Их личный мир

— Хён. Неожиданно громкий голос моментально вырывает из тёплого сна и Минхо встречается с напуганным взглядом Джисона. Минхо смотрит в сторону, в попытке разглядеть источник такого сильного испуга и натыкается на Чана, который стоит у распахнутой двери. Его взгляд крайне свирепый, почти что бешеный. Покрасневшие щеки и тяжелое дыхание, а под глазами темные круги. Непонятно, что стало причиной злости лидера. Но Минхо следует рефлексам и притягивает Джисона ближе к себе, всем своим телом, пытаясь защитить и в первую очередь принять удар на себя. Приходится натянуть одеяло выше, чтобы скрыть его оголенные плечи. Младший дрожит в объятиях, ведь раньше ни один из них не сталкивался с таким уровнем гнева лидера. Чан замечает взгляд Минхо, в котором плещется ярость, но та лишь прикрывает тот же испуг, от которого прячется Джисон, натягивая одеяло еще выше. Проморгавшись пару раз и встряхнув головой, Чан меняет настрой, и теперь Минхо отмечает, что даже не понимает кто из них троих напуган больше. — Так, — лидер пытается глубоко вдохнуть, но ком в горле мешает, и он трясущейся рукой зачёсывает волосы, пытаясь хоть как-то вернуться в привычное состояние. — Вчера Вы… Минхо не слышит продолжение фразы из-за оглушительного сердцебиения и чувствует лишь замершее тело в своих объятиях. Перед глазами проносятся картинки прекрасной ночи. Широкая улыбка Джисона, что теперь превратилась в оскал. Мягкий снег, падающий с неба, сменяется острыми льдинками, которые режут кожу. Он соединяет воедино испепеляющий взгляд лидера и те обрывки слов, которые он слышит. Отношения. Поцелуй. Фотографии. Интернет. Не слышно ничего, кроме хлопка входной двери общежития и тихого всхлипа Джисона. Минхо закрывает глаза и видит белую стену, в которой зияет огромная дыра с огненной окантовкой. — Хён, — голос Джисона надрывающийся от слез и это делает новую дыру, обжигающий огонь от которой добирается прямо до сердца Минхо. Пламя ровное, но постепенно начинает колыхаться от ветра, что прорывается с реального мира. Он раздувает огонь, перекидывая того на потолок. — Мне тоже страшно, Джисон, — отрезает Минхо и младший больше не сдерживает слез. Становится темно. Огонь больше не излучает свет. Вселенной больше нет, она сгорела дотла. Парни собираются быстро, ведь Чан дал четко понять, что их ждут в здании компании через час. Говорить страшно и кажется, что любой звук может подорвать мины, которые расставлены вокруг них. Пока старший находится в душе, Джисон без спросу одалживает толстовку и спортивные штаны из шкафа Минхо, ведь собственная одежда явно не предназначена для повторной носки и валяется возле кровати. Холодный воздух не охлаждает их легкие, а режет самым тупым ножом, больше раздирая и принося дополнительную боль. Снег на дорогах начинает таять, образуя грязные лужи, что пачкают обувь и хочется лишь утопиться прямо в них. Не скрытые осуждающие взгляды людей, которые тратят свой законный выходной, встречают парней в аудитории. Слишком много пар глаз терзает их, а от звенящей тишины хочется прижать ладони к ушам. Лишь Чан не следит за их движениями, когда те усаживаются на два пустых стула, пряча глаза, уткнувшись ими в стол. Их менеджер входит в комнату неуверенными шагами, тоже чувствуя вину за невыполнение своих обязанностей. В его руках стопка бумаг, и один комплект падает перед Чаном. Лидер вздрагивает и перебирает их, тщательно останавливаясь на каждом листе. Минхо внимательно наблюдает за его взглядом, пытаясь понять положение дел, но эмоции совершенно нечитаемые. Ни один из присутствующих не подает голоса, пока бумаги не попадут в руки каждому. Свой круг они замыкают у парней в руках и Минхо выжидающе смотрит на менеджера, а затем, не получив одобрения, на Чана, но тот вновь уткнулся в стол. Страшно и до безумия стыдно разглядывать страницы с напечатанными на них настолько личными фрагментами. А еще более стыдно ловить раздраженные вздохи людей, что явно старше них и которые уже ознакомились со снимками. Фотографий немного, но на них виден каждый счастливый момент их волшебной ночи. Снимки смазаны, ведь большинство из них сделано в движении, во время импровизированной игры в снежки. Но на последних двух фотографиях четко запечатлены поцелуи. Те самые, самые неудобные и неловкие и, смотря на них, хочется одновременно смеяться и плакать. Настолько странными они выглядят. Женщина во главе стола, что явно была самой главной в этом консилиуме, откашливается в кулак и наконец-то подает голос, вырывая Минхо из собирания воедино частички оставшегося рассудка. — Директор, естественно, осведомлен о данной ситуации, и я здесь представляю именно его. Минхо нервно сглатывает от упоминания директора и ловит такое же движение со стороны Чана. — К счастью, мы здесь не для того, чтобы осуждать кого-либо, — уточняет женщина и Джисон рядом выдыхает. Он трясет ногой под столом и ковыряет кутикулу из-за нескончаемого стресса. — Вы изучили фотографии и теперь я жду предложений. Аудитория вновь погружается в тишину, но она больше не звенит в воздухе, как цикада. Теперь это рабочая тишина, направленная на осмысливание ситуации и принятия верного решения. — Как мы могли заметить, — мужчина, что сидит слева начинает говорить и Джисон вздрагивает от неожиданности. — Все фотографии размытые, а самые провокационные сделаны со спины одного из людей. Несколько людей кивают, и тишина заменяется рабочей беседой. Работники перебирают возможные варианты действий и продумывают наперёд возможные исходы событий. Скрип карандаша по бумаге раздражает и его хочется переломить пополам. А ногу Джисона, которая продолжает трястись, передавая дрожь самому Минхо, хочется с силой прижать к стулу. Воздух становится ощутимо гуще от нарастающего раздражения. Минхо тонет в своих мыслях, которые лишь осуждающе кричат внутри, ещё больше разжигая гнев внутри. Гнев лишь на самого себя. Он крупно проебался, позволив им быть слишком неаккуратными. Это он подставил ребят и Чана, который из-за стыда за них прячет глаза и боится лишний раз вздохнуть. Голоса слишком громко звучат в его голове, сливаясь с бурным обсуждением сотрудников, и Минхо отчаянно борется с желанием плотно зажать уши ладонями. Вибрация по полу, что создаёт Джисон своими ногами, становится безумно ощутимой. Кажется, будто он либо проломит пол, либо перевернёт стол. Все это страшно раздражает и из-за нахлынувшего гнева становится труднее дышать. Минхо оттягивает ворот свитера и запрокидывает голову вверх, пытаясь отыскать хоть крупицу воздуха, который сможет насытить его. Голова кружится, а сердце начинает биться еще сильнее прежнего. Минхо сжимает джинсы пальцами, доставляя неприятные ощущения коже бёдер. Кажется, будто он снова тонет и теперь уже точно не всплыть. Он снова видит огонь, но теперь горит огромный водоем. Не видно начала и конца, ни одной щепотки суши. Лишь вода, которую зверски пожирает огонь. Легкие наполняет горячая вода и Минхо уже готов смириться со своей смертью когда слышит хриплый голос Чана и воздух снова попадает в легкие. — Мы можем отрицать, — начинает лидер. — Например, можем обеспечить алиби. — Каким образом? — главная женщина качает головой и строит выражение лица, показывающее недовольство. — Как минимум написать о том как мы провели праздник все вместе в бабле, а затем в инстаграме, — Чан смотрит на Минхо и тот неуверенно кивает в знак согласия. — На фотографиях ни черта не разглядеть, можно попробовать. Женщина размышляет пару минут, а затем слабо кивает и начинает раздавать распоряжения сотрудникам. Шум возобновляется, но на этот раз не душит, ведь появляется надежда. Минхо еле заметно выдыхает и поднимает взгляд на Чана, который в свою очередь внимательно изучает Джисона. Младший склонил голову и что-то шептал, параллельно обдирая последний слой, оставшегося маникюра. Старший сжимает его руку под столом и младший внимательно смотрит тому в глаза. Нечитаемый взгляд удивляет Минхо. Никогда Джисон не смотрел так и поэтому Минхо отводит взгляд, в нежелании ломать стены их мира с новой силой. Стук в дверь прерывает оживленные переговоры. Извиняясь, входит незнакомая девушка, с новой стопкой листов в руках, а затем, так же извиняясь, выходит. Аудитория вновь погружается в тишину. Лишь шуршание листов нарушает ее и заставляет, только что успокоившееся сердце Минхо, вновь ускорить свой темп, по мере приближения к нему новой партии разрушенного личного пространства. Новые фотографии лучшего качества чем предыдущие и складывается впечатление будто это было сделано нарочно, в желании привлечь больше внимания к этой ситуации. На них видна каждая счастливая улыбка Джисона с этой ночи. Поддельная гримаса боли, когда Минхо, якобы, попал снежком. А на снимке крупным планом, сделанного прямо во время поцелуя, можно разглядеть даже темную родинку Джисона, что выглядывает из-за чуть соскользнувшего шарфа. — Да как такое возможно? — неожиданно громко возмущается Джисон. — Там никого не было. Пустейшая улица. От крика младшего Минхо даже сжался всем телом. Не хочется слышать громкие слова, но до краёв полные боли. Джисон открывает рот в попытке продолжить тираду возмущений, несмотря на осуждающие взгляды взрослых людей, но закрывает его вновь, прерванный тихим смешком. Чан, вероятно, даже не замечает, что еле сдерживается, наровясь перейти на полноценный смех. Он устало смотрит всё так же в стол, а затем содрогается всем телом и резко переводит серьёзный взгляд на заместителя директора. — Без вариантов, — качает он головой. — Придётся подтвердить. Неизбежное приходится принять и Минхо внимательно следит за развитием событий, пытаясь больше не погружаться в себя. Страшно и стыдно, тошнит от этих разрывающих чувств и тело Минхо покрывается мурашками, когда он слышит резкий выдох Джисона, что полон неожиданности, когда они слышат «Двухнедельное отстранение от групповой деятельности до принятия решения» Словно стук молотка в зале суда. Именно так звучат эти слова. Люди расходятся, прощаясь друг с другом. Джисон подходит к Чану, который тихо говорит о чём-то с менеджером. А Минхо, в отличии от них, вылетает из аудитории сразу, как только основная часть людей рассосётся. Он не должен находится здесь, он хочет лишь укрыться от всех пожирающих взглядом, что преследовали его последние пару часов. Слишком грубо потревожили его личное пространство и хочется натянуть капюшон ниже, а еще лучше принять душ, растирая себя губкой до жжения. — Минхо, — громкий голос, что уже в которых разрежет его сердце на мелкие лоскуты, разрезает шум оживленного коридора. Минхо приходится обернуться, чтобы увидеть Джисона, надвигающегося на него. А Минхо хочет лишь идти дальше, не желая слышать ни единого слова. Но, кроме него, старший видит пару девушек-стажёрок, что с интересом наблюдали, словно представление в цирке. Когда одна из них наклонилась и прошептала на ухо другой что-то с ухмылкой, Минхо пришлось прошипеть, к тому времени уже подошедшему Джисону: — Опомнись, Джисон. Младший не стал возмущаться, а только склонил голову и ускорил шаг, чтобы идти в ногу с другим. Минхо привёл их в знакомый зал для практик. Он меньшего размера нежели другие, поэтому редко используется для тренировок. Именно в этом зале, будь они на пороге дебюта, Минхо тренировался сам и помогал младшим мемберам. Нет сил сказать хоть что-то. В голове лишь продолжают неукротимо кричать, всё дальше плавя мозг Минхо. Джисон стоит позади и наблюдает за состоянием старшего в зеркале напротив. Обоим страшно и непонятно что делать дальше. Они так долго шли к тому уровню популярности, что имеют сейчас. Пять лет они работали рука об руку с другими парнями. Теперь всё сломается, а всему виновата мимолетная нежность. Платить за удовольствие безумно больно. — Хён, — тихо зовёт Джисон, подходя ближе, но останавливается сбоку, заглядывая в глаза, теперь уже без посредника в виде зеркала. — Ты жалеешь? Краткий вопрос, но он порождает еще кучу в надломленном сознании. Он не жалеет о времени вместе, которое они провели за всё время отношений. Не жалеет о вчерашнем проявлении чувств. И уж точно не жалеет о своей любви. Но Минхо не может сказать, слова застревают где-то на корне языка, раздражая, и вызывают лишь приступы тошноты. Джисон заметно тускнеет на фоне ярких стен. Взгляд грустнеет, хотя казалось бы дальше просто некуда. Его выразительные темные глаза молят сказать хоть слово, но Минхо в ответ лишь безэмоционально моргает. Реакция старшего вновь надламывает что-то в Джисоне и тот разрывается, повышая голос: — Скажи хоть что-то. Минхо видит скопившиеся слезы в уголках его глаз. Снова он стал причиной слёз любимого человека. Всё тело покрывается мурашками от осознания своего провала, своей внезапно взявшейся апатии. Нет желания обнять Джисона и не отпускать его, как всегда. Желания спрятать ото всех глаз и грубых слов, пережить эту трудную ситуацию. И еще больнее признавать это, чувствовать страх только за своё будущее. Джисон тяжело дышит, явно сдерживая слёзы изо всех сил. Нервно чешет запястье под большой толстовкой Минхо, пытаясь отвлечься от боли, которая раздирает внутренности. Он качает головой, всматриваясь в пустые глаза своей второй половинки. Своей родственной души. И не верит тому безразличию, что он видит в них. — Ты помнишь что говорил вчера? — голос дрожит, но Джисон придаёт всю оставшуюся уверенность своему монологу. — Ты обещал быть рядом всегда, — но он не выдерживает и первая слеза скатывается по бледной щеке. — Тогда почему ты сейчас так далеко? Джисон протягивает руку и обхватывает чужое запястье, пытаясь быть ближе. Снова спрятаться в их мире и пусть стены придётся возводить вновь. С Минхо он всегда готов построить хоть лабиринт из стен, лишь бы остаться с ним навечно. Но старший не разделяет этот жест близости, продолжая стоять неподвижно. — Что хочешь взять свои слова обратно? — ухмыляется Джисон, одёргивая руку и вытирает слезы рукавом. — Скажи еще, что только из-за секса такие эмоции были. Голос стальной, полный отвращения к поведению Минхо. И тому так же тошно от себя. Минхо помнит каждое слово, что вырезал у себя на сердце. Слова вечной любви, которую так тяжело держать внутри, но легко разделять с любимым человеком. А сейчас, находясь на расстоянии вытянутой руки, но вне возможности показать всю её силу, та лишь обхватывает горло огненными руками, заставляя сгорать и задыхаться. Минхо видит насмешливый взгляд в отражении зеркала, когда Джисон в последний раз оборачивается, перед тем как хлопнуть дверью. Боль, скрытая злостью, ранит ещё больнее. Лучше бы Минхо согласился с его словами и тому бы пришлось ненавидеть его. Но даже в этой ситуации он не может солгать. Минхо падает на колени, как только видит закрывшуюся дверь. Сдерживает рвотные позывы, а желчь, пробирающаяся наверх, лишь обжигает пищевод. Лоб покрывается мелкими капельками пота от недостатка кислорода. Всё тело горит, а разум кричит слова, которые дают наконец-то понять, о том, что стены вселенной, которые прочно ограждали их отношения от внешнего мира разрушены. Реальный мир превратился в мультивселенную, куда, прямо как снежный ком, выплюнули все их совместные моменты. Самый чистый снег их воспоминаний теперь виден всем, а парням лишь остается наблюдать, как ком тает, превращаясь в грязь и слякоть. Хлопок входной двери заставляет замереть Чанбина и Хёнджина, которые спокойно поглощают один на двоих острый похмельный суп, сидя на полу за столом. Джисон проходит в направлении своей комнаты под взгляды парней. Тот двигается понуро, но шипит ругательства себе под нос. — Хани, — шепотом зовет Хёнджин. Джисон останавливается и мгновение медлит, а затем поднимает налившиеся гневом, но красные от слёз глаза. Оба теряют дар речи, ведь ожидали увидеть Джисона грустным, просящимся в объятия старших. Что он будет нуждаться в поддерживающих словах и они подготовили парочку вместе, готовясь к приходу. Но никто не ожидал увидеть злого, трясущегося от гнева, Джисона. Чанбин решает, что попробовать всё же стоит и открывает рот в попытке пригласить к ним за завтрако-обед, но тот опережает, остро отрезая возможность последующего диалога: — Лучше молчите. Дверь в комнату плотно закрывается, готовясь больше не открываться ближайшие дни меньше чем на пару минут. Парни переглядываются беспокойными взглядами, осознавая, что последует за этим состоянием Джисона. Аппетит точно пропал и они сидят, не сдвинувшись с мест, пока новый хлопок двери не заставляет их вздрогнуть от неожиданно громкого звука в тихом общежитии. Чан двигается быстро, но замирает посередине гостиной, ловя две пары широко открытых глаз на себе. Мгновение уходит на то, чтобы уставший мозг смог проанализировать ситуацию. Вечно шумное помещение погрузилось в зловещую тишину, почти что гробовую. Означало это лишь одно, Джисон здесь. Чан указывает пальцем на дверь комнаты Хана и, получив синхронизированный кивок, вздыхает, а затем присаживается на диван рядом со столом. — Я не расскажу вам ничего конкретного, — Чан снова вздыхает и потирает глаза, что практически закрыты из-за мешков усталости. — Ничего не известно. Фотографии в отличном качестве, будто они были подготовлены и пришли с огромной профессиональной камерой. Парням очень не повезло. — А дальше что? — интересуется Хёнджин и Чанбин болванчиком кивает. — Предложили рест на две недели до определения плачевности ситуации, — оба парня испуганно вздыхают и смотрят на Чана, в мольбе продолжить рассказ. — Объявят через неделю, но по документам он начинается с сегодняшнего числа. Неделя праздничных выходных, советуют воздержаться нам от проведения групповых трансляций, так что поздравляем стей только в социальных сетях. Оба кивают, наблюдая, как речь Чана становится всё более тихой и размеренной. Приходится встряхивать головой через каждые два слова, чтобы отсрочить наступление сна. Не спать с прошлого года было ужасной идеей. Парни стараются помочь лидеру, укладывая прямо на общий диван, накрывая пледом. Минхо возвращается в общежитие, когда за окнами небо окрашивают сумерки. После беззвучной истерики в зале для тренировок он долгие часы бродил по улицам города. Не так многолюдно, нежели в обычные дни. Мороз, усиленный влажным воздухом, попрятал жителей поглубже в их дома. Под тёплое одеяло с чашкой крепкого кофе или, возможно, в не менее тёплые объятия. Казалось, будто каждый круглосуточный магазинчик на его пути и даже любой тёмный закоулок носит свою историю. Каждая частичка большого города напоминает лишь об одном маленьком человеке. Его любимом человеке, который больше не идёт рядом, не смеется с неуклюжих движений, глупых шуток и противного флирта. Сейчас он один, спрятался за тёмными стенами своей комнаты, проваливаясь всё глубже в свой старый мир, в который, уже на протяжении пяти лет, не позволял заходить Минхо. Одинокая вселенная, где Джисон остаётся один на один со всеми гнетущими мыслями. Минхо слонялся без дела и в тишине. Он запрещал себе включить музыку в наушниках, ведь он должен продолжать терзать себя этими мыслями. Обязан корить себя и заставлять ненавидеть. Музыка поможет отвлечься, но он слишком зол на себя, чтобы позволить так легко уйти от этого чувства. Натянув капюшон куртки как можно ниже, а другую половину лица, спрятав чёрной маской, он шёл и шугался каждого вскрика или смеха прохожих. Казалось, что его узнают все и каждый осуждает. Винит его в том, что тот испортил ориентацию своего друга, когда младший был ещё ребенком. Общежитие встретило тишиной. Здесь никогда не было шума и криков, но всегда чувствовалась жизнь. Включённый телевизор в гостиной, скворчащее масло на плите или матерящийся Феликс, играющий в игры на телефоне. Сейчас же неожиданно тихо. Минхо даже задумался не бросились ли все утешать Джисона, но все догадки развеялись, когда он заметил трех обеспокоенно смотрящих на него парней. Феликс спрыгнул с дивана, в мгновение сокращая дистанцию между ними, но Минхо остановил его, выставив руку вперед, а затем скрылся за дверью своей комнаты. Настало время воплотить продуманный план, который тот разработал во время прогулки. Небольшой чемодан, который был предназначен для быстрых поездок на премии или съемки, теперь заполняли самые необходимые вещи. Хотелось покончить с этим быстрее, чтобы не слышать своих мыслей и удивленных разговоров за дверью. Посещают мысли собрать всё, увезти в родной дом. А ещё лучше, наоборот, оставить каждую футболку и даже носок, чтобы ничего не напоминало об этом времени. Сбежать бесследно, выплатить этот ебучий долг за расторжение контракта, подставив друзей еще больше. Феликс будто не шелохнулся и стоит на том же месте дожидаясь старшего. Под пристальным взглядом Минхо оставляет чемодан у стены и подходит ближе, позволяя обнять себя. Тонкие руки, тепло которых Минхо чувствует даже через свитер сжимают его тело в подбадривающих объятиях. Он слышит тихий шепот в свое плечо и ощущает как плечо намокает, ведь Феликс плачет. Всем страшно и непонятно, а мир Минхо продолжает рушиться, когда он слышит шмыганья носом и переводит взгляд на Сынмина и Чонина, которые наблюдают за ними. Он испортил жизнь каждого человека в этой комнате. Феликс шепчет стандартные слова, по типу «все будет хорошо» и «мы справимся», но Минхо не верит этому. Не справятся. Эту ситуацию не сможет исправить ничего и никто, а виновник лишь он, ведь именно Минхо позволил произойти этому. — Помоги Джисону, — голос пугающе хриплый из-за почти что дневного молчания и Феликс вздрагивает от тембра. Младший отрывается от плеча и смотрит опухшими глазами на Минхо, пытаясь поддерживающе улыбнуться, но губы лишь кривятся в жалостливой улыбке. Невозможно больше терпеть этих сожалеющих взглядов и Минхо резко уходит, вновь наполняя комнату тишиной. Родители не требуют объяснений. Мама лишь усаживает за стол, накрывает его любимой домашней едой и говорит на отвлечённые темы. Рассказывает про новый распорядок дня их домашних питомцев, ведь теперь они кушают не в девять утра, а в восемь. Тихо смеётся, рассказывая как недоволен был Суни внезапно нарушившимся графиком сна и губы Минхо дёргаются в слабой улыбке. Конечно родители знают обо всём, ведь следят за их карьерой даже больше чем некоторые фанаты, на то они и родители, им нужно знать всё. Отец приходит с работы и встречает сына строгим, но понимающим взглядом. Ужинают все вместе, в приятной родной тишине. Минхо на секунду позволяет себе забыть о реальном мире, что находится за крепкими стенами родительского дома. Эти стены невозможно поджечь, они из металла, который лишь накаляется и больно обжигает, но затем остывает, позволяя снова спокойно дышать. Семейные стены нерушимы, родители подсильны защитить своего ребенка. Мама не просит говорить ничего несколько дней, позволяя сыну остыть и принять проблемы. Разговоры короткие и чаще они просто молчат за просмотром телепередач или игр с котами. Она всегда улыбается, заставляет понять Минхо, что они не настроены против него. Говорит нежно о том каким сын вырос красивым человеком или строго, когда тот забывает поесть или напоить котов, пока родители на работе. Но в каждом слове чувствуется любовь и забота. Первый серьёзный разговор случается на четвертый день его пребывания дома. Мама заходит издалека и аккуратно спрашивает о здоровье его друзей. Видит как Минхо колеблется с рассказом, но тот осознаёт необходимость рассказать. Родители находятся в неведении уже несколько дней и не понимают почему их сын здесь, хотя должен работать. Они знают о загруженности графиков и им нужно знать причину. — Меня отстранили от деятельности на две недели, — говорит он то, что тревожит маму больше по его мнению. — Ясно, — коротко отвечает мама и пару минут занимает осознавание сложившегося. — А ребята то как? Вы были очень заняты последние недели. Минхо слабо улыбается, осознавая как он похож на свою мать. Ей так же нужно знать всё о каждом человеке, которому она хочет помочь. С самого их дебюта мама приняла всех мальчиков в их семью. Каждый телефонный разговор обязательно сопровождался расспросами о каждом из парней. Мама старается заводить разговор легко и непринужденно, пытаясь по крупице вытянуть слова из закрытого сына. В последний день первой недели, прямо вечером перед объявлением официального реста, Минхо по-настоящему нервный. Телефон, что был забыт на эти дни, снова вернулся в руки парня. Он проверял уведомления каждый час, отказываясь читать кучу сообщений от мемберов. Нет сообщения от главного человека. Джисон не написал ему ни разу, не позвонил или не передал сообщение через других. Так же, как и Минхо, который заходил в их общий диалог, но вновь выходил, блокируя телефон. — Джисон тоже уехал домой? — словно безразлично спрашивает мама, во время рекламной паузы очередной дорамы по телевизору. Она расслабленно качает ногой, покачивая лежащего на коленях Дуни, словно в колыбельке. — Я не знаю, — шепчет Минхо, давая понять, что на разговор о его парне он не настроен. — Так узнай, — не прекращает она. Слова сказаны с такой легкостью, будто нет ничего странного написать ему спустя неделю молчания. Словно лишь одна мысль о его состоянии не вызывает новый вагон боли внутри. До безумия стыдно за своё поведение, но страшно даже попытаться что-то исправить. Минхо молчит, заканчивая разговор и мама не спорит, начиная говорить о главной героине дорамы, которая вновь появилась на экране. Но разговоры о Джисоне не заканчиваются и мама спрашивает его снова и снова. Затрагивая разные темы от их концертов до совместных поездок в дом Минхо. Мама напоминает о том как им хорошо вместе и как те понимают друг друга без слов, добавляя что была свидетелем таких моментов. — Ты ведь чувствуешь, что он чувствует сейчас, — спрашивает мама поглаживая волосы Минхо, когда тот лежит головой на её коленях, согнав кота. — Я знаю, как тяжело вам быть так далеко. Минхо молчит. Страшно согласиться с этими словами. Ему тяжело и он знает как тяжело Джисону. Эти мысли губят, а сделать ничего не может, лишь идет все глубже в дебри ненависти к себе. Джунгли окутывают его тело, плотно натягивая свои ветви, словно тетиву. Кожа под ними лопается и Минхо зажмуривает глаза, переживая боль. — Солнце, позвони ему. Мама права, но Минхо всё также не находит в себе сил позвонить. Лишь смотрит на знакомый номер телефона, который записан в телефонной книге нежным «Хани». Телефон снова заблокированный и небрежно брошенный на подушки. Стыдно ощущать себя таким слабым. В последующие три дня советы позвонить Джисону становятся требованиями и Минхо приходится позвонить, пока мама не решила вызвать такси и отправить его обратно в общежитие разбираться с проблемами с глазу на глаз. Минхо просыпается с желанием покончить со своими страданиями от ненависти к себе. Умывается и собирается с мыслями пока гладит каждого из котов. Ближе к обеду он готов и с уверенностью находит нужный контакт. Палец подрагивает, когда приближается к иконке «Вызов», но глубоко выдохнув, он прижимает телефон к уху. Всего три гудка, но те длились дольше чем полторы недели проведённые дома. — Да, — слабый голос слышен в динамике, а Минхо слышит звук своего сердца, так громко, что он уверен — Джисону тоже слышно. — Джисон, я, — Минхо медлит, все продуманные слова стали слишком глупыми когда он услышал любимый голос. Младший не торопит, позволяя собраться с мыслями. — Я хотел сказать… Нет, я подумал, что мы могли бы встретиться. Как ты на это смотришь? — Да, я буду рад увидеться, — Минхо слышит улыбку в этих словах и облегчённо выдыхает. — Тогда где бы ты хотел встретиться? Может кофе? — Подожди секунду. Джисон убирает телефон от уха и с кем-то тихо переговаривается. Сложно разобрать слова и Минхо слышит лишь: «Минут десять» и «Большое спасибо». — Так вот, — возвращается Джисон. — Я хочу, чтобы ты открыл дверь через десять минут. Звонок завершается по другую сторону, а Минхо не может придти в себя, гипнотизируя картину на стене, всё также прижимая телефон к уху. Глупая улыбка растягивается на лице, а в голове лишь мысли, о том что мама была права. Ведь они чувствуют друг друга даже когда находятся далеко. Когда Минхо впускает в дом Джисона, который слабо, но безумно тепло улыбается, стыд и неловкость отходят на второй план. Тёмные круги под глазами и впалые щеки выдают его состояние, но это всё ещё Джисон. Главная и единственная любовь Минхо. И он ощущает это каждой клеточкой тела, когда младший тянется обниматься, но не к нему, а к пришедшему на разведку Суни. Кот смотрит на Джисона осуждающим взглядом, а затем демонстративно уходит. Джисон цокает и ругается себе под нос, снимая обувь и проходя внутрь. — Не обижайся на него, — нежно смеётся Минхо. — Ты просто руки не помыл. — О, — оборачивается Джисон и щурит глаза, будто пытается что-то разглядеть на лице старшего. Дыхание Минхо сбивается, ведь он думает, что младший хочет припомнить что-то с последней их встречи и высказать правомерные обвинения, но тот лишь улыбается и направляется в сторону ванной. — Я не удивлен, твоё же воспитание. Слегка неловко лежать на одной кровати после ссоры, ведь они так и не поговорили по поводу неё. Несмотря на это, тела обоих расслаблены. Им комфортно вместе даже в напряженной обстановке. Спокойное дыхание успокаивает и тишина не гнетет так как в тот день, лишь недосказанные слова крутятся в воздухе над их головами. Оба раздражены поведением друг друга и самих себя, но в этом молчании нет гордости. Они готовы начать разговор и извиниться, но им страшно нарушать хоть такую идиллию после недельной разлуки. — Ты ведь не знал что я приеду? — начинает Джисон и Минхо путается в мыслях. Откуда он должен был знать, что младший решит приехать? — Похоже нет. Меня мама твоя заставила приехать. Звонила три дня подряд и упрашивала сделать первый шаг, раз ее сын такой тугодум. Джисон поворачивается на бок и пару раз слабо стучит кулаком по чужой макушке. У Минхо расширяются глаза от удивления. Он даже не мог подумать, что мама может взять всё в свои руки и по-настоящему помочь им. Потребовалось пару мгновений, чтобы осознать глупость ситуации и Минхо не смог сдержать смеха. Мама решила всё за них, прямо как за маленьких детей. Воздух в комнате теплеет после беззаботного смеха. Дуни греет спину Минхо, вытянувшись на кровати, а Дори копирует его, но со стороны Джисона. Суни наблюдает из далека, он должен контролировать поведение младших братьев. В приятной атмосфере Минхо решается начать разговор первым: — Как там обстоятельства? — Без понятия если честно, — вздыхает Джисон и нервно дергает бровью. — Чан ничего не говорил? — Наверное говорил, — грустно усмехается младший. — Я не выходил из комнаты всё это время. — Вообще? — сердце болезненно сжимается, Минхо не знал, что эта ситуация может подкосить состояние настолько сильно. — Думаю я не чистил зубы семь дней, — Джисон морщит нос. — А потом позвонила твоя мама, и я… — Боже, Хани, прости меня, — Минхо с тревогой представляет, что ощущал младший и как тяжело ему было в одиночестве своей комнаты. В то время, как Минхо находился здесь и его окружали родные ему люди. — Я не должен был уезжать, — он притягивает Джисона к себе и тот сразу расслабляется в знакомых руках. — Не извиняйся, мы оба виноваты в этой ситуации, — бормочет Джисон в чужую шею, пуская до бабочек в животе приятное тепло по телу. — Но я уехал. — Тебе было бы тяжелее одному чем мне. Минхо не умеет быть в одиночестве в отличие от Джисона и оба прекрасно понимают это. Даже если бы Минхо остался там они бы не встретились за эту неделю ни разу. Джисон бы не выходил на связь и контакт, а Минхо не хватило смелости придти самому. Было бы сложнее в разы, особенно его соседям, ведь пришлось бы наблюдать, как Минхо копает себе яму, сразу засыпая себя глиной сверху. — Что же они придумали для нас, — вздыхает Минхо, а желудок сжимается от тревоги. — Вообще у меня есть песня, и я подумал, если мы запишем её вместе, то будет легче сделать заявление. После неё останется только подтвердить. — Я думаю если мы запишем твою песню, то это будет не подтверждение отношений, а люди решат, что мы наоборот развелись. — Эй, — Джисон толкает его в плечо с притворным драматизмом. — Я пишу не только стекло. — Я знаю, Хани, — шепчет Минхо в чужие волосы. Старший ни раз восхищался писательским талантом Джисона. Разнообразностью его текстов и настроений. — Эта песня изначально была о нас. Парни лежат долгие часы вместе, лишь изредка меняя положение, когда части тела затекают. Джисон рассказывает свой последний сон, а Минхо не может сдержать глупых шуток и младший в ответ сводит брови, злясь, но сдается и смеётся в ответ. — Ты правда думаешь, что на других планетах есть инопланетяне? — усмехается Минхо. — А кто там по-твоему? Иисус? — вспыхивает Джисон нависая сверху. Его отросшая челка щекотит нос Минхо и тот мило морщится, а Джисон специально трясет головой, чтобы увидеть это выражение лица вновь. — Роботы дурачок, — с самым серьёзным лицом отвечает Минхо и Джисон не сдерживается и падает на спину в приступе смеха. — Смешно тебе, а скоро будет нашествие. Они спустятся на Землю и айдолы будут больше не нужны, они же идеальные и не устают. — Ах вот оно что, — Джисон уже хватается за живот, ведь от смеха начало колоть бок. — Откуда такая информация? — Так я один из них. — А, — протягивает младший. — Я тебе верю. Даже котам надоело наблюдать за тем как парни выстраивают новые стены своего мира. Скрупулезно они проговаривают обиды, складывая кирпичик за кирпичиком. Больно проживать вновь эту боль, но они осознают необходимость этого. Они не устают вести серьёзный разговор, разбавляя его забавными историями. И замолкают лишь когда слышат хлопок входной двери. Родители вернулись с работы и оба спускаются, чтобы поздороваться. Мама входит первая и улыбается яркой улыбкой, а затем быстро проходит дальше и сжимает обоих парней в объятиях. Самые тёплые и успокаивающие объятия, которые обхватывают их стены новыми, скрывая от всего внешнего мира. Теперь даже нет щелочки, чтобы подсмотреть за злыми людьми снаружи. — Вы знаете, что мы всегда готовы принять вас здесь. Джисон, ты давно стал нашим вторым сыном и нам не важно кем вы являетесь. Тем более не важно что думают о вас другие люди, — мама шепчет самые нужные слова, которые сейчас требуются парням. — Ваша работа очень трудная и ответственная. Вы всегда находитесь под чужими оценивающими взглядами и не избежать неприятных слов в вашу сторону. Самое главное, что вы есть друг у друга и вы любите самой сильной и чистой любовью. Больше никогда не отстраняйтесь и будьте рядом. Минхо не позволял все эти долгие дни выплеснуть эмоции в наружу, переживая внутри и борясь с ними сам. Но в руках родной матери, которая говорит серьезные слова со строгостью и добротой в голосе, он позволяет себе расслабиться. Его слезы пропитывают белую материнскую блузку в области плеча, на которое тот склонился. Парень поднимает голову и встречается взглядом с отцом, самым строгим человеком в его жизни. Тот оперся на дверной проход и внимательно слушает, кивая каждому слову жены. — Всё, вы остаётесь здесь и отдыхаете последний день. Если вы не забыли, то у вас не отпуск, — строго говорит мама, отстраняясь, и взъёрошивает волосы обоих. — А завтра возвращаетесь и разбираетесь со всеми проблемами. Вам придется смириться с вашей новой, менее защищённой, жизнью. Только к вечеру следующего дня они собираются с духом. Джисон, трясущимися от напряжения руками, толкает знакомую дверь. Конечно же Чан уже в студии, он оборачивается и встречает парней тяжелой улыбкой. На рабочих мониторах, как обычно, расположились дорожки их миллионного по счету камбека. — Я рад, что вы здесь. — Всё сильно плохо? — не желая больше терпеть ни секунды, спрашивает Минхо. — Ну конечно ничего хорошего, — лидер пожимает плечами. — Хён, прости нас, — подает голос Джисон. — Тихо, — просит Чан, пересаживаясь на диван, устраиваясь прямо между них. — Я не желаю слышать ничего подобного. Лидер устало вздыхает и трёт глаза. Проблемы, созданные ими, свесились на плечи Чана и он разгребал их в одиночку, не позволяя себе потревожить ни одного из них. — Поймите, что никто не защищен от этого. Жаль только, что это вылилось в такую неприятную ситуацию. Я даже не хочу говорить вам слова, о том что следовало быть осторожнее и заниматься подобным лишь наедине, — он хмыкает, вгоняя парней в краску. — Вам это скажет ещё менеджер. А вообще, шума в интернете больше не из-за фотографий, а из-за того, что компания приняла решение отмалчиваться. — Может нам просто уйти? — предлагает Джисон и лидер смеется в ответ. — Репутация группы испорченна. — Кто же вас отпустит. — Точно, мы же в рабстве, — шутит Минхо, но в ответ получает лишь кивок со стороны Чана. «Мы дождались! После двухнедельного молчания компания JYP Entertainment выпустила ответ на появившиеся в интернете фотографии.» STAY0325 Урааа! Наконец-то мы получили ответ. Мы очень рады за парней, а кто продолжает жить в своем гомофобном мире, просьба выйти из фандома. Kristino4ka_love_lee_minho Выкусили? Минсоны реальны! Мы не шипперы или биливеры, мы просто смотрим реальности в глаза. Живите счастливо и любите друг друга! Straykidsworlddomination Мы очень рады за вас, ребята! Slavik_v_teme урааааааа, мои хорошие, я так за вас рада!!! а хейтеры пусть сосут жопу…