Их личный мир

— Йена, давай тост, — кричит Чанбин с противоположного конца дивана, практически полностью взобравшись на сотрясающегося Хенджина из-за нескончаемого смеха. — Опять я? — хнычет Чонин, покручивая бутылку спиртного в руке. — Давай не вытрёпывайся, — со смехом упрекает Хенджин, сталкивая Чанбина на пол, от чего тот разражается нецензурными выражениями в перемешку с пьяным хихиканьем. — Хён, это третий за сегодня, — к кому бы не обратился младший, но приведенный аргумент не убеждает ни одного из его хёнов и приходится смириться и привстать на ватных ногах. — Этот тяжелый год подходит к концу, и мы все должны согласиться с тем, что все мы — огромные молодцы, — счастливые улыбки и тихое хихиканье мемберов даёт вдохновение на продолжение. — Мы добились многого благодаря нашему упорному труду и стремлению к большему и сможем сделать ещё больше! — Так точно! — звонко выкрикивает Феликс и остальные хлопают в благодарность Чонину. — Я не закончил, — младший выставляет ладонь перед собой, как бы в знак всеобщего молчания. — Я могу поблагодарить каждого из вас, ведь все вы имеете огромный вес в нашей команде и идиллия, что выстроена за эти годы, моментально нарушилась если бы мы не поддерживали друг друга. Вы знаете, что я люблю и дорожу каждым из вас, поэтому хочу предложить выпить за всех нас. Оставайтесь такими же добрыми и понимающими по отношению к остальным несмотря ни на что, несмотря на любую оплошность или случайно сказанную грубость. Я хочу, чтобы ровно через год, а затем и каждый год до конца наших жизней заканчивался так же хорошо и тепло как этот. Слова Чонина заставили замереть всех на месте и даже задержать дыхание, ведь были сказаны так к месту и подтвердили именно те чувства, что ощущал каждый из них. В их группе тепло и уютно, конечно не без ссор, но ни в одних отношениях не бывает все гладко. Несмотря на то, что уже второй год подряд парни не успевают уехать в родные дома на новогоднюю ночь, здесь все ощущают себя по-настоящему дома, ведь они — семья. Никто не понял, что праздничный тост Чонина уже завершен и отмерли только когда тот, раздраженно вскинул рукой и отпил из своей бутылки, вновь падая на диван. Все завороженно поднесли напитки ко рту, а из-под стола послышался вопль: — Я вас так люблю! — протянул Чанбин, заливаясь наигранными рыданиями. — И я! — с той же интонацией провопил Хёнджин, укладываясь рядом на ковер, и закидывая ноги на бьющегося в истерике Чанбина. — Придурки, — шепчет Сынмин, с самой доброй улыбкой на лице. — И не говори, — так же тихо говорит Минхо и переводит взгляд, на Джисона, который уже час посапывает в кресле напротив, свернувшись в жутко неудобной позе и накрывшись своим пуховиком. Было не лучшей идеей купить лишь крепкий алкоголь, который подействовал на уставшие тела крайне агрессивно. Уже спустя пару часов с начала празднования нового года они еле стояли на ногах, а кому-то даже пришлось лечь, чтобы еще немного поддерживать разговоры. Конец года — всегда жутко тяжелое время. Множество премий, к каждой из которых нужно подготовиться индивидуально, праздничные мероприятия и конечно же деятельность внутри группы никто не отменял. Уже в середине декабря каждому пришлось открыть «второе дыхание», которое на самом деле было совершенно не «вторым», а посчитав такие моменты за пять лет групповой деятельности, вероятно собьешься со счету ещё на первом году. Ленивые телодвижения и тихие перешёптывания, с изредка чьим-то прорезающим тишину громким смехом, показывали, что пора бы закругляться. А невозможность дойти до любой из кроватей — что никто не вернется в свое общежитие и все останутся теснить жителей первого. Хотелось забыть обо всём и отрубиться прямо здесь, в неудобной позе, в которой обязательно затекут ноги и придется проснуться уже через несколько часов. Но сейчас волновало не это, а лишь шум неподалеку, из-за которого Минхо недовольно морщил нос, прикрыв глаза и откинувшись на спинку дивана. С боку пригревало тело, по-другому человека в такой кондиции назвать больше никак, вероятно это был Феликс, который пытался спрятаться за Минхо во время очередной попытки Чанбина стащить его на пол и защекотать. Оглушительный звук разбившегося стекла заставил распахнуть глаза, но Минхо быстро закрыл их вновь, встретившись с слепящим светом лампы, но один объект привлек его внимание и пришлось встретиться с глазу на глаз с убийственно ярким освещением. Кресло впереди, на котором мирно посапывал Джисон пустовало, а куртка неаккуратно накинута на спинку. Встать оказалось легче чем смириться с тем, что это предстоит сделать. Голова не раскалывалась, лишь слегка звенело в ушах, но, возможно, еще не настало самое сложное время. Почти все уснули, кроме Хенджина, который пытался разглядеть в телефоне что-то, по-видимому, волшебное, ведь просматривал одно и тоже видео несколько десятков раз. Он клевал носом, но отгонял наступающий сон, встряхивая головой. Отчаянный борец. Тихие голоса доносились из кухни и Минхо следовал на разведку. Здесь свет еще ярче, казалось-бы куда еще, но сухие, из-за линз, глаза жгло и пришлось проморгаться, чтобы разглядеть две фигуры возле окна. Чан и Джисон, попивали что-то горячее из чашек в руках и спокойно обсуждали планы на будущий год. — Я ещё думаю над этим, — говорит Джисон и вертит чашку в руках. — Ох, — вздыхает Чан и с улыбкой передает телефон, который прежде был недоступен глазам Минхо, владельцу. — Они будут в восторге. — Ещё бы, — тихо посмеивается Джисон и отставляет чашку на подоконник, слегка поворачивается и замечает Минхо. Теплая улыбка и уставший взгляд, заставляют покрыться тело Минхо несколькими тысячами мурашек. Джисон до последнего думает о работе, даже если сил на неё больше нет и есть возможность отдохнуть. Под конец года он стал почти что призраком, который бесшумно слонялся по общежитию и зданию компании, показывая энергию лишь на выступлениях, а после вновь замолкал, экономя последние силы. Хотелось сжать его в объятиях, укрыть теплым одеялом и дать проспать часов 12, как минимум. Минхо бы мог не пошевелиться ни разу, если бы это только помогло Хану справиться с усталостью и вернуться жизнерадостным, смеющимся с глупых шуток Минхо и так же глупо шутить в ответ. — Что разбилось? — Минхо подал скрипучий голос, вспомнив зачем пришел. — Чанбин, — хмыкнул Джисон, а из Чана вырвался смех. — Все нормально, — Чан оборвал все вопросы, что нарисовались у Минхо на лице. — Он пошел в комнату и запнулся об пустую бутылку. Обернувшись, Минхо увидел бутылку, что разбилась от столкновения со стеной. — А у него неплохо получается, — усмехнулся Минхо. — Он не хотел бы стать футболистом, не знаете? — Я передам ему твои слова, пусть задумается, — с улыбкой проговорил Джисон, вновь разворачиваясь к окну. Хотелось подойти ближе, обнять со спины и зарыться носом в волосах. Вдохнуть любимый запах, что не получалось сделать последние недели. Подарить всю любовь, которую некому было отдать всё это время, и она копилась внутри. Схватить и унести в их мир, где нет чужих любопытных глаз и грязных ртов с грубыми словами. Хотя бы взять за руку, переплести пальцы и крепко сжать, заглянуть в глаза, чтобы было понятно все и без слов, но нельзя. Минхо всегда старался оградить мемберов от их отношений, пытался не показывать истинные чувства, чтобы лишь один Джисон мог ощутить, то, что предназначено лишь ему. Даже Чана, который знал все об их отношениях буквально поминутно. Но что-то — должно оставаться личным и быть только между ними. Но невозможно скрыть нежный взгляд, полный любви и доверия. Как и сейчас, когда Минхо ловит на себе взгляд Чана, следящего за прожиганием затылка Джисона. Минхо уже было открывает рот в попытке глупо отшутиться, но Джисон опережает, поворачиваясь с самой счастливой улыбкой, которую не видел никто долгое время, и шепчет: — Там снег пошел. Всё те же грустные и усталые глаза, в которых плещется что-то еле заметное, но такое яркое и родное, что хочется расплакаться и Минхо расплывается в широкой улыбке, в момент оказываясь перед окном. — Блестит, — тихо проговаривает старший, заворожено смотря на крупные хлопья. — О, а у тебя такие же блестки на лице вчера на выступлении были. Джисон хихикает, будто эта шутка и вправду удалась, слабо толкает плечом и заглядывает в глаза. И Минхо тонет, захлёбываясь в ответной любви, которой Джисон переполнен так же, как и он сам. — Хочешь прогуляемся? — предлагает Минхо, еле оторвав взгляд. — Холодно, — Джисон ежится, будто ощутил этот холод в помещении. — Замёрзнем и вернёмся. Отказа не последовало, а лишь наоборот, Джисон молча отправился переодеться в теплый свитер и найти самый длинный пуховик. Минхо развернулся, встречаясь с прищуренным взглядом лидера, который опёрся на дверной косяк и выглядел скорее смешно чем строго. — Вы только не сюда возвращайтесь, — неожиданно выдаёт Чан. — В смысле? — Идите к тебе, а я никого до утра не пущу. — Зачем? — ухмыляется Минхо, придавая разговору совершено другой контекст. Чан тихо выругивается и улыбается, а затем продолжает: — Ты для каких целей меня смущаешь? — он закатывает глаза, а Минхо играет бровями. — Уйди уже, пожалуйста. В проходе появляется Джисон, уже полностью одетый и укутанный длинным шарфом по самые глаза. Чан облегчённо вздыхает, и отсалютовав Джисону, уходит в гостиную. Крупные белые хлопья, что блестят в свете фонарей и отражаются в глазах парней полностью завораживают обоих. Они идут молча, наслаждаясь приятной тишиной. Совершенно не неловким или нагнетающим, а самым родным и спокойным. Лишь белый искрящийся снег, хрустит под ногами и этот звук такой приятный и сказочный, что хочется бежать в припрыжку, схватив Джисона под руку. Приходится ловить друг друга, ведь их обувь не слишком предназначена для снежной погоды, и они нежно посмеиваются каждый раз. Из-за сказочности атмосферы Минхо не заметил камень, который привалило снегом, оступился и плюхнулся прямо вниз, с громким «Ой!», а Джисон разразился самым звонким и тёплым смехом и даже согнулся пополам, чтобы было легче дышать в перерывах между приступами. — Да помоги мне встать, — Минхо протягивает руку и пытается состроить хмурое лицо, из-за которого Джисон смеётся ещё громче. — Хватит ржать, — требует он, но сам не может сдержаться и смеётся, прерываясь на отчитывание Джисона за отказ в помощи своему хёну. — Я сейчас задохнусь, — пытается отдышаться Джисон, но вновь срывается, когда старший всё же решает подняться самостоятельно, кряхтя и возмущаясь. — Эй ты, — привлекает внимание Минхо, чтобы зарядить Джисону снежком, но промахивается. А Джисон строит такое удивлённое лицо, округляя рот. — Я ведь попаду, — грозит старший и нагибается за второй порцией снега. — Ага, — кричит Джисон и бежит прочь. — Ну попробуй. Обстреливая друг друга снежками, под громкие крики, словно маленькие дети, что впервые увидели снег, они перемещаются именно в тот желанный мир. В другую вселенную, где они могут позволить себе вести себя так, как им пожелается и быть теми, кем они могут быть лишь друг с другом. Джисон оказывается более метким и попадает пару раз, но Минхо оправдывается скользкостью кроссовок, ведь если бы не они, то он бы точно увернулся, а Джисон соглашается и катает новый снежок в руках. — Теперь я точно попаду, — кричит Минхо. И вправду попадает, да так что Джисон громко вскрикивает и полностью останавливается. Он прижимает руки по обе стороны от головы и возмущенно говорит: — Ты чего творишь? — Куда я попал? — взволнованно спрашивает Минхо. — Ну ты смотри куда кидаешь, — продолжает тираду возмущений Джисон, чем вгоняет Минхо в ступор. — Прямо в ухо попал. — Сильно больно? — Минхо подходит ближе и накрывает ледяные руки своими, пытаясь отодвинуть их, чтобы проверить место удара. — А сам как думаешь? Джисон не дает закончить начатое и проверить ушибленное место, а вместо этого сам перехватывает ладони и притягивает ближе, чмокая в губы и отстраняется со смехом. — Ты соврал? — Минхо тоже смеется, будто Джисон вместе с быстрым поцелуем передал смешинку. — Да, — легко признается Джисон, переплетая их пальцы и засовывая скрепленные руки в карманы своей куртки.— Ты снова не попал. — Ты жульничал, — не унимается Минхо, в нежелании признать проигрыш. — Ну не расстраивайся, что я лучше тебя, — улыбается младший. — Хочешь поцелую, чтобы не так грустно было? Минхо ухмыляется и подаётся вперёд, целуя первым. От соприкосновений кожей, по всему лицу будто проходятся мелкими осколками, ведь та накалилась от холода. Губы холодные и мокрые из-за тяжелого дыхания, а поза до безумия неудобная. Но всё это не мешает насладиться друг другом сполна. Их губы, что так скучали друг по другу, встречаются с сильным напором, который хочется только усилить, но это не представляется возможным из-за огромных пуховиков. Хочется ощутить друг друга полностью и Минхо сжимает чужую руку в своих, а Джисон жмётся ближе, переставляя ноги, но оступается и летит прямиком вниз, встречаясь спиной с навалившимся сугробом. Минхо летит следом, вжимая Джисона своим телом ещё глубже в снег. Поцелуй не разрывается, а лишь меняется настрой, становясь всё более отчаянным. Приходится отстраняться каждую секунду, чтобы вдохнуть воздух, которого и так не осталось после долгой игры. В эти моменты они смеются, встречаясь взглядами, улыбаются и нападают друг на друга вновь, заставляя кровь в венах кипеть и становится по-натуральному жарко. Этот поцелуй до смешного неловкий и неуклюжий, но это добавляет новых эмоций, и лицо покрывается смесью слюны и конденсата от смен температур. Когда Джисон неосознанно мычит в губы Минхо, приходиться вспомнить, где они находятся. Он отрывается и перекатывается, чтобы лечь рядом, расцепляя затекшие руки. Громко шмыгает носом, и Джисон смеется, вытирая лицо тыльной стороной ладони: — Твои сопли на моем лице. — Думаю, теперь это общие сопли, — хохочет Минхо и встаёт, протягивая руку. — Пошли домой. Они лежат ещё мгновение, пытаясь перевести дыхание и вернуться в реальный мир. Туда, где холодный воздух обжигает кожу, а противный звенящий звук от фонаря, что освещает безлюдную улицу, заставляет съёжиться. Лишь два факта соединяют эти вселенные: Джисон, который смотрит в тёмное небо с тёплой улыбкой, и искрящийся снег, что продолжает падать, окрашивая каждый сантиметр города в самый чистый белый цвет. Общежитие встречает парней темнотой и самым приятным теплом. Они выдыхают с облегчением, ведь наконец-то вернулись в комфорт. Кожу всего тела жжёт и приходится раздеться, чтобы тело согревалось естественным путем. Оба дрожат и забираются под теплое одеяло — ещё один путь вернуться в их любимый мир, потому что одеяло может скрыть от всего. Дышать становится легче и Минхо устало зевает прямо в шею Джисону, вызывая у того мурашки. Минхо смеётся и проводит всё ещё холодным носом, а Джисон в отместку просовывает свои холодные ступни между бёдер другого. Оба шумно возмущаются, но позволяют согреть последние холодные части тела. Тихое спокойное дыхание младшего усыпляет Минхо и тот почти проваливается в сон, пытаясь прошептать пожелания на ночь, но язык предательски не слушается, и он сдаётся, лишь притянув Джисона ближе. Младший пахнет теплом и домом, а размеренное сердцебиение, которое можно услышать в тишине комнаты — создаёт лучшую колыбельную. Минхо чувствует слабое прикосновение чужой руки, которая ползёт по плечу, а путь свой завершает на затылке, зарывшись пальцами прямо в беспорядочно запутанные волосы. Жест почти невесомый и его можно было бы принять за простое желание быть ещё ближе, но Джисон вкладывает в него напор, который заставляет Минхо приподнять голову и встретиться с чужими глазами. Взгляд, в котором читаются все эмоции, что спрятаны глубоко внутри. Открытость младшего завораживает, а мягкие губы тянутся вниз и пьянят куда больше чем всё выпитое несколькими часами ранее. Только понятной им страстью наполнен этот до безумия нежный и медленный поцелуй. Минхо ощущает слова, которыми хотел бы поделиться Джисон на кончике его языка, которым тот аккуратно проскальзывает между губ и хочется утонуть в их общей любви. Сон уходит на второй или даже десятый план, когда Джисон слегка тянет его за волосы, в беззвучной мольбе взять инициативу на себя. Минхо нависает сверху, ни на секунду не отрываясь от любимых губ, а Джисон тянется ближе, выгибаясь как можно сильнее, чтобы ощутить трение кожей по полной мере. Желание забраться в младшего полностью, поселиться прямо под кожей, накрывает с головой, и он скользит поцелуями по шее. Нежная кожа покрывается лёгкими укусами, которые лишь добавляют ощущений. Когда Минхо спускается ниже и проводит языком по острой ключице из Джисона вырываются тихие всхлипы и старший поднимает голову, в желании запечатлеть в своей памяти до безумия красивое лицо. Темные волосы в идеальном беспорядке разбросаны по подушке, зажмуренные глаза, с трепещущими ресницами. Щёки, что окрашены прекрасным румянцем и немного приоткрытые, влажные от поцелуев губы со слегка приподнятыми уголками. Джисон открывает глаза, и Минхо готов расплакаться от этого взгляда, полного любви и доверия. Самые чистые эмоции, которые, обычно, приходится прятать глубоко-глубоко внутри, ведь они предназначены лишь для одного человека. Джисон — произведение искусства, который лежит под Минхо и всем видом показывает, как нуждается в нём. Но спустя мгновение Джисон моргает и блеск в глазах гаснет, а взгляд становится строгим и задумчивым. У Минхо спирает дыхания от непонимания и страха собственной вины в таком быстром изменении настроя. И Джисон подаёт хриплый от долгого молчания голос: — Мы никому не помешаем? — неожиданный вопрос, из-за которого Минхо смеётся и падает всем телом сверху. — Хани, — умиляется Минхо и оставляет быстрый поцелуй на губах. — Не думаю, что кто-то уже в состоянии очнуться. Джисон моргает пару раз, как бы анализируя слова и соглашаясь с ними, а затем прикрывает глаза и ухмыляясь толкает Минхо в плечи: — Можешь продолжать. Минхо смеется от этого бесстыдства, когда снова нападает с нежным поцелуем и сцеловывает чужие смешки, вырывающиеся вместе с тихим мычанием. Настрой не меняется, и парни погружаются во вновь открывшуюся для них вселенную. Мир, где они плавятся от медленных прикосновений друг друга, тихих стонов и желания идти дальше. Поцелуи, с которыми Минхо спускается, всё такие же нежные и он продвигается медленно, по только одному ему известной карте, пытаясь прочувствовать каждый сантиметр любимого тела. Джисон зарывается одной рукой в волосы, пальцами перебирая темные пряди, а другой крепко сжимает чужую ладонь, когда старший целует особенно чувствительные места. Подготавливает Минхо старательно, разбивая Джисона на части, а затем собирая вновь. От вида, разгорячённого и полностью открытого только для него парня, все внутренние органы скручивает в один тугой узел, а мышцы ноют от переизбытка чувств. Минхо глушит собственные хрипы в любимом теле, потираясь носом о низ живота и бёдра, пуская новые строи мурашек. Джисон не в состоянии держать эмоции в себе и Минхо слышит идеальные звонкие стоны, от которых кроет ещё больше. Короткие ногти царапают кожу головы, поэтому Минхо приходится оторваться от наслаждения идеальным телом и поднять голову на не менее идеальное лицо. Стеклянные от удовольствия глаза и шумное дыхание, из-за чего у Минхо закатываются глаза. — Хён, — хнычет Джисон, потянув сильнее за волосы. — Поцелуй меня. И Минхо целует. Трепетно, желая подарить Джисону всю заботу и отдать все оставшиеся силы, что тот явно израсходовал за год полностью. Нежно, пытаясь показать ему все слова любви, которые, обычно, так сложно сказать в реальном мире. Медленно, норовясь дать прочувствовать этот момент как можно ярче. Громкий стон Джисона теряется глубоко в душе Минхо, когда тот начинает движения. Темп до безумия медленный, что убивает только сильнее, но оба не против умереть именно так. Кожа губ будто стерлась от длительных поцелуев, но они не хотят останавливаться, продолжая глушить стоны друг друга. Джисон чувствует движение бедер Минхо и как он дрожит, контролируя себя, чтобы не сорваться на более быстрый темп. Они дышат друг другу прямо в губы, наполняя их личный мир только их воздухом, общим, что смешивается так легко, как и их тела. Минхо шепчет слова прямо в губы, вырывая того из чего-то вязкого, полностью окутавшего тело и Джисон замирает, когда чётко понимает смысл сказанного. — Хани, я так счастлив видеть твою искреннюю улыбку. Я готов смотреть на тебя вечно и делать для тебя все, чтобы лишь увидеть счастье на твоем красивом лице. Только ты способен заставить меня чувствовать такие яркие и чистые эмоции, только ты… — бормочет Минхо, тяжело дыша прямо в губы. — Я могу говорить тебе каждый день, как сильно люблю тебя и как благодарен находиться рядом с тобой. Я обещаю быть всегда рядом с тобой. Только ты — моя причина быть здесь. Джисон протягивает руки к лицу Минхо и заставляет поднять взгляд. Они смотрят друг на друга несколько мгновений, пытаясь собраться по частям и Джисон чувствует, что должен заговорить: — Хен, — начинает он, но тормозит, ведь мозг полностью расплавился и слова не получается собрать воедино. — Я… — Ты не обязан ничего говорить, — успокаивает Минхо, поглаживая щёку большим пальцем, а затем оставляя поцелуй на этом месте и Джисон выдыхает, вспоминая что Минхо никогда не осудит его. — Я очень люблю тебя, — шепчет Джисон, притягивая старшего еще ближе. Густые и обжигающие чувства, которые полностью заменили кровь и теперь пузырятся в венах, и Джисон будто отключается раньше, чем самая сильная волна окутает его. Ощущения накалены до предела, словно лава, которая плавит внутренние органы. Нет ничего кроме них двоих, только они могут доставить друг другу столько эмоций и удовольствия. Они — одно целое с одними на двоих чувствами. В этой вселенной нет ничего, кроме горячего тела сверху, которое расслабляется. И последнее, что ощущает Джисон, прежде чем провалиться в самый крепкий сон за последние недели — это лёгкое прикосновение губ к плечу. Это их общий мир, который не пропускает через свои толстые стены те проблемы, что прямо сейчас готовит для них другая вселенная. Их реальная жизнь.