.       Это была их маленькая игра.       Хуа Чэн делал вид, что отдал контроль Се Ляню. Се Лянь делал вид, что контролировал ситуацию.       Им нравилось принимать различные роли. Принц и его наложник, князь и подаренный ему танцор, двое влюбленных юношей из деревни, бог и злой демон.       Неизменным оставалось одно. Хуа Чэн был невероятно красноречив. Се Лянь ужасно смущался, но безропотно выполнял чужие приказы-просьбы.       Се Лянь был бесстыден и сам приказывал сделать что-либо с его телом.       Приходил к супругу с намерением предаться страсти. Как и сейчас, брал всё в свои руки.       Не осознавая, что его соблазнили. Или же осознанно идя на поводу. Чужие слова, жесты, взгляд — всё это умело заставляло его принимать опредлённые решения.       Вкрадчиво, одними лишь намёками или же грубыми, пошлыми словами.       И сейчас, хотя его продолжали мягко поглаживать по макушке, не давя и не принуждая, ощупывая пальцами мягкие пряди волос, заправляя мешающиеся за ухо, Се Лянь знал, что им управляют.       Редкими, сквозь шипение и стоны, фразами:       «Умница»       «Продолжай»       «Чёрт, так хорошо принимаешь мой член»       «Ещё немного, да, ты идеален»       Се Лянь уже утыкался лицом в лобок, чувствуя влагу и лёгкий мускусный запах лобковых волос, что пьянил сильнее чарки крепкого вина, но всё равно жмурил глаза и поддавался вперёд. Потому что одного ласкового слова хватало, чтобы заскулить от новой волны жара в теле.       Его каждый день одаривали комплиментами и сотнями ласковых слов, но те продолжали вызывать у него бурю эмоций. Счастье, любовь. Желание — принимать, отдавать, быть самым лучшим, идеальным, самым хорошим мальчиком.       Язык скользит по стволу так же быстро, как тот скользит в горле. Се Лянь умоляюще смотрит на своего мужа.       Он не трогает себя. То ли издеваясь над собой, то ли желая чего-то большего. Хуа Чэн горячо выдыхает, пытается слегка оттянуть большим пальцем плотно сомкнутый вокруг члена уголок чужого рта. Ухмыляется, чувствуя себя так, словно в его руках находится весь этот мир. Смысл всей его жизни.       (Так и есть.)       Цепочка на сапоге легко позвякивает, когда Хуа Чэн давит носком на заметный бугорок на одеждах Се Ляня.       Брови принца выгибаются, он сам скулит от желания и резко нахлынувшего удовольствия.       Давление усиливается. Лицо Се Ляня очерчивают всё новые дорожки слёз.       Где-то в голове Хуа Чэн вдруг слышит просьбу, отчаянную мольбу:       «Гэгэ, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста»       Член Хуа Чэна дёргается. Се Лянь перестаёт двигаться, обхватив губами лишь головку и быстро водя по ней языком. В ожидании.       «Ещё, сильнее, пожалуйста, Саньлан»       Слёзы больше не реакция тела на довольно грубое с ним обращение. Это признак отчаянной нужды.       Хуа Чэн обхватывает затылок Се Ляня и с силой давит, натягивая на себя. Бёдра поддаются вперёд, и в следующую секунду их мелко потряхивает: — Чёрт!       Струя солёной спермы выстреливает в глотку, пятная Се Ляня изнутри. Если бы он мог, то улыбнулся бы. — Идеально. Чёрт, гэгэ, ты так хорошо справился.       Хуа Чэн даёт супругу насладиться возможностью пускать слюни на его член, прежде чем отпустить сжатые на затылке волосы и слегка похлопать по этому месту, успокаивая ноющую боль и вместе с этим призывая освободить рот.       Се Лянь попытался легонько размять челюсть, что неприятно ныла, но даже не успел ничего сказать. Его притянули сесть на колени и одним резким движением с треском разорвали ткань юбки и исподнего. Тонкие, длинные пальцы с силой обхватили его изнывающий, истекающий смазкой член, надрачивая быстро и без какого-либо ритма. Се Лянь, к собственному удивлению, вскрикнул. Вторая рука обхватила его лицо под линией челюсти. Хуа Чэн укусил его за подбородок. — Если ты думаешь, что на сегодня мы закончили, то ты ошибаешься. Я растяну твою узкую задницу и буду трахать до тех пор, пока из тебя не потечёт. Ты этого хотел, когда пришёл сюда? — сквозь шипение пробормотал Хуа Чэн, на этот раз развязно целуя в губы и чувствуя вкус собственного семени на языке. — Да, да, да! — Се Лянь кричал, не вдумываясь и не слыша чужих слов. Он просто хотел, чтобы рука на его члене двигалась быстрее, чтобы узел внизу живота наконец развязался и подарил ему такую желаемую разрядку. — Тогда ты это получишь.       К этому моменту стоны Се Ляня больше не были периодическими, а превратились в непрерывные завывания. Он жался к Хуа Чэну, толкался в его руку, хватался за одежды, комкая в руках дорогую ткань. Ладонь двигалась на члене так быстро, что смазка расплёскивалась на их одежду и ткань трона, наверняка портя. Но это было неважно.       Последний вскрик лишил Се Ляня голоса. Его маленький член дёрнулся, выпуская струю спермы. Се Ляня всего трясёт, и он утыкается где-то между плечом и шеей Хуа Чэна, бесконтрольно рыдая и хватая ртом воздух. Тот гладит своего мужа по голове и крепко держит в объятиях, успокаивая. — Такой молодец. Гэгэ, горжусь тобой. Тише, тише.       Вскоре Се Лянь успокаивается, теперь уже носом зарываясь в складки ханьфу, вдыхая приятный запах дорогого парфюма, вина и страсти. Голосу Се Ляня нужно не так много времени, чтобы восстановится — едва ли пять минут. — Саньлан, — произносит он не шёпотом, но тихо, так, будто рассказывает о каком-то невероятно приятном сюрпризе, — у тебя цепочки на сапогах запутались. Я развязал.       Хуа Чэн почти что шокировано смотрит на Се Ляня. Его лицо в смазке, слезах и слюне, волосы растрёпаны. Только что кадык Се Ляня едва ли не выпирал сильнее обычного от давления изнутри, а теперь он хихикает, сообщая о подобной маленькой шалости.       Хуа Чэн улыбается. Желание уходит на второй план, оставляя любовь, что всегда на первом месте, в одиночестве. Вытирает рукавом успевшее потерять излишнюю красноту лицо, покрывает поцелуями щёки, глаза, нос, лоб, всю голову, не то что лицо.       Работающее лишь из сильного желания сердце предательски щемит, будто бы неподконтрольное своему владельцу.       Он умрёт за Се Ляня. Ещё тысячу раз.       Каким бы животным он ни был в постели, какими грязными бы ни были его желания, Се Лянь примет их. Примет с удовольствием и восторгом, с чувством и осознанием, что его любят.       Они могут переместиться в спальню Дома Блаженств и продолжить торжество похоти.       Они могут переместиться в спальню Дома Блаженства, медленно избавить друг друга от остатков одежды, покрыть каждый миллиметр тела поцелуями и заняться нежнейшей любовью, полной благоговения, поклонения, обожания и всем, из чего состоит истинная любовь.       Они могут бросить кости и попасть в купальни, нежно окутать тела друг друга ароматной мягкой пеной, не касаясь ниже пояса. Хуа Чэн нальёт Се Ляню чай из лекарственных трав, хотя тот уже не почувствует никакого дискомфорта и будет готов хихикать от щекотных поцелуев. Он будет пить чай, украдкой поглядывая на своего супруга и продолжая хихикать, будет натягивать одеяло на нос и смотреть нежно-нежно, пока веки медленно не сомкнутся и Се Лянь не провалится в сон.       Подобное было невозможно выдумать.       Такую любовь, что виднелась в глазах его божества, во сне можно было лишь воспроизводить по памяти.