Residual Hope

Изуку проснулся от того, что кто-то тряс его за плечо. Он проворчал и еще сильнее уткнулся лицом в подушку. Ему было тепло и комфортно, но он все еще устал. — Изуку, просыпайся. — Еще пять минут… — Изуку почувствовал, как что-то улеглось в его голове. — Изуку, просыпайся. И Изуку теперь по какой-то причине проснулся. Он моргнул по-совиному и огляделся вокруг. Он быстро понял, что его нет в постели и что это не его подушка. Ох, чудаки, он только что уткнулся лицом в грудь Хитоши! Изуку чувствовал, как румянец заливает его шею и лицо. Итак, он сделал единственную разумную вещь: сел прямо и попытался ускользнуть от Хитоши, заставив себя упасть с больничной койки. Знакомый туман, окутывающий края его разума, испарился, когда он ударился о землю. «Ой…» От смеха уши Изуку покраснели еще сильнее. Он поднял голову от пола и увидел Урараку, изо всех сил пытающуюся сдержать смех, и Хацуме, смотрящую на него в замешательстве. Затем Хитоши перегнулся через край кровати, чтобы посмотреть на него сверху вниз. «Пожалуйста, скажи мне, что ты не только что снова поранил себя. Я не хочу, чтобы Исцеляющая девочка украла мои коленные чашечки. Он протянул руку Изуку. — Только моя гордость, — сказал Изуку, взяв Хитоши за руку и позволив другу поднять его на ноги. Хитоши не смог подавить фырканье. — С каких это пор у тебя появилась гордость? Изуку надулся и высвободил руку из руки Хитоши. «То, что это правда, не означает, что вы должны это говорить. Работа продолжается», — добавил он, взглянув на двух других друзей. Хитоши выглядел так, словно собирался сказать что-то еще, но Исцеляющая девочка начала гнать всех к двери. «Продолжайте, все вы. Вы собираетесь провести церемонию награждения». Затем она направила свою трость на Изуку. — Мидория, иди в офис после церемонии. Твоя мать должна скоро приехать и забрать тебя. Изуку застыл, как олень в свете фар. "Моя мама?" Из школы позвонили его маме? Ему даже не было так больно, и теперь он исцелился! (И как им удалось ее поймать на этот раз, если после USJ они не смогли этого сделать?) «Да, я не хотела, чтобы ты пытался вернуться домой, когда ты все еще измотан», — сказала Исцеляющая девочка, подталкивая его к двери вслед за друзьями. Изуку вышел из лазарета и позволил Хацуме оттащить его на трибуны группы поддержки, чтобы посмотреть, как их друзья получают свои медали за третье место. Одноклассники приветствовали его, когда он и Хацуме начали спускаться по лестнице в начало секции. «Эй, Мидория, поздравляю с попаданием на турнир!» — позвал Тантецу, ухмыляясь. «Да, ты действительно показал этих детей-героев!» Сказал мышонок-мальчик, сидевший в углу класса 1-H. «И тот удар «Спарты» был прекрасен». Некоторые из его одноклассников пробормотали в знак согласия. Одноклассник с ненормально большими руками (Изуку чувствовал себя немного плохо, потому что он еще не запомнил имена всех) наклонился к проходу и хлопнул Изуку по спине, когда тот проходил мимо. «Чувак, какое выражение лица взорвавшегося мальчика, когда ты просто развернулся и ушел со сцены? Это было достойно мема. Кто знал, что лишение свободы может оказаться таким мощным ходом?» Изуку покраснел и закашлялся, не в силах выговорить ничего вразумительного. В конце концов он размахивал свободной рукой перед собой, как будто мог отмахнуться от слов других. «Эй, что это?» — спросил Тантецу, схватив Изуку за руку и перестав трястись. Она перевернула его руку. О, теперь все снова смотрели на его новый шрам. Почему люди были так одержимы этим? Медные пальцы Тантецу скользнули по отметке, словно измеряя ее. Ее брови нахмурились, и она нахмурилась. Изуку почувствовал облегчение, когда она отпустила его руку. Он испытал меньшее облегчение, когда она повернулась к мальчику с большими руками и сказала: «Вот и все. Катаока, принеси в понедельник зудящий порошок. Нам нужно подготовить костюмы 1-А для стажировки». Глаза Изуку расширились, но Хацуме дотащила его до перил, прежде чем он успел вмешаться. Будем надеяться, что Майдзима-сенсей поймает и отругает их, прежде чем они зайдут слишком далеко. — А, вот они, — сказала Хацуме, указывая пальцем. В центре стадиона Цементос поднимал платформу из-под арены. Хитоши и Урарака разделили третье место на подиуме, Киришима занял второе место, а Тодороки - первое. Изуку нахмурился, когда увидел, что руки Киришимы забинтованы. Он мысленно отметил, что нужно просмотреть запись финального матча позже. Изуку отключился после прибытия Всемогущего. У этого человека были плохие воспоминания, даже если он однажды спас Изуку. (Или это было дважды? Считалось ли, что его увезли от Шигараки в USJ, когда именно Экикё спас ему там жизнь?) Изуку задался вопросом, сократился ли срок этого человека с прошлого года. Возможно, именно поэтому он занялся преподавательской работой. Вероятно, он пытался внушить публике мысль о том, что его нет рядом. Даже если он был таким же, как и в прошлом году, ему пришлось испытать удачу. Его тощая фигура выглядела так, будто это был всего лишь один тяжелый случай гриппа или пищевого отравления, а не падение. Неужели он слишком долго ждал, прежде чем начать скрываться от внимания общественности? Что произойдет, если он упадет? Изуку подумал о героях, которых он анализировал. Никто в настоящее время на поле боя не может надеяться занять место Всемогущего. И такой вакуум власти может обернуться катастрофой… Изуку не осознавал, что погрузился в бурю, пока Хацуме не помахал рукой перед его лицом. — Да ладно, Аналитик-кун. Вы можете рассказать мне о том, как система героев и японское общество могут рухнуть с уходом Всемогущего – каким бы запланированным или несвоевременным он ни был – на обратном пути в главное здание. Изуку кивнул и пошел в ногу с Хацуме. Пока они пробирались сквозь давку в коридорах, Изуку больше рассказывал о своей теории о том, как плохо все может пойти, когда Всемогущий уйдет. Хацумэ внимательно слушала, время от времени задавая вопросы или замечания. Когда они, наконец, покинули стадион, она спросила: «Если в ближайшем будущем Япония действительно погрузится в постапокалиптические пустоши, что, по вашему мнению, будет более полезным: лазерный меч или швейцарский армейский меч?» Изуку минуту смотрел на Хацуме, прежде чем сказать: «Швейцарская армия. Если мы находимся в разгаре апокалипсиса, нет никакой гарантии, что у вас будет доступ к источнику топлива, необходимому для лазерного меча. Лучше использовать неэлектрический вариант». Хацумэ промычала и кивнула. «Хорошая мысль, но что, если я сделаю солнечные батареи для питания лазерного меча?» Изуку покачал головой. «Та же проблема, но менее предсказуемый дефицит. Между возможностью ядерной зимы, настоящей зимой, сезоном дождей и погодными причудами существует слишком много переменных, чтобы солнечная энергия была надежной в апокалипсисе. Вам все равно понадобится способ сражаться, когда солнечная энергия недоступна». Хацуме проворчала свое неохотное согласие, когда они остановились на развилке коридора, по которому Изуку нужно было пройти к своему шкафчику. — Увидимся позже, Аналитик-кун. — Пока, Хацумэ. Изуку прошёл мимо своего шкафчика, чтобы взять рюкзак и ноутбук, прежде чем отправиться в раздевалку за формой. Он переоделся в главном здании, а не на стадионе, чтобы скрыть свои шрамы (несмотря на все хорошее, что было сейчас) и уменьшить вероятность того, что кто-то испортит его вещи, если его причудливый статус станет известен во время Фестиваля. Он был вне себя от облегчения от того, что Сущий Мик и Сотриголова ничего не сказали об этом по громкоговорителю. До сих пор ЮА был мечтой о принятии, и он еще не был готов проснуться. Он засунул форму в сумку, не переодеваясь, так как все равно собирался уходить. Он решил проверить и свою горелку; поскольку с ним путешествовала мама, он не смог проверить это по дороге домой, как обычно. Новых сообщений нет. Затем он направился в приемную, готовясь к беспокойству мамы. Он чувствовал себя еще более уставшим, просто думая об этом. Может быть, он мог бы просто лечь спать, как только вернется домой, и пропустить весь разговор о том, что «ехать в ЮА так опасно, и почему бы нам еще раз не взглянуть на бизнес-направление Зонамы». Шаги Изуку замедлились, когда ему пришла в голову другая возможность. Что, если бы она увидела его шрамы? К тому времени, как он добрался до офиса, он весь нервно потел. Он глубоко вздохнул, прежде чем войти в офис и обнаружить, что мама уже ждет его. — П-привет, мам, — сказал он почти ровным голосом. «Изуку!» Она встала со стула и бросилась к нему, осматривая его с ног до головы, как будто выискивая какие-нибудь раны, которые Исцеляющая девочка могла пропустить. «Ты меня так волновала, дорогая. Ты был так безрассуден. Давай, отвезём тебя домой. Я уже выписал тебя». Изуку одарил секретаршу извиняющейся улыбкой и последовал за мамой. Обратный путь Изуку провел, полуслушая разговоры своей мамы о дежурстве ее и тети Мицуки, и пытаясь не заснуть, стоя в поезде. (Возможно, Исцеляющая девочка была права, не отправляя его домой одного.) Наконец, между ними воцарилась тишина, когда они вышли из поезда. Во время движения было легче бодрствовать, но Изуку был готов покончить с этим к тому времени, когда они добрались до своей квартиры. Изуку сбросил обувь перед генканом и уже собирался пойти в свою комнату, когда ужасное «Изуку» достигло его ушей. Его плечи опустились, и он поставил рюкзак в прихожей, прежде чем отправиться на кухню вслед за мамой. — Да, мам? Инко ждала его, скрестив руки на груди и нахмурив лицо. Плечи Изуку медленно поднялись, когда он отвернулся от ее разочарованного лица. Это заставило его чувствовать себя больным от чувства вины. — Изуку, нам нужно поговорить. Ох, это не предвещало ничего хорошего. По крайней мере, теперь он немного проснулся, у него был прилив адреналина. — О-ладно, мам. Эм... а что насчет? Его мама вздохнула и села за стол, а Изуку сел напротив нее. Он никогда не думал, что их обеденный стол может так напоминать комнату для допросов. Его мама всматривалась в его лицо, ее глаза были слезящимися, и это грозило довести их обоих до слез. «Директор поручил мне назначить родительское собрание на завтрашнее утро». Изуку сглотнул. Он ненавидел родительские собрания. После этого его мама всегда смотрела на него так, как будто он был разочарованием, и половину времени он заслуживал своего рода «разговора» или оправдания. Это зависело от того, насколько правдоподобными были обвинения учителей. — Изуку… что случилось? Я думал, что на ЮА у тебя все хорошо, но на Фестивале… Ты… ты умеешь драться. Ты пострадал. Ты весь в шрамах. Ты хранишь секреты. Изуку пожал плечами, глядя на свои руки, на очень тонкий шрам на тыльной стороне правой руки от ножа Стэйна. «Большинство шрамов остались много лет назад». "Годы?! Изуку, что случилось? Почему ты мне не сказал? Я мог бы помочь. Изуку посмотрел на свою маму, по-настоящему посмотрел на нее. Неужели она, честно говоря, никогда не замечала? Да, он скрывал свои травмы, но ничего не мог сделать из-за запаха сгоревших волос и кожи, преследовавшего его домой из школы до UA. Ему потребовалось несколько лет, чтобы научиться правильно удалять засохшую кровь с ткани. Разве она не заметила пятен и дыр, прожженных на его школьной рубашке? Она заменяла их достаточно часто, и он не мог в это по-настоящему поверить. (Ей было все равно?) «Я без причуд», — просто сказал он. Его почти удивило, насколько бесстрастно он прозвучал. «Я не хотел тебя беспокоить. Ты ничего не мог сделать, чтобы изменить то, как все остальные относились ко мне». Так он всегда говорил себе, но вслух это звучало как слабый аргумент. Он начал понимать, что за всем этим стояла еще одна причина. Он не хотел знать. Если его мама должна была знать, что что-то происходит, должна была знать, что это он съел все бинты и крем от ожогов из их аптечки, запасы которых всегда пополнялись через несколько дней, должно быть, знала, что он не заправлял себе школьные рубашки. загорелся и ничего не сделал... Изуку не хотел задавать ей вопрос напрямую, хотя уже подозревал ответ. Пока он никогда не спрашивал, он мог притворяться, что не знает. Они могли продолжать жить счастливой ложью о том, что они нормальная, любящая семья, даже без отца или мужа на фотографии. (У Изуку были свои подозрения относительно того, почему этот мужчина перестал приходить домой девять лет назад.) — Изуку, ты этого не знаешь. Нет, он типа так и сделал. Однако он отказался выразить свое несогласие. Он просто хотел, чтобы этот разговор закончился. Его мама вздохнула. Казалось, она не хотела отвечать на этот вопрос больше, чем он хотел его задать. Невысказанное «Сделали бы вы что-нибудь?» несмотря ни на что, нависал над ними. «Почему ты научился драться?» Подразумевалось «за моей спиной». Изуку чувствовал себя очень уставшим. «Почему гражданское лицо учится воевать? Чтобы защитить себя». Чтобы сдержать свое обещание, данное Экикё, доказать, что он может, лучше защищать и спасать других (чтобы они никогда не чувствовали себя такими беспомощными, как он). Никто по-настоящему не защищал таких людей, как он, таких как Шинсо или Экикё, или кого-либо из других людей, которым он помогал в клинике и во время своих патрулей. Сотриголова и Чупан могли быть редкими исключениями, но Изуку не собирался говорить кому-либо из мужчин, что он лишен причуд, и выяснять это наверняка. Даже если бы они были, они не могли бы быть там всегда. После долгой паузы его мама сказала: «Ты изменился». Изуку не знал, что означает это выражение лица его мамы. Он видел подобные раньше у клиентов, с которыми Гиран познакомил его – когда они поняли, что он гораздо больше, чем маленький ребенок – но в этом было что-то особенное. Что бы это ни было, ему это не понравилось. — Изуку, кто этот твой друг с целительной причудой, о котором мне рассказывала Исцеляющая девочка? Изуку замер всего на секунду, прежде чем ответить: «Они хорошие друзья. На самом деле именно они вдохновили меня прийти в форму и начать тренироваться в прошлом году». "Хороший друг? Как ты и Кацуки? Ее тон прозвучал в голове Изуку как предупреждающий сигнал. «Это они научили тебя пинать друзей в грудь и перекидывать их через плечо?» «Бакуго сжег меня!» Изуку протестовал. — Несколько недель назад на него напал злодей, Изуку. — На меня тоже, — напомнил ей Изуку, сжимая руки в кулаки под столом. Может быть, дело в том, как она защищала Бакуго, может быть, дело в непреднамеренном намеке на то, что у Экикё есть что-то общее с хулиганом, но Изуку не мог удержаться от того, чтобы сказать: «Ты не можешь использовать это против меня, чтобы попытаться сделать это». я поменяю школу, а потом сразу забуду об этом». — Мидория Изуку! Изуку вздрогнул от выговора, но продолжал сжимать кулаки и пристально смотреть в глаза маме. Он был зол. Он был слегка удивлен (он никогда не злился на маму), но стоял на своем. Мама посмотрела в ответ, сама выглядя немного рассерженной. Она произнесла голос матери и продолжила: «Мы поговорим об этом позже, молодой человек, но ты больше не увидишь своего так называемого друга». "Что?!" Она продолжала говорить, как будто не слышала его. «Они явно оказали на вас плохое влияние. И ты никогда не представлял их мне; ты знаешь, что я бы их не одобрил? Ты что-то скрывал от меня, хранил секреты, затевал драки, получал травмы. Она указала на шрам на его лице. «Знаешь, что я чувствую при этом? Больше не надо. Я настаиваю на этом». Изуку сказал, что злится? Нет, он был в ярости. Он встал так быстро, что его стул заскрипел по деревянному полу. «Этот друг — единственная причина, по которой я еще жив!» Он не был уверен, имел ли он в виду USJ или крыши, но это не имело большого значения. «Они снова и снова напоминают мне, что я чего-то стою, что за меня стоит бороться, они верили в меня, когда никто другой не верил, и они бесконечно лучший друг, чем когда-либо был Бакуго Кацуки». Его мать на мгновение выглядела потрясенной, прежде чем к ней вернулось суровое выражение лица. Она тоже стояла. «Вы с Кацуки дружите с детства. Не выбрасывай это ради какого-то… хулигана, которого ты только что встретил! Изуку почти рассмеялся. «Мы с Бакуго не дружим с четырех лет, мама. Я не могу выбросить то, чего нет. Спроси его, что он сказал мне в тот день, когда меня похитил Грязный Злодей. Тогда скажи мне, что мы друзья. Когда он увидел, что мама надулась, чтобы продолжить спор, он отвернулся. Изуку не хотел сегодня драться с Бакуго, и он определенно не хотел драться с мамой. Он не мог этого сделать, но он не мог просто сидеть здесь и слушать, как она защищает его хулигана после того, как получил от него еще один шрам. Он не мог слушать, как она пыталась оторвать его от первого человека, который действительно заботился о нем после того, как ему поставили диагноз «непричудливость». Итак, он сделал то же самое, что и сегодня. Он ушел. — Изуку, как ты думаешь, куда ты идёшь? — Ухожу, — сказал он, хватая рюкзак и снова натягивая туфли. «Не беспокойся обо мне. Я не так беспомощен, как ты думаешь». — Изуку, вернись… Изуку закрыл за собой дверь квартиры и побежал. Слёзы разочарования затуманили его зрение, но он слишком хорошо знал эту часть Мусутафу, чтобы заблудиться. Он не прекращал бежать, пока не поднялся на свою любимую пожарную лестницу. Он начал так много патрулей из этого здания. Теперь он ходил по крыше и сердито тер лицо. Что он только что сделал? Почему он так сбежал? Когда он вернется, у нее появятся новые вопросы. Он не хотел возвращаться. Он всхлипнул и сел в центре крыши. Ему хотелось, чтобы Экикё был здесь. Он плакал до тех пор, пока все разочарование, ярость и боль не покинули его, оставив позади онемение, усталость и головную боль. Что ему теперь было делать? Сегодня он не смог вернуться домой. Он просто не мог. (Он очень внимательно не смотрел на край крыши.) Ему уже не в первый раз хотелось связаться с Экикё. Его лучший друг знал, что сказать в такие моменты. Изуку слегка вздрогнул, услышав, как что-то вибрирует в его рюкзаке. Он принюхался и порылся в сумке, чтобы вытащить одноразовый телефон. Он вытер последнюю слезу с лица и открыл новое сообщение. Гиран хотел знать, сможет ли он провести анализ на этих выходных. Однако новый адрес находился довольно далеко. (Конечно, он сообщил адрес после того, как Экикё ушел.) Изуку закусил губу, размышляя. Ему придется пробраться обратно в квартиру, чтобы забрать свое снаряжение… Мысли о доме и маме заставили его нахмуриться. Подождите, Гиран иногда устраивает злодеям убежища, верно? Возможно, он знал где-то поблизости, что Изуку может остаться. Всего на несколько дней. Он мог заплатить за анализ позже. Он начал задавать свой вопрос, но остановился, когда пришло другое сообщение, на этот раз от Кросса. «Хорошая работа в Сан-Франциско. Хочешь, я позже осмотрю твои ожоги? Изуку слегка улыбнулся. Затем он ударил по лицу. Ему не нужно было спрашивать у Гирана, где остановиться. Юку всегда был готов заполучить его. Он чувствовал себя таким идиотом. Он удалил черновой вариант текста и вместо этого отправил: «Извини, Дж. На этих выходных был в гостях у друзей. Хотя мог бы сделать это в следующую субботу или воскресенье. Затем он ответил Кроссу. «Сейчас уже в пути». Он подумывал о том, чтобы спуститься обратно на уровень улицы, но его спортивная форма UA была довольно узнаваема. В рюкзаке у него была только его настоящая форма. Он мысленно отметил, что пора носить с собой в рюкзаке запасной комплект неприметной гражданской одежды. Может быть, он мог бы спрятать здесь и сменную одежду? Он часто посещал эту крышу. Он решил подумать об этом позже. На данный момент он выключил звук своего гражданского мобильного телефона — он не хотел слышать, если мама засыпала его текстовыми сообщениями — и отключил GPS. Затем он вынул батарею из своего ноутбука, плотно завернул его и сам ноутбук в униформу UA и застегнул молнию на рюкзаке со всей электроникой внутри. Он надел его, застегнул ремни и помчался к краю крыши. Паркурить было намного сложнее, когда у него был тяжелый рюкзак с чувствительным грузом. И когда он устал до костей. Его кувырки были далеко не изящны, он нащупывал больше, чем хотел признать, и знал, что к тому времени, как добрался до окраины промышленного района и его складов, заработал еще несколько царапин и синяков. На дорогах здесь было гораздо меньше людей, и Изуку нужно было подождать всего десять минут, чтобы получить возможность спуститься по скрипучей пожарной лестнице многоквартирного дома и пересечь улицу незамеченным. Он бросился в переулок, ведущий в клинику, и быстро набрал код, нырнув внутрь, как только дверь открылась. К счастью, когда Чешир проводил его внутрь, в вестибюле больше никого не было. Она взглянула на его красные щеки и опухшие глаза, прежде чем улыбнуться ему. Изуку слабо ухмыльнулся в ответ, когда они пошли в экзаменационную комнату. Его осмотр прошел быстро. Исцеляющая девочка исцелила все, кроме того, что он заработал по дороге сюда. Чешир ушел, пока Кросс дезинфицировал одну из самых страшных царапин — на левом локте, — только чтобы вернуться через несколько минут с запасным комплектом одежды. На Изуку они были мешковатыми, а ткань немного грубой, но Изуку был рад переодеться во что-то менее узнаваемое. — Могу я остаться у тебя сегодня вечером? — спросил он Чешира, пока Кросс обхватывал его руку. «Конечно, Грин. Опять твоя мама? Изуку кивнул, быстро моргая. Сегодня он не собирался снова плакать. Он не был. Чешир вздохнул и обнял его. «Давай отвезем тебя домой, малыш. Ты должно быть устал." Изуку определенно не плакал. Потолок только что дал течь.